Глава V. Высадка на участке «Омаха»[7]

Глава V. Высадка на участке «Омаха»[7]

В наскоро отрытой стрелковой ячейке лежал скорчившись рядовой Генри Майерс, в прошлом школьный учитель из Бруклина. Он вздрагивал при каждом взрыве снаряда, а от вида убитых и тяжело раненных, валявшихся повсюду на песке, ему становилось еще страшнее. Он думал только об одном: сумеет ли он вырваться невредимым из этого ада.

Майерс был по натуре сугубо штатским человеком. Неожиданный призыв в армию оторвал его от любимого дела — он преподавал в школе математику. В армии его направили в подразделение связи. Дело свое он не любил, хотя добросовестно выполнял свои обязанности и не уклонялся ни от какой работы. Когда приходилось заниматься каким-нибудь неинтересным делом, он утешал себя мыслью, что если этого не сделает он, то кто-то другой будет вынужден сделать это за него. Однако, служа в армии, он мечтал только об одном: отслужить свой срок как можно быстрее, вернуться домой и снова стать учителем.

Майерс даже обрадовался, когда их подразделение погрузили на транспорт, объявив при этом, что начинается вторжение в Европу. Он полагал, что вторжение приведет к скорейшему окончанию войны. Во время плавания через канал его мучила морская болезнь, но после пересадки с транспорта на десантные суда он почувствовал себя значительно лучше. Помимо снаряжения и винтовки у Майерса на плече была тяжелая катушка — телефонный кабель, который он вместе с двумя другими солдатами должен был протянуть с пляжа в глубь побережья. Обремененный этой ношей, он не мог даже шевельнуться и толком ничего не знал, что делалось кругом. Правда, он слышал какой-то страшный гул, который по мере приближения судна к берегу нарастал все больше и больше. Раньше он ничего подобного не слышал, но полагал, что, очевидно, так оно и должно быть и все идет как надо. Наконец судно остановилось, были сброшены аппарели, и солдаты стали прыгать в воду.

Какое-то короткое мгновение Майерс колебался, но только мгновение. В следующую минуту он прыгнул и удивился, что вода довольно теплая.

На линии бурунов, там, где волны разбивались о песок, он увидел трупы убитых. За бурунами шел широкий песчаный пляж. И там тоже валялись убитые, горели танки. Солдаты, тесно прижавшись друг к другу, лежали в укрытиях. То там, то здесь рвались снаряды и мины, вздымая целые тучи песка и грязи, беспрерывно трещали пулеметные очереди. Пули с резким свистом врезались в песок, поднимая вверх небольшие фонтанчики. Впереди за пляжем была галечная насыпь, а за ней — невысокие холмы, озаренные вспышками огня.

Майерс услышал команду и, повернув направо, побежал вдоль кромки воды прямо по пенившимся волнам.

Бежать в мокрой одежде было трудно. Винтовка и катушка с телефонным кабелем сильно колотили его по плечу. У него мелькнула мысль бросить катушку, но он тут же устыдился своей минутной слабости.

Несмотря на все усилия, он бежал медленно, то и дело падая и спотыкаясь. Ему попадались разбитые заграждения, обезображенные трупы, обломки оружия, брошенное снаряжение, и повсюду — кровь, кровь, кровь…

Майерс с трудом добрался до сухого места, куда уже не доставали волны прилива. Бежать он был уже не в состоянии и еле передвигал ноги. Наконец он добрался до насыпи, сложенной из больших, словно пушечные ядра, камней. У насыпи и в ямках, вырытых в песке, почти вплотную друг к другу лежали солдаты, среди них было много раненых. Майерс рухнул на песок как подкошенный. Хриплое дыхание вырывалось из его груди, сердце бешено колотилось.

Немного придя в себя, он стал пристально разглядывать лежавших рядом людей в надежде увидеть хоть кого-нибудь из своих товарищей, но кругом были незнакомые люди. Среди грохота и взрывов слышались пронзительные возгласы; очевидно, это отдавались команды, но никто кругом не двигался с места. Что должен делать хороший солдат в таких случаях? Кто скажет? Майерс принял одно-единственное решение: не быть убитым. Он начал спешно окапываться. От всего увиденного им за это время его пробивала дрожь. И это было не удивительно: после сравнительно спокойной обстановки на судне он попал в самое пекло. Те солдаты, которые, как и он, успели добежать до насыпи, спасли себя от верной смерти. Те же, кто задержались у берега, погибли.

Пляж участка «Омаха» протянулся на восемь километров в длину. Так же как и на участке «Юта», пляж очень полого спускался к морю, так что во время приливов вода затопляла полосу до 300 метров шириной. Но на этом и кончалось сходство участка «Омаха» с участком «Юта». За пляжем тянулась галечная насыпь, за ней — широкая заболоченная полоса, а за болотами — зеленые холмы и обрывистые скалы. Пехота могла подняться на холмы, а для машин и танков их склоны были слишком круты. Холмы и скалы пересекались небольшими долинами, поросшими кустарником и деревьями. Эти долины имели важное стратегическое значение, так как они представляли собой единственно возможный проход для механизированных войск на всю 16-километровую глубину полосы побережья от устья реки Вир до деревни Арроманше.

За пляжем на равнинных участках немцы построили доты и бетонированные укрытия для своей артиллерии. Наступавшая с пляжа пехота должна была сразу попасть под артиллерийский огонь. Кроме того, артиллерийские орудия были установлены еще и на высоких берегах по обоим концам пляжа, так что пляж простреливался во всю длину. Наступающие войска должны были преодолеть не только пляж, но и галечную насыпь с проволочными заграждениями, и минированную заболоченную полосу за насыпью, а затем крутые подъемы на холмы.

Немцы сосредоточили свои огневые точки главным образом у входов в долины. Установленные на флангах тяжелые орудия могли вести огонь вдоль берега; от обстрела с моря они были защищены бетонными стенами полуметровой толщины, что гарантировало им почти полную неуязвимость от артиллерийского огня флота. Огневые точки были соединены между собой траншеями и туннелями, имели подземные склады и укрытия для расчетов. На всем этом участке насчитывалось до 60 орудий, не считая минометов и пулеметов.

В дополнение к этим огневым средствам на суше немцы широко использовали заграждения в море. Чтобы выявить их, потребовались большие усилия со стороны американской и английской разведок. С помощью аэрофотосъемки удалось обнаружить четыре основных вида этих заграждений. Первый ряд заграждений представлял собой тяжелые стальные кряжи, поставленные под острым углом к морю и укрепленные сзади брусьями. Эти заграждения стояли примерно в двухстах метрах от берега, недалеко от границы прилива. Ближе к берегу были расположены ряды наклонных деревянных рогаток, за ними шли забитые в песок деревянные сваи с контактными минами, а у самого берега были установлены железные ежи, представлявшие собой двойные треноги, сваренные из железнодорожных рельсов. Все эти заграждения были поставлены очень плотно, и при подходе к берегу десантные суда рисковали потерять до половины своего состава, а при отходе от берега потери могли быть еще больше.

План операции был следующим: начало высадки десанта — в 6.30, сразу после отлива; артиллерийская подготовка кораблей — с 5.50 до 6.27; бомбардировка 400 самолетами береговых укреплений — с 6.00 до 6.25; высадка 64 танков-амфибий — в 6.29, а 32 танков и 16 бронированных бульдозеров — в 6.30; высадка восьми рот пехоты (1450 человек) — в 6.31. Через две минуты после пехоты должен был высадиться специальный отряд подрывников для расчистки проходов в заграждениях (на это им отводилось полчаса), после чего должна была начаться высадка многочисленной пехоты и артиллерийских частей.

Перед подрывниками стояла исключительно трудная и опасная задача: нужно было установить на заграждениях заряды, вставить взрыватели и детонаторы, соединить все заряды вместе и произвести взрывы. Для прикрытия подрывников были высажены пехота и танки, однако их оказалось явно недостаточно.

При составлении плана операции командование полагало, что артиллерийская подготовка и бомбежка с воздуха подавят живую силу немцев и сильно разрушат их оборонительные сооружения, но в действительности получилось не так. Бомбы с самолетов были сброшены мимо цели. Огонь корабельной артиллерии был малоэффективен. Большинство танков утонуло в море. Высадившаяся пехота была слишком разбросана и понесла большие потери. Подрывники в самом начале потеряли почти половину своих людей.

Уцелевшие начали свою работу в беспорядке и в невероятно трудных условиях. На пляже царила полная неразбериха.

* * *

Бомбардировку на участке «Омаха» должны были произвести самолеты типа «Либерейтор». Они могли бомбить по приборам, которые в то время еще не отличались особой точностью, и визуально. Командование опасалось, что неточность приборов бомбометания может привести к поражению десантных судов, которые в это время должны были подходить к берегу. Поэтому экипажам самолетов были даны указания сбрасывать бомбы на некотором расстоянии от берега, постепенно увеличивая его. Бомбометание должно было кончиться за полминуты до начала высадки пехоты. В результате с самого начала бомбометания центр его был сдвинут на несколько сот метров от береговой линии, а затем, по мере приближения времени высадки десанта, постепенно отодвигался все дальше в глубь побережья, и под конец самолеты бомбили уже на расстоянии пяти километров от берега. В результате почти все бомбы не попали в цели; только несколько бомб упали вблизи берега, причинив незначительный ущерб немецкой обороне. Пехотинцы, конечно, ничего не знали об этом. Они ожидали увидеть на берегу разрушенные укрепления и подавленную живую силу немцев.

Результаты артиллерийской подготовки были также весьма незначительны. В ней принимали участие два американских линкора — «Техас» и «Арканзас», один английский и два французских крейсера и восемь эскадренных миноносцев. Артиллерия кораблей выпустила свыше трех тысяч снарядов. Армейская артиллерия, установленная на десантных судах, могла вести огонь только при подходе этих судов непосредственно к берегу и за полчаса до высадки должна была выпустить 9000 снарядов. К тому же на девяти десантных судах были смонтированы ракетные установки, которые должны были выпустить 9000 осколочно-фугасных ракет. Ракетный огонь не был достаточно точным. Прицельность артиллерии, установленной на десантных судах, вследствие шторма на море также не отличалась высокой точностью. Немецкие оборонительные сооружения были хорошо замаскированы и почти неуязвимы со стороны моря. Разведка не смогла выявить все огневые точки немцев. Часть орудийного огня с кораблей флота, особенно с линкора «Арканзас», предназначалась для тяжелых немецких батарей, расположенных далеко за пляжем, которые препятствовали приближению флота к берегу, поэтому эти орудия не могли оказать поддержки высадившемуся на пляже десанту. Словом, артиллерийская подготовка совершенно не оправдала возлагаемых на нее надежд, и, когда пехота вступила на пляж, она была встречена огнем немецких орудий. Что же касается десантных судов и танков-амфибий, то они по своей конструкции совершенно не были приспособлены для плавания в подобных условиях.

В то время танки-амфибии были новым изобретением и использовались на всех участках высадки. Для переправы через пролив танки для участка «Омаха» были погружены на 16 десантных судов, которыми командовал лейтенант Роквелл. До войны Роквелл никакого отношения к морю не имел: он был боксером-профессионалом. Однажды он узнал, что известный боксер тяжелого веса Гунней совершает поездки по стране и набирает добровольцев во флот. Увлеченный этим, Роквелл пошел служить в военно-морской флот. Сначала он был назначен инструктором физической подготовки, но эта должность его не удовлетворяла, и вскоре его перевели на десантное судно. Те, кто долго плавали на больших кораблях, обычно думают, что десантные суда немореходны, неуклюжи и малоподвижны. Однако Роквелл был иного мнения. Он научился исключительно умело управлять ими, и вскоре, несмотря на то что был только младшим офицером, его назначили командиром десантного судна. По прибытии в Англию он уже командовал флотилией десантных судов, знал, что в случае вторжения в Европу его суда пойдут первыми, и весьма гордился этим. В марте его вызвали в штаб морской базы в Дартмуте и объявили о новом назначении. И хотя Роквелл вначале им был недоволен, вскоре он изменил свое мнение. Он узнал о существовании танков-амфибий. В его задачу входило изучить и отработать технику выгрузки танков-амфибий с десантных судов в море. К началу вторжения он уже был экспертом и со временем проникся глубоким уважением к танкам-амфибиям.

Создать танки, которые бы обладали плавучестью, самостоятельно передвигались по воде и в то же время оставались бы мощным оружием на суше, стремились инженеры многих армий — обычные танки стали слишком велики и тяжелы для прохода по речным мостам. Изобретение нового типа танка приписывают инженеру Николеу Страусслеру, работавшему в Англии. Английское адмиралтейство отклонило проект нового танка, ввиду его невысоких мореходных качеств. Военное министерство интересовали не столько мореходные качества танка, сколько возможность использовать его как оружие внезапности при вторжении в Европу, и оно приняло проект. Новый танк был показан Эйзенхауэру и Монтгомери и одобрен ими. Промышленность получила соответствующий заказ, и вскоре несколько танков «Шерман» были переоборудованы в танки-амфибии.

Как и во многих других выдающихся изобретениях, в основе проекта Страусслера лежала простая идея. Вокруг танка закреплялся обычный брезент с зашитыми внутри трубчатыми резиновыми баллонами, выполнявшими роль поплавков. Баллоны надувались воздухом. После надувания брезент поднимался вверх и танк превращался в нечто напоминающее шлюпку с брезентовыми бортами, а сам танк при этом становился днищем. Мотор танка при помощи специальной муфты соединялся с двумя винтами, которые обеспечивали его передвижение по воде. Для отличия от сухопутных танков на танках-амфибиях ставился знак «ДД», означавший, что они приспособлены для движения и по суше и по воде.

В воде такой танк был почти незаметен для противника и больше походил на простую шлюпку. При выходе на сушу в течение нескольких секунд можно было выпустить воздух из баллонов, освободиться от брезента, и танк снова превращался в готовое к бою мощное оружие. В тактическом отношении эти новые качества танков имели большое значение. Справедливо полагали, что зрелище выходящего из воды мощного сухопутного танка должно поразить противника и морально подавить его. Другим очень ценным качеством новых танков была их способность самостоятельно двигаться по воде к берегу. Не нужно было рисковать десантными судами для перевозки танков при высадке первых эшелонов. Однако танкисты не слишком-то восхищались этими качествами новых машин, да это и понятно. Командир танка на платформе за орудийной башней хоть что-то видит вокруг через брезентовые борта. Остальные члены экипажа находятся внутри машины; только у первого водителя есть перископ; второй же водитель, радист и артиллерист ничего не видят и не слышат, что делается вокруг них. Танкисты отлично понимали, что система поплавков ненадежна и может отказать в случае, если их пробьет пуля или зальет волна, и тогда 30-тонная махина вместе с экипажем камнем пойдет ко дну. Они убедились также, что спастись в подобном положении можно только с помощью специальных спасательных подводных средств, да и то не всегда. На примере десантного судна Роквелла они убедились в том, что, однажды попав в воду, они уже не смогут вернуться обратно на судно. Танки могли только спуститься по аппарелям в воду и потом либо достигнуть берега, либо пойти ко дну.

Десантные суда Роквелла, закончив отработку техники спуска танков на воду, были сосредоточены в порту Портланд. В это время для инспектирования десантных судов туда прибыл английский король в сопровождении главнокомандующего военно-морского флота в Европе адмирала Старка, американских морских офицеров и многочисленной, пышно разодетой свиты. На одном судне король спросил командира, готовы ли они к выходу в море. «Нет, не готовы, ваше величество», — ответил тот. Такой ответ вызвал полное замешательство среди свиты. Король спросил, почему они не готовы. «Я неоднократно просил поставить на танки дополнительные баки с питьевой водой, но так и не получил их. Я знаю, что значит очутиться в море без питьевой воды. Подобное уже было на Средиземном море».

Король предложил адмиралу разобраться с этим вопросом. Адмирал дал указание вице-адмиралу, а тот в свою очередь поручил это своему помощнику, и так эти указания пошли вниз по всем инстанциям. Командир судна, без сомнения, был уверен, что уж теперь-то баки с водой будут поставлены, но он глубоко ошибался. Никто ничего не сделал.

Переправа через пролив оказалась нелегкой для десантных судов, но особенно трудной она была для танкистов. В 9.15 утра десантные суда вышли из Портланда и начали свой 20-часовой путь к берегам Франции. У десантных судов было три отсека; танки находились в задних отсеках. На каждом судне было по четыре танка. Море было неспокойным и по мере удаления от берегов становилось все более бурным. Было трудно удерживать суда на заданном курсе, еще труднее — держать их в колонне. Во время пути большинство танкистов и многие моряки тяжело страдали от морской болезни.

Роквелл имел приказ: в случае если море будет слишком бурным и танки не смогут плыть сами, подвести суда к берегу и провести обычную высадку. Не доходя до линии спуска танков, его десантные суда должны были разделиться на две группы, по восемь судов в каждой группе. Старший морской и армейский офицеры должны были обсудить положение и в зависимости от состояния моря принять решение, спускать ли танки на воду или доставлять их прямо на берег.

Ночью разыгрался шторм. Роквелл и командиры судов не сходили с палуб и не имели ни минуты отдыха. На рассвете Роквелл через линию транспортов провел суда с пехотой, которые стояли на якорях в 18 километрах от берега, по проходам, обозначенным буями, мимо тяжелых боевых кораблей флота, ожидавших начала артподготовки. Затем суда разделились: одна группа, Роквелла, пошла по направлению к западному концу пляжа, другая — к восточному.

Как только рассвело, Роквелл понял, что в подобных условиях танки не смогут достичь берега самостоятельно. Он знал, что раньше никогда не приходилось спускать танки в такое бурное море, и не был уверен, что это можно сделать сейчас. Старший армейский офицер его группы находился на другом судне. Приготовившись к возможным возражениям, Роквелл вызвал его по радио. «Я не думаю, что мы сможем спуститься в море. Сумеете ли вы доставить нас к берегу?» — спросил офицер. Роквелл ответил утвердительно, хотя понимал, что ради спасения танков восемь его судов будут поставлены в опасное положение. Однако подобная перспектива его не пугала. Он готовил себя к этому с тех пор, как получил под свое командование первое десантное судно. Главная задача — доставить танки на берег, а все, что может случиться при этом с десантными судами, не могло иметь большого значения. В этот момент колонна судов шла полным ходом вдоль берега в восточном направлении, ожидая сигнала к спуску танков. Роквелл распорядился повернуть суда правым бортом, чтобы поставить колонну параллельно берегу. В 5.30 по его сигналу все суда одновременно и точно повернули к берегу и пошли к назначенному месту высадки на участок «Омаха».

Другая группа приняла решение спустить танки в море. Последствия этого решения были печальные. Суда спустили аппарели, и танки пошли в воду, откуда им уже не суждено было выйти. Некоторые из них, прежде чем окончательно исчезнуть под водой, успевали пройти своим ходом каких-нибудь сто метров. Другие не успевали сделать и этого и сразу же тонули. Но приказ есть приказ, и танки продолжали спускаться в море. Волны срывали надутый брезент, переворачивали танки, и они моментально скрывались в море. Из каждого танка едва успевали выскочить один-два человека. В течение нескольких минут из тридцати танков двадцать семь ушли на дно моря; свыше ста танкистов утонули. В результате только пять из тридцати двух танков смогли поддерживать пехоту на восточной половине пляжа.

Восемь судов Роквелла находились несколько западнее. Он был целиком поглощен наблюдением за берегом, расчетом времени и своими судами. Особенно важно было правильно рассчитать время. Если он приведет свои суда к берегу на две минуты раньше, то они могут угодить под обстрел своих же орудий. Если же подойти к берегу на две минуты позже, то танки не успеют поддержать свою пехоту, когда ей эта поддержка больше всего необходима. Время и место высадки танков было выбрано с учетом скорости движения танков. Десантные суда подошли к берегу раньше и были вынуждены задержать высадку. Линкоры и крейсера вели огонь через них. По обеим сторонам прохода, оставленного для десантных судов, вели огонь армейская артиллерия и эскадренные миноносцы. Среди грохота пушек и взрывов снарядов слышался рокот самолетов. А когда к берегу подошли десантные суда с ракетными установками, то резкий свист ракет перекрыл весь остальной шум.

Берег был окутан утренним туманом, и на какой-то момент Роквелл и командиры судов потеряли из виду свои ориентиры. Налетевший порыв ветра на минуту развеял туман, и стали видны домики, стоящие у подножия скал. Роквелл заметил, что суда относило течением несколько восточнее намеченного места высадки. Пришлось срочно менять курс и прибавить скорость, и точно в тот момент, когда прекратилась артподготовка, суда были против места высадки и на полной скорости проходили последние метры, отделявшие их от берега.

Это была именно та картина, которую Роквелл рисовал в своем воображении, когда самостоятельно повел первое десантное судно. Он был готов к тому, чтобы проводить высадку в условиях сильного огня противника. Но противник на берегу пока не оказывал никакого сопротивления. Стоял невообразимый грохот, и Роквелл не был уверен, стреляли ли вообще немецкие пушки. Просторный пляж, покрытый заграждениями, был пустынным. Дачи были разрушены, во многих местах горела трава. Не было видно ни одной живой души, и вся местность казалась совершенно безлюдной.

В 6.29 утра десантные суда подошли к берегу и остановили свои моторы. Были все основания надеяться, что артиллерия сделала свое дело и оборона противника подавлена. Роквелл приказал спустить аппарели своего судна. Первый танк рванулся вперед, зарылся носом в набежавшую волну и пошел по пляжу, видневшемуся недалеко от судна. И вдруг немцы ожили. Возможно, они только и выжидали этот момент, но более вероятно, что их артиллеристы лишь сейчас опомнились. Второй танк пошел в воду, и тут заговорила немецкая пушка на возвышенной части берега. К счастью, первые выстрелы немцев были неточны. Но едва успел сойти в воду второй танк, как с другого конца пляжа по судам Роквелла стало вести огонь тяжелое немецкое орудие. Десантные суда, стоявшие неподвижно, бортами к берегу, представляли хорошие цели, в которые легко было попасть. Но вот последний танк сошел в воду. Тут же были подняты аппарели, и суда задним ходом начали отходить от берега.

Роквелл выполнил свою задачу в точно установленное время. Танки уже были на берегу, теперь ему предстояло отвести десантные суда на безопасное расстояние от берега. Семь из восьми судов отошли от берега; на двух возникли пожары, восьмое судно было разбито и осталось стоять у берега. Роквелл видел, как первый танк шел через заграждения к берегу, но, не пройдя и десяти метров, вспыхнул ярким пламенем. Немцы теперь сосредоточили свой огонь по десантным судам с пехотой, которые приближались к берегу.

Первые десантные суда должны были сначала высадить пехоту, а уже затем — отряды подрывников. Однако на некоторых участках пляжа пехота и подрывники высаживались вместе, а кое-где подрывники даже оказались первыми. Вот что писал позже один из участников этой высадки:

«…Мы наблюдали за берегом, на который вскоре должны были высадиться… Было около шести часов утра. Со стороны противника не раздавалось ни одного выстрела. Но вскоре после того как спустили аппарели, на судне разорвался 88-миллиметровый немецкий снаряд. Взрывом убило почти половину людей; среди них был наш офицер… Меня отбросило в сторону. С трудом поднявшись на ноги, я увидел большую пробоину в переборке и рядом убитого сержанта. Сам я был с головы до пят в крови, так как меня ранило осколками. От взрыва на судне возник пожар, и пламя быстро разгоралось. Спрыгнув в воду, я направился к берегу. Рядом со мной было много солдат, пытающихся, как и я, выбраться на берег. Но на берегу противник встретил нас пулеметным огнем. Я добежал до заграждения и укрылся за ним…»

Нечто подобное пришлось пережить подавляющему большинству из 1450 человек восьми рот пехотного десанта. Одна из рот высаживалась правее места высадки танков Роквелла, на западном конце пляжа. Рота переправлялась на шести десантных судах. Первое судно этой роты затонуло недалеко от места высадки, второе судно было взорвано минометным огнем, и лишь четыре судна подошли к месту высадки. Солдаты стали прыгать в воду. Немцы направили на них сильный минометный и пулеметный огонь, и многие солдаты были убиты или утонули; те же, кому удалось выбраться на пляж, спешили укрыться за заграждениями. В течение каких-нибудь пятнадцати минут рота фактически была выведена из строя.

Эта рота высаживалась в установленном для нее месте; все же остальные роты — немного восточнее. Их отнесло туда тем же приливом, из-за которого, собственно, был нарушен план высадки на побережье «Юта». Но там это не имело большого значения, так как пехота высаживалась в полном порядке, а сопротивление немцев было слабым. Здесь же, на побережье «Омаха», порядок был нарушен еще до того, как солдаты достигли берега. Лишь некоторые суда провели высадку в двухстах метрах восточнее установленного места. Большинство же судов находилось от него на расстоянии почти в два километра. Одна рота высадилась почти в четырех километрах от назначенного места и была вынуждена добираться до него в течение полутора часов. На одних участках побережья пехоты не было вообще, а на других ее было слишком много. Перед солдатами находился противник, который оказался далеко не таким слабым, каким его представляли в период подготовки. Солдатам никто не говорил, что артиллерийский огонь противника может оказаться таким убийственным. Но самое главное — никто не мог сказать, где они находятся и что они должны делать в этой обстановке. У многих не было оружия, так как они потеряли его, когда пробирались через буруны. Большинство солдат, которым удалось укрыться за галечной насыпью, были так сильно потрясены выпавшими на их долю тяжелыми испытаниями, что в тот момент не могло быть и речи о каких-либо организованных действиях против немцев.

Солдаты были деморализованы не только сильным артиллерийским огнем противника, но и тем, что не знали, как действовать дальше. Отряд подрывников оказался в лучшем положении. У них была конкретная задача: перед ними находились заграждения, и каждая команда в составе двенадцати солдат и одного офицера должна была расчистить в них проходы шириной в 40 метров.

* * *

Заграждения на участке «Омаха» были обнаружены с помощью аэрофотосъемки только в апреле; количество их непрерывно возрастало. С целью их выявления англичане высадили специальные отряды в различных местах французского побережья, которые изучили, сфотографировали и измерили заграждения. Однако до американцев дошла только часть этой информации, поэтому планирование устройства проходов в заграждениях основывалось главным образом на догадках и предположениях, а не на фактическом материале.

Отряды подрывников сначала формировались только из военных моряков, в каждом отряде было семь рядовых и один офицер. Для расчистки 16 проходов было создано 16 отрядов. Но новые снимки побережья показали, что заграждения стали более сложными. Морское командование пришло к выводу, что отряды из восьми человек будут не в состоянии за полчаса проделать проходы в заграждениях, поэтому в каждую команду добавили еще по пять солдат.

Командиром подрывных отрядов был назначен морской офицер резерва Гиббонс. К своим подрывникам Гиббонс относился словно отец к детям — строго и с большой любовью. Назначение его на должность командира подрывников оказалось исключительно удачным: он сумел воодушевить подрывников на опасную работу и повести их за собой.

Гиббонс высадился на среднем участке пляжа. Первые два подрывника, встретившиеся ему, доложили, что остальные из их отряда погибли при высадке. Другие отряды высадились без потерь, и вскоре подрывники приступили к работе. Каждый подрывник имел при себе около килограмма взрывных шашек, привязанных к поясу; кроме того, дополнительные запасы взрывчатки в надувных резиновых лодках перетаскивались с десантных судов на берег. Гиббонс всегда был уверен в своих людях, и сейчас, наблюдая за их работой, очень был рад, что не ошибся в них. Он видел, как они ловко, быстро и в то же время без спешки переходили от одного заграждения к другому, привязывая к ним заряды взрывчатки.

В одном проходе подрывники подорвались на мине, и их искалеченные трупы валялись среди обломков заграждения.

Наблюдая за приливом, Гиббонс с тревогой заметил, что уровень воды поднимается со скоростью примерно четыре сантиметра в минуту. Уже через несколько минут после высадки вода достигла внешней линии заграждений и продолжала продвигаться вверх по пологому скату пляжа. Вскоре прилив вынудил подрывников прекратить работу и укрыться за галечной насыпью.

Из 16 запланированных проходов лишь пять были расчищены полностью. В двух проходах была взорвана только часть заграждений. Три отряда подрывников высадились слишком поздно, когда вода прилива уже покрыла заграждения, и не смогли приступить к работе. Два отряда были уничтожены еще при высадке, а один погиб от прямого попадания снаряда, когда тащил к берегу надувную лодку со взрывчаткой. На одном участке все уже было подготовлено к взрыву заграждений: заложены и соединены заряды и подрывники собирались поджечь шнуры и уйти в безопасное место, но внезапно разорвавшийся немецкий снаряд детонировал заряды; взрывом были убиты и ранены все подрывники этого отряда. К тому же возникло непредвиденное осложнение. Пехотинцы, пытаясь укрыться от огня противника, скапливались беспорядочными группами у заграждений. Командиры отрядов, заложив заряды и подготовив заграждения к взрыву, бегали вдоль заграждений и, яростно ругаясь, выгоняли солдат из зоны взрыва. А один командир, видя, что слова не помогают, вне себя поджег шнуры и закричал солдатам, что до взрыва осталось полминуты. Возле многих заграждений лежали раненые солдаты, и подрывники потратили немало времени, чтобы перенести их в другое место.

В этот трудный день подрывники Гиббонса проявили подлинный героизм. Однако вследствие поспешности и ошибок в планировании их героические усилия почти ни к чему не привели. Неблагополучно обстояло дело и с указателями проходов. Некоторые буи и вехи для обозначения проходов в заграждениях были утеряны или повреждены во время высадки. Вехи для обозначения проходов к берегу были очень неустойчивы и к тому же малозаметны со стороны моря из-за дыма, обволакивавшего берег. Металлические буи со штырем и флажком наверху легко пробивались винтовочными пулями и тонули, к тому же все буи были окрашены в одинаковый цвет, независимо от того, для какой границы прохода — правой или левой — они предназначались. В результате если один буй тонул, то по оставшемуся было невозможно определить, какую сторону прохода он обозначает.

Когда прилив залил заграждения, проходы, расчищенные ценой таких больших жертв, найти было невозможно. Все утро десантные суда ходили вдоль берега, разыскивая буи и вехи. Большинство командиров судов знало, что через заграждения должны быть сделаны проходы, но, не найдя указателей, не рискнули вести свои суда через минированные заграждения.

Большая часть артиллерии для поддержки пехоты по плану должна была прибыть на амфибиях и других переправочных средствах в первые же часы после высадки.

Однако море было настолько неспокойным, что многие из них перевернулись в море и утонули.

Прошло очень много времени, прежде чем инженерным частям удалось проделать в галечной насыпи проходы для танков. Причиной этой задержки снова была потеря техники. Из 16 бульдозеров осталось только три, причем один из них был так облеплен пехотинцами, что совершенно не мог двигаться. До 10 часов утра еще не было сделано ни одного прохода. К этому времени прилив достиг высшей точки, и танки оказались зажатыми на узкой полосе, шириной всего несколько метров. В это время на пляж начали прибывать грузовики, «джипы», вездеходы и другая техника. Все это скопление живой силы и техники служило отличной мишенью для немцев, которые вели артиллерийский огонь с ближних дистанций. В этот момент был получен приказ флоту: приостановить дальнейшую высадку, пока на пляже не будет наведен порядок.

В обстановке полной неразберихи и сумятицы на берег выгрузилась зенитная артиллерия. Одним взводом зенитной артиллерии командовал сержант Хаас.

Хаас, как и все, при первом взгляде на пляж был потрясен. Он понял, что выполнить приказ так, как это предполагалось, невозможно.

Хаас приказал своему водителю повернуть направо и попытаться пройти по узкой полосе между водой и нагромождением обломков.

Появление взвода Хааса в этот критический момент было весьма кстати. Хаас не успел еще остановить машину, как к нему подбежал офицер и показал ему на немецкий дот, расположенный на скалах, откуда немцы вели непрерывный огонь. Однако орудия Хааса не могли стрелять в виду слишком малого угла наводки. Тогда Хаас скомандовал водителю еще раз повернуть направо и отойти немного к морю. Оттуда он дал несколько залпов по немецкому доту. Все снаряды попали точно в цель, и немецкое орудие замолчало.

В это утро за высадкой на побережье «Омаха» наблюдали несколько человек. На западном конце пляжа немецкий офицер насчитал с десяток горящих танков и большое количество выведенных из строя машин; он видел убитых и раненых, лежавших на песке, и пехоту, укрывшуюся за насыпью. Обо всем увиденном он доложил в штаб дивизии, добавив, что вторжение, очевидно, остановлено у самого берега. Получив это донесение, командир немецкой дивизии проникся такой уверенностью о провале высадки, что даже отправил часть своих резервов для контратаки англичан. В сложившейся обстановке генерал Брэдли, находившийся на борту крейсера «Огаста», не мог оказать никакого влияния на ход боя. Он был сильно обеспокоен беспорядочными и тревожными сообщениями с берега. Около 9 часов утра Брэдли направил своего наблюдателя на быстроходном катере ближе к берегу; его донесения также были тревожными. Одновременно поступило сообщение от штабного офицера, в котором говорилось, что десантные суда мечутся у берега словно перепуганное стадо овец. В полдень Брэдли узнал, что обстановка на пляже остается по-прежнему критической. Он начал обдумывать план переброски войск на участок «Юта» и к местам высадки англичан. Принятие подобного решения в данной ситуации могло бы иметь весьма тяжелые последствия: это означало бы признать полный пропал высадки на участке «Омаха» и к тому же обречь уже высадившиеся войска на полное уничтожение противником.

Во второй половине дня в связи с введением в действие артиллерии флота в развитии операции обозначился перелом. Вначале из-за боязни поразить свои войска при высадке артиллерийская подготовка кораблей флота была прекращена за три минуты до начала высадки. Но когда выяснилось, что войска залегли на пляже, не продвигаются вперед и наступление приостановилось, корабли получили приказ подойти как можно ближе к берегу и открыть огонь по всем видимым целям. Таким образом, артиллерия флота поддержала находившуюся на берегу армейскую артиллерию. Одна за другой выводились из строя немецкие пушки, и их огонь по пляжу начал заметно ослабевать. Залегшая на берегу пехота воспрянула духом. Начали проявлять активность отдельные солдаты, офицеры и даже целые группы. Офицеры и сержанты, лучше подготовленные и более опытные, чем рядовые солдаты, постепенно приходили в себя от пережитого потрясения и начинали трезво оценивать обстановку.

На одном участке пляжа лейтенант и раненый сержант вышли из-за укрытия и поднялись на насыпь. Осмотрев проволочные заграждения за насыпью, они вернулись обратно, и лейтенант, обращаясь к помертвевшим от страха солдатам, громко сказал: «Вы что, собираетесь лежать до тех пор, пока вас всех перебьют?» Никто из солдат не шевельнулся. Тогда лейтенант и сержант разыскали взрывные заряды и взорвали проход в проволочных заграждениях, и только после этого солдаты пошли за ними. В такой же обстановке на другом участке один полковник заявил: «Здесь находятся две категории: убитые и те, кто хочет быть убитыми. Давайте же, черт возьми, думать, как вырваться из этого пекла!»

На этот призыв первым откликнулся рядовой солдат. Он взобрался на насыпь и установил в проволочных заграждениях двойной заряд взрывчатки. Сильный взрыв расчистил проход в проволочных заграждениях.

Его поступок воодушевил остальных, и вскоре небольшие группы солдат, в большинстве случаев плохо вооруженные, возглавляемые отдельными смельчаками, начали продвигаться вперед. На своем пути они встречали гораздо больше укрытий, чем было на пляже, и поэтому огонь немцев представлял для них меньшую опасность, чем на берегу. Но вскоре путь им преградили минные поля. В одной группе оказался лейтенант инженерных войск. Он пополз на животе впереди, разряжая мины своим охотничьим ножом, а за ним гуськом двигались остальные, стараясь ступать на следы идущих впереди. Именно эти разрозненные группы измученных, еще не оправившихся от потрясения солдат возобновили наступление на участке «Омаха».

К полудню небольшая часть пехоты прорвалась к скалам и оттуда начала атаковать оборонительные позиции немцев. Противник по-прежнему удерживал долины, и поэтому танки и артиллерия не могли следовать за пехотой и поддерживать ее. Сержант Хаас видел своих солдат на фоне скал, но вынужден был ждать, пока будут готовы проходы в галечной насыпи, через которые он сможет провезти свои пушки. Гиббонс с нетерпением ожидал начала отлива, чтобы продолжать расчистку проходов в заграждениях. Первое время связь отсутствовала. Большинство радиостанций намокло в воде при высадке и не работало. Телефонную связь с трудом наладили только к полуночи. Катушка с телефонным проводом, которую нес на себе Генри Майерс, лежала возле него. Если бы в этот момент немцы предприняли сильную контратаку, они смогли бы без особого труда сбросить американские части обратно в море.

Но никаких контратак не последовало, и этим, как и многим другим, сухопутные войска были обязаны своей авиации. Самолеты союзников в этот день задерживали передвижение немецких частей по всей территории Франции. Немаловажную роль сыграла авиация и в разрушении коммуникаций еще до начала высадки.

В северном районе Атлантики немецкие метеорологические станции были оборудованы хуже английских и американских. Частично это объяснялось их географическим положением, а частично тем, что немецкая авиация была доведена до такого состояния, что немцы не могли рисковать своими самолетами для ведения дальней метеорологической разведки. В результате их синоптики предсказывали только плохую погоду, и на основании этого немцы считали, что им ничто не угрожает в этом районе, по крайней мере в течение нескольких дней. Фельдмаршал Роммель выехал на несколько дней в Германию для доклада Гитлеру, а в самом районе высадки утром 6 июня 1944 года все командиры дивизий были вызваны на совещание в город Бриттон. Даже тогда, когда высадка уже началась, немецкое верховное командование никак не могло поверить, что союзники действительно начали вторжение, несмотря на такую плохую погоду.

Авиация союзников препятствовала вылетам немецких самолетов метеорологической службы и успешно бомбила немецкие радарные станции. За неделю до начала вторжения немецкие самолеты-разведчики доплетали до Дувра и, приняв сосредоточенный там ложный флот за действительный, доложили командованию, что флот союзников продолжает стоять на месте. Но они не имели возможности пролетать дальше к тем гаваням, где был сосредоточен флот, предназначенный для вторжения. На побережье Франции немцы имели достаточное количество радарных станций, чтобы своевременно засекать суда и самолеты союзников, но всю последнюю неделю перед высадкой союзная авиация подвергала их усиленной бомбежке, и в ночь высадки последние из еще оставшихся станций были разбиты. Лишь на восточном побережье небольшое количество немецких радарных станций было специально оставлено неповрежденными, чтобы они могли засечь передвижение ложного флота в восточной части пролива и этим создать у немцев впечатление будто флот союзников движется в направлении Кале.

Вот почему в то утро немецкое верховное командование долго не могло поверить, что где-то в другом месте началась высадка главных сил союзников. В штабы Рундштедта и Роммеля поступала далеко не полная информация. Все это, по-видимому, подтвердило уверенность Рундштедта, что главные силы союзников будут высаживаться в районе Кале, а высадка в Нормандии, по его мнению» была предпринята союзниками как отвлекающий маневр. Поэтому, когда наступил решающий момент, он колебался, куда бросить основные резервы. Вблизи района высадки армейское командование имело только одну механизированную дивизию, которая дислоцировалась в районе Канн и в начале дня была переброшена в район высадки англичан. Между Нормандией и Парижем находились еще две механизированные дивизии СС, но они не подчинялись армейскому командованию. Гитлер запретил Рундштедту использовать их без предварительного согласования с ним лично. В конце дня начальник штаба Рундштедт запросил у Гитлера разрешение перебросить эти дивизии на запад. Однако Гитлер отказался дать согласие, мотивируя это тем, что высадка основных сил союзников ожидается на восточном побережье Франции. Решение Гитлера никто не мог изменить, и оно оставалось в силе до следующего дня. Когда же наконец приняли решение о переброске этих дивизий, было уже слишком поздно. Авиация союзников не давала никакой возможности этим дивизиям передвигаться в дневное время. Она контролировала все дороги и охотилась даже за отдельными танками, которые пытались продвигаться вне дорог.

Тактические резервы в районе побережья «Омаха» были израсходованы. Эти резервы состояли из двух бригад. Ночью часть бригад была введена в действие против воздушного десанта; утром другая часть была переброшена в район высадки англичан, которые продвигались в глубь Франции. Атлантический оборонительный вал немцев на участке «Омаха» оказался недолговечным.