Финал и итоги Большого террора

Финал и итоги Большого террора

Террор привел к дезорганизации партийной системы управления страной. НКВД господствовало над партийно-государственной структурой. Из арестованных партийных и военных деятелей выбивались показания, которые можно было огласить на новом процессе. «Однако в этот момент что-то произошло», — пишет Р. Конквест[487]. Этим «что-то» могло быть, скорее всего, решение о прекращении дальнейшего раскручивания маховика террора, который угрожал уже ближайшим сподвижникам Сталина и новому поколению партийных руководителей, выдвинувшемуся в ходе чистки. Задачи, поставленные перед «большим террором», были выполнены, и 28–29 июля 1938 г. был осуществлен массовый расстрел ранее арестованных бывших партийных и государственных лидеров. Это уничтожение без суда было началом конца террора.

22 августа первым заместителем Ежова был назначен член ЦК, друг Сталина Л. Берия. Ежов быстро понял, что его время уходит. 5 сентября 1938 г. был арестован следователь Ушаков, добившийся показаний от генералов в 1937 г. Его избили, после чего он стал жаловаться, косвенно апеллируя к Ежову: «Не расставаясь мысленно и сердцем с Николаем Ивановичем, я заявил, ссылаясь на его же указания, что бить надо тоже умеючи, на что Яролянц цинично ответил: „Это тебе не Москва, мы тебя убьем, если не дашь показания“[488]». Ушаков быстро дал показания о злоупотреблениях Ежова.

17 ноября вышло постановление СНК и ЦК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в котором говорилось: «Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры… Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых „лимитов“ для производства массовых арестов». Глубоко укоренился «упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными», нередко «показания арестованного записываются следователями в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время… составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование… о достоверной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях»[489]. Постановление запрещало массовые операции по арестам и выселению, а сами аресты предписывалось осуществлять в соответствии с Конституцией страны только по постановлению суда или с санкции прокурора.

Правда, чтобы у следователей не возникло излишних опасений насчет «недозволенных методов следствия», 10 января 1939 г. Сталин направил на места «указание ЦК», в котором разъяснял, что методы физического воздействия можно применять[490].

14 ноября 1938 г. была принята инструкция ЦК ВКП(б), в соответствии с которой горкомы, обкомы, крайкомы и республиканские ЦК должны были взять на учет ответственных работников НКВД на своей территории. Отныне с господством НКВД над партийной иерархией было покончено. Парторганизации должны были утверждать кандидатуры кадров НКВД. 16 ноября приостанавливалось (и фактически прекращалось) рассмотрение дел тройками. Сталинская фемида теперь могла работать без спешки.

25 ноября от должности наркома внутренних дел был освобожден Ежов. Забавно, но, подавая в отставку, Ежов каялся как раз в том, что было одной из важнейших целей его сокрушительных ударов в 1937 г., — в отстаивании иммунитета своего ведомства. Он некоторое время отказывался отдавать на растерзание своих сотрудников, обвиненных в контрреволюции, и, видя недостатки в своем ведомстве, «не ставил этих вопросов перед ЦК ВКП(б)»[491]. Тяжелым компроматом против Ежова было бегство к японцам его соратника и начальника дальневосточного УНКВД Люшкова (тот вовремя понял, чем скоро закончится карьера ежовской гвардии). В 1940 г. Ежова расстреляют.

В 1939 г. преемник Ежова Л. Берия провел новую чистку НКВД (на этот раз от излишне «ретивых» ежовских кадров).

Вышинский уже 1 февраля 1939 г. докладывал Сталину и Молотову о разоблачении группы чекистов, уличенных в том, что они встали «на путь подлогов и фабрикации фиктивных дел»[492]. Теперь его волновало и то, что «условия содержания заключенных являются неудовлетворительными, а в отдельных случаях совершенно нетерпимыми»[493]. Нужно заботиться о рабочем скоте, иначе его постигнет мор. А ведь это тоже — «вредительство».

Часть дел была пересмотрена. В 1939 г. было освобождено более 327 тыс. заключенных.

Под давлением уже новой партийной элиты, опасавшейся следующей волны репрессий, были официально запрещены допускавшиеся ранее физические пытки. Сталин прекратил массированное уничтожение правящего слоя. Возникшее в период террора господство органов НКВД над партийными структурами постепенно было ликвидировано. У обеих структур остался только один хозяин — Вождь.

Количество жертв террора колоссально. По данным КГБ СССР, в 1930–1953 гг. репрессиям подверглись 3 778 234 человека, из которых 786 098 было расстреляно, а остальные направлены в лагеря — гигантские рабовладельческие хозяйства системы ГУЛАГ[494]. В 1937–1938 гг. было арестовано 1 372 329 человек, из которых 681 692 были расстреляны[495]. В 1937–1938 гг. в лагерях умерло 115 922 заключенных[496]. Всего в 1934–1947 гг. в лагерях умерло 962,1 тыс. чел., из которых более половины — во время войны[497]. Таким образом, можно говорить о более чем полутора миллионах погибших в результате репрессий 30-х гг. Это были жертвы на алтарь абсолютного централизма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.