Возвращение на Балтику

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Возвращение на Балтику

Если перелистать страницы истории, то можно заметить, что каждое столетие начиналось для России громким военным поражением. 1905 год — Порт-Артур и Цусима, 1805 год — Аустерлиц, а 1700 году была Нарва… Впрочем, обо всем по порядку.

Чем больше проходит времени, тем однозначнее, что ли, становятся в нашем представлении исторические персонажи. За толщей веков стираются случайные, отдельные черты, забываются благие намерения и совершенные ошибки, но остается самое главное — реальная польза, принесенная Отечеству.

Сложнейшая и противоречивая личность первого российского императора Петра Алексеевича сегодня получает положительную оценку — именно при нем Россия приобрела выход к Балтийскому морю, возвратила ранее утраченные земли, при нем создавались основы промышленности его стараниями возникли регулярные армия и военно-морской флот… А потому мало кто сейчас вспоминает, какую цену пришлось заплатить за это нашему народу — империя, в полном смысле слова, была выстроена на человеческих костях.

«В продолжение всей своей истории Россия стремилась к свободному морю, как лишенное света растение стремится к солнцу. Русь родилась на волнах — в варяжской ладье, ее политика не могла не быть политикой в первую очередь морской, — писал А. А. Керсновский. — “Морская традиция” была оставлена в упадочную пору русской государственности… Петр понимал, что лишь выходом к морю можно вернуть России ее великодержавность».

Из двух некогда принадлежавших России морей Черное закрывалось проливами, принадлежавшими туркам, и обеспечивало связь с латинскими странами, с которыми русский царь не желал устанавливать особенно тесных отношений. Более перспективным представлялось Балтийское — «окно в Европу», торговые пути к Англии, Франции, Голландии, Скандинавским государства. Однако немцы и шведы начали вытеснять русских с берегов Финского залива еще в конце X — начале XI века, а в середине XVII столетия здесь утвердилась шведская гегемония. Разумеется, такого современного понятия, как «страны Балтии» не было тогда и в помине… По количеству населения Швеция превосходила Россию.

Вступая в войну, царь Петр Алексеевич заручился союзниками — Данией и Польско-Саксонским королевством. Датский король Фридрих IV мечтал о возвращении шведской Голштинии, польский Август II Л Лифляндии. К сожалению, России изначально не везло на союзников, которые в худшем случае нам изменяли, а в менее худшем — просто оказывались биты. Достаточно вспомнить Альпийский поход войск Суворова, события, предшествовавшие Аустерлицу, предательство союзников в 1814 году, жертвы, понесенные Русской армией для Франции ровно его лет спустя…

Так получилось и в Северной войне. В марте 1700 года датчане дерзко вторглись на Голштинские земли, на что Карл XII тут же ответил сокрушительным ударом, высадив десант прямо у стен Копенгагена. В результате Дания бесславно вышла из войны за день до того, как Россия в нее вступила.

Не лучше обстояло дело и с Польшей. Король Август II храбро осадил столицу Лифляндии Ригу, но вскоре был весьма «смущен» достойным отпором гарнизона, равно как и известием о том, что приближается шведская армия… И поляки с саксонцами также спешно отступили.

Россия осталась с грозным противником один на один…

Споры о том, когда официально считать дату рождении Русской армии, идут не только между историками. Бытует мнение, что «царь-преобразователь» не был по своей сущности оригинален, а просто продолжил и развил преобразования, начатые его отцом, государем Алексеем Михайловичем. Н о вот что писал про реформы «Тишайшего» известный историк В. О. Ключевский: «…поназывали несколько тысяч иноземцев, офицеров, солдат и мастеров, с их помощью кое-как поставили значительную часть своей рати на регулярную ногу, и то плохую… и построили несколько фабрик и оружейных заводов». Военная реформа в XVII веке откровенно буксовала, о чем свидетельствовал и А. А. Керсновский: «Страна погрузилась в глубокий и полный маразм, раздираемая религиозными настроениями, внутренними смутами, придворными интригами и военными бунтами. Военное бессилие России было полным…»

Весной и в начале лета 1700 года Великим Петром было сформировано двадцать девять пехотных и три драгунских полка, однако реальную боевую силу составляли только четыре полка, существовавших ранее, — гвардейские Преображенский и Семеновский и «выборные», т. е. отборные по своему составу, Первомосковский полк Франца Лефорта и Бутырский Патрика Гордона.

А остальное была просто масса шестьдесят тысяч плохо обученных, слабо вооруженных солдат. К тому же, Петр I основательно укомплектовал свою новорожденную армию «военспецами» — иноземными офицерами. В большинстве это были истинные кондотьеры, не знающие ни языка, ни нравов, ни обычаев русского народа. Они не вызывали у подчиненных не только любви и уважения, но даже доверия… Зато Швеция имела могущественную современную армию и мощный флот — 42 линейных корабля и 12 фрегатов при тринадцати тысячах моряков, тогда как Российский флот почти весь состоял из гребных судов.

Начинать войну в таких условиях было безумием, но и не начинать было нельзя. Чтобы вернуть былую великодержавность, России следовало возвратить утраченные земли, овладеть морем, пробиться к торговым путям… Русский царь решил овладеть Ингерманландией, тем самым разъединив шведские владения — Финляндию с одной стороны, Эстляндию и Лифляндию — с другой. Крепость Нарва считалась ключом к Ингрии, оттуда открывался путь на Ревель и Ригу. Вот и двинулись туда наобум — без реальной подготовки и продуманных планов.

… 19 августа 1700 года, обезопасив свой тыл со стороны Турции — мир с ней был подписан днем ранее — Россия объявила Швеции войну. Царь Петр Алексеевич сообщал шведскому королю; «…к новгородскому воеводе указ послали, дабы, как наискорее объявя войну, вступить в неприятельскую землю и удобные места занять, такожде и прочим войскам немедленно идтить повелим, где при оных в конце сего месяца и мы там обретаться будем».

Послание это звучит весьма самонадеянно.

Русская армия — двадцать пять пехотных и два кавалерийских полка почти со всей артиллерией двинулась к шведской крепости Нарве.

«Петр решился идти прямо к Нарве, — сказано в «Истории Петра Великого» А. С. Чистякова. — Известий о Карле XII не было, а между тем со всех сторон говорили, что Нарва плохо укреплена, и взять ее нетрудно».

Судя по этому описанию, не позаботились даже о разведке…

Сорок тысяч русских войск под командованием герцога Карла-Евгения де Круа при 145 орудиях подошли к крепости и обложили ее со всех сторон. Силы были значительные, однако воевать следовало не числом, а умением. Осада затянулась, гарнизон сдаваться не собирался, припасов в Нарве оказалось с избытком, зато осаждающая армия изрядно оголодала, и Петр I поспешил в Новгород, чтобы организовать доставку продовольствия и встретиться с саксонским королем Августом…

Вот тут-то под Нарву и подоспел Карл XII с отрядом в восемь тысяч человек при 37 орудиях. Шведский король разведкой не пренебрег и действовал по точному расчету. Русский укрепленный лагерь он атаковал внезапно — ночью, в тот самый момент, когда начавшаяся метель переметала все вокруг. Удар был очень силен, но его смогли отразить, де Круа даже успел перестроить войска, организовать оборону лагеря. При этом все свои силы он растянул в тонкую цепочку вокруг лагеря — и солдаты, разделенные снежной круговертью, потеряли друг друга! Каждый вдруг почувствовал себя покинутым, брошенным на произвол судьбы. Для большинства из них это был первый бой, а не дай Бог оказаться в первом бою в одиночестве! Петровское войско было тогда еще не армией, но скопищем вооруженных людей, потому как армию определяют не внешние атрибуты, а воинский дух. Ведь настоящий русский солдат и в одиночестве чувствует себя частицей несокрушимой силы, но туг и сообща люди себя таковой не чувствовали… Вот и зашелестело по рядам, пошло криком: «Немцы изменили!» В этот критический момент испуганные солдаты сразу списали все на иноземных командиров и принялись их избивать. Спасаясь от собственных солдат, офицеры стали сдаваться в плен шведам.

…Трагичной оказалась судьба герцога де Круа, плененного неприятелем. Пребывая в плену, фельдмаршал наделал предостаточно долгов, так что когда же он вдруг умер, заимодавцы арестовали его… труп, который потом более ста лет пролежал непогребенным в церкви святого Николая в Ревеле!..

Разгромленная русская армия бежала, иноземные офицеры сдавались, а посреди этой вакханалии несокрушимо стояли каре Преображенского и Семеновского полков, уже прошедших школу Кожуховского и Азовского походов, закаленных в боях, ставших подлинной основой новой армии. Огороженные повозками и рогатками, они вели огонь по врагу и с наел и честь русского оружия, обеспечив отступление наших войск за реку Нарову…

«Нет никакого удовольствия биться с русскими, — заявил тогда восемнадцати летний король Карл XII, — потому что они не сопротивляются, как другие, а бегут». Шведы даже выбили медаль с изображением бегущего царя Петра в слезах, бросившего шпагу, потерявшего шапку…

Самое опасное на войне — презирать неприятеля и слишком рано праздновать победу. Хотя шведам казалось, что до нее остается всего лишь несколько шагов. «Ужас и смятение охватило Россию при известии о нарвском погроме. Армия лишилась начальников, задержанных в свейской неволе, — лишилась и всего своего “снаряда”. Дух войск, даже и не бывших в деле, был подорван, в продолжении войны отчаивались», — свидетельствовал Керсновский.

Сложно сказать, как бы происходило дальше формирование нашей армии и развивалась история Государства Российского, если бы многотысячное петровское войско взяло Нарву в результате первого приступа. Скорее всего, царь уверовал бы в свои силы, и далее русские воевали бы тем же манером — не умением, а числом, давя массой, ибо па Руси народу много.

Но тут стало ясно, что многолюдство на войне — не самое главное. Главное — это обученная, закаленная армия, это истинный воинский дух, способный творить чудеса. Царь Петр понял это со всей очевидностью.

«По глухим просекам дремучих ингерманландских и новгородских лесов шли, погибая от голода и стужи, толпами и поодиночке, остатки разоруженного шведами сермяжного воинства — первой регулярной русской армии… Тысячи из погибли в ту памятную зиму — из уцелевших же вышли полтавские победители», — писал А. А. Керсновский. Недаром же великий Суворов говаривал, что «за одного битого двух небитых дают».

Первым делом государь распорядился привести в порядок отходящие от Нарвы полки. Спешно укреплялись приграничные города Новгород, Псков, Печерский монастырь… В течение зимы 1700 1701 годов была полностью реорганизована вся армия: сформировано десять драгунских полков — по тысяче человек в каждом, из старых пушек и церковных колоколов отлито 270 орудий — вдвое больше, чем потеряли под Нарвой, был укреплен командный состав армии, тщательно продуманы планы и принципы ее боевых действий…

Работы по укреплению границ контролировались самым жестким образом. Вот свидетельство С. М. Соловьева: «Пришедши в Печерский монастырь, Петр при себе велел заложить первый раскат у святых ворот и назначил быть на работе полуполковнику Шеншину. Пришедши потом на работу и не заставши там Шеншина, он велел бить его плетьми нещадно у раската и послать в Смоленск в солдаты. В Москве… повешен Леонтий Кокошкин за то, что был он у приема подвод в Твери и взял пять рублей денег; в Новгороде повешен Елисей Поскочин за то, что брал деньги за подводы».

Такими радикальными методами боролся государь с коррупцией и недобросовестным отношением должностных лиц к служебным обязанностям. Зато и армию реформировали, и границы укрепили, и войну в конце концов, выиграл и. Да и великую империю сумели создать. Сохранилось, кстати, письмо капитана бомбардирской роты Яна Гуммерта, бежавшего после Нарвы к шведам, а потом раскаявшегося в своем предательстве: «Сила вашего величества неописана и так велика, что с тремя или четырьмя неприятелями вместе можно вести войну с пользою; люди сами по себе так хороши, что во всем свете нельзя найти лучше; но нет главного — прямого порядка и учения. Никто не хочет делать должного; думают только наполнить свое чрево и мешок, а там хоть все пропади».

Между прочим, словно бы вчера написано.

Царь Петр умел делать выводы… Этот мудрый государь не жалел сил и средств для укрепления армии, видя в ней главную опору возрождающегося, выходящего на европейскую и мировую арену государства. Петр сказал тогда провидческую фразу: «Ученики выучатся и отблагодарят своих учителей».

Волей государя «Нарвская конфузия», как нарекли современники это поражение, оказалась отнюдь не роковым генеральным сражением, но прологом длившейся два десятилетия Северной войны. Так что шведам следовало бы не возноситься после своей победы, а крепко призадуматься о том, что станут делать русские, которые не собирались складывать оружия. Но, к своему несчастью, Карл XII успел возомнить себя непобедимым полководцем. Если перед Нарвой хорошо работала шведская разведка, и «король Карлус» был прекрасно осведомлен о нашем войске, то после «конфузии» противник словно бы потерял к нам интерес. Последующие события просто не укладываются в логику предыдущего военного поражения. Казалось бы, «великому полководцу» Карлу XII самая пора навестить своего «царственного брата» т его территории. Например, стремительным маршем дойти до Москвы. Но нет — все летние бои происходили на шведской территории.

Русский царь навязывал свою инициативу. Было решено вторгнуться в шведские пределы, но далеко не углубляться, а в бой вступать только при значительном численном превосходстве, действовать осторожно и осмотрительно… Таким образом, армия приучалась к войне, получала боевую закалку, переходя от выполнения менее сложных задач к более трудным.

Исключение было всего лишь одно: 12 (23) июня эскадра адмирала Шеблата попыталась подойти к Архангельску. Семь шведских кораблей шли к русским берегам под английскими и голландскими флагами, но были вовремя обнаружены и опознаны. В результате боя противник бежал, потеряв два судна, севших на мель. «Зело чудесно!» — отозвался по этому поводу наш государь.

Итак, в кампании 1701 года тактической инициативой владели русские. Перехват стратегической инициативы был еще впереди. «Решено было двинуться в шведские пределы, но далеко не зарываться, — писал Керсновский. — В бой вступать лишь при наличии подавляющего численного превосходства и, действуя осторожно и осмотрительно, постепенно приучать войска к полевой войне, закаливая их переходом от более легких к более трудным задачам».

Не стоит забывать, что в ту нору Швеция считалась первостепенным государством и обладала лучшим в Европе, а, следовательно, и в мире, воинством. Это Карл XII доказал самым убедительным образом, когда 9 июля 1701 года наголову разгромил под Ригой сильную саксонскую армию.

Однако, как сказано в «Истории Северной войны» Б. С. Тельпуховского, «Петр I настоятельно требовал от Шереметева посылки отдельных отрядов в пределы Лифляндии для уничтожения мелких отрядов Шлиппенбаха. В этих набегах прошел весь 1701 год».

Генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев — один из лучших русских полководцев того времени. Под Нарвой он командовал иррегулярной конницей и, по свидетельству Д. Н. Бантыша-Каменского, «советовал главнокомандовавшему обложить город малою только частию войска, а с остальною идти на встречу Карла XII, ожидать его на выгодном месте и дать сражение, в котором вся армия могла бы действовать против шведов соединенными силами, но герцог Крои отвергнул мнение опытного вождя…».

Царь Петр согласился тогда с правотой Бориса Петровича, но, к сожалению, уже постфактум… «Нарвская конфузил» оставила заметный след в душе генерала. Несколько медлительный, он стал еще и предельно осторожным, так что государю порой приходилось его буквально понукать.

Так произошло и в конце декабря 1701 года, когда отряд Шереметева, дойдя почти до Дерпта — Тарту, старинного русского города Юрьева, — обнаружил стоявший там восьмитысячный отряд генерала барона Шлиппенбаха, командовавшего шведскими войсками в Лифляндии. Шереметев превосходил противника по численности: у него было 4 тысячи драгун при трех конных орудиях, 6 тысяч иррегулярной — «нестройной» — конницы и 8 тысяч пехоты при 16 орудиях, однако все это было необстрелянное, неопытное войско. Генерал-аншеф доложил о своем открытии государю, Петр потребовал атаковать, Борис Петрович долго колебался — и решился!

Сражение началось буквально анекдотом. Шереметев послал на разведку «нестройную» конницу, которую противник… проигнорировал, приняв за мародеров. После этого в наступление перешел весь русский отряд.

28 декабря (8 января) передовой отряд нашей кавалерии столкнулся со шведской партией в триста человек и взял ее в плен! Это показалось чудом. От пленных стало известно, что барон II 1липпенбах уже оповещен о приближении русских, а потому Шереметеву ничего не оставалось, как поспешить.

В морозный день 29 декабря, когда «нестройная» кавалерия уже схватилась со шведской конницей, Шереметев с драгунами подошел по глубокому снегу к мызе Эрестфер, спешился и развернул свои силы к атаке на крутой горе. Противник осыпал его пулями, атаковал и вскоре окружил. Казалось, поражение неминуемо, но русские стояли насмерть, ожидая подхода основных сил пехоты и артиллерии. Как сказано в «Русском биографическом словаре», «с большим трудом удалось Шереметеву удержаться до подхода артиллерии Чамберса (генерал-майор Иван Иванович Чамберс, первый командир гвардейского Семеновского полка), освободившей его тыл; почти все снаряды были уже расстреляны — оставалось по выстрелу на орудие и по два заряда на ружье».

Но тут, получив подкрепление, русские всей силой навалились на Шлиппенбаха, сбили его с позиции, обратили вспять и прогнали по глубокому снегу за три версты за Эрестфер.

Первая русская победа в Северной войне оказалась весьма убедительной: противник потерял до 3 тысяч человек убитыми, 400 — пленными, 8 знамен и 4 орудия. У Керсновского, впрочем, названо 16 знамен и 8 орудий, а в «Истории Петра Великого» А. С. Чистякова — 6 полевых орудий. Наши потери простирались до тысячи человек.

Обратимся вновь к «Истории Петра Великого»:

«Петр невыразимо обрадовался этой крупной победе над шведами; он воскликнул:

— Слава Богу, мы можем, наконец, бить шведов!

Шереметева возвел в генерал-фельдмаршалы и послал ему орден Андрея Первозванного и свой портрет, осыпанный брильянтами; всем офицерам дал следующий чин и денежную награду на солдат, по одному рублю».

Что ж, русский мужик долго запрягает, да быстро едет. «Конфузии» помогали, хотя и очень дорогой ценой, ускорить «запряжку» — подготовку армии к грядущим победоносным походам. Неудачный штурм Нарвы вообще сыграл исключительную роль, потому как ему Россия обязана созданием современной по тем временам регулярной армии. Недаром же обер-офицеры лейб-гвардии Преображенского и Семеновского полков до февраля 1917 года носили нагрудные знаки с датой «19 ноября 1700 года». Это, кстати, не мешало бы знать сторонникам определения начала «летоисчисления»

Русской армии по какой-нибудь громкой победе. Петр Великий начал свой отсчет с поражения…

Через девять лет после «Нарвской конфузим» последовала Полтавская победа — а через девять лет после Аустерлица русские войска вошли в Париж. И если бы не «известные события», то Первая мировая война могла закончиться полным разгромом кайзеровской Германии, к чему все уже шло…

Царь Петр самодержавно правил с 1689 по 1725 год. Война со Швецией, нареченная Северной, продолжалась с 1700 по 1721 год — большую половину его царствования. Начинавшаяся «Нарвской конфузией», она завершилась сокрушением шведской армии и вытеснением Шведского королевства на европейские задворки. В общем, «ученики выучились и отблагодарили своего учителя». А через два месяца после завершения войны русский царь принял титул Всероссийского императора. Россия вошла в число первостепенных европейских держав.