Глава двадцать седьмая Снова Синявинские бои
Глава двадцать седьмая
Снова Синявинские бои
(Морозовка, Арбузово, Ленинград. Начало августа 1943 г.)
6 августа. Ленинград
Кажется, пятьдесят и одна десятая метра — совсем не такая уж большая высота. Но и эта, главная, и другие Синявинские высоты господствуют над всей безотрадной, унылой местностью. От Невы до их подножий простираются жидкие, вязкие торфяные болота. На Синявинских высотах и в лесах за ними — гитлеровцы, а в болотах, на открытой низменной местности — мы.
Единственная соединяющая Ленинград со страной железная дорога, что проложена после прорыва блокады по болоту вдоль приладожских каналов, не только продолжает действовать, но и до предела уплотнила график движения поездов. С апреля применяется новый поточный метод: поезда идут караванами, один вслед за другим, а чтобы не было наездов одного поезда на другой, с хвостовых сигналов сняты маскировочные жалюзи, — сигналы ярко светят в ночи. При каждой непредвиденной задержке кондукторы выбегают из поезда и в восьмистах метрах от него кладут на рельсы петарды. Все движение поездов тогда останавливается.
Этот метод движения железнодорожники прозвали «системой езды по чужому хвосту». Всем движением поездов на опасном участке — в «коридоре смерти» руководит опытнейший начальник отделения А. Т. Янчук.
С Синявинских высот немцы видят поезда простым глазом и, освещая железнодорожный путь ракетами, нещадно обстреливают их прямой наводкой. Героизм железнодорожников не спасает их от значительных жертв.
И всё-таки каждую ночь (поезда теперь ходят только в ночное время) короткий простреливаемый отрезок дороги проходят один за другим тридцать эшелонов. Нашим командованием создана специальная контрбатарейная артиллерийская группа для подавления вражеской артиллерии в момент ее налета на поезда. Контрбатарейщики спасли немало составов, но избавить дорогу от опасности можно, только отняв у немцев Синявинские высоты.
А главное, взятие этих высот, за которыми в густых лесах немцы скрытно даже от воздушной разведки накапливают резервы, должно положить конец их новым попыткам замкнуть кольцо блокады.
Войскам 67-й армии был объявлен приказ: 24 июля начать наступление на Синявинские высоты. Но это число было названо ложно, — для дезинформации разведки противника. В действительности наступление началось 22 июля, и с этого дня наши войска ведут в болотах, у подножия высот, упорные бои. Враг, надежно укрытый в своих траншеях и укреплениях на склонах высот, хорошо видит внизу, перед собой, каждого нашего бойца, каждый пулемет, каждый танк, вязнущий в проклятом болоте. И все-таки наши полки штурмуют высоты, не отдавая врагу ни одного метра отвоеванной тяжким ратным трудом и большой кровью земли.
Из доставляемых по ночам тракторами, лошадьми и на плечах бойцов бревен и досок нами построены, врыты в болото сотни огневых артиллерийских и минометных позиций, погребов для боеприпасов, сотни землянок, дзотов… Все это сделано так умело, так скрытно от немцев, что начала нашего наступления на Синявино они не предугадали.
22 июля, ровно в половине пятого утра, вдоль всей полосы предстоявшего в тот день наступления (в направлении справа — на Анненское, слева — на Синявино) началась наша артиллерийская подготовка. Через два часа пять минут пехота поднялась и пошла на штурм вражеских укреплений. Артиллерия мгновенно перенесла огонь в глубину немецкой обороны, авиация сразу очистила воздух от гитлеровских машин, танки наши двинулись вместе со стрелковыми подразделениями. Бой с контратакующей, поддерживаемой танками и артиллерией гитлеровской пехотой сразу же стал крайне ожесточенным. Он длился до ночи и утром 23 июля после новой нашей артподготовки возобновился с тем же ожесточением…
Артиллерии, авиации, танков теперь у нас много, полагаю — в в два, а то и в три раза больше, чем было год назад. Первый удар и следующие наши удары оказались столь мощными, наступательный порыв наших воинов был столь высок, что фашистам вскоре же пришлось вводить в бой резервы. Еще до 1 августа на место перемолотых дивизий гитлеровцы вынуждены были поставить сначала одну (121-ю), затем еще три пехотные дивизии, а ныне, после 1 августа, они подтягивают к Синявину всё новые многолюдные подкрепления.
29 июля, когда я на велосипеде приехал к верховьям Невы в расположенную против Шлиссельбурга Морозовку, мне довелось услышать в редакции армейской газеты «Вперед за Родину» оглашенный в действующих частях приказ Военного совета по 67-й армии.
Из этого приказа я узнал много интересного, в частности первые результаты упорно продолжающейся Синявинской операции. Уничтожено пятнадцать тысяч гитлеровцев, разрушено больше четырехсот дзотов (половина всех имеющихся у врага в том районе), взято тринадцать крупных укрепленных узлов, первая линия вражеской обороны прорвана на девятикилометровом участке, и мы закрепились там; подбито и уничтожено шестьдесят танков, в том числе несколько «тигров».
И всё-таки после первых штурмовых ударов синявинские бои стали медленными, упорными, круглосуточными, кровопролитными…
Следует признать: при начале наступления планы нашего командования, окрыленного надеждой на быстрый успех, были более широкими, даже если судить только по передовой статье в армейской газете «Вперед за Родину», написанной генералами Кузнецовым и Фомиченко. Мы натолкнулись на более мощную систему немецких укреплений и на более сильное сопротивление немцев, чем ожидали, хотя их позиции перед боями были тщательно сфотографированы с воздуха, разведаны всеми возможными способами…
Да, наши части дерутся самоотверженно, прекрасно; да, нам удалось взять Арбузово; да, удалось прорвать первую линию обороны и продвинуться вперед. Но Синявино и тем более Мга — у гитлеровцев в руках по-прежнему и сейчас. Территориального успеха мы почти не добились.
Что такое, например, укрепленный узел Арбузово? Когда-то это было живописное, красивое село на левом берегу Невы. Оно стало передним краем обороны врага у нашего Невского «пятачка» — тем краешком, который много раз переходил из рук в руки.
После прорыва блокады гитлеровцы, опираясь на превращенную ими в крепость 8-ю ГЭС, зацепились и в Арбузове, создали здесь такой узел сопротивления, который считали неприступным. Только что разрушенный, как выглядит он сейчас?
От первой, опоясывающей левый берег Невы траншеи со множеством ячеек для стрельбы из пулеметов и автоматов тянутся отросточки ходов сообщения к выдвинутым массивным дзотам, откуда можно бить и вперед и вкось, вдоль самой траншеи. Многие десятки других ходов сообщения соединяют эту траншею и дзоты со следующими траншеями, протянувшимися параллельно первой в полутораста-двухстах метрах одна от другой. Таких траншей четыре, местами — пять, и все они были сильно укреплены, на случай если мы в них ворвемся, простреливались продольно пулеметами. Перед каждой траншеей между ходами сообщения были минированные поля, перед каждой — колючая проволока, кое-где — спирали Бруно и всяческие «сюрпризы». Блиндажи и землянки были построены прочно, имели по нескольку накатов из толстых бревен, укреплены рельсами, бетонными и броневыми плитами…
Разрушить и взять штурмом такой ершистый узел сопротивления, да еще на совершенно открытой местности, огражденной с одной стороны Невой, было делом трудным, потребовавшим от наших войск необыкновенного напряжения. И понятно, почему гитлеровцы считали этот и другие подобные этому узлы сопротивления в районе синявинских боев — неодолимыми.
Надо напомнить, что под склонами Синявинских высот всё болото еще до войны изрыто торфоразработками. Глубокие, выше чем в рост человека, выемки — котлованы, откуда вынимался торф, заполнены грязной, илистой кашицеобразной гущей, покрытой тиной. Эта гуща, как самая злейшая трясина, засасывает каждого рискнувшего вступить в нее бойца; попасть в нее — верная гибель. Передвигаться на десятках квадратных километров такой непролазной местности можно только по узеньким, часто в метр шириной, перемычкам. Даже в мирное время это пространство считалось почти непроходимым, — заброшенное, полное комаров, забытое, как говорится, богом и людьми место! А сейчас — в нем тысячи и тысячи наших людей, штурмующих засевшего на высотах, осатаневшего от своих неудач и потерь врага!
К концу июля заминка с продвижением наших войск стала очевидной, в армии люди стали скупы на слова, разговоры были: «Не получилось пока!.. Но получится после паузы!»
Каждый считает, что действительный успех — это только полное освобождение Ленинграда от блокады и истребление — до последнего — всех зарывшихся под Ленинградом гитлеровцев!..
И всем ясно, что на тех результатах, какие достигнуты к настоящему времени, наш фронт, безусловно, не остановится, что наступательные бои должны продолжаться и будут разгораться еще сильней!
Но если в нынешних боях снять блокаду и не удастся, то нашим войскам следует решить предварительную, важнейшую задачу. Как это и было сказано в приказе, услышанном мною 29 июля, теперь задача наших войск — постепенное, методическое разрушение Синявинского узла нашей артиллерией и авиацией, пехота должна закреплять каждый успех. Этот приказ поднял несколько было снизившееся настроение и поставил всё на реальную почву. Метр за метром расширять связи Ленинграда со всей страной, лишить гитлеровцев возможности попытаться вновь замкнуть кольцо блокады и всё больше освобождать Ленинград от артиллерийских обстрелов.
Бои под Синявином продолжаются до сих пор, не прекращаясь; артиллерии и авиации у нас настолько больше, чем у гитлеровцев, что в воздухе наше господство — полное, а в артиллерийских боях враг может противопоставить нам только сравнительно слабый и хуже организованный огонь. Но выбивать гитлеровцев надо пядь за пядью, их приходится выколупывать из каждой щели. Любой отвоеванный нами километр стоит на нашем фронте столько же, сколько стоила бы сотня километров на другом, скажем — на Южном фронте.
В таком же положении и Волховский фронт, который на стыке с Ленинградским ведет столь же ожесточенную борьбу. Другие армии Ленинградского фронта пока «молчат», там идет обычная «тихая» перестрелка, истребляют фашистов снайперы, идет поиск, работают разведгруппы, но значительных боев там нет.
Впрочем, артиллерия и авиация наши весьма активны и на всех участках Ленинградского фронта. Разведанные, тщательно пронумерованные цели вокруг Ленинграда уничтожаются нами круглосуточно.
…Утром 30 июля я наблюдал в небе интересное явление. Обстановка вокруг была такова.
В ночь перед тем бой под Синявином длился с прежним ожесточением. Я слышал непрерывное гудение самолетов, низвергавших бомбы на поле сражения; видел десятки парашютировавших ракет, — ярких, медленно плывших, оставлявших за собой длинные клубящиеся извитые дымовые хвосты; видел вспышки взрывов, озарявшие всё небо.
С утра в Морозовке вокруг дома, где помещалась редакция и где находился я, рвались и свистели над ним снаряды, затем в небесах происходил воздушный бой и вражеская артиллерия обстреливала мост через Неву, укрытый от воздушных корректировщиков нашей дымовой завесой. Трехэтажное кирпичное здание содрогалось от разрывов, от непрерывных каскадов гула, производимого нашей и немецкой артиллерией…
Мост через Неву тем не менее действовал, движение по нему автомобилей ни на минуту не прекращалось…
С Кесарем Ваниным, исполняющим обязанности редактора армейской газеты, я ходил на Неву купаться к простреленному, лежащему на воде у самого берега, железному понтону. На нем грелись, лежа на солнце, несколько женщин в купальных костюмах… На берегу загорали несколько красноармейцев, из леса доносились пулеметные очереди, там тренировались в стрельбе какие-то подразделения.
В это ласковое солнечное утро было странное ощущение полного смешения войны и мира: блаженство солнечных лучей, всплески тихой воды, рассекаемой купальщиками, беспечные голоса, а в какой-нибудь тысяче метров ниже по течению, у моста, — фонтаны от разрывов тяжелых снарядов, и — в дымовой завесе — вспышки огня, и, конечно, жертвы, и кровь, и высоко над завесой появлявшийся и исчезавший, окружаемый разрывами зенитных снарядов, назойливо ноющий мотором и поблескивающий винтом фашистский корректировщик…
В половине десятого утра я увидел в облаках любопытнейшее явление: световые дуги пересекали облака при каждом выстреле наших тяжелых орудий; освещаемые солнцем волны, образуемые летящим снарядом, бежали одна за другой. И такие же — менее отчетливо наблюдаемые — встречные волны от немецких снарядов.
Я не знаю, как называется такое явление, — за всю войну я наблюдал его в первый раз!
Бои за Синявинские высоты продолжались до осени. Было несколько неудачных попыток их штурмовать. Но после того как в разведке боем был захвачен один маленький, удобный для скрытого наблюдения холм, удалось разгадать метод сопротивления врага, и тогда, 15 сентября, после умелой и сокрушительной артподготовки Синявино и высоты, на которых располагался вражеский узел обороны, были взяты штурмом за какие-то короткие двадцать-тридцать минут. Линия фронта была окончательно выровнена, и с тех пор, удобная для нас, сохранялась до полного снятия блокады в январе 1944 года, когда разгромленная 18-я немецкая армия была на всем фронте отброшена из-под Ленинграда.