Глава 4 Высадка в Египте 1249 год

Глава 4

Высадка в Египте

1249 год

В самом начале марта по приказу короля всем судам королевской флотилии, всем сеньорам и другим крестоносцам был разослан приказ грузить на борт свежие запасы вина и другой провизии и быть готовыми по слову короля сниматься с места. Как только его величество убедился, что все в должном порядке, он со своей королевой в пятницу перед Днем Святой Троицы поднялись на свой корабль. В субботу, приказав своим вассалам-графам и другим сеньорам следовать за ним прямо в Египет, король Людовик поднял паруса, и остальные корабли выстроились за ним в кильватер. Это было поистине прекрасное зрелище, ибо казалось, что все море, сколько видит глаз, покрыто парусами наших судов. Общее их количество, больших и малых, составляло примерно восемнадцать сотен.

Король бросил якорь у небольшой горы, известной как мыс Лимасол; все остальные корабли расположились вокруг него. Король сошел на берег в День Святой Троицы. После того как мы прослушали мессу, поднялся яростный ветер, который дул через море в направлении Египта. Он гнал корабли с такой силой, что из двух тысяч восьмисот рыцарей, которых король взял с собой в эту экспедицию, осталось не более семисот, которых ураган не разъединил с отрядом и не понес в Акру и другие чужие земли; они долгое время не могли примкнуть к королю.

В Духов день ураган стих. Король и те из нас, кто по велению Божьему остались с ним, немедленно подняли паруса. По пути мы присоединились к князю Морейскому (имеется в виду Ахейское княжество, одно из государств крестоносцев, возникших после разгрома ими в 1204 году Константинополя и Восточной Римской (Византийской) империи – в данном случае на п-ове Пелопоннес (его также называли Морея). – Ред.) и герцогу Бургундскому (который временно находился в стране князя). В следующий четверг король появился перед Дамиеттой, где мы увидели множество воинов султана, построения которых протянулись вдоль берега. Зрелище это ослепляло, потому что войска султана блистали золотом, и там, где на них падало солнце, их оружие ослепительно сверкало. Грохот, который эта армия извлекала из своих барабанов и «сарацинских рогов», было просто невозможно слушать.

Король собрал своих вассалов, дабы узнать, что, по их мнению, следует предпринять. Многие посоветовали подождать, пока к ним не присоединятся остальные, потому что в данный момент с нами осталось не более трети всех сил, но король никоим образом не хотел согласиться с этим порядком действий. Причина, которую он изложил им, заключалась в том, что задержка послужит только укреплению боевого духа врага и, что более важно, в Дамиетте не было гавани, в которой они могли бы дождаться подхода остальных своих сил, не опасаясь, что еще одна буря отнесет оставшиеся корабли в другие земли, как это случилось на Святую Троицу.

Было решено, что король высадится на берег в пятницу на неделе после Троицы и вступит в битву с сарацинами, разве что те откажутся сражаться. Его величество приказал Жану де Бомону предоставить мне и Эрарду де Бриену галеру, чтобы мы и наши рыцари смогли добраться до берега, потому что большие корабли не могли подходить близко к нему. Так случилось по Божьему велению, что когда я возвращался на свой корабль, то прошел мимо судна поменьше, которое было предоставлено мне мадам де Бейрут, кузиной графа де Монбельяра и моей. Оно доставило восемь моих коней.

С приходом пятницы я и граф Эрард, оба в полном вооружении, явились к королю и попросили галеру, так как Жан де Бомон сказал, что у нас нет ни одной. Когда наши люди узнали, что галер ждать не стоит, они стали прыгать с судна в баркас, один за другим, со всей возможной быстротой, так что баркас стал тонуть. Видя, что он постепенно погружается в воду, матросы вскарабкались обратно на корабль, оставив моих рыцарей в баркасе. Я спросил у шкипера, сколько людей он может принять; он ответил, что двадцать человек с оружием. Затем я узнал, может ли он доставить их на берег, если я займусь их размещением на баркасе. Когда он согласился, я отобрал тех, кого предполагалось за три рейса доставить до судна, где содержались мои кони.

Пока я занимался доставкой своих людей, некий рыцарь Плонке, один из людей Эрарда де Бриена, попытался спрыгнуть с судна в баркас, но промахнулся, упал в море и утонул.

Вернувшись на свой корабль, я взял в шлюпку одного их моих спутников, Гуго де Вокулёра, которого собирался в ближайшее время посвятить в рыцари, и дал ему в спутники двух юных пажей – Вилена де Вереи и Гийома де Даммартена. Они, как потом выяснилось, находились в очень плохих отношениях друг с другом. До сего времени никому не удавалось их помирить, и все потому, что, пока они были в море, таскали друг друга за волосы. Тем не менее я заставил их забыть свои раздоры и обняться, потому что поклялся им на святом Евангелии, что не сойдем на берег, пока они будут ссориться.

Затем мы направились к земле и прошли мимо шлюпки, приписанной к большому королевскому кораблю, на борту которого находился его величество. Поскольку мы двигались куда быстрее ее, люди на борту начали приветствовать нас и советовать пристать рядом со стягом Святого Дени, который развевался на другом судне перед королевским. Я не обратил на них внимания, а, наоборот, высадил моих людей перед большим отрядом турок (мамлюков и египтян. – Ред.) в том месте, где стояло шесть тысяч всадников.

Едва только они увидели, как мы выходим на берег, как сразу, пришпоривая коней, рванулись к нам. Что же до нас, когда мы увидели их приближение, то воткнули острые концы щитов в песок, твердо укрепили в земле копья с остриями, направленными на врага. Увидев, что наши копья готовы пропороть животы их коням, вражеские конники развернулись в обратную сторону.

Бодуэн де Реймс, очень достойный рыцарь, который только что сошел на берег, прислал мне со слугой просьбу подождать его. Я дал ему знать, что охотно это сделаю, поскольку в сей критический момент такой человек, как он, может только пригодиться. Могу сказать, что после такого ответа он надолго преисполнился ко мне добрых чувств. Этот отличный человек привел нам на помощь тысячу рыцарей. Уверяю вас, что, когда я высадился, при мне не было ни слуг, ни рыцарей – никого из тех, кого я взял с собой в своих землях; но Господь не оставил меня в одиночестве.

Слева от нас готовился к высадке граф де Жаффе, и его появление на берегу стало ярким зрелищем. Борта его галеры, даже те, что скрывались под водой, несли на себе яркие щиты с его фамильными гербами. На галере его было, самое малое, триста гребцов, и рядом с каждым из них висел щит поменьше с гербом графа, и над каждым гребцом развевался флажок с гербом, выписанным золотом.

Казалось, что приближающаяся галера летела, с такой мощью взмахи весел гнали ее вперед, и треск развевающихся штандартов, гул барабанов и пронзительные звуки труб (сарацинских рогов) на борту судна создавали такой оглушающий шум, что казалось, будто в небе раздаются громовые раскаты. Как только галера глубоко врезалась в песок, граф и его рыцари спрыгнули на берег; они были отменно вооружены и поспешили занять место рядом с нами.

Я забыл сказать вам, что сразу же после высадки граф де Жаффе приказал разбить шатры и палатки. Как только сарацины увидели их, то собрались перед нами и, пришпорив коней, рванулись вперед, словно собираясь смять нас. Но, увидев, что отступать мы не собираемся, они тут же снова развернулись.

Справа от нас, примерно на расстоянии полета стрелы из арбалета, к берегу подошла галера, которая несла стяг Святого Дени (Сен-Дени). Один из сарацин, то ли потому, что не смог сдержать своего коня, то ли решив, что и остальные последуют за ним, ворвался в ряды тех, кто только что сошел на берег, но его тут же порубили на куски.

Когда король услышал, что знамя Сен-Дени уже водружено на берегу, он стал быстрыми шагами мерить палубу своей галеры и, что бы ни говорил присутствующий при нем папский легат, отказался быть в отдалении от эмблемы своего государства. Он спрыгнул в море, погрузившись в воду до подмышек, и с висящим на шее щитом, с копьем в руке и со шлемом на голове двинулся вперед, пока не присоединился к своим воинам на берегу. Выйдя на землю, король посмотрел на врагов, спросил, кто они такие, и получил ответ, что это сарацины. Он взял копье под мышку, прикрылся щитом и был готов рвануться на них, если бы здравомыслящие люди, окружавшие короля, не остановили его.

Трижды сарацины голубиной почтой посылали султану сообщения, что король высадился на берег, но так и не получили ответа, потому что султан был недееспособен из-за болезни, которая свалила его. Посему, предположив, что их властелин скончался, сарацины оставили Дамиетту. Король послал рыцаря узнать, в самом ли деле они покинули город. По возвращении тот сообщил королю, что обошел дворец султана и подтверждает, что все так и есть. Его величество тут же послал за легатом и за всеми епископами, который были в составе его армии, и все вместе запели хвалу Господу «Те Deum laudamus» (Тебя, Бога, хвалим). Затем король оседлал коня, остальные последовали его примеру, и все мы встали лагерем перед Дамиеттой.

Сарацины (египтяне. – Ред.) поступили очень неумно, когда, оставляя Дамиетту, не уничтожили наплавной мост, потому что в таком случае они бы серьезно осложнили наше положение. Тем не менее, уходя, они доставили нам серьезную неприятность, предав огню базар, где хранились и продавались самые разные товары. Последствия были для нас столь же серьезны, как если бы – не дай Бог! – кто-то в Париже поджег бы мост Пети-Пон.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.