18. Кромешный хаос 16-й полк на «Омахе»
18. Кромешный хаос
16-й полк на «Омахе»
В первом десантном эшелоне в день «Д» только 16-й пехотный полк 1-й дивизии («Биг-Ред-Уан») имел боевой опыт. Но это не очень помогло. То, с чем ему пришлось столкнуться на «Изи-Ред», «Фокс-Грин» и «Фокс-Ред» 6 июня 1944 г., не шло ни в какое сравнение с высадками в Северной Африке (1942) и в Сицилии (1943).
Как и 116-й, 16-й полк выгружался в условиях полной неразберихи. Части перемешались и выходили на берег в стороне от назначенных участков. Лишь одна рота «Л» из восьми рот высаживалась более или менее единым подразделением. Графики не соблюдались. Проходы через заграждения не были подготовлены. Большинство офицеров, которые первыми покидали суда, погибли или получили тяжелые ранения, так и не ступив на землю. Пехотинцы попали под мощный фронтальный и фланговый огонь орудий, минометов, пулеметов.
Корабельная артиллерия прекратила стрельбу, как только боты Хиггинса приблизились к берегу, и не возобновляла ее, ожидая, когда рассеется дым и будут ясно видны цели или когда наблюдатели передадут координаты (немногим удалось добраться до своих наблюдательных пунктов, а у тех, кто смог это сделать, оказались неисправными рации). Танки «ДД» в массе своей ушли на дно. Амфибии, переборовшие волны, немцы остановили у прибоя.
В результате противник мог безнаказанно вести прицельный огонь по десантникам. Американские пехотинцы пробивались к берегу без какой-либо поддержки. Они несли невероятные потери, особенно в прибрежных водах и на 200 м открытого пляжа. Высадка первого и второго эшелонов 16-го полка, как, впрочем, и 116-го, больше напоминала сухопутные атаки через «ничейную землю» под Соммой времен Первой мировой войны, нежели операции, типичные для Второй мировой войны.
«Мы потеряли всякий интерес к жизни, — говорит рядовой Джон Макфи. — На нас навьючили столько снаряжения, что мы чувствовали себя загнанными мулами. Я был молод, в отличной форме. Я мог выдержать большие физические нагрузки. Но меня так укачало, что смерть казалась благом. На самом деле, я готов был умереть. Так меня измотало».
Спрыгнув с рампы в воду, Макфи еле доплелся до берега. Там он «свалился с ног и пролежал, казалось, целую вечность». Его трижды ранило: в спину и в левую ногу. Парализовало руку: «И мне стало легче. Страх исчез. Я знал, что умираю. Молился Создателю и просто ждал».
Макфи посчастливилось. Его подобрали товарищи и отнесли к дамбе. Потом Джона эвакуировали в Англию. Ему сказали, что его раны «стоят миллиона долларов». Так или иначе, война для Макфи закончилась.
Когда рампа опустилась на катере, где находился сержант Клейтон Хэнке, он вспомнил о своем детстве. Когда ему исполнилось пять лет, он увидел в одной бостонской газете фотографию времен Первой мировой войны и заявил матери:
— Я хочу стать солдатом.
— Никогда больше не говори этого, — ответила мать. Однако в 17 лет Хэнке вступил в регулярную армию. Стоя у сходни, он вспомнил слова матери и сказал себе: «Это был мой выбор. Я напросился сам на все это и то, что меня еще ожидает». Он нырнул в волны и поплыл к берегу.
Рядовой Уоррен Рульен высадился со вторым эшелоном. Вокруг в воде колыхались тела убитых солдат. Он прижался к стальной балке заграждений, которые уже накрывал прилив. Его комвзвода, 19—летний лейтенант, прислонился к другой.
Лейтенант крикнул:
— Эй, Рульен, я пошел!
Он не успел отойти, как его подсекла пулеметная очередь.
Рульен выловил из воды тело одного из погибших десантников и, держа его перед собой как укрытие, двинулся к берегу.
«Вскоре рядом со мной оказались еще четыре солдата, — рассказывает Рульен. — Я им говорю:
— Не создавайте толпу.
А они — ноль внимания. Тогда я оставил их с трупом, а сам, приседая как можно ниже, попытался преодолеть хотя бы еще несколько метров. Наступил на отмель и пополз по ней на животе». Однако на другой стороне вода снова чуть не накрыла Рульена с головой. Слава Богу, до суши оставалось совсем немного. На берегу он встретил трех офицеров, «в полном оцепенении сидевших на песке»: «Никаких команд я не слышал». В итоге Рульен, как и другие уцелевшие десантники, оказался в укрытии возле дамбы.
Старшину-рулевого катера, на котором ждал высадки рядовой Чарлз Томас, убило пулеметной очередью, когда судно приближалось к берегу. Кто-то из членов команды встал на его место. Командиру взвода оторвало руку, когда тот попытался опустить рампу. Все же сходню удалось сбросить, и десантники один за другим посыпались в прибой. Томас нес удлиненный заряд «Бангалор», поэтому отстал.
«Я остановился, — рассказывает Чарлз, — чтобы прихватить с собой дымовую гранату, хотя у меня и без того хватало груза. Привычка запастись чем-нибудь полезным. Парень, который командовал катером, заорал на меня, чтобы я поторопился: у него нет времени. Я повернулся и ответил:
— А у меня есть».
Томас спрыгнул в воду, погрузился в нее по шею: «Каска съехала назад, и ремешок сдавливал горло. Винтовка волочилась по дну, мешая идти». Он надул свой «Мей Уэст» и с трудом доковылял до суши: «Мне пришлось потом ползти через тела погибших и раненых. Трудно было определить, кто уже мертв, а кто еще жив. Это уже не имело значения. Нам приказали не останавливаться и идти только вперед. Иначе тебя самого подстрелят».
Когда Томас добрался до дамбы, он увидел возле нее «груды „джи-айз“ — и убитых, и раненых»: «Я лег на бок, отвернулся, раскрыл ширинку и помочился. Не знаю, почему я это сделал: одежда вся насквозь мокрая, вокруг стрельба, смерть. Наверное, мне не хотелось скверно пахнуть».
Томас направился вдоль стены влево и набрел на группу солдат из своей роты: «У большинства не было даже винтовки. Они выклянчили у меня сигареты. Я сберег три блока, завернув их в восковку». Томас фактически находился у подножия скалы (чуть ниже того места, где теперь расположено американское кладбище). По его мнению, «немцы могли вышвырнуть нас метлами, если бы знали, сколько нас осталось и в каком мы состоянии».
Капитан Фред Холл шел на ДССПЛС вместе со штабной группой 2-го батальона (командир подполковник Герб Хикс). Он был начальником оперативного отдела. Его сердце сжалось, когда он увидел в волнах желтые плоты и людей в спасательных поясах. Капитан понял, что это экипажи затонувших танков «ДЦ»: «Мне стало ясно, что у нас не будет танковой поддержки на берегу». Судно направлялось в сектор «Изи-Ред» роты «Е». Планировалось, что это подразделение высадится на крайнем правом участке зоны 16-го полка, на стыке с 116-м полком между «Изи-Грин» и «Изи-Ред». Но оно выгружалось почти на границе между «Изи-Ред» и «Фокс-Грин», на целый километр дальше от ближайшей части 116-го полка с правой стороны и по соседству с разрозненными отрядами роты «E» 116-го полка, оказавшимися вообще не в своем секторе, с левой стороны.
Такие ошибки исправить невозможно. Офицеры и солдаты штабной группы попрыгали в воду, и, как говорит Холл, «каждый на свой страх и риск преодолевал открытый для немецких пуль и снарядов пляж». 14 человек из 30 не смогли это сделать. Холл и Хикс где ползком, где перебежками добрались до дамбы. Они достали планшет с картами, упакованный в брезент. На них были показаны направления наступления, границы между частями, рубежи регулирования, задачи и цели. Но офицеры даже не раскрыли планшет. «Я помню, — замечает Холл, — мы почувствовали всю нелепость ситуации».
«Вокруг нас стоял неимоверный грохот, — рассказывает капитан. — Минометы, немецкая артиллерия, наши корабельные орудия, гул самолетов, стоны раненых — все смешалось. Разве можно это вынести?»
Уже на берегу погибли помощник комполка и передовой артиллерийский наблюдатель. Хикс прокричал Холлу, чтобы тот нашел ротных командиров. Для Холла «это было дело жизни и смерти»: «Требовалось как можно скорее собрать оставшихся в живых командиров, чтобы они вывели своих людей из-под обстрела».
Хикс намеревался передислоцироваться правее, туда, где и должен был находиться его батальон, то есть на участок напротив выезда между Сен-Лораном и Колевилем. Но нарастал прилив, все более уменьшая пространство между морем и дамбой. Высаживались новые эшелоны десантников. «Скоро на узкой полосе пляжа создалась такая сутолока и неразбериха, — говорит Холл, — что выбраться с него уже было практически невозможно».
И все же один взвод роты «Е» 16-го полка пробился на скалы. Его вел лейтенант Джон Сполдинг. Он одним из первых среди младших офицеров смог преодолеть дамбу, болота и выйти на высоты.
В 6.30 катер Сполдинга сел на мель. Он и сержант Фред Биско сбросили рампу, несмотря на огонь немецкой артиллерии, пулеметов и минометов. Сполдинг первым спрыгнул в воду. Слева от себя он видел другие суда роты «Е», но справа не было никого. Его взвод высадился на крайнем правом фланге 16-го полка.
Лейтенант рассредоточил людей и двинулся к берегу. Глубина на отмели не превышала метра. Дальше взвод попал в какое-то углубление, где вода накрыла десантников с головой. Сильное подводное течение сносило их влево (Сполдинг научился плавать в реке Огайо; он считает, что течение на «Омахе» оказалось намного мощнее). Сержант Стречик и медик Джордж Боуэн несли пятиметровую лестницу, предназначавшуюся для преодоления противотанковых рвов. Сполдинг уцепился за нее. Стречик закричал:
— Лейтенант, нам не нужна помощь! Сполдинг ответил:
— Какого черта! Мне нужна!
Сполдинг принял решение избавиться от тяжелого снаряжения. В море полетели лестница, огнемет, минометы, одна из двух базук, часть боеприпасов. Многим солдатам удавалось держать над водой винтовки. К удивлению лейтенанта, оружие заработало сразу, как только десантники вышли на сушу. «Это доказало высокую эффективность наших „М-1“, — заметил он в интервью.
Взвод потерял лишь несколько человек. В определенном смысле Сполдингу повезло. Он высадился там, где оборона противника была слабее, чем на других участках. Кроме того, немцев интересовали более крупные цели.
По пляжному песку десантники передвигались с трудом. «Они слишком намокли, чтобы бежать, — объясняет Сполдинг. — Со стороны казалось, что солдаты идут против сильнейшего ветра». У дамбы сержант Куртис Колуэлл прорвал удлиненным зарядом дыру в колючей проволоке. Все по очереди поползли на ту сторону заграждения.
Лейтенант снял с плеча рацию, вытянул антенну и попытался связаться с командиром роты. Но рация не действовала. «Мне надо было бы ее выбросить, — говорит Сполдинг. — Но тренировки настолько прочно засели в голове, что я машинально закинул ненужную рацию обратно за плечо. То, чему нас учат, остается с нами надолго».
За дамбой взвод встретил более сильный огонь. Один десантник погиб. Впереди простиралось заминированное болото. Стречик и рядовой Ричард Галлахер отправились на разведку.
— Здесь мы не пройдем! — прокричали они. Чуть левее дозор нашел скрытый проход, ведущий через минное поле. Взвод пересек его и вышел к подножию скалы. Пехотинцы начали подниматься, ориентируясь на еле заметную тропинку.
«Мы все еще не видели никого ни справа, ни слева от нас, — рассказывает Сполдинг. — Мы не могли понять, что случилось с нашей ротой. Позади в море горели корабли. В прибой уткнулся подбитый танк. Мы решили больше не оглядываться».
Слева по склону им встретился ДОС. Из него пулеметчики вели огонь по берегу: «Мы выстрелили, но что толку. Мы сами не раз попадали под обстрел, а пока почти все живы». К этому времени взвод был уже на полпути к вершине, в самой гуще немецких траншей и укрепленных полевых позиций. Галлахер, дозорный, передал по цепочке, что обнаружил тропу, скрытую в естественных углублениях. Она ведет вправо за окопы в минном поле. Сполдинг пошел вперед.
Сержант Биско крикнул ему: «Лейтенант, берегись этих чертовых мин!» «Этот район был просто нашпигован ими, — вспоминает Сполдинг. — Но, к счастью, никто из нас не подорвался. Рота „Эйч“, которая шла по той же тропе позже, потеряла несколько человек. Сам Господь был с нами, и на плечах каждого сидел ангел-хранитель».
Откуда-то сверху застучал пулемет. Сержант Блейдс выстрелил по нему из единственной базуки, но промахнулся. Пуля попала ему в руку, другая сразила насмерть рядового. Сержант Фелпс выхватил «Браунинг» и упал: очередь полоснула его по обеим ногам. Сполдинг решил закидать огневую точку гранатами.
«Когда мы подползли к доту, — рассказывает он, — из него с поднятыми руками вышел одинокий пулеметчик и заорал:
— Kamerad!
Нам нужны были пленные, чтобы выяснить обстановку. Поэтому я скомандовал своим солдатам — не стрелять».
«Немцем» оказался поляк. Он сообщил Споддингу (переводил сержант Стречик), что в соседних окопах еще 16 поляков. Перед боем среди них прошло голосование: сражаться или нет. Все были против. Но немецкие сержанты пригрозили расправой: «Поляк также сказал, что не стрелял в нас. А я сам видел, что он попал в трех наших ребят. Я поручил его сержанту Блейдсу, которого поляк ранил. Блейдс отдал свою базуку другому десантнику и конвоировал пленного с траншейным ножом».
Сполдинг разместил раненых в гроте, где санитар Джордж Боуэн оказал им первую помощь. Лейтенант высоко оценивает действия своего медика в этот день: «Он все утро не отходил от раненых на берегу. Никто не ждал его больше пяти минут. Он оказывал не только медицинскую помощь, но и огромную моральную поддержку. За свою доблесть Боуэн удостоился креста „За боевые заслуги“.
Снова вытянувшись в цепочку, взвод продолжал подниматься наверх, стремясь не обнаружить себя и в то же время высматривая огневые позиции противника: «Когда мы выходили на гребень, сержант Кларенс Колсон вдруг насторожился и приготовил „Браунинг“. Справа от нас он увидел пулеметное гнездо. Сержант открыл по нему такую бешеную стрельбу, что ему не успевали подносить патроны». Было 8.00. Десантники заняли вершину горы и начали прочесывать немецкие траншеи.
Споддинг и его взвод, как и другие небольшие подразделения, которыми командовали капитан Джо Доусон и капитан Роберт Уокер, совершали настоящие подвиги. Они показывали примеры героизма, самоотверженности, отваги, боевого товарищества, инициативы, тактического мастерства. Именно такие качества армия воспитывала в молодых людях, пришедших с гражданки на военную службу, — в солдатах, сержантах, младших офицерах.
Одно из величайших достижений в истории Соединенных Штатов — создание в годы Второй мировой войны мощного промышленного потенциала. Другое — это формирование бойцовских и лидерских качеств в младших офицерах (по сути, ровесников студентов колледжей). Им мы во многом обязаны тем, что выиграли войну.
И в 8.00 отряды, пробивавшиеся на скалы, все еще действовали разрозненно. Взвод Сполдинга вышел на плоскогорье между деревнями Колевиль и Сен-Лоран. Перед ним стояла задача в Сен-Лоране соединиться с ротой «Е» 116-го полка, которая должна была подойти с правого фланга. Десантники Сполдинга не знали, что рота «E» 116-го полка высадилась слева от них и застряла у дамбы.
Рота «Л» 16-го полка прибыла в 7.00, на полчаса позже, чем планировалось, и почти на километр левее от назначенного участка. По графику ей надлежало выгружаться у выезда, который ведет прямо к Колевилю. Она же оказалась у «Фокс-Грин» и частично у «Фокс-Ред», на восточной границе «Омахи». Здесь прилив подступает к практически отвесным скалам.
Поскольку суда подошли с большим опозданием, прилив накрыл береговые заграждения. В секторе «Фокс-Ред» не намечалась высадка войск. Поэтому минные ловушки остались нетронутыми. Рядовой Кеннет Романский видел, как взлетел в воздух катер по правому борту. Он посмотрел в левую сторону, и там горело судно, подорвавшееся на мине. На его глазах пожар выбросил объятое пламенем тело десантника. «Наш взводный, лейтенант Годвин, закричал:
— Полный назад! Полный назад! Отведите эту чертову посудину назад!
Британский рулевой отошел метров на сто в море и сдвинулся влево.
— А теперь сбросьте рампу, — скомандован Годвин. — И поскорее!»
Глубина была почти два с половиной метра. Романский сразу же коснулся дна. Он выкинул винтовку, заряд «Бангалор», надул «Мей Уэст» и поплыл к берегу, усиленно отталкиваясь от воды ногами. Потом Кеннет переполз прибой, вскочил и скрылся под скалой: «Там уже лежали несколько человек. Одни мертвые, другие — раненые. Ощущение беды, катастрофы. Я растерялся. Потом взял у погибшего солдата винтовку. Она была снабжена гранатометом. Я запустил все мои шесть гранат на скалу. Не знаю, попал ли в кого-нибудь. Главное, что они разорвались на вражеской территории».
Романский взглянул в сторону моря и увидел то, что он «никогда не смог забыть»: «Волны перекатывали в прибое мертвое тело. Оторванная нога держалась на кусочке ткани. Подскакивает тело, рядом отдельно подскакивает нога. Падает тело, отдельно падает нога».
Справа от того места, где находился Романский, какой-то незнакомый офицер пытался собрать людей, чтобы подняться по узкой расщелине в восточной части скалы. Он взывал:
— Все ко мне! Все ко мне!
Романский вызвался вступить в отряд незнакомого офицера. Группа насчитывала человек 20. Они двинулись в путь. За ними потянулись и другие.
Между взводом Сполдинга справа и ротой «Л» слева высаживались роты «Е», «Эф» и «И». Они перемешались, выбились из графика, запутались в заграждениях или завязли у дамбы. Подразделения несли большие потери, но не отвечали огнем на огонь.
Рядовой X. У. Шредер шел в третьем эшелоне. Когда его катер напоролся на мель, «корпус заскрежетал так, словно под ним был не песок, а гравий». «Немцы сразу взяли нас на прицел. Все закричали:
— Стоп машина!
Рулевой дал задний ход, переместился немного в сторону и попробовал обойти мель. Я заметил, что лейтенант побледнел, да и на лицах других десантников застыл страх. Вдруг лейтенант заорал на рулевого:
— Хватит, опусти ее!»
«Сходня упала, — вспоминает Шредер, — а мы с тоской смотрели на берег. Там должны были быть танки, чтобы нас поддержать. Мы видели только два. Один стоял подбитый. Другой почему-то не стрелял. Хорошо, что они хотя бы давали укрытие „джи-айз“, которые столпились за ними, прячась от пулеметного и минометного огня, лившегося сверху, как раскаленный докрасна смерч. С разных направлений неслись трассирующие пули».
Шредер и его штурмовой отряд выбросились с катера навстречу огненному валу, благополучно миновали подводные заграждения, открытую полосу пляжа и укрылись возле дамбы: «Там нас много набралось. „Джи-айз“ буквально сидели друг на друге. Я принялся чистить автомат. Он был забит песком».
Судно, на котором находился командир роты «И» капитан Кимболл Ричмонд, снесло на восток почти к Порт-ан-Бессену. Рулевой намеревался высаживать пехотинцев, но Ричмонд сказал, что это совершенно не тот участок. Пришлось отойти на запад, к «Фокс-Грин», назначенному по плану сектору. Десантники потеряли целый час. Когда старшина опускал рампу, его ранило. Но он все еще мог управлять катером. Сходню подняли, и рулевой вывел судно из-под пулеметного огня. Покружив, капитан Ричмонд нашел, как ему представлялось, более безопасное место и приказал рулевому идти к берегу. Было 8.00, и прилив затопил все заграждения. Старшина не знал, чего больше бояться — пулеметов или мин.
Рядовой Алберт Момайни рассказывает: «На расстоянии метров ста от прибоя судно неожиданно накренилось, словно на что-то наскочило, моментально раздался сильнейший взрыв и вспыхнул ослепляющий пожар. Забушевало пламя. Первая мысль — о спасении, как выжить. Но прежде чем я сообразил, что делать, я уже был в воде».
Особым ростом Момайни не отличался: всего 155 сантиметров. Он с головой погрузился в волны. Десантник выкинул винтовку, сбросил с себя снаряжение, надул «Мей Уэст» и поплыл под дождем пуль:
«Метрах в 50 от берега стало мельче, и я мог идти. И считал: тридцать, еще двадцать… Я был все еще в шоке и чувствовал себя подавленным и измученным. Вдруг слышу голос:
— Вперед, малыш! Ты дойдешь!
Это говорил лейтенант Андерсон, штабист. Он словно разбудил меня. Я рванулся к нему. Он схватил меня за руку, выволок из воды и практически дотащил под укрытие дамбы. С нашего судна уцелели только шесть человек из 30».
«Я осмотрелся. Повсюду брошенные грузовики и танки. Пляж усыпан оборудованием и снаряжением. Санитары перевязывают раненых. Капелланы отпевают убитых. Мне захотелось закурить. Я спросил, ни к кому не обращаясь:
— У кого-нибудь найдется сигарета?»
Рота «И» потеряла более трети личного состава убитыми и ранеными. Рота «Эф», высадившаяся ранее на «Фокс-Грин», вообще перестала существовать как боевое подразделение. Горстке солдат удалось добраться до галечной гряды, но практически все они были без оружия.
Рота «Г» появилась в 7.00. Первым сошел на берег командир, капитан Джо Доусон. За ним — сержант-связист и писарь. Когда они спрыгнули, в судно ударил снаряд. Катер взорвался. Погибли тридцать человек, в том числе морской офицер, ответственный за корректировку огня корабельных орудий.
Доусон полагал, что проход на скалу уже расчищен ротой «Эф». Но все, что его ждало, — это «трупы на берегу». Только у галечной насыпи капитан встретил несколько уцелевших десантников из своей роты. Среди них был и сержант Джо Пилк. «Мы не могли продвинуться дальше, — говорит он, — потому что немцы впереди поставили двойной забор из колючей проволоки, справа — простирались топи, а слева — минные поля».
«Наше наступление завязло в кромешном хаосе, — вспоминает Доусон. — Немцы полностью контролировали сектора обстрела». Капитан понял одно — «на берегу он ничего не сможет сделать, кроме как умереть». Доусон приказал рядовым Эду Татаре и Генри Пешеку прорвать коридор в колючей проволоке двумя зарядами «Бангалор», связанными вместе. Затем отряд капитана прошел через минное поле и двинулся вверх по скале, подавляя траншейные позиции немцев.
Конечно, небольшим группам десантников капитана Доусона и лейтенанта Спеллинга были не под силу фортификационные сооружения над секторами высадки 16-го полка. Тем не менее своими действиями они способствовали общему снижению огневой деятельности противника.
Команды отважных десантников, подобные отрядам Доусона и Спеллинга, подавали пример тем, кто укрывался за галечной грядой и дамбой. «Если они способны на это, значит, я тоже могу», — так думал каждый.
Заражали своим энтузиазмом сержанты, другие младшие офицеры, полковые командиры. 47-летний полковник Джордж Тейлор высадился около 8.00. Рассказывает рядовой Уоррен Рульен: «Ему попалась отмель, и фигура полковника на ней хорошо просматривалась. Немцы обложили его огнем. Тейлор упал плашмя и пополз на животе. За ним карабкались штабисты». Рядовому Полу Радзому они показались «насмерть перепуганными лейтенантиками».
Рульен слышал, как Тейлор у дамбы говорил офицерам:
— Если нам грозит смерть, то лучше умереть там, наверху. Здесь, на пляже, только две категории людей: уже погибшие и те, кто вот-вот погибнет. Проваливаем отсюда к черту!
Пехотинцы прорвали зарядами «Бангалор» дыры в колючей проволоке. Саперы обозначили лентами безопасные проходы в минных полях. Идти дальше не давало ДОС у подножия скалы. «Я подполз к нему, — вспоминает рядовой Бадци Маззара из роты „С“, — и пальнул из огнемета прямо в амбразуру. Подоспел и Фред Эрбен с динамитом. Но из ДОСа уже вышли с поднятыми руками солдаты и стали кричать:
— Не стреляйте! Не стреляйте! Мы есть поляки!»
Рядовой Шредер с начищенным до блеска автоматом наблюдал, как один из пехотинцев вырвался вперед: «Он зигзагами пересек минное поле до самой скалы. Стало легче на душе. Значит, есть шанс выбраться отсюда. Наступила моя очередь. Я подхватил автомат, перелез через галечную гряду и, пригибаясь, двинулся через минное поле. Оно было усеяно телами погибших и раненых солдат. Но мой час, очевидно, не настал. Я добежал до скалы».
Шредер замер у фундамента старого дома. К нему присоединились еще два десантника: «Мы сидели втроем, не зная, что делать. Мы не видели ни нашего взводного, ни сержанта, никого».
Они немного успокоились, заметив на вершине скалы группу американцев. Потом мимо них под конвоем провели пленных, которых вниз отправил капитан Доусон: «Немцы выглядели безобразно. Волосы слиплись от цемента и грязи. Они вовсе не были похожи на отъявленных вояк. Мы встали и начали подниматься по расщелине, захватив с собой все снаряжение. За нами пошли еще несколько человек».
Лейтенант Уильям Диллон собрал группу из уцелевших солдат своего взвода. Он связал вместе три заряда «Бангалор», подсунул их под забор из колючей проволоки и подорвал. Отряд прополз в образовавшуюся дыру, гуськом, идя друг за другом, миновал болото. Потом им пришлось переплыть глубокий противотанковый ров. Преодолев и это препятствие, десантники были уже у подножия скалы.
«Я знал, — рассказывает Диллон, — что немцы проделали на скалы тропку в обход мин. До войны я был неплохим охотником и мог запросто выследить зайца. Я внимательно осмотрел камни и нашел почти незаметную дорожку. Осторожно переступая, пошел по ней. Позади что-то громыхнуло. Оглянулся: молоденький солдат, потеряв тропинку, шагнул в сторону и подорвался. Ему отхватило полноги, до колена. Мы понесли его с собой и все-таки вышли на гребень. Там я впервые в своей жизни увидел русских солдат».
В своей статье 12 июня 1944 г. Эрни Пайл писал: «Теперь, когда все позади, мне представляется чудом, что нам вообще удалось овладеть пляжами… Как сказал один офицер, единственный способ захватить плацдарм — это начать действовать и не отступать. Жертвы неизбежны, но это единственный путь. Если солдаты зарываются на берегу и не идут вперед, то им лучше бы совсем там не быть. Они сдерживают другие эшелоны, и операция захлебывается.
Наши десантники зарылись вначале, но они поднялись и прошли до вершины скал. Поэтому мы взяли побережье и успешно завершили высадку. Мы сделали это, несмотря на определенные преимущества противника и определенную ущербность наших действий. Через несколько дней мы сядем, поговорим и назовем чудом то, что наши десантники высадились и, более того, остались на побережье».
Чудо сотворила пехота. Предусматривалось, что воздушные бомбардировки и корабельный артобстрел, а затем танки и бульдозеры подготовят проходы с тем, чтобы пехота поднялась по ложбинам или расщелинам и вступила в бой с противником на скалах. Планы рухнули.
Как всегда бывает на войне, на пехоту легла основная тяжесть сражений. Она захватила выезды, чтобы по ним потом прошла техника.
Чувство долга и внутренний зов, два года тяжелых учений помогли десантникам 16-го полка перебороть смятение и страх, выйти из-за галечной гряды и подняться на скалы. Полковник Тейлор, как и многие другие офицеры, указывал на очевидный факт: оставаться в «убежище» означало погибнуть. Отступление исключалось.
Капитан Доусон, лейтенанты Сполдинг и Диллон личным примером убеждали солдат в том, что можно преодолеть болота, противотанковые рвы, минные поля и отыскать безопасные подъемы на скалы.
Младшие офицеры и сержанты, сойдя на берег, увидели, что тщательно отработанные схемы, которые они изучали и даже зазубрили, не имеют ничего общего с реалиями. Им обещали, что бомбардировщики «Б-17» нароют для пехотинцев воронки на случай, если придется укрываться от автоматных и пулеметных пуль. Десантники ожидали, что выезды будут расчищены танками «ДД» и бульдозерами, и готовились к боям с противником на склонах скал. Они надеялись на мощную артиллерийскую и танковую огневую поддержку. Их ожидания не оправдались.
И все же учения не прошли даром. Десантники овладели ситуацией и сделали все, что могли. И даже больше. Это воинская доблесть высшего порядка. И ее продемонстрировали молодые люди, которые еще два-три года назад понятия не имели о том, что такое минные заграждения, траншеи или ДОСы.
Сержант Джон Эллери из 16-го полка, как и многие другие пехотинцы, вначале оказался у галечной гряды: «Пот стекал со лба, дым, пыль, мгла. Я почти ничего не видел». Сбоку от него лежал мертвый десантник, позади — другой. Сержант решил собрать вокруг себя тех, кто еще был жив. Нашлось немного — человек пять-шесть. «Я сказал, что нам надо уходить с берега. Мы добрались до подножия скалы и начали взбираться наверх. На полпути справа по нашей группе ударил пулемет. Рывками, скрываясь за камнями, я пополз к доту и, когда оставалось метров десять, метнул в него все мои четыре осколочные гранаты. Пользуясь моментом, мы быстро поднялись на вершину скалы. Не знаю, удалось мне выбить пулеметный расчет или нет. Однако стрельба прекратилась. Гранаты — это все, что я применил против немцев, уходя с берега. Ни винтовка, ни пистолет не пригодились».
Делясь своими боевыми воспоминаниями, ветеран коснулся и проблемы лидерства: «После войны я читал о генералах и полковниках, которые любили вышагивать перед войсками и наставлять их наперед, что делать и чего нет. Может быть, кого—то это и вдохновляло. Я же думаю, что солдатам было гораздо интереснее и полезнее услышать, что говорят младшие офицеры и сержанты, которые поведут их в бой».
Несколько умерив тон, Эллери продолжал: «На моем участке высадки я не встретил ни одного генерала. Зато видел, как капитан и два лейтенанта, проявляя неимоверную силу воли и мужество, пытались совладать с тем хаосом, который творился на берегу». Этим офицерам удалось организовать небольшой отряд и уйти на скалы. Одному из лейтенантов чуть не оторвало руку, но он хладнокровно вел людей наверх. Во время подъема он получил еще одно ранение. Другой лейтенант нес на спине раненого солдата, пока сам не свалился от пули.
«Если говорить о лидерстве под вражеским огнем в Нормандии, — замечает Эллери, — то надо воздать должное прежде всего младшим офицерам и сержантам. Они шли первыми и вели за собой. Такие люди всегда были, есть и будут. Мы иногда забываем: можно изготовить оружие и приобрести боеприпасы, но нельзя купить доблесть и поставить на конвейерное производство героев».
Суждения Эллери, безусловно, интересны. Но они не справедливы, например, по отношению к полковнику Тейлору (не всякий 47-летний мужчина поведет за собой двадцатилетних парней на отвесные скалы) и генералу Коте. Конечно, герои не сходят с конвейера. Чтобы под вражеским огнем подняться на вершины скал, нужны мужество и отвага. Однако смельчаки вряд ли бы многого добились, и вообще неизвестно, остались ли бы в живых без предварительной подготовки и подошедших потом подкреплений, причем не только пехотных.
В некотором смысле положение людей наверху напоминало ситуацию, в которой оказывалась пехота в годы Первой мировой войны, когда она в лобовой атаке прорывалась через «ничейную землю». Десантники проникли через траншейные полевые позиции противника. А последующие эшелоны попали под фланговый пулеметный огонь и артиллерийский обстрел с тыла. Передовые отряды остались в изоляции.
Вот здесь и должна была проявиться мощь американской военной индустрии. К 8.30 крупные суда — ДССК, ДСТ, ДКТ, паромы «Райноу» доставили ошеломляющее количество бронированной техники. Но все эти танки, артиллерийские самоходки, грузовики, джипы создавали только проблемы. По мере того как прилив подходил к своей наивысшей отметке, береговая полоса сужалась. 16-й полк уже потерял больше подвижной техники, чем имелось у всей 352-й немецкой дивизии. Генерал Брэдли раздумывал над тем, чтобы последующие эшелоны развернуть обратно в Англию и держать их там до тех пор, пока «кто-нибудь не откроет выезды», по которым техника может подняться на плоскогорье. В создавшейся «пробке» на берегу от нее было мало толку, а для немцев она служила великолепной мишенью.
Этим «кто-нибудь» была пехота.