КАЗНИ И ПЫТКИ В ГОДЫ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА

КАЗНИ И ПЫТКИ В ГОДЫ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА

Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на выносе, шла,

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе... Не забыть!

Буду я, как стрелецкие женки,

Под кремлевскими башнями выть.

Анна Ахматова

«Русский народ живет в порочном кругу насилия и страха. Страх разлит по всему лицу земли Российской. Страх заползает под крыши “дворцов” советских сановников и “хижин” трудового народа. Страх заставляет молчать или славословить, лгать и предавать. Страх растлевает человеческий ум и калечит душу» (Деникин А.И.).

В годы Большого террора пик репрессий пришелся на 1937—1938 гг. Этот период выделяется в советской истории особенно кровавыми и труднообъяснимыми репрессиями. По официальным данным, за два года по политическим мотивам было арестовано 1548 366 человек, из них расстреляно 681692, т. е. в этот период в стране в среднем казнили в день по 934 человека (без учета казненных за уголовные преступления) (58).

Но даже эти ужасные цифры вряд ли являются полными. В число арестованных не включены, например, сотни тысяч депортированных и ссыльных. Непонятно, в какую категорию власти отнесли погибших под пытками во время «следствия». Неизбежно возникают вопросы: в чем причины такого скачка массовых расстрелов именно в эти два года? Почему репрессии происходят спустя 20 лет после революции в условиях относительной политической стабильности? В годы Гражданской войны и во время коллективизации террор совпадал с периодами острейших социально-политических конфликтов, сопровождающихся перераспределением собственности. Но в конце 1930-х гг. не было таких острых социальных конфликтов, для решения которых необходимо было применить столь массовое насилие. Известно, что террор и массовые репрессии в 1936—1938 гг. обосновывались сталинской теорией усиления сопротивления свергнутых классов, хотя на самом деле к тому времени ни сопротивления, ни самих этих классов уже не было и в помине. Если в 1913 г. 16,3 % всего населения России составляли помещики, крупная и мелкая городская буржуазия, торговцы и кулаки, то в 1928 г. на их долю приходилось 4,6 % населения, а к 1937 г. эксплуататорские классы в СССР были ликвидированы (59).

Несмотря на это, вождь и его ближайшие соратники призывали советских людей к бдительности, разоблачению и уничтожению врагов: «“Шахтинцы” (враги народа, вредители. — В.И.) сидят теперь во всех отраслях нашей промышленности. Многие из них выловлены, но далеко не все выловлены» (60). «Во все советские учреждения и организации проникло много врагов, они замаскировались под советских служащих, рабочих, крестьян, ведут жесткую и коварную борьбу против советского народного хозяйства, против Советского государства» (61). Теория вождя об усилении классовой борьбы при приближении к социализму «подтверждается» на больших и малых открытых и закрытых судебных процессах, на которых прилюдно разоблачают и жестоко карают врагов народа.

В 1936—1938 гг. состоялись три крупных открытых процесса над бывшими высшими деятелями ВКП(б), которые были в 20—30-е гг. XX века связаны с троцкистской или правой оппозицией. На первом процессе «троцкистско-зиновьевского террористического центра» основными обвиняемыми были Зиновьев и Каменев. Помимо прочих обвинений, им инкриминировалось убийство Кирова и заговор с целью убийства Сталина. Все шестнадцать обвиняемых были приговорены к смертной казни и сразу же после оглашения приговора расстреляны. Второй процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» проходил над 17 менее крупными деятелями, такими, как Радек, Пятаков и Сокольников. 13 человек были расстреляны, остальные отправлены в лагеря, где вскоре умерли. На третьем процессе над 21 членом так называемого «Правотроцкистского блока» главными обвиняемыми были Николай Бухарин — бывший член Политбюро и глава Коминтерна и Алексей Рыков — бывший член Политбюро и председатель СНК, а также Г.Г. Ягода, Х.Г. Раковский, Н.Н. Крестин-ский, М.А. Чернов и другие. Целью «преступной группировки» был «шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, провокация военного нападения этих государств на СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана, Приморья на Дальнем Востоке в пользу упомянутых иностранных государств, наконец, свержение в СССР существующего социалистического общественного и государственного строя и восстановление капитализма, восстановление власти буржуазии» (62).

Все подсудимые были признаны виновными и, кроме троих, расстреляны. В работах В.П. Наумова, М. Геллера и А. Некрича утверждается, что в ходе допросов над участниками этих и последующих процессов широко применялись шантаж (угрозы расправы с близкими родственниками), пытки и истязания, а признательные показания были вырваны силой (63).

Происходило массовое истребление руководящих кадров и рядовых членов партии. Из267членов ЦК, избранных в его состав с 1917по 1934 г., к началу репрессий умерли 34, пережили репрессии 36, в основном те, кто особо рьяно прислуживал Сталину, и вошедшие в ЦК в 1920—1930-е гг. Остальные были уничтожены (А.И. Козлов. «Сталин: борьба за власть». — Ростов Н/Д.: Издательство Ростовского университета, 1991, с. 381). Таким образом, было уничтожено 197 из 233 членов ЦК, доживших до начала репрессий.

Какой извращенной фантазией надо обладать, чтобы утверждать, что Сталин и его подручные, осуществившие эти репрессии, «продолжали дело Ленина и Октябрьской революции»? А может быть, и в самом деле продолжали? Ведь и во время революции пламенные революционеры марксисты-ленинцы также в первую очередь уничтожали лучших представителей российской элиты. По утверждению ответственного работника КПК при ЦК КПСС Каткова в 1991 г., среди лиц, репрессированных в 1937—1938 гг., было 116 885 коммунистов, т.е. тех, у кого был партбилет на момент ареста. Те же, кого исключили перед арестом или несколькими годами ранее при разгроме различных оппозиций, числились беспартийными. Трудно сказать, сколько было репрессировано таких «беспартийных», но, как заявил на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 г. Сталин, с 1922 г. из рядов партии было исключено около 1,5 миллиона человек (Роговин В.З. «Партия расстрелянных». — М., 1997, с. 487). По данным Вадима Роговина, коммунисты составляли более половины всех репрессированных. Жестоким репрессиям подверглись и представители зарубежных компартий. На IX съезде СЕПГ в январе 1989 г. было официально объявлено, что в СССР во время «великой чистки» было уничтожено 242 видных деятеля КПГ (В.И. Пятницкий. «Осип Пятницкий и Коминтерн на весах истории». — Минск: Харвест, 2004, с. 541).

Югославские историки приводят списки более 800 своих эмигрантов и коммунистов, погибших от сталинского террора, и среди них четыре генеральных секретаря КПЮ, занимавших этот пост в партии в разное время. «В руководстве югославской компартии, кроме Тито, не осталось никого» (там же). «В подвалах Лубянки, Лефортовской тюрьмы и других местах погибло более (500 болгарских коммунистов» (там же, с. 542). В сталинских застенках погибли основатели Коминтерна Г. Клингер, Г. Эберлейн (КПГ), швейцарский соратник Ленина Ф. Платтен. Жертвами сталинизма стали 10 из 16 членов первого ЦК Коммунистической партии Венгрии и 11 из 20 народных комиссаров Венгерской Советской Республики 1919 г. Были арестованы почти все польские коммунисты, находившиеся в СССР. Руководители Компартии Польши, в том числе ее генеральный секретарь Ленский и один из основателей Социал-демократической и коммунистической партий Польши 70-летний Барский, были расстреляны. Было принято постановление Исполкома Коминтерна о роспуске партии. В Монголию, находившуюся в полной зависимости от СССР, был послан заместитель наркома внутренних дел Фриновский. Из 11 членов монгольского Политбюро ЦК было уничтожено 10, кроме одного Чойбалсана. Были расстреляны лидер Компартии Ирана Султан-Заде и Компартии Мексики Гомес (там же, с. 340).

11 июня 1937 г. на закрытом судебном заседании без участия защитников и без права обжалования приговора было рассмотрено дело по обвинению Маршала Советского Союза Тухачевского, командармов 1-го ранга Уборевича и Якира, командарма 2-го ранга Корка, комкоров Фельдмана, Эйдемана, Примакова и Путны в шпионаже, измене Родине и подготовке террористических актов. Высших офицеров РККА судило образованное Сталиным Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе председательствующего В.В. Ульриха и членов Я.И. Алксниса, В.К. Блюхера, С.М. Буденного, Б.М. Шапошникова, И.П. Белова, П.Е. Дыбенко, Н.Д. Каширина и Е.И. Горячева. Все подсудимые были расстреляны сразу же после окончания суда. Из членов «присутствия» эпоху Большого террора пережили лишь Буденный и Шапошников, остальные «судьи» вскоре были расстреляны.

После «Процесса военных» начались репрессии в РККА. Особенно большой урон понес высший командный состав — с командиров полков и выше. Всего в армии за контрреволюционные преступления было осуждено командиров всех рангов и бойцов: в 1936 г. — 925 человек, в 1937 - 4079, в 1938 - 3132, в 1939 - 1099 и в 1940 -1603 человека. По данным Архива Военной коллегии Верховного суда СССР к высшей мере наказания в 1938 г. были приговорены 52 военнослужащих, в 1939 г. — 112 и в 1940 г. — 528 военнослужащих (64).

Чистка способствовала быстрому продвижению остающихся на свободе офицеров вверх по служебной лестнице и круто меняла их судьбы. Например, военный летчик старший лейтенант Иван Проскуров (1907 г. рождения) с октября 1936 по июнь 1937 г. воевал в Испании командиром 1-й интернациональной бомбардировочной эскадрильи. В июне 1937 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза и, по указанию Сталина, минуя звание капитана, — воинское звание майора. Это определило карьерный взлет молодого летчика. В 1937 г. ему было присвоено звание полковника, а в начале 1938 г. — комбрига. 7 октября 1938 г. Проскуров утвержден членом Военного совета при народном комиссаре обороны СССР, а 14 апреля 1939 г. назначен заместителем наркома обороны СССР и начальником Разведывательного управления РККА. С июня 1940 г. — генерал-лейтенант авиации. Командовал ВВС Дальневосточного фронта, с начала июня 1941 г. — командующий ВВС 7-й армии. 27 июня 1941 г. Иван Иосифович Проскуров был арестован, а 28 октября расстрелян по личному распоряжению Берии: «Следствие прекратить, суду не предавать, немедленно расстрелять». В протоколе значилось: «Виновным себя не признал». В один день с ним были казнены 20 человек, в том числе генералы Локтионов, Штерн, Арженухин, Рычагов, Смушкевич, Володин, Каюков, Савченко и другие. Реабилитирован 15 мая 1954 г. (65).

Однако основную массу казненных в годы Большого террора составили не партийные деятели — маршалы и генералы, — а сотни тысяч простых советских граждан. 2 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик следующую телеграмму: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте, и в некоторых отраслях промышленности. ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке». Телеграмма была подписана Сталиным.

16 июля 1937 г. состоялось совещание Ежова с начальниками областных управлений НКВД, где обсуждались вопросы проведения предстоящей операции. В следственных делах на наркома Н.И. Ежова и его заместителя М.П. Фриновского имеются показания С.Н. Миронова (начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю), А.И. Успенского (нарком внутренних дел УССР), Н.В. Кондакова (нарком внутренних дел Армянской ССР) и других об этом совещании. С.Н. Миронов показал: «Ежов дал общую оперативно-политическую директиву, а Фриновский уже в развитие ее прорабатывал с каждым начальником управления “оперативный лимит”» (количество лиц, подлежавших репрессии в том или ином регионе СССР. — В.И.). В заявлении на имя Л.П. Берии С.Н. Миронов писал: «...в процессе доклада Ежову в июле я ему заявил, что столь массовые широкие операции по районному и городскому активу... рискованны, так как наряду с действительными членами контрреволюционной организации они очень неубедительно показывают на причастность ряда лиц. Ежов мне на это ответил: “А почему вы не арестовываете их? Мы за вас работать не будем, посадите их, а потом разберетесь — на кого не будет показаний, потом отсеете. Действуйте смелее, я уже вам неоднократно говорил”. ...При этом он мне заявил, что в отдельных случаях, если нужно, с вашего разрешения могут начальники отделов применять и физические методы воздействия» (66).

«Начальники управлений, — показывал А.И. Успенский, — стараясь перещеголять друг друга, — докладывали о гигантских цифрах арестованных. Выступление Ежова на этом совещании сводилось к директиве: “Бей, громи без разбора”. Ежов прямо заявил, — продолжал он, — что “в связи с разгромом врагов будет уничтожена и некоторая часть невинных людей, но что это неизбежно”. На мой вопрос, как быть с арестованными 70- и 80-летними стариками, Ежов отвечал: “Если держится на ногах — стреляй”» (67).

30 июля 1937 г. был принят приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». По этому приказу определялись следующие категории лиц, подлежащих репрессиям: «1. Бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания и продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность; 2. Бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудпоселков, а также кулаки, скрывшиеся от раскулачивания, которые ведут антисоветскую деятельность; 3. Бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою антисоветскую преступную деятельность; 4. Члены антисоветских партий (эсеры, грузмеки, муссаватисты, иттихадисты и дашнаки), бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, банд пособники, переправщики, реэмигранты, скрывшиеся от репрессий, бежавшие из мест заключения и продолжающие вести активную антисоветскую деятельность; 5. Изобличенные следственными и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверсионных контрреволюционных формирований. Репрессированию подлежат также элементы этой категории, содержащиеся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены; 6. Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу; 7. Уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой. Репрессированию подлежат также элементы этой категории, которые содержатся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены; 8. Уголовные элементы, находящиеся в лагерях и трудпоселках и ведущие в них преступную деятельность».

Все репрессируемые разбивались на две категории: «наиболее враждебные элементы» подлежали немедленному аресту и после рассмотрения их дел на тройках — расстрелу. «Менее активные, но все же враждебные элементы» подлежали аресту и заключению в лагеря или тюрьмы на срок от 8 до 10 лет. Приказом НКВД для ускоренного рассмотрения тысяч дел были образованы «оперативные тройки» на уровне республик и областей. В состав «тройки» обычно входили: председатель — местный начальник НКВД, члены — местные прокурор и первый секретарь областного, краевого или республиканского комитета ВКП(б). Для каждого региона Советского Союза устанавливались лимиты по обеим категориям. (Приказ впервые был напечатан в газете «Труд» 4 июня 1992 г. Другие документы о массовых операциях Большого террора были напечатаны в еженедельнике «Московские новости» 21 июля того же года. До этого времени информация о приказе была полностью засекречена. Даже в засекреченном выступлении в 1956 г. Н.С. Хрущев, который сам принимал участие в «кулацкой операции», не упомянул о нем ни слова.)

Для подготовки репрессий в Москве и регионах прошли рабочие совещания сотрудников НКВД и прокуратуры, на которых было указано на необходимость придерживаться строжайшей секретности, на допустимые упрощения при ведении следствия и быстрое проведение судебных процессов. Рекомендовалось также подобрать подходящие места для осуществления расстрелов и захоронения тел. Участники такого заседания в Новосибирске, например, приветствовали предстоящую операцию «громкими возгласами поддержки» (68).

В изданном Ежовым приказе лимиты по обеим категориям были уменьшены по сравнению со списками от регионов. В общей сложности 59 республик, краев и областей предоставили список из 263 076 бывших кулаков и преступников: 85 511 предлагалось расстрелять, а 181 562 — выслать. Приказом же предусматривалось число репрессированных примерно на 29 тыс. человек меньше: 59,2 тыс. по первой категории, 174,5 тыс. — по второй. Уменьшение лимитов было произведено в основном за счет регионов, в чьих списках было более 4 тыс. кандидатов. Наибольшее количество кандидатов на расстрел и депортацию представил первый секретарь Московского обкома Н.С. Хрущев. По состоянию на 10 июля им было предложено репрессировать 41 305 «криминальных и кулацких элементов», из которых 8500 предлагалось расстрелять (первая категория) и 32 805 выселить (вторая категория) (69: 274—282).

Приказ утверждал личный состав 64 «троек» на республиканском, краевом и областном уровнях. В «кулацкой операции» «тройки» были «оперативным костяком массового террора» и имели не только те же задачи, что и ускоренные суды по раскулачиванию, но иногда и тех же членов, например: Станислав Реденс, Ефим Евдокимов, Леонид Заковский, Василий Каруцкий, Борис Бак, Роберт Эйхе и другие. Председателем заседаний был представитель НКВД, материалы для принятия решений «тройкой» также готовили сотрудники НКВД — «докладчик»-следователь и «секретарь» «тройки». Следствие проводилось «ускоренно и в упрощенном порядке». Заседания происходили за закрытыми дверями, в отсутствие обвиняемого, не оставляя ему никакой возможности для защиты. Пересмотр вынесенных «тройками» решений не был предусмотрен приказом, поэтому расстрельные приговоры быстро приводились в исполнение (70:28, 31,228).

Лимиты на уничтожение неоднократно увеличивались как по инициативе центра, так и по многочисленным ходатайствам территориальных органов НКВД. Например, 15 октября 1937 г. Политбюро приняло увели-чедце дцмитрв на 120 тыс. человек, из них 63 тыс. по первой категории и 57 тыс. — по второй. В Омске назначенный 28 июля 1937 г. председатель «тройки» уже 1 августа просил Лубянку увеличить лимиты. Он объяснил это «стахановскими темпами», которыми арестовано уже 3008 человек по первой категории (71).

В 1938 г. репрессии приобрели еще более жестокий характер — в некоторых регионах подавляющее большинство приговоров были смертными. Так, в Украинской ССР и Молдавской АССР с 1 января по 1 августа 1938 г. лишь 830 человек были отправлены в лагеря, а 36 393 приговорены к смерти. Одной из причин особой жестокости репрессий на Украине, видимо, стали кадровые изменения в партийном руководстве. 27 января первым секретарем Коммунистической партии Украины стал Н.С. Хрущев. Работа «троек» была поставлена на конвейер. Например, Ленинградская «тройка» 9 октября 1937 г. вынесла 658 смертных приговоров заключенным на Соловецких островах. Омская «тройка» 10 октября вынесла 1301 приговор, по которым 937 человек были осуждены на смертную казнь. «Тройка» Татарской АССР 28 октября вынесла 256 смертных приговоров. Карельская «тройка» 20 ноября рассмотрела 705 дел и вынесла 629 смертных приговоров. В тот же день Краснодарская «тройка» вынесла 1252 приговора. Репрессии проводилась также в отношении лиц, уже осужденных и находившихся в лагерях. Для них в приказе был выделен лимит на расстрел на 10 тысяч человек, который впоследствии был увеличен. По данным ГУГБ НКВД СССР, по состоянию на 31 декабря 1937 г. в процессе «кулацкой операции» было арестовано 555 641 человек, из них 239 252 приговорены к смерти, 314110 человек осуждены на сроки в лагерях или тюрьмах и 14 600 заключенных лагерей были приговорены к расстрелу (72:150—152).

Современные российские историки оценивают общее число заключенных только в «кулацкой операции» до 820 тыс., из них от 437 тыс. до 445 тыс. были расстреляны. Начальники УН КВД, получив разверстку на арест нескольких тысяч человек, были поставлены перед необходимостью арестовывать сразу сотни и тысячи человек. А так как всем этим арестам надо было придать какую-то видимость законности, то сотрудники НКВД стали повсеместно выдумывать всякого рода организации, «центры», «блоки» и просто группы.

Из материалов следственных дел того времени видно, что почти во всех краях, областях и республиках действовали широко разветвленные повстанческие, «правотроцкистские шпионско-террористические, диверсионно-вредительские» организации и центры, и, как правило, эти «организации» или «центры» возглавляли первые секретари обкомов, крайкомов или ЦК компартий союзных республик. Так органами УН КВД Западно-Сибирского края было сфабриковано широкомасштабное дело, названное позднее «эсеро-ровсовским заговором». «Ровсовская» операция представляла собой репрессивную акцию, инициированную и реализованную руководством Западно-Сибирского края, которому удалось заручиться поддержкой Москвы. Поданная в Москву информация сыграла существенную роль и в разработке будущей «кулацкой» операции.

Кроме крупной «ровсовской» организации в Новосибирской области были «разоблачены» «Сибирский комитет польской организации войсковой», «Новосибирская троцкистская организация в РККА», «Новосибирский троцкистский террористический центр», «Новосибирская фашистская национал-социалистическая партия Германии», «Новосибирская латышская национал-социалистическая фашистская организация» и еще 33 другие «антисоветские» организации и группы. В конце июля 1937 г. члены оперативной бригады секретно-политического отдела УН КВД Западно-Сибирского края, в значительной степени укомплектованной курсантами межкраевой школы НКВД под руководством П.И. Молостова, ходили по предприятиям и стройкам Новосибирска, выясняя у администрации наличие «антисоветского элемента».

Курсанты обходились без протоколов, ограничиваясь записями вроде «антисоветски настроен», «кулак» и т.д. Аресты «врагов народа» производились как поодиночке, так и облавами. Так сотрудники НКВД ночью оцепили огромную площадку строительства оперного театра и в течение трех дней арестовали до 200 строителей. Один из сотрудников НКВД, проводивший подобную операцию в Прокопьевске, позднее показал: «Ночью к зданию городского отдела были подогнаны около 15 грузовых автомашин с вооруженной охраной. По указанию Дымнова мы выехали на поселок Южный, где в основном жили спецпоселенцы, и... подвергли аресту всех мужчин. Ордеров на арест у нас не было... брали всех подряд, кто окажется дома... В этот раз было арестовано свыше 200 человек... Руководством городского отдела, видимо, с участием Дымнова, был составлен список всех арестованных, которых вписали в заранее заготовленную схему повстанческой организации...» До 15 марта 1938 г. только по «ровсовской» организации было осуждено 24 383 человека, из них 21 129 человек были расстреляны (73).

«Кулацкая операция» была лишь одним из направлений в общей кампании чисток. Были приняты и другие меры государственного терроризма для чистки советского общества от нежелательных «элементов». 9 марта 1936 г. Политбюро ЦК ВКП(б) издало Постановление «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов». В соответствии с ним был усложнен въезд в страну политэмигрантов и была создана комиссия для «чистки» международных организаций на территории СССР (74).

25 июля 1937 г. Ежов подписал приказ № 00439, которым обязал местные органы НКВД в 5-дневный срок арестовать всех германских подданных, в том числе и политических эмигрантов, работающих или ранее работавших на военных заводах и заводах, имеющих оборонные цеха, а также на железнодорожном транспорте, и в процессе следствия по их делам «добиваться исчерпывающего вскрытия не разоблаченной до сих пор агентуры германской разведки». По этим делам было осуждено 30 608 человек, в том числе приговорено к расстрелу 24 858 человек (75).

И августа 1937 г. Ежов подписал приказ № 00485, которым приказал начать с 20 августа широкую операцию, направленную на полную ликвидацию местных организаций «Польской организации войсковой» и закончить ее в 3-месячный срок. По этим делам было осуждено 103 489 человек, в том числе приговорено к расстрелу 84 471 человек (76).

15 августа был издан приказ НКВД № 00486 о начале репрессий против «изменников родины, членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных военной коллегией и военным трибуналом по первой и второй категориям, начиная с 1 августа 1936 г.», а также о порядке «арестов жен изменников родины, участников правотроцкистских организаций, шпионов и диверсантов». 17 августа 1937 г. издан приказ о проведении «румынской операции» в отношении эмигрантов и перебежчиков из Румынии в Молдавию и на Украину. Осуждено 8292 человека, в том числе приговорено к расстрелу 5439 человек.

В связи с продажей КВЖД в Советский Союз вернулось несколько десятков тысяч советских граждан, ранее работавших на КВЖД, а также эмигрантов. Вся эта группа лиц получила нарицательное имя «харбинцы» и затем была подвергнута репрессиям по приказу НКВД СССР № 00593 от 20 сентября 1937 г. Всего было осуждено 29 981 «хар-бинец», из них расстреляно 19 312 человек. 20 ноября 1937 г. издана директива НКВД о проведении операции в отношении перебежчиков из Латвии, активистов латышских клубов и обществ, по которой осуждено 21300 человек, в том числе 16 575 человек были расстреляны. 11 декабря 1937 г. издана директива НКВД о репрессиях в отношении греков, по которой осуждено 12 557 человек, в том числе 10 545 человек расстреляны. Директивой НКВД от 14 декабря 1937 г. репрессии по «латышской линии» распространялись также на эстонцев, литовцев и финнов. По «эстонской линии» осуждено 9735 человек, в том числе расстреляно 7998 человек, по «финской линии» осуждено 11 066 человек, из них приговорено к расстрелу 9078 человек. В январе — феврале 1938 г. изданы директивы НКВД о проведении «иранской операции», «национальной операции» в отношении болгар и македонцев и по «афганской операции». Всего по этим «операциям» осуждено 14 455 человек, из которых 2412 приговорены к расстрелу. В начале 1938 г. дела инвалидов, осужденных по разным статьям на 8— 10 лет лагерей, пересматривались «тройкой» по Москве и Московской области, которая приговаривала их к высшей мере наказания, так как их нельзя было использовать как рабочую силу.

В 1937—1938 гг. репрессии проводились не только органами госбезопасности. В областных и краевых управлениях милиции устанавливались лимиты на аресты «социально вредного» и уголовного элемента, которые доводились до местных милицейских начальников. Всего «милицейские тройки» в 1937—1938 гг. осудили около 420—450 тыс. человек из числа деклассированных и беспаспортных. Кампания террора и преследований привела к переполнению тюрем, лагерей и поселений ГУЛАГ. Количество заключенных выросло с 786 595 (на 1 июля 1937 г.) до более 1 126 500 (на 1 февраля 1938 г.) и более 1 317 195 (на 1 января 1939 г.). Ухудшились и без того неблагоприятные условия содержания. По официальным данным, в 1937 г. погибло 33 499 заключенных, а в 1938 г. — 126 585 заключенных. Во время депортации и перевозки в 1938 г. погибли на 38 тыс. человек больше по сравнению с предыдущим годом. По данным статистики, в 1938 г. более 9 % заключенных, или чуть более 100 тыс. человек, были нетрудоспособными по болезни, инвалидности или из-за упадка сил. В 1939 г. количество нетрудоспособных, не считая инвалидов, составило уже 150 тыс. человек (77).

«Рабочую» обстановку в низовых звеньях чекистского карательного аппарата во времена Большого террора можно представить по ставшей известной докладной записке сотрудника Белозерского РО НКВД Вологодской области И.В. Анисимова секретарю Вологодского обкома ВКП(б) Овчинникову. Ввиду уникальности документа приведем его полностью. Докладная записка И.В. Анисимова секретарю Вологодского ОК ВКП(б) Овчинникову о нарушениях, совершенных работниками УНКВД. (Написана не позднее 27 декабря 1938 г. Стиль и орфография соблюдены.) «Доношу до Вашего сведения, тов. ОВЧИННИКОВ, об искривлениях политики партии большевиков по вопросу практики оперативной чекистской работы о нарушении постановления ЦК ВКП(б) и указаний лично т. СТАЛИНА о дискредитации органами НКВД СССР отдельными работниками УНКВД по ЛО и ВО. В подтверждение этого излагаю факты этих нарушений, совершенных в 1937 г. на территории г. Белозерска Вологодской Области.

Будучи на работе в Белозерском РО НКВД по ВО в должности начальника Бюро Исправительно-трудовых работ, мне известно, что с целью подготовить большое количество следственных дел на тройку УНКВД работники Белозерского сектора арестовали совершенно невинных граждан, а именно: бывш. начальник опер, сектора ВЛАСОВ перед началом своей работы собрал у себя в кабинете совещание и сказал, что наш сектор должен дать больше всех секторов дел на тройку и в осуществление этого он, ВЛАСОВ, организовал группу из своих работников, так называемую “вербовочную комиссию”, в которую входили: 1. Бывш. Начальник оперативного сектора ВЛАСОВ; 2. Чекист запаса ЕМИН; 3. Зам. Начальника Белозерского РО ОВЧИННИКОВ; 4. ВОРОБЬЕВ — работник Ленинградского УНКВД; 5. Начальник Белозерского РО ПОРТНОГО; 6. Сотрудник Ленинградского УНКВД ЛЕВАШОВ; 7. Капитан школы им. Ворошилова АНТИПОВ и другие. Тут же в кабинете у себя распределил ВЛАСОВ обязанности между этими лицами: 1. ЛЕВАШОВ был секретарем по выдаче денежных авансов; 2. ВОРОБЬЕВ - “доктором”; 3. ЕМИН, ВЛАСОВ и ОВЧИННИКОВ были агентами “вербовочной комиссии”, причем договаривались в закрытом кабинете и об этом никто не знал, а лично мне рассказал ОВЧИННИКОВ, впоследствии стало известно от самих заключенных. Нужно сказать, что все они переоделись в штатскую форму и уехали.

Работа этой “комиссии” была построена следующим образом: вызывали по одному человеку из камеры, совершенно не располагая на последнего компрометирующими материалами и “доктор” ВОРОБЬЕВ начинал производить “медицинский осмотр”, а ВЛАСОВ, ОВЧИННИКОВ и ЕМИН сидели, писали протоколы допроса, пользуясь ранее составленным еще в Белозерске протоколом. После осмотра ВОРОБЬЕВ кричал “годен”, подводили к столу и, не читая ему протокола, говорили — подписывай акт медицинского осмотра и таким образом они в течение 4-х суток арестовали 200 человек, на которых не было совершенно материалов о к. р. агитации и других. Вернувшись обратно в Белозерское РО НКВД, ВЛАСОВ созвал вторично совещание и поставил вопрос перед работниками, что не соответствует с указаниями ЦК ВКП(б), а именно: 1. Протоколы писать хорошие, а хорошие нужно понимать так — они должны быть крепкие и длинные и больше вписывать актов к. р. деятельности на обвиняемого и тут же роздал всем работникам стандартный протокол, написанный лично ВЛАСОВЫМ и ОВЧИННИКОВЫМ, что и выполняли все. 2. Увязывать на к. р. организацию, хотя они пусть были и не связаны по к. р. работе.

После этого совещания ВЛАСОВ, ПОРТНОГО, ОВЧИННИКОВ и ЕМИН составили списки на лиц подлежащих аресту, а в списки заносили так — придет от председателя с/совета заявление, что на территории этого с/с проживает гражданин, имеющий ранее судимость или взяли в Райисполкоме списки кто в прошлом облагался твердым заданием и вот только по этому производили аресты. Мне известно, что по 30—40 человек арестовывали так, что после ареста у следователей был один его паспорт и вписывал в протокол обвиняемому, что ему вздумается, а после этого принуждали подписывать его написанное. Я помню как мне дали 15 штук паспортов (женщин) и Власов сказал, что садись, пиши протоколы, вот тебе мой черновик, а когда я ему сказал, что т. Начальник, у них нет состава преступления, то он ответил — “Партия нам так диктует, а ты должен подчиняться решениям партии”.

Кроме этого ВЛАСОВ, ПОРТНОГО, ОВЧИННИКОВ, ВОРОБЬЕВ и др. применяли фашистские методы допроса и убивали в кабинетах путем физического насилия тех кто упорно не подписывал протоколы, заготовленные ранее ОВЧИННИКОВЫМ и ВЛАСОВЫМ. Одному “обвиняемому”, фамилии сейчас не помню, ВЛАСОВ, ВОРОБЬЕВ и ОВЧИННИКОВ в кабинете у ВЛАСОВА сломали железным крюком нос и выкололи глаза, после свалили его под пол в это помещение. Двух граждан, фамилии тоже не помню, ОВЧИННИКОВ, ВОРОБЬЕВ и АНТИПОВ убили в помещении ЗАГСа и зарыли его под полом в этом помещении, причем убивали этих лиц железным молотом в голову, окна помещения были заставлены досками и одеждой. После этих убийств 3-х граждан ВЛАСОВ вызвал меня в кабинет и отобрал подписку о неразглашении этого дела, а в подтверждение с целью запугивания сказал, что если выдашь нашу работу, то убьем сразу, как собаку. Я подписку его не подписал и отказался, тогда он поручил мне убить обв. СКВОРЦОВА в кабинете железным молотом и когда я отказался от этого дела, то он прислал в кабинет ВОРОБЬЕВА, а меня выгнали из кабинета и там большой чернильницей СКВОРЦОВУ разбили всю голову и после этого он подписал им “показания”, причем мне давали 15 рублей денег за то, чтобы СКВОРЦОВА я заставил насильно подписать написанный им протокол и тогда как мною этого не было выполнено, то ВЛАСОВ назвал меня “тряпкой” лишил обещанных денег.

Кроме этого в один вечер, по договоренности с ВЛАСОВЫМ, ПОРТНОГО дает свое распоряжение в помещении РО НКВД в течение всей ночи никому не входить из рядового состава и после этого ВЛАСОВ и ПОРТНОГО собрали совещание и сказали, что по указанию ЦК ВКП(б) мы должны убить около 70 человек, причем бить будем их холодным оружием. После всех этих разговоров ВОРОБЬЕВ, ОВЧИННИКОВ и ЕМИН достали из шкафа топор, железный молот и сказали — вот чем будем убивать сегодня человек 30. Будем рубить головы и крохи мяса закапывать в могилы, подготовленные сторожем кладбища, который очевидец этого дела. Приводили из тюрьмы по 15—20 человек, вязали им в помещении ЗАГСа руки, ложили в сани, а сверху валили одеяла и садились сами. По приезду на могилу ЕМИН, АНТИПОВ и другие брали по одному из саней и подносили его туловище на плаху, а ВОРОБЬЕВ и ОВЧИННИКОВ рубили топором, а после куски этого мяса бросали в могилу и вот таким образом они в течении 3-х суток уничтожили большое количество человек. Нужно сказать, что до отъезда на могилу ВЛАСОВ, ПОРТНОГО поили всех водкой в кабинете у ПОРТНОГО, а когда возвращались с могилы, пили водку на квартире у ОВЧИННИКОВА. Водкой поили курсантов, работающих на практике из Ворошиловской школы. Одежду свою забрызганную кровью жгли в огне и также жгли вещи убитых. К этой работе был привлечен Начальник тюрьмы МИХАЙЛОВ. Особенно издевались ОВЧИННИКОВ и ВОРОБЬЕВ, а после выпивки-водки ОВЧИННИКОВ выступал в сильном самоопьянении и говорил в присутствии своей жены, что “молодцы мы с ВОРОБЬЕВЫМ, не имея практики, рубили человеческое тело как репу”. Мне хорошо известно, что они пьянствовали на гос. средства в течение всей операции и доходило до массовых скандалов о том, что ОВЧИННИКОВ приписывал все эти заслуги себе, а ВЛАСОВ выступая говорил, что мое руководство было, а поэтому мои заслуги. Не случайно у т. ОВЧИННИКОВА в Белозерском РО НКВД два самоубийства и оба совершены на почве систематической пьянки. В этом деле должны нести ответственность и руководящие работники Управления, как то, ЖУПАХИН и БЕНЮК Начальник ОК НКВД по ВО, ибо они способствовали и способствуют в настоящее время.

В 1938 г. меня выдвинули на работу Пом. опер, уполномоченного УТБ в Кадуйское РО НКВД, куда был в порядке выдвижения начальником назначен ОВЧИННИКОВ Василий Дмитриевич. Узнав БЕНЮК, что я знаю о преступных действиях по Белозерскому РО НКВД в отношении ОВЧИННИКОВА, он вызвал меня к себе в кабинет и стал изыскивать на меня компрометирующие материалы с целью уволить из органов НКВД. Он сказал, что я не выполняю указаний ОВЧИННИКОВА и не пишу протоколов допроса, так как пишет ОВЧИННИКОВ, а ОВЧИННИКОВ на протяжении ряда лет имеет стандартную форму допросов — об этом известно всему составу Белозерского РО НКВД. Дальше он говорит: Ты еще в 1937 г. не хотел выполнять наши указания, а когда ему повторил я, что Ваши указания не соответствуют с постановлением ЦК ВКП(б) и об этих указаниях я хочу сообщить т. ОВЧИННИКОВУ в Обком ВКП(б), тогда он, БЕНЮК, сказал: “Какое отношение имеет ОВЧИННИКОВ и Обком к нашей работе, к нашему руководству” и после этого обозвал меня “болтуном” и “треплом”. После этого предупредил в отношении подписки о неразглашении. В этот же день уволил меня из органов УТБ НКВД и меня перевел в милицию, где и работаю в настоящее время.

В декабре месяце 1938 г. по этому делу мною было сказано Особоуполномоченному УНКВД по ВО СУКОНКИНУ, но последний мер к расследованию совершенно не принял и не придал значения этому делу, так как по его мнению это дело не имеет никакого значения, тогда как я ему подробно изложил о всех действиях Белозерского РО НКВД. Где был организован настоящий фашистский застенок и эти работники Белозерского РО ПОРТНОГО, ОВЧИННИКОВ стоят в большом почете у руководства по Вологодской области УНКВД. Если потребуется, могу подробно доложить о всех действиях, которых я еще не указал здесь. Анисимов» (78).

В материалах «комиссии Шверника» приведены и другие факты нарушения законности в органах НКВД Вологодской области. В частности, о незаконном осуждении к высшей мере наказания заключенных Вологодской и Грязовецкой тюрем ГУГБ НКВД СССР, отбывавших наказание по приговорам Военной коллегии Верховного суда и Особого совещания при НКВД СССР, которые, «находясь в заключении, продолжали вести активную борьбу с Советской властью».Так, 23 ноября 1937 г. были осуждены 25 заключенных Вологодской тюрьмы. 1 декабря 1937 г. были осуждены 15 заключенных Грязовецкой тюрьмы, 17 января 1938 г. 15 заключенных Вологодской и 8 заключенных Грязовецкой тюрем. 7 декабря 1937 г. «...за проведение контрреволюционной агитации, срыв политико-воспитательных и общих мероприятий, нарушение режима к ВМН были приговорены 100 заключенных НТК № 14 УНКВД по Вологодской области».

В письме А.Я. Вышинского от 1 февраля 1939 г. И.В. Сталину и В.М. Молотову о результатах расследования нарушений в Вологодском УНКВД подтверждены и дополнены факты, изложенные в докладной записке Анисимова и детально описана процедура «следственных действий»: «Бывш. начальник Белозерского оперсектора УНКВД лейтенант госбезопасности Власов, получив задание о разработке и выявлении кулацких, антисоветских элементов, занимающихся к/р деятельностью, вместо честно и добросовестного выполнения этого задания встал на путь подлогов и фабрикации фиктивных дел. В этих целях Власов и работники оперсектора сержант госбезопасности Воробьев, старший лейтенант, чекист запаса Емин, сотрудник Левашов и прикомандированный к оперсектору начальник пограничной школы в Ленинграде капитан Антипов прибыли в исправительно-трудовую колонию № 14 под видом “медицинской комиссии”, якобы для отбора и направления осужденных в другие колонии. Отобрав здесь из отбывающих наказание 100 человек, Власов и его сотрудники составили подложные протоколы допросов обвиняемых, якобы сознавшихся в совершении тягчайших государственных преступлений. Подписи обвиняемых на этих протоколах были получены под видом подписей на “свидетельствах о болезни”. Сфабрикованные таким образом дела были переданы на рассмотрение во вне судебном порядке на Тройку при УНКВД по Вологодской области и все 100 человек были расстреляны. Власов, Емин, Воробьев, Левашов и начальник Белозерского РО НКВД Портнаго во время допросов доходили до изуверства, применяя к допрашиваемым всевозможные пытки. Дело дошло до того, что во время допросов этими лицами четверо допрашиваемых были убиты...» (79).

«Искривления социалистической законности» имели место не только в Вологодской области. По единоличным распоряжениям начальника УНКВД по Житомирской области Вяткина в 1937—1938 гг. расстреляно свыше четырех тысяч арестованных, среди которых были беременные женщины и несовершеннолетние дети. В момент расследования этого факта выяснилось, что более чем на две тысячи расстрелянных протоколы членами «тройки» не подписаны и на многих из расстрелянных не оказалось даже следственных дел (80). В Ленинграде в августе—ноябре 1937 г. по расследуемому делу арестовали 53 человека, в том числе 51 глухонемого, обвинив их в подготовке террористических актов против Жданова, Молотова и Сталина. По решению «тройки» все эти лица были осуждены, причем 34 человека расстреляны. На 1 июля 1938 г. по Свердловской области значились осужденными 9853 поляка и 1237 латышей. В конце того же года была проведена выборочная проверка дела на 4123 поляков и 237 латышей. Выяснилось, что из осужденных по проверенным делам поляками по национальности являлись только 390 человек, а латышами — 12 человек (81).

«Тройки» рассматривали дела в отсутствие обвиняемых, десятки и даже сотни дел на каждом заседании. По воспоминаниям бывшего чекиста М.П. Шрейдера, проработавшего на руководящих должностях в системе НКВД до 1938 г. и затем арестованного, порядок работы «тройки» по Ивановской области был следующий: составлялся так называемый «альбом», на каждой странице которого значились имя, отчество, фамилия, год рождения и совершенное «преступление» арестованного. При просмотре «альбома» начальник областного управления НКВД красным карандашом писал на каждой странице большую букву «Р» и расписывался, что означало «расстрел». В тот же вечер или ночью приговор приводился в исполнение. Обычно на следующий день страницы «альбома» подписывали другие члены «тройки» (82). Протоколы заседания «троек» направлялись начальникам оперативных групп НКВД для приведения приговоров в исполнение. Приказ устанавливал, что приговоры по «первой категории» приводятся в исполнение в местах и порядком по указанию наркомов внутренних дел, начальников областных управлений и отделов НКВД с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение. Подбору мест расстрелов и массовых захоронений в НКВД уделялось большое внимание. 25 июля 1937 г. начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю Миронов С.Н., который впоследствии был сам расстрелян, на совещании так инструктировал начальников оперсекторов управлений НКВД: «Чем должен быть занят начальник оперсектора, когда он приедет на место? Найти место, где будут приводиться приговора в исполнение, и место, где закапывать трупы. Если это будет в лесу, нужно, чтобы заранее был срезан дерн и потом этим дерном покрыть это место, с тем, чтобы всячески конспирировать место, где приведен приговор в исполнение — потому что все эти места могут стать для контриков, для церковников местом религиозного фанатизма. Аппарат никоим образом не должен знать ни место приведения приговоров, ни количество, над которым приведены приговора в исполнение, ничего не должен знать абсолютно — потому что наш собственный аппарат может стать распространителем этих сведений» (83).

8 августа 1937 г. заместитель Ежова Фриновский направил телеграмму: «Всем начальникам УНКВД. В дополнение оперприказа № 00447. Приговора троек объявлять осужденным только второй категории. Первой категории — не объявлять. Повторяю — не объявлять. Фриновский». В результате обреченные на смерть узнавали о своей участи лишь на месте расстрела. В годы массовых репрессий приведение приговоров в исполнение осуществляли сотрудники тюрем и так называемые «расстрельные» команды, в которые входило по четыре-пять сотрудников НКВД. В официальных документах 1930—1940-х гг. для обозначения исполнителей приговоров использовался термин «сотрудники для особых поручений».