Глава 6 КРАХ «ЦИТАДЕЛИ»
Глава 6
КРАХ «ЦИТАДЕЛИ»
Вечером 18 февраля 1943 г. А. М. Василевский прилетел в Москву. В двенадцатом часу ночи его принял Сталин, сообщивший, что на Василевского возлагается координация действий войск Брянского, Центрального, Воронежского фронтов и левого крыла Западного фронта при проведении операций, связанных с разгромом основных сил группы армий «Центр».
Чем же было вызвано это решение Сталина?
Войска Брянского фронта, перейдя 12 февраля в наступление, встретили в районе Орла сильное сопротивление противника. В результате темп продвижения войск фронта замедлился. Не добилась успеха и левофланговая 16-я армия Западного фронта, наносившая удар во взаимодействии с войсками Центрального фронта. Не успел маршал Василевский как следует вникнуть в обстановку, как разразилась новая беда. 19 февраля три танковых корпуса противника (корпус СС, 40-й и 48-й) нанесли контрудар по войскам правого крыла Юго-Западного фронта, создав серьезную угрозу левому крылу и тылу Воронежского фронта, проводившего Харьковскую операцию.
По указанию Сталина начальнику Генштаба пришлось снова срочно выехать на фронт. Здесь он получил письмо от сына Юрия:
«Здравствуй, отец! Ты, наверное, сейчас так занят делами на фронте, что нет времени написать мне хотя бы несколько строк. С тех пор как я уехал в авиационное училище, от тебя ни строчки! Но я не сержусь: сейчас идет кровавая война и тут не до сантиментов. Знаешь, я тоже хочу как можно скорее попасть на фронт, но мне страшно не везет. Проучился три месяца и тяжело заболел. Мы были на заготовке леса, я промок под дождем и сильно простыл. Надо было сходить к врачу, а я счел это пустяком, и теперь мне совсем плохо. Врач прописал таблетки, я глотаю их, но кашель стал сильнее. Я не знаю, чем болен, но дышать тяжело, тугой спазм легких, будто их кто-то сдавливает руками. Куда уж тут до учебы! Вчера так сильно кашлял, что из горла пошла кровь. Как поправлюсь, снова напишу тебе, ладно?
Будь здоров, отец, успехов тебе на фронте! Целую. Твой сын Юрий.
P. S. Если увидишь мою маму, очень прошу тебя не говорить ей о том, что я болен. Ты же знаешь, у нее слабое сердце, и как бы не случилось беды».[282]
Василевский позвонил генералу Антонову и рассказал о полученном письме. Алексей Иннокентьевич предложил послать за своей подписью начальнику училища телеграмму по бодо с указанием откомандировать курсанта Юрия Василевского в Москву в связи с тяжелым заболеванием.
— Через два-три дня он будет здесь, — сказал Антонов. — Тогда и покажем его врачам. Если надо, я сам отвезу его в госпиталь.
— Спасибо, Алексей. Отстучи телеграмму по адресу: Челябинская область, город Миасс, авиационная школа механиков.
Вскоре Юра прилетел в Москву, где встретился с отцом. «В годы нашей размолвки я постоянно думал о предстоящей встрече с отцом, — вспоминал Юрий Александрович. — С каким волнением я переступил порог его кабинета, известно только мне. Отец отошел от большого стола, где лежала карта, и вышел мне навстречу. Он располнел и через густые темные волосы начала заметно проступать седина. Передо мною стоял человек, которого я в детстве боготворил, и вместе с тем в нем было что-то новое, неузнаваемое. Выражение усталости и озабоченности, видимо, не сходило с его лица. Взглянув на его плечи, я впервые увидел, как выглядят погоны Маршала Советского Союза. Отец крепко обнял меня и долго с какой-то болью, тревогой, а может быть, и с чувством раскаяния за прошлое внимательно смотрел на меня. Казалось, что, если бы мы встретились где-то случайно, вряд ли бы он узнал меня».[283]
Василевский угостил сына чаем. Юрий рассказал ему, что был направлен в техническое училище не по-своему желанию, что его заветная мечта — стать летчиком и принять участие в боевых действиях.
— Мы продолжим наш разговор после того, как я вернусь с фронта, — сказал Александр Михайлович. — Прошу тебя поехать в санаторий «Архангельское» и отдохнуть там несколько дней до моего возвращения в Москву. Откровенно говоря, мне не нравится, как ты выглядишь.
— А как с училищем? — спросил Юрий.
— Ради бога, не беспокойся, считай, что этот вопрос мы сумеем решить.
После этого Василевский позвонил начальнику Военносанитарной службы РККА генерал-полковнику медицинской службы Е. И. Смирнову:
— Здравствуйте, Ефим Иванович. Мой старший сын болен. Прошу вас дать указание поместить его на несколько дней, до моего возвращения с фронта, в санаторий «Архангельское». Желательно за это время провести всесторонний медицинский осмотр его.
Закончив разговор по телефону, Василевский сказал сыну, чтобы в его отсутствие он решил все вопросы с начальником секретариата Генштаба подполковником М. Ф. Овчинниковым. Завтра он отвезет Юрия в «Архангельское». После этого Василевский снял со своей руки часы и вручил их сыну.
— Помни, Юрий, что с этими часами у меня осталось много воспоминаний о Сталинграде.
По рекомендации генерала Смирнова Юрий Александрович был направлен на лечение в клинику профессора Эйниса, крупного специалиста по легочным заболеваниям…
Обстановка на фронте складывалась неудачно для Красной Армии. Войска Воронежского фронта, не располагая резервами и исчерпав наступательные возможности, 3 марта перешли к обороне на рубеже Рыльск, Суджа, Лебедин, Опошня, Минковка. На следующий день соединения 4-й танковой армии возобновили наступление и к 10 марта пробили на стыке 69-й и 3-й танковой армий 60-километровую брешь, для закрытия которой у Воронежского фронта не было сил.
Неудачно развивалось и наступление войск Центрального фронта, начатое 25 февраля, которые по решению Сталина с 21 марта перешли к обороне на рубеже Городище, Малоархангельск, Тросна, Лютеж, Коренево, образовав вместе с войсками Брянского фронта северный фас Курского выступа. В состав Центрального фронта передавались 13-я и 48-я армии из Брянского фронта и 60-я армия из Воронежского фронта. Его войска, отойдя в ходе оборонительных сражений на 100–150 км, 16 марта оставили Харьков, а 18-го — Белгород. 25 марта армии фронта остановили противника на рубеже Краснополье, Белгород и далее по р. Северский Донец до Чугуева, образовав здесь южный фас Курского выступа. Сталин возложил всю ответственность за сдачу Харькова и Белгорода на командующего войсками Воронежского фронта генерала Голикова, который 22 марта был освобожден от должности, а на его место назначен генерал армии Ватутин.
Генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн, оценивая итоги контрнаступления под Харьковом, писал: «Взятием Харькова и Белгорода закончился второй контрудар нашей группы; усиливающаяся распутица исключала дальнейшее ведение операций. Собственно, у группы (речь идет о группе армий “Юг”. — Авт.) была еще одна цель — в качестве заключительной фазы операции совместно с группой “Центр” очистить от противника дугу в районе Курска, врезающуюся глубоко на запад в немецкий фронт, и создать здесь более короткий фронт. Но мы должны были отказаться от этого намерения, потому что группа “Центр” заявила, что она не может участвовать в этой операции. Так эта дуга и осталась неприятным выступом на нашем фронте, который открывал противнику определенные оперативные возможности и в то же время ограничивал наши возможности».[284]
Курская дуга стала летом 1943 г. ареной грандиозного сражения. Пока же на советско-германском фронте наступило затишье, которому суждено было длиться три месяца. В Ставках и Генштабах Красной Армии и вермахта закипела работа по планированию новой кампании.
15 апреля Гитлер подписал приказ № 6, в котором излагались задачи войск и мероприятия по их обеспечению в новой наступательной операции, получившей условное наименование «Цитадель».[285] Группе армий «Юг» предстояло сосредоточенными силами нанести удар с рубежа Белгород, Томаровка, прорвать оборону на участке Прилепы, Обоянь и соединиться у Курска и восточнее его с наступающей армией группы армий «Центр». Для прикрытия наступления с востока требовалось как можно быстрее достичь рубежа Нежега, р. Короча, Скородное, Тим, не ослабляя при этом главного направления. С целью прикрытия наступления с запада следовало использовать часть сил, которые в последующем должны были нанести удар по окружаемой группировке советских войск. Группе армий «Центр» приказывалось нанести массированный удар с рубежа Тросна, район севернее Малоархангельска, прорвать оборону на участке Фатеж, Веретиново, сосредоточивая основные усилия на своем восточном фланге, и соединиться с ударной армией группы армий «Юг» у Курска и восточнее. С целью прикрытия наступающей группировки с востока следовало в кратчайший срок выйти на рубеж Тим, восточнее Щигры, р. Сосна, не ослабляя направления главного удара. Прикрытие наступающей группировки с запада необходимо было осуществить частью имеющихся сил. В случае отхода советских войск приказывалось немедленно перейти в наступление по всему фронту. Срок начала операции — 3 мая. В конце апреля он был перенесен на 5 мая, а затем — на 9 мая.
С целью введения советского командования в заблуждение предписывалось продолжать в полосе группы армий «Юг» подготовку операции «Пантера».[286] В полосе группы армий «Центр» не предусматривалось проводить в крупном масштабе мероприятия по введению противника в заблуждение, но требовалось всеми средствами скрыть от советского командования истинную картину обстановки. В замысел операции посвящались только те лица, «привлечение которых абсолютно необходимо», а соединениям, прибывающим в состав ударных армий, предписывалось соблюдать режим радиомолчания. Одновременно велись работы по инженерному оборудованию обороны.
Противник был уверен, что ему удалось скрыть от советского командования подготовку к наступлению на Курской дуге и тем добиться внезапности своих действий. Однако он серьезно ошибался. Разрушить «Цитадель» предстояло двум друзьям, двум маршалам, Василевскому и Жукову.
В начале апреля Генштаб по поручению Сталина направил фронтам указания о совершенствовании занимаемых оборонительных рубежей, особенно в противотанковом отношении, о создании резервов на основных направлениях, о боевой подготовке войск, в основу которой требовалось положить отработку наступательных боя и операции. Особое внимание уделялось накоплению боеприпасов, горючего и прочих материальных ресурсов, необходимых войскам для проведения крупных наступательных операций.
Сталин утвердил предложение начальника Генштаба о выводе на наиболее ответственных направлениях (орловском, курском, харьковском и донбасском) на укомплектование пяти общевойсковых (2-я резервная, 24-я, 46-я, 53-я, 66-я) и одной танковой (5-я гвардейская) армий, четырех танковых (1-й и 4-й гвардейских, 3-й и 18-й) и двух механизированных (1-й и 5-й) корпусов. Все эти объединения и соединения, а также 47-ю армию, 3-й гвардейский и 10-й танковые корпуса намечалось включить в состав Резервного фронта под командованием генерал-лейтенанта М. М. Попова. Его планировалось сформировать к 30 апреля[287].
А. М. Василевский, занимаясь подготовкой плана новой кампании, часто выезжал в действующую армию. Во время одной из поездок он в начале апреля попал под Обоянью в такой переплет, о котором не раз вспоминал с содроганием. Машину, которая следовала на полевой аэродром, вел шофер маршала Жукова лейтенант А. Н. Бучин. В своих воспоминаниях он не слишком вежливо отзывается о своем пассажире. Оставим это на совести Бучина. «Их село в машину трое — маршал, адъютант и “прикрепленный” полковник, читай — начальник охраны, — рассказывал Бучин. — Маршал был светел, благодушен и разговорчив. Василевский славился обходительностью, вежливостью, всегда за руку здоровался и обращался на “вы”. В этот раз, судя по запаху спиртного, Василевский только что встал из-за стола. Сытость, известно, располагает к благости. Уже смеркалось, но было достаточно светло, и не стоило труда различить наги “хорьх”, окрашенный белой краской на фоне черного весеннего шоссе. Навстречу шли бесконечные колонны танков. За ревом их двигателей мы не услышали немецкий самолет, который атаковал “хорьх”. Только когда немец стеганул трассирующими — очередь прошла над нашими головами, — опасность стала очевидной. Места для маневра нет: слева танки, справа кювет. Я на тормоза и на миг из машины осмотреться: где немецкий самолет. И, как мы делали с Георгием Константиновичем, увертываться от огня, меняя скорость, но не прекращая движения. Мои пассажиры оказались проворнее — они зайцами сиганули из машины, бегом в поле и плюхнулись в грязь с мокрым снегом. Укрылись! “Прикрепленный” успел крикнуть: “Бучин! Убирай машину, сейчас фриц пойдет по новой! ” А куда убирать? Понятно, дело табак — охота пойдет за “хорьхом”, танкам с их броней плевать на паршивый немецкий самолет. Фриц больше не появился. Вернулись пассажиры, мокрые, перепачканные. Поехали дальше. Стемнело. Танкисты шли навстречу с полным светом, и я включил фары. Протрезвевший маршал попросил: “Товарищ Бучин, пожалуйста, нельзя ли без света”. Нужно слушать, все-таки маршал… Жуков между делом сказал мне, что Василевский благодарен “товарищу Бучину”. Он-де спас его жизнь. Спас так спас. Я не перечил, начальству виднее. Но все же было приятно, два Маршала Советского Союза отметили достижение младшего лейтенанта».[288]
Генштаб и Ставка ВГК, анализируя разведывательные данные о подготовке врага к наступлению, постепенно склонялись к идее перехода к преднамеренной обороне. Так утверждает Василевский в своих мемуарах. 8 апреля маршал Жуков направил Сталину доклад, в котором отмечал, что «ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета 1943 года развернуть свои наступательные действия на более узком фронте и решать свою задачу строго по этапам, имея основной целью кампании захват Москвы». Жуков полагал, что главные наступательные операции противник развернет против Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов. «Для того чтобы противник разбился о нашу оборону, — пишет Георгий Константинович, — кроме мер по усилению ПТО (противотанковая оборона. — Авт.) Центрального и Воронежского фронтов, нам необходимо как можно быстрее собрать с пассивных участков и перебросить в резерв Ставки на угрожаемые направления 30 полков ИПТАП (истребительно-противотанковые артиллерийские полки. — Авт.); все полки самоходной артиллерии сосредоточить на участке Ливны — Касторное — Старый Оскол. Часть полков желательно сейчас же дать на усиление Рокоссовскому и Ватутину и сосредоточить как можно больше авиации в резерве Ставки, чтобы массированными ударами авиации во взаимодействии с танками и стрелковыми соединениями разбить ударные группировки и сорвать план наступления противника… Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника».[289]
А. М. Василевский в своих мемуарах отмечает, что Сталин дал ему указание запросить мнение командующих фронтами. Командующим Юго-Западным и Центральным фронтами он позвонил сам. Генерал армии Штеменко, в свою очередь, подчеркивает, что в ночь на 10 апреля Сталин дал указание генералу Антонову направить запрос командующим фронтами.[290]
В своих донесениях, по свидетельству Василевского, «командующие сообщали, что в отношении сил противника и его намерений их мнение совпадает с мнением Г. К. Жукова и Генерального штаба». И далее Александр Михайлович пишет: «Что касается плана действий войск, командование и штаб Центрального фронта высказывались за то, чтобы объединенными усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку врага, пока она еще не подготовилась к наступлению, и тем самым лишить противника возможности использовать ее для нанесения удара через Ливны на Касторное одновременно с ударом от Белгорода. Руководство Воронежского фронта высказалось только по поводу намерений врага»[291].
По указанию Василевского генерал Антонов, который, по словам Жукова, «обладал блестящим мастерством оформления материалов», подготовил карту обстановки и план-карту действий фронтов в районе Курской дуги. Вечером 16 апреля в кабинете Сталина состоялось совещание с участием Жукова, Василевского, Антонова, Карпоносова и Щербакова. О том, какое было принято решение, пишут Жуков и Василевский. Их свидетельства практически совпадают. Поэтому мы приведем выдержку из воспоминаний Жукова, которая наиболее емко отражает суть принятого решения: «… Уже в середине апреля Ставкой было принято предварительное решение о преднамеренной обороне (здесь и далее выделено Жуковым. — Авт.). Правда, к этому вопросу мы возвращались неоднократно, а окончательное решение о преднамеренной обороне было принято Ставкой в начале июня 1943 года… Главными действующими фронтами на первом этапе летней кампании Ставка считала Воронежский, Центральный, Юго-Западный и Брянский. Здесь, по нашим расчетам, должны были разыграться главные события. Мы хотели встретить ожидаемое наступление немецких войск мощными средствами обороны, нанести им поражение, и в первую очередь разбить танковые группировки противника, а затем, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить. Одновременно с планом преднамеренной обороны и контрнаступления решено было разработать также и план наступательных действий, не ожидая наступления противника, если оно будет затягиваться на длительный срок. Таким образом, оборона наших войск была, безусловно, не вынужденной, а сугубо преднамеренной, и выбор момента для перехода в наступление Ставка поставила в зависимость от обстановки. Имелось в виду не торопиться с ним, но и не затягивать его».[292]
Сталин поручил Василевскому и Антонову разработать всю документацию по принятому плану, чтобы в начале мая еще раз его обсудить.
Для Верховного главнокомандования вермахта не было секретом, что советские войска готовятся встретить наступление немецких войск на Курской дуге упорной обороной. Об этом говорилось в телеграмме командующего группой армий «Б» генерал-фельмаршала Вейхса, отправленной 25 апреля в адрес оперативного отдела Верховного главнокомандования вермахта. Но он полагал, что «противнику не удастся даже предупредить выполнение нами плана “Цитадель"…[293] Текст этой телеграммы сумел добыть резидент Наркомата государственной безопасности в Лондоне. 7 мая она была направлена Сталину. В донесении отмечалось, что название «Цитадель» относится к готовящейся операции по прорыву обороны советских войск в районе Курск, Белгород, а не к городу Великие Луки, как это предполагалось ранее. 8 мая Ставка ВГК, ориентируясь на полученные разведывательные сведения, оповестила штабы Центрального, Брянского, Воронежского и Юго-Западного фронтов о том, что удары противника на орловско-курском или белгородско-обоянском направлении следует ожидать 10–12 мая. Однако 11 мая Гитлер решил перенести начало операции «Цитадель» на середину июня. Ставка ВГК считала, что она начнется в период с 19 по 26 мая. Но и эта дата не подтвердилась.
А. М. Василевский, наряду с подготовкой операции на курском направлении, много внимания уделял разработке еще одной операции, получившей условное наименование «Кутузов». Сталин в начале мая, обсудив с Василевским обстановку на фронтах, сказал:
— Помните, генерал Рокоссовский предлагал разгромить немцев под Орлом? Вы тогда с ним не согласились, и я вас поддержал. Теперь же хочу дать вам задание. Не догадываетесь?
— Нет, товарищ Сталин.
— Надо разработать операцию по ликвидации орловского выступа и освобождению Орла. Я даже придумал ей кодовое название — «Кутузов». Она тесно связана с действиями наших войск на курском направлении, поэтому вам легче, чем кому-либо, разработать ее. Так считает и ваш друг Жуков. Я хочу, чтобы операция увенчалась успехом. Нельзя нам хоть чем-то запятнать имя великого русского полководца! Тут уж надо бить врага во всю мощь русского кулака!
— Я охотно возьмусь за это дело.
— Я и не сомневался в этом. В операции необходимо задействовать войска Брянского, Центрального и левого крыла Западного фронтов. Работу над планом следует завершить в кратчайший срок, — подчеркнул Сталин.
Василевский, вернувшись в Генштаб, поручил своим помощникам подготовить необходимые справочные материалы о группировке и состоянии войск противника и своих войск. В Орловском выступе оборонялись 2-я танковая и 9-я армии группы армий «Центр», насчитывавшие около 600 тыс. человек, свыше 7 тыс. орудий и минометов, около 1,2 тыс. танков и штурмовых орудий, более 1,1 тыс. самолетов. Противник занимал глубоко-эшелонированную и заблаговременно подготовленную оборону с развитой системой полевых укреплений и заграждений.
По расчетам Генштаба, к операции «Кутузов» (Орловская стратегическая наступательная операция) привлекались: из состава Западного фронта 11-я и 50-я гвардейская общевойсковые, 1-я и 4-я танковые армии, часть сил 1-й воздушной армии, 1-й и 5-й танковые и 2-й гвардейский кавалерийский корпуса; войска Брянского фронта (3-я, 61-я, 63-я, 15-я воздушная армии, 20-й и 1-й гвардейский танковые корпуса); основные силы Центрального фронта (13-я, 48-я, 70-я, 2-я танковая, 16-я воздушная армии, 9-й и 19-й танковые корпуса). Всего они насчитывали 1286 тыс. человек, более 21 тыс. орудий и минометов, 2,4 тыс. танков и САУ и более 3 тыс. боевых самолетов[294]. Советские фронты, таким образом, имели перевес над противником в людях в 2 раза, в артиллерии и минометах в 3, в танках более чем в 2, а в авиации почти в 3 раза.
Василевский на очередном докладе Верховному изложил свой замысел:
— Анализ обстановки говорит о том, что наиболее целесообразно четырьмя ударами по сходящимся направлениям на Орел с севера, востока и юга расчленить группировку противника и разгромить ее по частям. С этой целью предлагаю силами 50-й и 11-й гвардейской армий Западного фронта прорвать оборону врага юго-западнее Козельска, совместно с 61-й армией Брянского фронта окружить и уничтожить его группировку в районе Волхова. В последующем развивать наступление на Хотынец, не допустить отхода противника из района Орла на запад и во взаимодействии с войсками Брянского и Центрального фронтов уничтожить его. Действия ударной группировки с воздуха будут поддерживать соединения 1-й воздушной армии. Войска 3-й и 63-й армий Брянского фронта при поддержке авиации 15-й воздушной армии должны нанести удар из района Новосиля на Орел, охватывая противника с севера и юга.
Сталин одобрил замысел Василевского.
Впоследствии, после войны, маршал Рокоссовский, командовавший тогда Центральным фронтом, критически оценил план операции «Кутузов». Он отмечал, что ее замысел сводился к раздроблению орловской группировки на части, но рассредоточивал и наши войска. «Мне кажется, что было бы проще и вернее наносить два основных сильных удара на Брянск (один — с севера, второй — с юга), — пишет Константин Константинович. — Вместе с тем необходимо было предоставить возможность войскам Западного и Центрального фронтов произвести соответствующую перегруппировку. Но Ставка допустила ненужную поспешность, которая не вызывалась сложившейся на этом участке обстановкой. Поэтому-то войска на решающих направлениях (Западного и Центрального фронтов) не сумели подготовиться в такой короткий срок к успешному выполнению поставленных задач и операция приняла затяжной характер. Происходило выталкивание противника из орловского выступа, а не его разгром. Становилось досадно, что со стороны Ставки были проявлены торопливость и осторожность. Все говорило против них. Действовать необходимо было продуманнее и решительнее, то есть, повторяю, нанести два удара под основание орловского выступа. Для этого требовалось только начать операцию несколько позже. Мне кажетсяу что Ставкой не было учтено и то обстоятельство, что на орловском плацдарме неприятельские войска (2-я танковая и 9-я армии) находились свыше года, что позволило им создать прочную, глубоко эшелонированную оборону. Кроме того, к началу нашего наступления орловская группировка противника значительно усилилась».[295]
К словам Рокоссовского добавим, что глубина главной полосы обороны на Орловском выступе достигала 5–7 км, а на наиболее важных направлениях — 9 км. Большинство населенных пунктов, расположенных на переднем крае, в узлах дорог и в районах переправ, было подготовлено для прочной круговой обороны, а города Орел, Волхов, Мценск, Хотынец, Карачев, Кромы — в мощные узлы сопротивления. В глубине обороны было создано большое количество промежуточных тыловых рубежей и отсечных позиций. Все это создало серьезное препятствие для продвижения ослабленных боями советских войск.
Сталин, придавая операции «Кутузов» большое значение, в середине мая приказал Василевскому выехать на Брянский и левое крыло Западного фронта, чтобы на месте проверить, правильно ли понимают войска поставленные перед ними задачи, и как идет подготовка к их выполнению.
Проверку войск маршал Василевский начал с Западного фронта, которым командовал генерал Соколовский. Они в сопровождении члена военного совета фронта Булганина 19 и 20 мая работали в 11-й гвардейской армии генерала Баграмяна, которой предстояло сыграть значительную роль в операции «Кутузов». 20 мая маршал Василевский работал в 61-й армии и 63-й армиях. На следующий день он представил Сталину доклад о проделанной работе на Западном фронте: «По сравнению с Брянским фронтом здесь проделана большая работа как по подготовке комсостава, так и войск в целом, остается лишь отработать отдельные детали и по получении распоряжения вывести войска в исходное положение. Слабо с танками и авиацией. Командованием фронта выделены для Баграмяна имеющиеся два танковых полка прорыва и четыре отдельные танковые бригады. На восстановление 1-го и 5-го танковых корпусов получено всего лишь 100 танков. Было бы крайне желательно к началу операции подкрепить еще двумя танковыми полками прорыва. В отношении авиации тов. Новиков сообщил, что решением Ставки последняя усиливается, но, к сожалению, лишь к 15.VI, то есть, по-видимому, после начала операции»[296].
Братья и сестры Василевские (слева направо): Екатерина, Вера, Александр, Елена, Дмитрий, Виктор, Евгений. 1910 г.
А. М. Василевский среди учащихся Костромской духовной семинарии. 1914 г.
Прапорщик А. М. Василевский с братом Дмитрием перед отправкой на фронт в 1915 г.
А. М. Василевский с боевым другом К. Д. Бездетновым. 1917 г.
Москва готовится к обороне. 1941 г.
Сдача в плен фельдмаршала Паулюса. Сталинград. 1 февраля 1943 г.
Заместитель начальника оперативного управления Генерального штаба генерал- майор А,М. Василевский
Комдив А. М. Василевский. 1940 г.
Советские войска занимают город Бобруйск. 1944 г.
Группа офицеров во главе с генералами А. М, Василевским и И. Д. Черняховским ведет допрос пленных немецких офицеров под Витебском. 1944 г.
А. М. Василевский и командующий 51-й армией Я. Г. Крейзер наблюдают за ходом боя. Апрель 1944 г.
С. С. Бирюзов, К. Е. Ворошилов, К. С. Мельник, А. М. Василевский на командном пункте 4-го Украинского фронта. Апрель 1944 г.
Маршал А. М. Василевский. Художник В. Н. Яковлев
Восточная Пруссия, занятая советскими войсками. 1945 г.
Кёнигсберг. 9 апреля 1945 г.
А. М. Василевский в Порт-Артуре. 1945 г.
М. И. Калинин вручает А. М. Василевскому награды после победы на Дальнем Востоке. Сентябрь 1945 г.
В кругу семьи и близких на даче.
Слева направо: племянница Лариса, жена Екатерина Васильевна, П. Г. Копылов, сын Игорь, А. М, Василевский, сын Юрий, Н. К. Дундуков, сестра жены Вера Васильевна. Январь 1946 г.
А. М. Василевский с отцом Михаилом Александровичем. 1948 г.
А. М. Василевский в 1950 г.
Заместитель министра обороны СССР А,М. Василевский на танкодроме в Северной группе войск. 1954 г.
А. М. Василевский, Р. Я. Малиновский и М. В. Захаров в зале заседаний Верховного Совета СССР. Москва, Кремль. 1955 г.
Юные следопыты Малоритской средней школы Брестской области в гостях у А. М. Василевского. Подмосковье. 1964 г.
А. М. Василевский с внучкой Анютой
Начало трудового дня А. М. Василевского. 1960-е гг.
А. М. Василевский в рабочем кабинете
Маршал А. М. Василевский. Официальная фотография. 1970-е гг.
Могила А. М. Василевского в Кремлевской стене
Памятник А. М. Василевскому в Калининграде
В тот же день Василевский получил указание Сталина вернуться в Москву.
5 июня по решению Верховного на должность командующего войсками Брянского фронта вместо генерала М. А. Рейтера был назначен генерал-полковник М. М. Попов. Маршал Василевский отправился на Брянский фронт, чтобы на месте ознакомить его с задачами, стоявшими перед войсками фронта. В течение четырех дней он побывал в 3-й, 61-й и 63-й армиях, проверил состояние обороны и ход подготовки к предстоящим действиям. В ночь на 10 июня Александр Михайлович опять вернулся в Москву. Но вскоре по указанию Сталина выехал на Воронежский фронт. На него была возложена координация действий войск Воронежского и Юго-Западного, а на Жукова — Центрального, Брянского и Западного фронтов.
Со второй половины июня авиация противника активизировала полеты с разведывательными целями. Одновременно его бомбардировщики усилили налеты на железнодорожные узлы в полосе Центрального фронта, в особенности на линии Касторное — Курск. Все свидетельствовало о том, что враг завершает подготовку к наступлению. Но когда оно начнется? Ответа на этот вопрос пока не было. Такая неопределенность беспокоила Генштаб и командующих фронтами, а некоторых даже выводила из равновесия. Сталин во время одного из разговоров по телефону с Василевским сказал, что генерал Ватутин предлагает не позднее первых чисел июля начать наступление. Однако Василевский заявил:
— Товарищ Сталин, для нас было бы гораздо выгоднее, если бы враг предупредил нас своим наступлением, которого, по всем данным, следует ожидать в ближайшее же время.
Сталин ответил:
— Вам, товарищ Василевский, надо, не позднее 22 июня прилететь в Москву.
Василевский передал распоряжение Сталина командующему Юго-Западным фронтом генералу Малиновскому. Затем позвонил Жукову, который сказал, что Сталин с ним на эту тему пока еще не беседовал. Василевский и Жуков были твердо уверены, что первым в течение ближайшей недели удар нанесет противник. 22 июня Василевский покинул Воронежский фронт.
Виновником беспокойства Генштаба и командующих фронтами был Гитлер. Он все не решался назначить точную дату перехода в наступление. И только 1 июля фюрер созрел. На совещании в ставке, расположенной в Восточной Пруссии, объявил, что операция «Цитадель» начнется 5 июля.
В ночь на 2 июля маршал Василевский получил от Разведывательного управления сведения о том, что в период с 3 по 6 июля противник может перейти в наступление. Василевский сразу же позвонил Сталину, доложил о полученных сведениях и попросил разрешения немедленно предупредить фронты. Сталин утвердил проект директивы, разработанный Василевским:
«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Усилить разведку и наблюдение за противником с целью своевременного вскрытия его намерений.
2. Войскам и авиации быть в готовности к отражению возможного удара противника.
3. Об отданных распоряжениях донести»[297].
В 2 часа 10 минут директива была направлена командующим Западным, Брянским, Центральным, Воронежским, Юго-Западным и Южным фронтами.
Какие же силы были сосредоточены Главным командованием Сухопутных войск для проведения операции «Цитадель» и Ставкой ВГК для ее срыва?
Войска Центрального фронта насчитывали свыше 710 тыс. человек, 5280 орудий всех калибров, более 5,6 тыс. минометов, 1783 танка и САУ, около 1,1 тыс. самолетов. Им противостояли главные силы группы армий «Центр», имевшие 460 тыс. человек, около 6 тыс. орудий и минометов и до 1,2 тыс. танков и штурмовых орудий. Воронежский фронт имел около 630 тыс. человек, свыше 4 тыс. орудий всех калибров, 4150 минометов, 1661 танк и САУ, около 1,1 тыс. самолетов. Против его войск были сосредоточены 4-я танковая армия и армейская группа «Кемпф» группы армий «Юг» и 2-я полевая армия группы армий «Центр»; всего 440 тыс. человек, 4 тыс. орудий и минометов и до 1,5 тыс. танков и штурмовых орудий. По сведениям В. Замулина, три танковых корпуса группы армий «Юг» насчитывали 1261 танк и 424 штурмовых орудия.[298] В тылу Воронежского и Центрального фронтов был развернут Степной военный округ, имевший 573 тыс. человек, около 4 тыс. орудий, 4 тыс. минометов, 1550 танков и САУ[299].
Войска Центрального, Воронежского фронтов и Степного военного округа превосходили противника в людях в 2,1 раза, по орудиям и минометам — почти в 2,8, а по танкам и САУ — в 1,9 раза.
4 июля в четыре часа дня противник силами четырех батальонов, поддержанными 20 танками, артиллерией и авиацией, предпринял разведку боем в полосе Воронежского фронта. Однако все попытки врага вклиниться в передний край обороны были отбиты. Один из пленных, солдат 168-й пехотной дивизии, показал, что войскам розданы на руки сухой паек, порции водки и что 5 июля они должны перейти в наступление.
Василевский, получив сведения об этом, немедленно позвонил Жукову, находившемуся на Центральном фронте. Он подтвердил, что о начале противником 5 июля наступления говорят немецкие перебежчики на Центральном фронте. По решению командующего фронтом, согласованному с маршалом Жуковым и утвержденному Сталиным, в 2 часа 20 минут началась артиллерийская контрподготовка. Василевский, посоветовавшись с Ватутиным, также решил провести предусмотренную планом артиллерийско-авиационную контрподготовку.
Эффективность действий артиллерии на рассвете 5 июля оценивается по-разному. «Артиллерийская контрподготовка нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступлением войск, — писал Жуков, — но мы все же ждали от нее больших результатов. Наблюдая ход сражения и опрашивая пленных, я пришел к выводу у что как Центральный, так и Воронежский фронты начали ее слишком рано: немецкие солдаты еще спали в окопах, блиндажах, оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах. Лучше было бы контрподготовку начать примерно на 30–40 минут позже».[300]
По мнению Василевского, артиллерийская контрподготовка дала, как выяснилось позднее, исключительный эффект. «Противник, находившийся в исходном для наступления положении, понес большие потери в живой силе и технике, — пишет Александр Михайлович. — Дезорганизована была подготовленная им система артиллерийского огня, нарушено управление войсками. Понесла потери и вражеская авиация на аэродромах, а связь с нею у общевойскового командования тоже нарушилась… Гитлеровцы с трудом смогли начать наступление вместо 3 часов утра 5 июля тремя часами позже»[301].
Немецкие военачальники Манштейн и Гудериан в своих мемуарах артиллерийскую контрподготовку, проведенную 5 июля советскими войсками, почему-то даже не упомянули.
В 3 часа 25 минут 5 июля бомбардировочная и штурмовая авиация противника массированными налетами группами до 50–60 самолетов начала бомбардировку и обстрел боевых порядков советских войск на всю тактическую глубину, главным образом районов артиллерийских позиций. В 4 часа 30 минут началась артиллерийская подготовка противника. Через час пехота 9-й армии при поддержке до 800 танков и самоходных орудий перешла в наступление на 45-километровом фронте от Панской до Морозихи. В полосе группы армий «Юг» соединения 4-й танковой армии (около 1000 танков и штурмовых орудий) нанесли удар по 6-й гвардейской армии, а армейская группа «Кемпф» (свыше 400 танков и штурмовых орудий) — по 7-й гвардейской армии Воронежского фронта.[302] В ходе 5-дневных ожесточенных боев враг сумел вклиниться в оборону на глубину около 35 км. В связи с напряженной обстановкой, создавшейся на белгородско-курском направлении, по решению Сталина Воронежский фронт был усилен 5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой армиями. При этом танковая армия сосредоточивалась в районе Бобрышево, Большая Псинка, Прелестное, Прохоровка с задачей быть в готовности отразить наступление противника, занявшего 8 июля Кочетовку. 5-я гвардейская армия Жадова должна была выйти на р. Псел, занять оборону и не допустить дальнейшего продвижения противника на север и северо-восток.
После неудачных попыток прорваться к Курску вдоль шоссе на Обоянь противник решил сделать это восточнее, через Прохоровку. Войска, наступавшие на корочанском направлении, также получили задачу нанести удар на Прохоровку. В свою очередь, командующий Воронежским фронтом решил утром 12 июля силами 5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой армий нанести мощный контрудар из района Прохоровки, а 6-й гвардейской и 1-й танковой армиями — с рубежа Меловое, Орловка в общем направлении на Яковлево. Цель — окружение и разгром вражеской группировки, пытавшейся прорваться к Обояни и Прохоровке. К проведению контрудара привлекалась также часть сил 40-й, 69-й и 7-й гвардейской армий. С воздуха наземные войска прикрывали 2-я и 17-я воздушные армии. Решающая роль в контрударе отводилась 5-й гвардейской танковой армии.
Сталин, обеспокоенный вклинением войск группы армий «Юг» в оборону соединений Воронежского фронта на корочанском направлении, приказал командующему Степным фронтом[303] совместным ударом с юго-востока силами 47-й армии и 3-го гвардейского механизированного корпуса, а с севера — 1-го механизированного корпуса уничтожить группировку противника, продвигавшейся в направлении Корочи и далее к р. Оскол.[304]
Однако противник внес коррективы в эти планы. В четыре часа утра 12 июля командующему Воронежским фронтом стало известно, что противник вводом в сражение главных сил 3-го танкового корпуса оперативной группы «Кемпф» отбросил части 81-й и 92-й гвардейских стрелковых дивизий 69-й армии и овладел населенными пунктами Ржавец, Рындинка, Выползовка. В результате возникла угроза левому флангу и тылу 5-й гвардейской танковой армии и нарушения устойчивости всех войск левого крыла Воронежского фронта.[305] Поэтому генерал Ватутин приказал командующему 5-й гвардейской танковой армией направить его резерв в полосу 69-й армии. К шести часам утра 3-й танковый корпус генерала Брайта, развивая успех, уже находился в 28 км юго-восточнее Прохоровки. Маршал Василевский, получив донесение об этом, приказал командующему 5-й гвардейской танковой армией направить из района Красное 11-ю и 12-ю механизированные бригады 5-го гвардейского Зимовниковского механизированного корпуса для усиления сводного отряда генерала Н. И. Труфанова. Командиру 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса было предписано развернуть 26-ю танковую бригаду в районе Плота фронтом на юг и прикрыть левый фланг армии. Вскоре командующий Воронежским фронтом приказал объединить все эти части под командованием генерала Труфанова в оперативную группу. Ей предстояло совместно с 81-й и 92-й гвардейскими стрелковыми дивизиями и 96-й танковой бригадой 69-й армии «окружить и уничтожить противника в районе Рындинка, Ржавец и к исходу дня выйти на рубеж Шахово — Щелканово».[306]
В результате произошло распылению сил 5-й гвардейской танковой армии, а ее командующий генерал П. А. Ротмистров лишился своего мощного резерва. В 5-м гвардейском Зимовниковском механизированном корпусе остались две из четырех бригад: 24-я танковая и 10-я механизированная.
В 8 часов 30 минут 12 июля после авиационной и артиллерийской подготовки войска 5-й и 6-й гвардейских армий, 1-й и 5-й гвардейской танковых армий перешли в наступление. Одновременно в наступление перешла и ударная группировка врага. Это привело к крупному встречному танковому сражению, в котором с обеих сторон, по уточненным данным, участвовало 1160 танков и самоходных (штурмовых) орудий (с советской стороны 670, со стороны противника — 490).[307] По данным штаба 5-й гвардейской танковой армии, в сражении с обеих сторон участвовало более 1500 танков.[308]
Войска 5-й гвардейской армии своим правым флангом, преодолев сопротивление вражеских войск, вышли к северной окраине Кочетовки, а на левом фланге вели оборонительные бои на р. Псел. Соединения 6-й гвардейской и 1-й танковой армий, принявшие участие в контрударе, сумели продвинуться на незначительную глубину. Это объясняется главным образом недостатком времени, которым они располагали для подготовки к контрудару, и слабым артиллерийским и инженерным обеспечением.
Фон Манштейн в своих мемуарах почему-то обошел молчанием танковое сражение под Прохоровкой. Ему стало известно, что 9-я армия вынуждена была приостановить наступление и что советские войска перешли в наступление против 2-й танковой армии. Несмотря на это, фон Манштейн решил не приостанавливать преждевременно сражения, так как в его распоряжении находился последний козырь — 24-й танковый корпус.
Таким образом, войска Воронежского фронта не сумели разгромить группировку противника, вклинившуюся в оборону на 30–35 км. По уточненным данным, противник 12 июля потерял 200 танков и штурмовых орудий из 420, а 5-я гвардейская танковая армия — 500 танков и САУ из 951.[309]
Около трех часов ночи 14 июля маршал Василевский докладывал Сталину:
«… Вчера сам лично наблюдал к юго-западу от Прохоровки танковый бой наших 18-го и 29-го корпусов с более чем двумястами танками противника в контратаке. Одновременно в сражении приняли участие сотни орудий и все имеющиеся у нас РСы. В результате все поле в течение часа было усеяно горящими немецкими и нашими танками. В течение двух дней боев 29-й танковый корпус Ротмистрова потерял безвозвратными и временно вышедшими из строя 60 % и 18-й корпус — до 30 % танков. Назавтра угроза прорыва танков противника с юга в районе Шахово, Авдеевка, Александровка продолжает оставаться реальной. В течение ночи принимаю все меры к тому, чтобы вывести полки ИПТАП. Учитывая крупные танковые силы противника на прохоровском направлении, здесь на 14. VII главным силам Ротмистрова совместно со стрелковым корпусом Жадова поставлена задача — разгромить противника в районе Сторожевое, севернее Сторожевого, совхоз «Комсомолец», выйти на линию Грезное — Ясная Поляна и тем более прочно обеспечить прохоровское направление»[310].
12 июля началось наступление войск левого крыла Западного фронта, Брянского и Центрального фронтов, которые претворили в жизнь разработанный под руководством Василевского план операции «Кутузов». Это поставило в еще более тяжелое положение 9-ю армию группы армий «Центр». В ставке Гитлера 13 июля срочно было созвано совещание. Командующий группой армией «Центр» фон Клюге, учитывая большие потери войск 9-й армии, считал, что ее дальнейшее наступление не может быть успешным. Командующий группой армий «Юг» фон Манштейн был настроен оптимистически. Он полагал, что советское командование бросило в последние дни в бой почти все свои оперативные резервы. Поэтому если сейчас остановить битву, то можно упустить победу. Фон Манштейн предложил силами 9-й армии сковать противостоящие ей советские войска, а силами группы армий «Юг» окончательно их разгромить. Но Гитлер внял доводам фон Клюге. Ссылаясь на необходимость отправки части сил в район Средиземного моря, он решил прекратить операцию «Цитадель». Одновременно фон Манштейну, которому передавался 24-й танковый корпус, было приказано разгромить противостоящие советские войска, чтобы обеспечить снятие сил с фронта «Цитадель».
Однако этот план не удалось претворить в жизнь. Маршал Василевский опередил генерал-фельдмаршала фон Манштейна. 16 июля в наступление перешли войска Воронежского фронта, 17-го — Юго-Западный и Южный, а 19 июля — Степной фронт.[311] Главное командование Сухопутных войск вермахта вынуждено было вывести в свой резерв из состава группы армий «Юг» 2-й танковый корпус СС, а также изъять две танковые дивизии для усиления группы армий «Центр». В результате фон Манштейн, лишившись наиболее боеспособных соединений, отказался от запланированных ударов и вернул свои армии на исходные позиции. Замысел операции «Цитадель» был окончательно похоронен. Фон Манштейн отмечал: «Операция “Цитадель” была прекращена немецким Главным командованием еще до исхода сражения по следующим причинам: во-первых, в связи со стратегическим влиянием других театров военных действий (Средиземное море) или других фронтов (2-я танковая армия на Орловской дуге), и лишь, во-вторых — в связи с тактической неудачей, а именно остановкой наступления 9-й армии, которая поставила под вопрос, по меньшей мере, быстрое достижение исхода сражения».[312]
К 23 июля войска Воронежского и Степного фронтов вышли на рубежи, занимаемые до начала оборонительной операции. После оперативной паузы они 3 августа приступили к проведению Белгородско-Харьковской стратегической наступательной операции (кодовое наименование «Полководец Румянцев») с целью прорвать оборону противника северо-западнее Белгорода, рассечь вражескую группировку с последующим охватом и разгромом ее в районе Харькова. Координация действий обоих фронтов возлагалась на Жукова.
Маршалу Василевскому была поручена координация действий Южного и Юго-Западного фронтов. Согласно директиве № 30 160 Cтавки ВГК от 6 августа Юго-Западному фронту предстояло нанести главный удар на юг в общем направлении Голая Долина, Красноармейское в целях разгрома во взаимодействии с Южным фронтом донбасской группировки противника и овладения районом Горловка, Сталино (Донецк). Южному фронту приказывалось нанести главный удар в общем направлении Куйбышево, Сталино с целью соединения с ударной группой Юго-Западного фронта. Готовность к наступлению — 13–14 августа.[313]
Данный текст является ознакомительным фрагментом.