23. Катастрофы не произошло Сектор «Йзи-Ред», «Омаха»
23. Катастрофы не произошло
Сектор «Йзи-Ред», «Омаха»
«Высадка на „Омахе“, — писал спустя три десятилетия после дня „Д“ генерал Брэдли, — была сплошным кошмаром. Даже сегодня мне больно вспоминать о том, что происходило 6 июня 1944 г. Я постоянно возвращаюсь к тому времени, чтобы почтить память доблестных ребят, которые погибли на берегу. О них невозможно забыть. Надо помнить и о тех, кто прожил этот день на волоске от смерти. Все, кто был на „Омахе“, — настоящие герои».
Командный пост Брэдли представлял собой рубку размером три на шесть метров, построенную специально для него на палубе крейсера «Огаста». На стенах висели карты Нормандии. В центре размещался планшетный стол с крупномасштабным изображением мест высадки. Неподалеку сидели секретари-машинистки. Брэдли редко появлялся в этой рубке. Большую часть времени он проводил на мостике, стоя рядом с адмиралом Аланом Дж. Кирком, командующим западной военно-морской группировкой. Брэдли заткнул уши ватой, чтобы обезопасить их от гула залпов орудий «Огасты», и наблюдал за сражением через бинокли.
Для Брэдли это было время «самых тяжелых личных переживаний и даже отчаяния». Он мог видеть только дым и взрывы. К нему не поступали сообщения с поля сражения. Генерал-майор Леонард Джероу, командующий V корпусом (1-я и 29-я дивизии), докладывал только отрывочные сведения, полученные от шкиперов десантных судов, которые возвращались в транспортную зону за очередным десантом. А их сообщения были неутешительные: «Хаос! Катастрофа! Жуткие потери!»
«У меня было ощущение, — писал позднее Брэдли, — что нас постигла беда, и оставалась лишь маленькая надежда на то, мы высадимся… Я мучился над решением об отходе, но продолжал молиться, чтобы наши ребята удержались».
Так чувствовал себя человек, столкнувшийся с двумя одинаково безвыходными альтернативами. К 9.30 прилив накрыл почти все заграждения. Сотни десантных судов застряли у берега, поскольку высадка была приостановлена. Отправка новых эшелонов для подкреплений, как планировалось, еще больше обострила бы ситуацию на пляжах. Не направлять их — означало бы оставить без поддержки тех, кто сражался на побережье.
Сам Брэдли, думая о возможном отступлении, говорил себе: «Этих ребят уже нельзя вернуть назад». Так же считал и генерал Эйзенхауэр. Без радиосвязи было просто немыслимо отозвать солдат 116-го и 16-го полков и рейнджеров, которые уже взбирались на скалы (хотя об этом не знали ни Брэдли, ни высшее командование). Отвести солдат, залегших у галечной насыпи, можно было, но если бы они вышли из укрытия, то их тут же бы перебили. На «Омахе», как нигде, тыловой огонь был сокрушительный. В любом случае десантным кораблям у побережья пришел бы конец. На пляжах создалось столпотворение людей и техники.
Брэдли исключал возможность отступления. Не представлялась разумной и отправка следующих эшелонов на «Юту» и британские участки побережья. Тогда ему пришлось бы пожертвовать десантниками на «Омахе». Более того, в таком случае образовался бы огромный разрыв между «Ютой» и «Золотом» протяженностью около 60 км. Все это могло привести к окончательному провалу операции по вторжению.
Под началом Брэдли, командовавшим 1-й армией США, находилось более четверти миллиона человек. Но, стоя на мостике «Огасты», он чувствовал себя беспомощным созерцателем, жаждущим получить хоть какую—нибудь информацию. На берегу можно было изменить план действий в соответствии с обстановкой. На мостике «Огасты» Брэдли не мог переделать общий план операции.
Командный пункт генерала Джероу располагался на флагманском корабле «Анкон». Первые три часа вторжения он пребывал в таком же неведении, как и Брэдли. Он велел помощнику начальника штаба V корпуса полковнику Бенджамину Талли пройти вдоль побережья на ДАКВ и доложить о наблюдениях. Талли сообщил, что даже с расстояния 500 м он не смог ничего обнаружить. Он доложил, что «пляжи забиты техникой, противник ведет массированный артиллерийский и пулеметный огонь, а выезды с берега по-прежнему закрыты». Из-за дыма Талли не смог разглядеть десантников, поднимавшихся наверх. Ему было неизвестно о поступившем в 8.30 приказе командующего 7-м морским десантным батальоном о приостановке высадки. Поэтому он сделал вывод о провале десанта. В 9.45 полковник сообщил Джероу о том, что «ДСТ сгрудились у берега, как стадо коров».
В 9.45 Джероу отправил первое донесение командованию 1-й армией. Оно было сумбурным и тревожным: «Заграждения заминированы. Продвижение медленное. 1-й батальон 116-го полка в 7.48 передал, что солдаты залегли под пулеметным огнем. Два ДСТ уничтожены артиллерией противника. Танки „ДД“ затонули на участке „Фокс-Грин“.
Через пять минут генерал-майор Кларенс Хюбнер, командующий 1-й дивизией, получил сообщение с берега: «Слишком много техники. Нужны войска. 30 ДСТ не могут подойти к прибою из-за сильного огня. Обстрел не прекращается».
Хюбнер распорядился высадить 18-й полк целиком на «Изи-Ред», но только один батальон находился на ДССПЛС, другие надо было перегружать с ДСП на ДССПЛС. Кроме того, еще действовал приказ о приостановке дальнейшего десанта.
Брэдли послал к берегу на торпедном катере своего помощника майора Честера Хансена и артиллериста капитана Джозефа Веллингса. Вернувшись, они сообщили:
— Даже невозможно разобрать то, что там происходит.
С точки зрения генералов, надвигалась катастрофа, и они ничего не могли поделать, поскольку находились в стороне.
На «Омахе» сложилась настолько тяжелая ситуация, что раненых надо было эвакуировать на вражескую территорию. Это не часто случалось в истории войн. Медпункты были установлены у галечной дамбы. Санитары рисковали своими жизнями, вынося раненых с берега. Помощь была минимальная: перевязки, лубки, морфин, плазма крови (если она имелась в наличии). Медицинские команды выходили с опозданием, не в тех секторах и нередко без необходимого оборудования. 116-й полк потерял весь запас плазмы крови, когда затонули его два десантно-пехотных судна.
Тем не менее штабной офицер 116-го полка вспоминает: «Медицинские подразделения были самыми активными на берегу. Не имея достаточных препаратов и инструментов, врачи без колебаний принимались за самые сложные операции — сквозные ранения головы и живота».
Медикам на берегу положение казалось еще более катастрофическим, чем генералам. Майор Чарлз Тегтмейер, хирург 16-го полка, высадившийся в 8.15, так описывает то, что он увидел: «Насколько хватало глаз, лежали, уткнувшись лицом в песок, тела погибших, раненые и еще живые десантники… Пляжи были ими забиты, как коробки сигарами… Отовсюду доносились отчаянные крики:
— Санитаров! Ради Бога, санитара!»
Медики, бродя по воде, спотыкаясь о тела солдат, делали перевязки, накладывали лубки и потом пытались унести раненых под укрытие дамбы. «Я осмотрел множество тел, — вспоминает хирург Тегтмейер. — Одних я приказывал одеть, другие в одежде уже не нуждались». В большинстве случаев ранения были безнадежные. Тегтмейер хорошо запомнил одного солдата: «У него ампутировали ногу, а другую практически собрали из кусков. Он же не терял сознания и даже веселился. Его могла спасти только экстренная эвакуация, а ее еще не наладили. Через час парень умер».
Путаница в последовательности высадки только усиливала хаос на берегу. 61-й медицинский батальон, выходивший на «Изи-Ред», относился к штабу. Они высадились с пишущими машинками, скоросшивателями и разным офисным оборудованием на пляж, заполненный телами погибших и раненых. Они, конечно, выбросили пишущие машинки и, отыскав в раскиданном на пляжах мусоре препараты и инструменты, начали оказывать первую помощь раненым. Передовое хирургическое оборудование так и не было развернуто в тот день на «Омахе». Из двенадцати хирургических команд, приданных 60-му и 61-му медицинским батальонам, только восемь сошли на берег, и ни одна из них не была обеспечена необходимым операционным оборудованием.
В 9.50 генерал Хюбнер приказал 18-му полку 1-й дивизии высадиться на «Изи-Ред», самом большом из восьми секторов, выделенных для десанта. Он располагался чуть восточнее от середины «Омахи». Правый фланг «Изи-Ред» обозначал границу между 29-й и 1-й дивизиями. Вначале должны были выйти на берег две роты первого эшелона, за ними еще три.
Из-за неразберихи с высадкой получилось так, что участок, где планировалось сосредоточить войска, в течение первого часа оставался практически безлюдным. Только к 10.00, когда выбросился 1-й батальон 18-го полка, а за ним и 115-й полк 29-й дивизии, сектор «Изи-Ред» стал местом самого кровавого побоища.
К 10.00 прилив достиг своей наивысшей отметки. Все заграждения оказались под водой. Капитаны более крупных десантных судов опасались близко подойти к берегу, тем более что им было приказано держаться подальше от прибоя. Но офицеры 1-го батальона 18-го полка подчинялись другим указаниям: идти только вперед. Между шкиперами судов и пехотинцами возникли трения.
Около 10.10 проблему разрешило ДСТ 30, помчавшись на полном ходу через заграждения и открыв стрельбу из всех корабельных орудий. Ему удалось дойти до самого прибоя. Примерно в то же самое время десантно-пехотное судно ДСП 544 ринулось через подводные препятствия, нацелив весь свой огонь на ДОСы и пулеметные гнезда противника. За ними к берегу пошли другие корабли. Капитанам ничего не оставалось, как подчиниться требованиям армейских командиров и вести свои суда через заграждения на высадку.
Помогали корабельные орудия эсминцев. Они держались в море и обстреливали цели по своей наводке. В докладе «Гардинга» говорится: «В 10.50 обнаружен ДОС. Из него ведется огонь по нашим войскам у выезда севернее Вьервиля, что блокирует операцию на побережье. Сделали несколько залпов по вражеской позиции. ДОС уничтожен. Израсходованы 30 снарядов».
Адмирал Чарлз Кук и генерал-майор Томас Хэнди из генштаба Маршалла в военном министерстве находились на «Гардинге». Кук, когда корабль приближался к берегу, отметил: «Мы видели, как ДСТ стрелял с противоположной стороны выезда у Вьервиля. Однако немецкая батарея, закамуфлированная в кустарниках, имела преимущество и в результате нанесла поражение нашему танково-десантному кораблю».
И не только ему. В военно-морском докладе о переброске 18-го полка перечисляются 22 ДССПЛС, два ДСП и четыре ДСТ, которые были подбиты у берега, не считая тех, что подорвались на минах.
Сержант Хайман Хаас считает, что ему повезло. Оба ДСТ — и справа, и слева — горели: «Пулеметы били непрерывно. Вокруг них рвались минометные снаряды. Артиллерия обложила их сплошным огнем. А мы как будто оказались в каком-то оазисе».
Хаас командовал экипажем полугусеничной установки («М-15»). Когда он съехал с ДСТ, «вода была ему по шею»: «Водитель, Билл Хендрикс, старался держать голову повыше, чтобы подышать. Мы двинулись. Какой-то болван издал разбойничий клич. Сержант Честер Гатовский посмотрел на него и сказал:
— Ты, дерьмо, заткнись!
Хаас вспоминает, что, добравшись до берега, он «едва дышал»: «Глаза врозь, смотрю, жду чего-то, жуткое волнение. Невероятное возбуждение!» Но надо было что-то делать. Хаас приказал водителю отойти назад в воду и занять огневую позицию. Он направил 37-мм стволы на ДОС на западной стороне выезда «Е-1». Первые выстрелы оказались пустыми, но «зато следующие десять попали в десятку».
(В тот же день Хаас подъехал к этому ДОСу. «Там на полу лежал немецкий офицер, у которого изо рта текла кровь. Он, очевидно, был на волоске от смерти. Его поддерживал другой раненый немец. Тут подошел Макнейл и сказал:
— Эй, Хаас, это твоя добыча!
Мне стало не по себе. Одно дело стрелять в никуда. А здесь передо мной умирал застреленный мной немецкий офицер и еще один раненный мной немец. Я почувствовал себя очень скверно».)
Несмотря на такие тягостные ситуации, 18-й полк выгрузился на берег. Конечно, не без потерь и не без присущей всей высадке неразберихи. 115-й полк 29-й дивизии, который должен был сойти в секторе «Дог-Ред», начал высаживаться в 10.30 на «Изи-Ред», чуть ли не одновременно с 18-м. Это вызвало непредвиденные задержки, создало невероятную сутолоку на пляжах, но обеспечило на «Изи-Ред» необходимую огневую мощь.
Когда 18-й полк высаживался, офицерам показалось, что на пляжах все застыло. В полковом докладе по этому поводу говорится: «На пляже замерли танки, тракторы, грузовики, бульдозеры, войска. Вершины по-прежнему контролировались немцами, которые не позволяли нашим десантникам даже подняться. Неприятель использовал и мотострелковое оружие, и минометы, и артиллерию».
Капитан (позднее генерал-майор) Ол Смит был начальником штаба 1-го батальона 16-го полка. Он высадился в секторе «Изи-Ред» в 7.45: «Уже на расстоянии 500 ярдов от берега я понял, что у нас серьезные проблемы. Чем ближе мы подходили к прибою, тем больше я убеждался в том, что нас ждет катастрофа. Повсюду колыхались тела погибших и раненых из первых эшелонов. С нашей стороны я практически не слышал никаких выстрелов. В то же время немецкие пулеметы, минометы и 88-мм орудия производили неимоверный огонь».
Почти половина батальона Смита добралась до галечной набережной. Здесь он встретил бригадного генерала Уилларда Уаймана, помощника командующего дивизией. Уайман поинтересовался, успешно ли войска применяют тактику сочетания огня и броска, как тому учат в пехотных школах.
— Конечно, сэр! — отрапортовал Смит. — Они стреляют, мы бежим!
Смит поднялся на скалу по тропе, по которой утром прошел капитан Доусон из роты «Г». «У вершины, — вспоминает Смит, — меня ждал самый приятный за всю мою военную службу пятиминутный отдых. Пока наша колонна расположилась на бивуак, мы с капитаном Хэнкомотошли в сторонку и уселись, чтобы перекусить яблоками с корабельной кухни. Мы выпили по глотку виски — прощальный подарок старенькой английской дамы».
Смит развернул свой командный пункт возле обочины грунтовой дороги[83]. «В это время мне позвонили из полкового штаба с берега. Полковник (Джордж) Тейлор (командир полка) интересовался обстановкой и спрашивал, не нужна ли помощь. Я ответил, что требуются танки, побыстрее и побольше. Он обещал сделать все, что от него зависит».
Было 11.00. Тейлор распорядился, чтобы все имеющиеся в наличии танки отправились наверх по выезду «Е-3». Возглавил колонну капитан У. М. Кинг. Он проинструктировал каждый экипаж, как выйти на «Е-3» и подниматься на плоскогорье. Когда Кинг подошел к последнему танку, он увидел, что командир ранен. Капитан взял на себя управление машиной. Пятясь задним ходом, Кинг объезжал руины техники, загромоздившей пляжи. Пройдя метров двести, танк наскочил на мину. Взрывом повредило опорный каток и гусеницу. Дальше капитан отправился пешком. По дороге он насчитал всего три танка. Два из них были подбиты. Третий пытался отойти назад. Выезд «Е-3» оставался под контролем немцев.
Рядовой Рей Мун в это время выходил на вершину. «Я оглянулся на берег, — вспоминает он. — Зрелище было незабываемое. Пляж напоминал стрельбище для пулеметчиков. То, что происходило внизу, было похоже на загон для скота и скотобойню. Мы видели прибой, кипящий от тел десантников, и дамбу, под которой скрывались уцелевшие солдаты. Никаких атак. Те, кто засел на берегу, представляли собой живую мишень для подготовленного стрелка или артиллериста».
Минометы, пушки, пулеметы непрерывно поливали берег сплошным огнем. Для высшего штабного начальства сектор «Изи-Ред» по-прежнему представлялся «зоной бедствия». Джероу сообщил Брэдли: «На 11.00 обстановка на выезде „Изи“ остается критической. Обнаружена 352-я пехотная дивизия (немецкая), которую союзническая разведка проморгала (кстати, тогда Брэдли впервые узнал, что его войска противостоят этой отборной дивизии вермахта). На пляжах продолжаются кровопролитные бои».
На земле дела выглядели несколько иначе. Полковник Талли из передового информационного подразделения где-то после 11.00 передал: «Десантники численностью около взвода продвигаются наверх между выездами „Е-1“ и „Изи-3“. Они поднимаются по скалам над „Изи-Ред“ и ждут подкреплений из-за горизонта».
Одним из таких «посланцев из-за горизонта» стал капитан Джо Доусон из роты «Г». О том, как это случилось, он расскажет сам: «Когда я выходил на берег, прибой был завален трупами и грудами уже никчемной техники. Я знал, что передо мной минное заграждение. Но справа от себя я видел тропу, ведущую наверх. Прорвав проход через колючую проволоку, я повел свой отряд, буквально перешагивая через трупы. Еще на берегу мне удалось собрать роту, и мы взбирались наверх одним отрядом. На полпути к вершине мне повстречался лейтенант Сполдинг».
«Я пошел вдоль гребня, попросив Споддинга меня прикрыть. У самой верхушки склон стал почти отвесным. Он обеспечивал естественное укрытие от огня противника. Два пулемета палили по берегу. Рвались минометные снаряды, я слышал отдельные винтовочные выстрелы оттуда, сверху».
«Я бросил несколько гранат, и, когда они взорвались, пулеметчики замолчали. Я махнул рукой своим ребятам и Сполдингу, чтобы они следовали за мной вперед. Там я уже видел какие-то передвижения противника в направлении выезда „Е-3“. Пока мы шли к этому месту, нам попалось немало погибших немецких солдат».
«Насколько я знаю, — говорит ветеран, — к этому моменту еще никто не прошел передовые позиции противника».
«Как только ко мне подбежали ребята из моей роты, мы пошли в атаку на отступавшего противника, пока не попали в рощу, которая, как оказалось, подступала к самому городку…».
В аналитической записке, подготовленной в 1993 г. и объясняющей то, каким образом Доусон вышел на плоскогорье, он указывал: «Битва на побережье „Омаха“ представляла собой: 1) смертельный, кромешный огонь противника по незащищенному пространству без какой-либо поддержки со стороны наших кораблей или танков; 2) беспорядочная, неприцельная стрельба врага позволила мне передвигаться по открытому пляжу и захватить пулемет; 3) по счастливой случайности нам удалось высадиться и подняться наверх как единому подразделению; 4) наше сконцентрированное наступление вынудило противника прекратить стрельбу из минометного и ручного автоматического и пулеметного оружия»[84].
Доусон направился к Коллевилю, а Споддинг — вправо, на запад, к Сен-Лорану. Он рассредоточил своих людей на расстоянии трехсот метров. Десантники заметили немецкого пулеметчика, который при поддержке двух солдат, вооруженных винтовками, обстреливал берег. Сержант Стречик убил пулеметчика выстрелом в спину, пехотинцы сдались. Сполдинг попытался допросить пленных, но они оказались чистокровными немцами и не стали отвечать на вопросы.
«Мы уже были среди живых изгородей и садов, — рассказывал Сполдинг в феврале 1945 г. сержанту Форресту Поугу из департамента армейской истории. — Мы прошли через два минных поля. Все остались целы и невредимы. У нас на плечах по-прежнему сидели ангелы».
Взвод роты «Е» набрел на какое-то оборонительное укрепление, возвышавшееся над выездом «Е-1». Сержант Кеннет Петерсон выстрелил из базуки, но никто из сооружения не вышел. Сполдинг уже собирался заползти вовнутрь, но заподозрил, что это может быть «тобрук».
«Мы с сержантом Стречиком решили проверить, что же это такое, — рассказывает Сполдинг. — Мы попали в подземелье. В нем находились 81-мм миномет с великолепными диаграммами обстрела, множество снарядов и 75-мм пушка, нацеленная на выезд „Е-1“. Бункер был сделан из бетона. Немцы оборудовали его радиосвязью, стояли аккуратно застеленные койки. В нем были даже собаки. Мы хотели заложить в вентилятор гранаты. Но Стречик сказал „Постойте!“ и пустил несколько очередей вниз по ступеням. Потом он на польском и немецком дал команду выходить. На самом деле, из еще более глубокого подземелья поднялись четыре немца, которые несли с собой двух или трех раненых».
По взводу Спеллинга начали стрелять немецкие пехотинцы, окопавшиеся на другой стороне выезда. «Джи-айз» открыли ответный огонь. По ложбине ударили корабельные орудия американских эсминцев (было около 10.00). Сполдинг направился вдоль коммуникационных траншей, которые вывели его к утесу, нависшему над берегом: «Теперь мы были в тылу противника. Мы вытащили четырех фрицев из окопов и четырнадцать из траншей. В траншеях мы нашли сотни гранат, противотанковых мин, массу автоматов и пулеметов».
Сполдинг осмотрел траншеи. «И там я сделал одну глупейшую вещь», — вспоминает он. Во время высадки Сполдинг потерял свой карабин. Он подобрал немецкую винтовку, но не знал, как с ней обращаться. Лейтенант обменял ее на привычный карабин и забыл его проверить. «В траншеях, — рассказывает Сполдинг, — я наткнулся на фрица и нажал спусковой крючок. А карабин был на предохранителе. Я потянулся к предохранителю, и в это время сорвалась магазинная коробка. Я бежал как сумасшедший почти 50 ярдов. К счастью, рядом оказался сержант Петерсон. Он прикрыл меня огнем, а немец сдался в плен. Это был для меня урок на всю жизнь. Свое оружие надо лелеять и холить».
Сполдинг попробовал выстрелить из 81-мм миномета, но никто из его взвода не знал, как к нему подступиться. Он отправил 19 пленных вниз на берег под конвоем двух десантников. Лейтенант попросил своих ребят выяснить заодно, где находится остальная часть роты «Е». Сполдинг запустил свою последнюю желтую ракету как сигнал американским эсминцам о том, что он овладел фортификацией, поскольку «корабельные снаряды падали совсем близко».
Около 10.30 взвод Сполдинга встретился с группой лейтенанта Хатча. «Я был чрезвычайно рад увидеть их», — рассказывал он потом Поугу. Хатч передал, чтобы Сполдинг шел не к Сен-Лорану, а к Колевилю, то есть на восток, что избавляло его от необходимости пересекать выезд «Е-1».
Местность была равнинной, с посаженными живыми изгородями и яблоневыми садами. В окрестностях насчитывалось около роты немцев (из 352-й дивизии). Бои приняли совсем иной характер. Если раньше их нужно было выбивать из траншей на скале, то теперь они скрывались в живых изгородях. Немцы располагали мощнейшими пулеметами «Мг-42», и перед ними лежали открытые, простреливаемые со всех сторон поля. Для «джи-айз» было нелегко обнаружить огневые позиции противника, тем более снайперов. Не имея минометов, танков, артиллерии, надежной связи с эсминцами, американские пехотинцы завязли в этих полях. То тут, то там взвод Сполдинга и группа Хатча натыкались на засады в живых изгородях. Им пришлось разделиться, чтобы проникнуть через немецкие заслоны. В конце концов они соединились с капитаном Доусоном и ротой «Г».
Доусон испытывал аналогичные трудности, продвигаясь к Колевшно. Он воодушевлял солдат личным примером, первым бросаясь в бой, давал простые и понятные приказы. «Я говорил, — вспоминает он, — ребята, перед вами враг. Его нужно раздавить!»
Рота «Г» находилась в километре от Колевиля. Доусон остановился передохнуть под большим ветвистым дубом: «К нам подошла миловидная радостная француженка и, широко раскрыв руки, сказала:
— Добро пожаловать во Францию!»
Доусон вышел на окраину Колевиля. Как везде в нормандских деревнях, над крышами возвышалась церковь, устремленная в небо. Капитан заметил, что на шпиле прячется артиллерийский наблюдатель. Он, взяв с собой двух десантников, проник в собор.
«Моментально раздались автоматные очереди. Помимо наблюдателя наверху, в церкви оказались еще два немца. Первые пули нас миновали. Но когда мы поднимались по ступеням, артиллерийский корректировщик застрелил нашего десантника. Я развернулся и выпустил обойму по этому гаду. Сержант расправился с двумя другими фрицами».
Когда Доусон выбегал из церкви, по нему выстрелил немецкий снайпер. Капитан не успел ответить. Вторая пуля расщепила приклад и рикошетом повредила колено: «Оно распухло, и меня на следующий день эвакуировали».
В деревне десантников ждала целая рота, укрывшаяся за толстыми стенами каменных домов. Эти сельские здания оказались неприступными для винтовок и ручных пулеметов. По словам Доусона, «разразился ожесточенный бой», но роте «Г» не удалось сломить сопротивление немцев.
Вскоре после полудня к Колевилю со своим отрядом подошел майор Уильям Вашингтон, начальник штаба 2-го батальона 116-го полка. Он развернул командный пункт в дренажном кювете на западной окраине деревни. Майор отправил один взвод роты «Е» на правую (южную) сторону Колевиля. Сполдинг отделился от Доусона. Образовавшийся промежуток между подразделениями заняли немцы, и минут через сорок взвод Спеллинга оказался в окружении. Лейтенант быстро осознал, что теперь не он, а его атакуют. Он приказал окопаться в дренажных траншеях. Американцы отбили не один штурм немецкой пехоты.
Сполдинг видел, что к нему бежит посыльный с батальонного командного пункта, очевидно, с какой-то информацией от майора Вашингтона. «Немцы открыли по солдату огонь, — рассказал лейтенант в интервью Поугу. — Он упал, но немцы продолжали стрелять и выпустили по крайней мере сотню очередей. Смотреть на это ужасно, но мы делали то же самое, когда хотели нарушить связь между частями противника».
Взвод Спеллинга провел остаток дня в дренажных траншеях, отбивая атаки немцев. К ночи у десантников практически не осталось боеприпасов: на бойца было по одной обойме. Взвод все еще находился в окружении.
Взвод Спеллинга первым взял в плен немцев. Он уничтожил несколько пулеметных гнезд на скале и «тобрук», перекрывавший огнем выезд «Е-1». Он высадился в составе тридцати человек. К ночи два солдата были убиты, семь — ранены. Генерал Эйзенхауэр лично наградил пятерых десантников крестом «За боевые заслуги»: лейтенанта Джона Спеллинга (штат Кентукки), сержанта Филипа Стречика (штат Нью-Джерси), рядового Ричарда Галлахера (Нью-Йорк), рядового Джорджа Боуэна (штат Кентукки), сержанта Кеннета Петерсона (штат Нью-Джерси).
Майор Вашингтон приказал «зарываться» в ожидании крупного танкового контрнаступления, как это было в Сицилии: «Всю ночь мы затаскивали на скалу 57-мм противотанковые орудия джипами и просто руками».
Но на рассвете 7 июня немцы не контратаковали. Он увидел другое: двое «джи-айз» конвоировали 50 немецких пленных. Выяснилось, что американцы высадились не в своем секторе и были захвачены немцами. Оба американских солдата оказались выходцами из Польши, а «немцы» — польскими новобранцами. Когда наступила ночь, «джи-айз» уговорили своих «завоевателей» спрятаться в кустах, а поутру сдаться в плен.
(Майор Вашингтон был один из тех, кому повезло высадиться невредимым. Военный корреспондент Дан Уайтхед спросил его, как это ему удалось. Вашингтон рассказывает: «Я точно не помню, что именно я говорил, но мои слова хорошо прозвучали в печати. Он написал, что меня пронесли через пляжи молитвы моей жены. Я думаю, что дома это тоже понравилось».)
Потери в секторе «Изи-Ред» были чудовищными. К концу дня в роте «Эф» 16-го полка были убиты или ранены все офицеры и половина сержантского состава. Жертвы во взводах роты «Е» оказались ничуть не меньше. Масштабы бойни потрясли начальника оперативного отдела капитана Фреда Холла. Вместе с женой в мае 1982 г. он посетил места боев на «Изи-Ред». «Передо мной снова возникли жуткие картины этого побоища».
Сполдинг прошел через всю военную кампанию в Северо-Западной Европе. Он сказал в 1945 г. в интервью Поугу, что за это время приобрел огромный опыт, который крайне был необходим в день «Д». В общем, считает Сполдинг, «ему повезло».
Истории о «везении» могут рассказать многие ветераны. Сержант Джон Элл ери вспоминает о бое, завязавшемся на окраине Колевиля: «Я забирался на дерево, чтобы перелезть через живую изгородь. Браслет, к которому был прикреплен мой личный знак, зацепился за сучок. Я спустился вниз и обломал ветку. В это время парень из другой роты решил опередить меня. Только он поднялся на вершину дерева, как ему в лицо ударила пуля. Он упал прямо на меня».
Эллери начал охотиться за снайпером: «Мне удалось его обнаружить, и я сквитал счет. Это был безупречный выстрел и, кстати, единственный, который я сделал в тот день».
Эллери почувствовал голод. Он вспомнил о яблоках в вещевом мешке. Сержант открыл сумку и увидел там что-то вроде «яблочного соуса»: «Поэтому я принялся за паек. Мне он так понравился, что мне захотелось съесть еще один. Мне казалось, что пайки меня переживут, и я умял их все до одного».
Вид американцев на скале и процессий пленных, которые спускались под конвоем с поднятыми вверх руками, благотворно действовал и на десантников на пляжах, и на генералов на «Анконе» и «Огасте». Но и в 12.00 в секторе «Изи-Ред» было неспокойно. Пулеметный огонь со склонов выездов «Е-3» и «Е-1» прекратился благодаря тому, что американцы, взбираясь на вершину, уничтожили ДОСы. Однако продолжалась стрельба минометов и артиллерии, хотя и не столь точная, как прежде. Десантники ликвидировали и передовые наблюдательные посты.
Начали поступать подкрепления, главным образом из 115-го полка. Его 1-й батальон, погруженный на ДССПЛС, высаживался в 11.00 бок о бок с судами, на которых находился 18-й полк. В 12.00 десантно-пехотные суда ДСП с двумя батальонами 18-го полка все еще курсировали в море у линии возможного отхода. Уже прошел час после высшей точки прилива, и отлив заметно усиливался. Для более тяжелых ДСП грозила опасность сесть на мель, поэтому войска перегружались с них на ДССПЛС. Немцы заметили маневр и перевели огонь на ДССПЛС. ДСП 490 не смог состыковаться с ДССПЛС. Его шкипер заметил другое десантное судно ДССК и предложил его капитану обменяться «грузами». Тот с удовольствием согласился: у него на борту находилось неимоверное количество взрывчатки.
Рядовой Элдон Вьех был водителем грузовика в штабной батарее 1-го артиллерийского дивизиона. На его ДСТ размещались семь грузовиков «двойка с половиной», напичканных снарядами. Высадка намечалась на 8.30, но и в 11.30 корабль все еще кружил в море вне досягаемости немецких орудий. Когда судно повернуло к берегу, в ДСТ, шедшее справа, ударил 88-мм снаряд. Шкипер ДСТ Вьех сделал полный разворот и направился обратно в Ла-Манш. После некоторых раздумий капитан снова двинулся к берегу, но попал под мощный артобстрел и повторил прежний маневр. В 12.00 к борту ДСТ подошел сторожевой катер, и контрольный офицер в мегафон прокричал:
— Капитан, веди судно к берегу! Вы уже дважды пытались это сделать и каждый раз возвращались. Идите и не возвращайтесь до тех пор, пока не разгрузитесь!
Отлив был в полном разгаре, но вода все еще накрывала заграждения. Вокруг рвались снаряды. Шкипер подошел к прибою настолько близко, насколько у него хватило смелости. Судно все равно находилось довольно далеко от берега. Капитан приказал опустить рампу. Лейтенант, командир Вьех, запротестовал:
— Подведите нас ближе!
— Убирайтесь! — ответил шкипер.
С рампы сошел первый грузовик и сразу же погрузился в воду, которая захлестнула выхлопную трубу.
— Подведите нас ближе! — снова потребовал лейтенант.
— Убирайтесь! — ответил шкипер. — Мне надо вас высадить и вернуться в море!
Один за другим грузовики нырнули в воду и затонули. Водители выпрыгнули, надули свои спасательные пояса и поплыли к берегу. Когда Вьех выбрался из прибоя, раздался свист снаряда. Он скатился в воронку: «Меня сильно тряхануло взрывом. Мне стало страшно, и я заплакал. Друзья оттащили меня за борт горевшего судна. Казалось, что я плакал несколько часов. По крайней мере до тех пор, пока у меня не иссякли слезы. Тогда я взял себя в руки».
Слева от Вьех, у начала выезда «Е-3», немцы вели огонь по пляжам из ДОСов. Он видел, как к ним направились два бульдозера и завалили ДОСы песком: «В один из бульдозеров попал снаряд. Бульдозериста буквально разнесло на куски». Вьех и другие водители из его отряда подобрали винтовки, карабины и стали пехотинцами: «Мы зарядили их и пошли вперед».
«Что касается слез, — заключает свой рассказ Вьех, — то с того дня я больше никогда не плакал. Мне иногда хотелось бы хорошенько выплакаться или от души посмеяться. Это мучит, но я просто не в состоянии выпускать свои эмоции наружу. И никогда не смогу это сделать».
Уже пять с половиной часов в секторе «Изи-Ред» высаживались батальоны 16-го, 18-го, 115-го и 116-го полков. Они практически ничего не достигли на выезде «Е-3» (к северу от Колевиля). Скопление техники на пляжах по-прежнему не поддавалось никакому регулированию. У дамбы и на самом берегу вповалку лежали тела убитых и раненых.
Но то, что представлялось катастрофой, на самом деле ею не было. Хотя обстановка оставшись тяжелой, она постепенно улучшалась, особенно на выезде «Е-1». Решительные действия Споддинга и Доусона нейтрализовали фортификации на его восточной стороне. На западных склонах огневые позиции противника эффективно сдерживала рота «М» 116-го полка. Бульдозеры проделали проход через дюны и готовили выезд к передвижению боевой техники.
Самое главное, что роты «Е», «И» и «Г» 16-го полка создали плацдарм между выездами «Е-1» и «Е-3» и шло сражение за Колевиль. По правому флангу пять рот 116-го полка заняли вершины между «Д-3» и «Е-1», а три роты 16-го полка овладели высотами на левой стороне выезда «Е-3».
В 13.09 Джероу смог передать Брэдли первые более или менее утешительные данные: «Войска твердо закрепились в секторах „Изи-Ред“, „Изи-Грик“, „Фокс-Ред“ и продвигаются вперед на высоты над скалами».
«Положение оставалось сложным, — писал позже Брэдли. — Но наши войска дюйм за дюймом захватывали побережье. И я запретил себе даже думать о том, чтобы уйти с „Омахи“.
Генерал-майор Чарлз Герхардт, командующий 29-й дивизией, подготовил доклад под названием «Боевые уроки и выводы дня „Д“. Он суммировал их в двух фразах: „Нельзя допускать любые сообщения о бедственных ситуациях на войне. ОНИ ВСЕГДА НЕВЕРНЫ“.