«Блестящие тускнеют офицеры…»
«Блестящие тускнеют офицеры…»
Во все времена штатские завидовали военным. Завидовали страстно и мучительно, старательно пряча зависть под иронией и сарказмом — мол, что нам эти служаки! Но стоило появиться в обществе мундиру, особенно гвардейскому или кавалерийскому, — и самые блестящие кавалеры из числа служащих по гражданской части «получали отставку». Недаром же писали поэты: «к военным людям так и льнут», «любят женщины военных»…
Однако не только мундирами, эполетами, оружием, наградами, усами и боевыми воспоминаниями затмевали офицеры «рябчиков», «шпаков» и прочих господ, не имевших чести принадлежать к военному сословию. Людей, носивших мундир, отличали особенные личные качества — смелость, патриотизм, умение ставить интересы Отечества выше своих собственных. Подробно говорить о том не имеет смысла, потому как и сегодня эти качества сохраняются в военном сословии — люди, прошедшие закалку в военноучебных заведениях, находящиеся в воинских коллективах, продолжают традиции своих предшественников. Ведь именно в этих традициях и заключена душа армейской службы.
Все же главный престиж службе придавало особое отношение к ней, да и вообще к воинскому сословию, российских императоров. Государи несли ответственность перед Богом и народом за безопасность вверенной им державы, нерушимость ее границ, а потому они были по-настоящему военными людьми. Даже на портретах цари изображались исключительно в военных мундирах.
Проходя службу в войсках, государи лучше узнавали своих подданных, завоевывали у них не только «должностной» авторитет, а с армией их связывали гораздо более прочные узы, нежели большинство европейских монархов. К тому же царям не нужно было объяснять, кто такие люди военные, сколь велика их роль в жизни общества и государства. Потому они преспокойно назначали действующих офицеров на любые партикулярные должности. Так, при Николае I обер-прокурором Святейшего синода был полковник лейб-гвардии Гусарского полка Протасов, дослужившийся на этом посту до чина генерал- лейтенанта. Гусар руководил священнослужителями! Между прочим, успешно.
Понятно, что жизнь, весьма отличавшаяся от той, которую вели чиновники и придворные, требовала от офицеров совершенно особенных качеств. Вот поэтому, когда 24 января 1722 года царь-реформатор Петр Великий ввел в действие «Табель о рангах», определявшую (слово «табель» было женского рода) строгую иерархию всех чинов воинской, статской и придворной службы, то в ней было предусмотрено старшинство воинской службы над прочими. То есть если обратиться к VI классу, то полковник был старше не только коллежского советника, но и действительного камергера.
Какое, кстати, это имело материальное выражение?
В книге И. Ульянова «Регулярная пехота. 1801–1855» сказано: «В 1838 году оклады офицерского жалованья несколько повысили: полковник теперь получал 2000 рублей ассигнациями в год, капитан — 1500, поручик — 1100, прапорщик — 850. Помимо этого, офицерам стали выдавать столовые и квартирные деньги».
Речь идет об офицерах армейской пехоты, самых низкооплачиваемых, если не брать в расчет гарнизонные войска. Но все же 850 рублей в год по тогдашним масштабам — это много или мало? Все познается в сравнении.
В 1841 году Николай Васильевич Гоголь написал свою знаменитую повесть «Шинель». Ее герой, Акакий Акакиевич Башмачкин, был, как известно, чиновник — «то, что называют вечный титулярный советник». По «Табели о рангах» это чин IX класса, что соответствует армейскому капитану. Капитан — ротный командир, и, думается, нет смысла объяснять, что входило в его обязанности, сколько было у него в подчинении людей. А чем был занят чиновник того же IX класса? Перепиской бумаг! То есть выполнял ту работу, с которой сегодня справляется обыкновенная секретарша. Гоголь пишет, как один раз пытались поручить Акакию Акакиевичу более сложное задание: «дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье». Он этого не сумел, и потому «оставили его навсегда переписывать».
За свою «секретарскую» работу титулярный получал 400 рублей годового жалованья, капитан — почти в четыре раза больше, не учитывая «столовых и квартирных». Но кто скажет, что это несправедливо? Вот и понимаешь, что военная служба действительно ценилась выше, чем гражданская…
Не послужить в России было и невыгодно, и стыдно. 18 февраля 1762 года император Петр III подписал манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». Считается, что с тех пор можно было с равным успехом и служить, и не служить. Но, в соответствии с манифестом, дворян, вообще не служивших, велено было рассматривать «яко суще нерадивых о добре общем», их даже ограничивали в правах, вплоть до того, что не только запрещали появляться ко двору, но и бывать «в публичных собраниях и торжествах».
Подавляющее большинство дворян выбирало престижную военную службу. Если войны не было, то многие через несколько лет увольнялись корнетами или поручиками, до конца дней своих вспоминая родной полк и офицерскую жизнь. Другие же постепенно выходили в чины и презрительно глядели на «шпаков» и «рябчиков», переписывавших в канцеляриях бумаги и бравших взятки. Ну а если была война, то офицеры — не только армейские, но и гвардейские — отправлялись в поход, и Бог весть кому из них суждено было возвратиться!
Конечно, большинство офицеров и сегодня служит не за деньги и чины. Но ведь и у нас есть семьи, которые надо содержать, да и просто хочется, чтобы материальные возможности офицера соответствовали его общественному статусу. А то ведь понятие «нищие офицеры» уже прочно вошло в народное сознание, и говорить о престиже воинской службы смешно.
Здесь, кстати, уместно привести строки из доклада, помеченного грифом «Секретно»: «Существующие оклады в настоящее время при увеличивающейся дороговизне жизни уже не удовлетворяют даже скромным потребностям военнослужащих… Недостаточность содержания ставит офицеров, особенно семейных, в бедственное положение, не позволяя им жить соответственно требованиям общественного их положения, и до крайности затрудняет им воспитание своих детей…»
Это доклад военного министра генерала от инфантерии П. С. Ванновского императору Николаю II, сделанный в начале царствования.
Охарактеризовав положение офицеров и военных пенсионеров как бедственное, министр указывал, что это привело к падению качества офицерского корпуса: образованные молодые люди в армию не идут, выпускники военных гимназий и молодые офицеры ищут места «на гражданке», а старики всячески держатся за службу, оттягивая выход на нищенскую пенсию.
Когда же и почему в России произошел переворот в отношении государства и государя к своей армии? Все началось при императоре Александре II, когда на пост военного министра пришел генерал Дмитрий Алексеевич Милютин, чрезмерно, пожалуй, увлекшийся «гуманитаризацией» армии. Сменивший его в 1881 году Ванновский постарался возвратить в войска традиционный «строевой и командный дух», но, к сожалению, не имел надежного союзника в лице нового государя. Александр III, царь-миротворец, военное дело не слишком жаловал, а главное — не очень понимал военную душу. При нем был нанесен весьма чувствительный удар по традициям армии: произошла унификация кавалерийских полков, превращенных из гусарских и уланских в драгунские, была введена «мужицкая форма», соответствовавшая массивной фигуре царя, но отнюдь не красившая людей менее могучей комплекции.
Благодаря мудрой политике нашей дипломатии Россия жила в мире и, казалось, в полном благополучии, а потому государь про армию стал забывать. Очень напрасно, потому как, во-первых, с древних времен известно: «Хочешь мира — готовься к войне», а во-вторых, как предупреждал его отец, Александр И, «у России есть в мире только два надежных союзника: ее армия и ее флот». Впрочем, к сожалению, Александр Александрович III забывал не только армию.
Вот строки из книги «На службе трех императоров» генерала от инфантерии Н. А. Епанчина, который командовал батальоном в л. — гв. Преображенском полку как раз в то время, когда 1-м батальоном там командовал будущий Николай II: «Цесаревич усердно исполнял свои военные обязанности… Но жаль, что этим и ограничивалась в последних три года работа наследника престола, а ведь пора было дать ему более широкие обязанности, и притом такие, которые подготовляли бы его к будущей царской работе. Дело же было поставлено так, как будто цесаревича подготовляли к должности полкового командира».
Думается, полковник Романов мог бы стать прекрасным командиром полка, а вот императору Николаю II подготовленности и кругозора явно не хватило. Конечно, «хозяйство» ему досталось запущенное. Поражение в войне с Японией подвело итог военного строительства последней четверти XIX века, а предпринятые затем спешные попытки возрождения армии, ее славных традиций, «военного духа», исторического обмундирования и значительное повышение денежного содержания офицеров запоздали…
Грянула мировая война, и на полях ее сражений очень скоро полегли основные силы офицерского корпуса, бездумно и нерационально брошенные в бой. Была у русских офицеров традиция идти в атаку впереди своих солдат и пулям не кланяться. На смену этим офицерам приходили выпускники школ прапорщиков и ускоренных курсов военных училищ. «Блестящие тускнеют офицеры… — писала тогда поэтесса. — Уже не так изысканны манеры, остались только выправка да честь». Сейчас, кстати, уже и выправки не осталось. Только, пожалуй, чувство чести — единственное, что отличает военного человека от всех прочих.
А тогда, в те времена, множились в тылу разного рода комитеты и комиссии, процветали канцелярии и министерства, где кормились целые армии разного рода чиновников, «народных избранников», «представителей», «радетелей» и т. д. Но ни прапорщики, ни многочисленные чиновники и «народные радетели» спасти сначала армию, а потом и империю от крушения не могли. Да, пожалуй, не очень-то и желали…