2 Безопасность Македонии, 359–354 гг. до н. э

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2

Безопасность Македонии, 359–354 гг. до н. э

Филипп II стал ведущим государственным деятелем своего времени, созидательным политиком, чья деятельность превратила Македонию в великую державу на последующее столетие. Этот аспект его достижений проявился через несколько лет, поскольку в первый период своего царствования он был занят обеспечением безопасности своего положения и укрепления царства.

Филиппу приходилось грамотно сочетать хитрую и умелую дипломатию, вооруженные силы и внимательное отношение к развитию ресурсов царства. У него были примеры деятельности предшествующих царей Македонии, однако не каждый новоиспеченный царь, к тому же немногим старше двадцати лет от роду, поступал таким мудрым образом. Часть гения Филиппа и состоит в том, что он смог успешно использовать все нужные составляющие грамотной политики одновременно.

Когда Филипп стал царем, ему было около 23 лет, при вступлении на трон он был на несколько лет старше, чем его братья, и обладал совершенно отличным от них жизненным опытом. Он вырос при дворе своего отца Аминты III в то время, когда в Македонии царил относительный мир, поскольку он родился на следующий год после того, как в 383/382 г. до н. э. Аминта вернул свое царство. Он видел усилия, которые прилагал его отец для развития государства, но был и свидетелем угроз со стороны внешнего мира. В своей семье он был лишь одним из многих детей, со старшими братьями, старшей сестрой и младшими единокровными братьями. Привлечь к себе внимание было нелегко.[79]

В возрасте 12 лет он был послан в качестве заложника к иллирийцам, вероятно, к царю Бардалису, вместе с данью, которую платил Александр II (старший брат Филиппа и царь Македонии в 369–368 до н. э.), чтобы избежать вторжения.[80]

Вскоре после этого, примерно в возрасте 14 лет, он был послан в Фивы, вновь в качестве заложника. Это положение не было опасным или даже некомфортным. Заложник, особенно ребенок, попадал в семью значительного человека, с ним обращались как с членом семьи и давали образование. В Фивах Филипп жил в доме влиятельного политика Паммена[81] в те годы, когда Фивы были самым сильным государством Греции. Он отсутствовал в Македонии во время убийства его брата Александра и Птолемея Алорита и возвратился домой, когда в 365 г. до н. э. царем стал его другой брат, Пердикка. В течение последующих пяти или шести лет он был полностью лоялен к Пердикке, ему были доверены, возможно, через несколько лет собственные земли, на которых он должен был содержать собственную же армию, вероятнее всего численностью большей, чем просто отряд телохранителей.[82]

Поведение Филиппа в первый год царствования свидетельствует о его просчетах всего того, что необходимо было сделать. В его начинаниях Филиппу помогали два важных фактора: кризис в Македонии был настолько силен, что у царя были развязаны руки для его разрешения, а греческие государства игнорировали происходившее в Македонии. Не без оснований полагая, что продолжающийся политический кризис царства является лишь еще одним примером его хрупкости и нестабильности, они не торопились вмешиваться, да и делали это лишь в минимальной степени. Несмотря на Всеобщий мир 360 г. до н. э., международный кризис продолжался, в частности, в Афинах, союз которых в 357 г. до н. э. начал рушиться, когда Священная война охватила всю Центральную Грецию на последующие десять лет. Филипп получил передышку, во время которой главные враги Македонии или вовсе не испытывали интереса к ней, или были заняты в других местах. В это время он заложил основы своих более поздних достижений.

Основным приоритетом было внутреннее состояние царства. Филипп приказал убить своего единокровного брата Архелая, это обезопасило его трон, поскольку Архелай был следующим претендентом на трон из его семьи. Другой проблемой были «претенденты» извне. Так, при поддержке фракийцев, сначала царя Котиса, а затем его преемника Берисада, добиться власти пытался Павсаний. Берисад сам лишь недавно пришел к власти и, возможно, поэтому согласился отступить, получив взятку. Здесь сработала способность Филиппа убеждать: Берисад был наследником Котиса вместе с двумя братьями, и они в это время воевали друг с другом. Теперь на некоторое время можно было не беспокоиться по поводу Фракии.[83]

Поддержка Аргея со стороны Афин была столь же нестабильной, как и поддержка Павсания Фракией. 3000 афинских гоплитов высадились с ним в Метоне, но предполагалось, что дальше Аргей сам проложит себе дорогу к трону. Это было разумно, поскольку претендент должен быть показать, что пользуется поддержкой местного населения, а без нее никто не стал бы помогать ему. Основной целью Афин на севере было получение контроля над Амфиполем, который теперь стал независимым городом, но с македонским гарнизоном. Филипп вывел эти войска. Несомненно, они требовались ему для более активного использования, но сам факт их отзыва должен был подействовать на Афины. Это, видимо, показало вновь открывшуюся уязвимость Амфиполя и молчаливое согласие Филиппа на повторный захват его Афинами. Афинские войска Аргея остались в Метоне, а сам Аргей направился в Эги с очень небольшим отрядом наемников и немногими македонскими изгнанниками и афинянами, которые поддерживали его предприятие.

Он подошел на 20 км к Эги, но не получил поддержки населения ни во время похода, ни в городе. Он повернул назад, намереваясь вернуться в Метону, возможно, надеясь убедить размещенные там войска афинян более активно выступить в поддержку его дела, но по пути его перехватил Филипп. Последний легко разбил войска Аргея, многие из наемников были убиты, македонские изгнанники, многие из которых были связаны с лояльными македонцами, были взяты в плен, афиняне были отпущены с дарами. Филипп не хотел создавать ситуацию, при которой Афины могли бы стремиться к мести. Афинские войска из Метоны отплыли домой, захватив и освобожденных. В Афинах перспектива возвращения Амфиполя в сочетании с провалом интервенции в Македонии настроила Собрание в пользу мира. Аргей исчез; вероятно, если он не пал в битве, то был казнен. Что произошло с изгнанниками, неизвестно, но скорее всего Филипп держал их в качестве заложников для обеспечения лояльного поведения их родственников или казнил их как предателей.[84]

С вторжениями по суше справлялись с подобной же смесью силы и дипломатии. Бардалис не продолжил свои успешные вторжения или вследствие понесенных в битве потерь, или из-за того, что Филиппу удалось договориться с ним о перемирии.[85] Филипп определенно откупился от угрозы вторжения пеонийцев с севера с помощью даров пеонийскому царю.[86]Ни одна из этих мер не могла быть решающей в долгосрочной перспективе; дары могли только возбудить аппетит пеонийцев, а победа Бардалиса могла только побуждать его к следующему вторжению.

Точная последовательность всех этих вторжений, дипломатических шагов и маневров неясна, но все это определенно имело место в 359 г. до н. э., на очень раннем этапе правления Филиппа. Большая часть маневров и переговоров, возможно, заняла очень короткое время, и, может быть, они проходили более или менее одновременно. Их успех должен был консолидировать поддержку царя со стороны македонцев. Показателем этого стало нежелание жителей Эги присоединиться к Аргею.

Филипп должен был заняться и внутренним управлением страной. Даже в первый год своего правления у него не было сложностей с тем, чтобы найти достаточно богатые дары, откупиться от царей Пеонии и Фракии и раздать подарки афинянам в войске Аргея; не отказывался он и от выкупа или продажи этих пленных — хотя неясно, где он нашел деньги.[87] Проведенная Каллистратом реформа таможни могла помочь, хотя и не очень значительно. Но основной внутренней проблемой, стоявшей перед Филиппом, было создание эффективной армии.

В 358 г. до н. э., спустя год после начала своего царствования, Филипп смог выставить 10 000 человек пехоты и 600 конницы для кампании, где ему нужны были все силы.[88]Поражение Пердикки стоило жизни 4000 македонцев. Сложив эти цифры, можно полагать, что максимально доступное македонским царям до Филиппа войско состояло примерно из 15 000 человек, из которых наиболее боеспособная часть — конница — составляла самое большее 1000 человек. Это очень маленькая армия для такого большого царства — Афины, например, могли выставить вдвое большее войско. Но даже с такими небольшими силами Филипп выигрывал битвы против более многочисленных армий. Частично это было связано с его полководческим даром, но он также ввел лучшую подготовку своих воинов, особенно пехоты. Он понял во время своей жизни в Фивах и Македонии в более ранний период, что пехота должна быть должным образом подготовлена, тренирована и экипирована, чтобы обладать достаточной эффективностью. Ему стоило только сравнить старую неэффективную пехоту Македонии с победоносной фиванской фалангой. Филипп был хорошо знаком с развитием военного дела, которое в последние годы проходило в Греции, включая использование сформированной афинскими полководцами легкой пехоты — пелтастов. И он добавил кое-что чисто македонское — использование внезапного удара тяжелой конницы.

Было бы неправильным рассматривать нововведения Филиппа, не учитывая тех последствий, которые они повлекли за собой. Македонские цари с давних пор имели собственные дружины из числа тяжеловооруженных всадников, которых называли гетайры (греч. «товарищи», «свита»). Последние обладали высоким социальным статусом и чаще всего были представителями знатных землевладельцев или их сыновьями. В армии Филиппа в 358 г. до н. э. гетайров было всего около 600, без сомнения, те, кто удержал свое положение после гибели Пердикки; были, возможно, и другие, которые не поддерживали нового царя. Число гетайров возросло в следующем поколении, когда греки получили земли на завоеванных территориях: к 334 г. до н. э. кавалерия насчитывала 3500 человек.[89]По мере роста ее численности Филипп проводил изменения в ее структуре. Одна группа была выделена в т. н. Царский эскадрон численностью 300 человек, остальные были организованы в обычные эскадроны — т. н. илы, набранные из нескольких регионов Македонии. Эти воины ездили без седел, носили металлические нагрудники и шлемы и были вооружены длинными пиками. Они относились к тяжелой кавалерии лишь условно, их ударная сила определялась только способностью атаковать строем, особенно в построении клином, когда узкий фронт обеспечивал прорыв вражеского строя и сохранение порядка в строю.

Это было наиболее значительным из военных нововведений Филиппа. К концу его царствования конных воинов, представлявших элиту, удалось-таки убедить отбросить в сторону внутренний индивидуализм и подчиниться дисциплине, совсем как гоплиты. Это требовало существенного изменения поведения со стороны знати, предпочтительным методом ведения боевых действий которой было свободное построение, оставлявшее пространство для индивидуальных действий и подвигов. Это можно считать одним из уроков, которые Филипп вынес из Греции. Балканские племена воевали «по старинке», разомкнутым строем, персы во время сражений с Александром были почти так же недисциплинированны. Созданная Филиппом строго подчинявшаяся приказам конница была способна победить любое число недисциплинированных врагов, подобно тому, как гоплиты могли разбить менее подконтрольную командиру легкую пехоту противника.[90]

В прежние времена пехота представляла собой, по сути, просто большую толпу, известную скорее быстротой отступления, чем стойкостью в битвах. Существовала более ранняя элитная группа, называвшаяся «пешие товарищи», или педзетайры; видимо, некоторое время подобные подразделения не применялись, однако Филипп вновь сформировал их.[91] Они были эквивалентом гетайров в кавалерии: хорошо вооруженные, храбрые, гордые и способные охранять царя во дворце. Остальная часть пехоты набиралась, как и конница, по регионам. Эта система была не новой, но Филипп добился улучшений: тренировка, дисциплина, одинаковое вооружение и, самое главное, подчинение приказам. Вероятнее всего, прежде пехота лишь сопровождала аристократов, когда призывалась армия. Нововведение же Филиппа заключалось в том, что он отделил ее от господ-землевладельцев и организовал в дисциплинированные отряды. И конница, и пехота получали лучшую подготовку и использовались более компетентно. В первый год своего царствования Филипп провел много времени, встречаясь со своими воинами, консультируя их на собраниях, беседуя с ними, тренируя, знакомясь с ними лично и давая им узнать себя.[92] Пехота училась двигаться и маршировать подразделениями, из толпы она наконец превратилась в фалангу.

Именно в организации войск и заключается вклад Филиппа в военную силу Македонии. Ему также приписывается введение более длинного копья у пехотинцев — сарисы. Ее задача в сражении заключалась в том, чтобы удерживать врага на более дальней и, следовательно, более безопасной дистанции.[93]Более тяжелое оружие потребовало также и уменьшения защитного вооружения. Поэтому войска использовали щиты меньшего размера и не носили нагрудников. В результате пехота стала гораздо более мобильной и опасной для противника, хотя и более уязвимой. Филипп перенял силу более тяжелой фиванской фаланги и афинские нововведения в использовании пелтастов, а также общее значение тренировки, дисциплины и тщательной подготовки и добавил собственную длинную пику.

Он смог воплотить в жизнь многие из этих изменений уже за первый год правления. Это позволяет предполагать, что он обдумывал все эти реформы еще в те годы, когда был подданным своего брата, частично основываясь на приобретенном в Фивах опыте. Но обдумать все и применить идеи на практике — это две разные вещи, а чтобы ввести нужные ему изменения, необходимо было доказать их состоятельность в реальных сражениях. Пеонийцы и иллирийцы Бардалиса были для Филиппа проверкой. Несомненно, неудачи армии Пердикки подготовили македонцев к необходимости принять или, по меньшей мере, попробовать новые методы, но только победа могла быть действительно убедительным аргументом.[94]

Большая часть нововведений Филиппа в Македонии не была совсем уж новинкой. Возможно, только сариса, но знать Македонии имела привычку пользоваться длинными копьями во время охоты. Пехота в фалангах, дисциплинированная конница, единое снаряжение, тренировка, подчинение подаваемым голосом приказам, гордость после победы были неотъемлемой частью военного дела в Греции. Он перенял использование осадных орудий, разработанных, в частности, Дионисием Сицилийским, и они были готовы к использованию уже к 357 г. до н. э.[95] Эта неоригинальность могла быть как раз тем аспектом изменений, которые и привели к их принятию: греческие приемы ведения войны были знакомы македонцам, которых в прошлом легко побеждали греческие войска меньшей численности. Более ранние цари до Александра I пытались ввести многие из этих новшеств, но Филипп был, видимо, первым, кто испробовал их все сразу на готовом к восприятию народе в начале своего правления. Но еще более важным, чем все эти реформы, было полководческое искусство Филиппа, которое в еще большей степени проявилось у его сына.

То, что он смог воплотить все это нд таком раннем этапе царствования, и делает Филиппа столь значительным в македонской истории. Более ранние цари сначала утверждали свою власть, а затем проводили реформы, обычно в очень небольшом масштабе. Учитывая, что среднее царствование успешного македонского царя продолжалось только два десятилетия, ко времени его смерти эти реформы только начинали давать результаты и отмирали в ходе последующего кризиса престолонаследия. В результате всеобщего кризиса при его восшествии на престол Филипп оказался перед необходимостью перемен, и руки у него были относительно развязаны. Произошел кризис престолонаследия, за которым последовал военный кризис. С первым он справился с помощью дипломатии и убийств, и именно в военной сфере он проводил свои реформы. Другие проблемы управления страной не были затронуты или были отложены на более позднее время. Акцент на преодоление текущей кризисной ситуации неизбежно окрасил все будущее в военные тона. Раз Филиппу удалось выжить, любые другие нововведения, если они и имели место, могли вводиться в старом стиле — медленно и осторожно.

Благодаря дипломатии Филиппа несколько претендентов не представляли реальной угрозы. Северные и западные соседи Македонии были более опасны. Царь Пеонии умер вскоре после заключения соглашения с Филиппом, и соглашение стало недействительным. Филипп добился прогресса в создании своей новой армии, и весной 358 г. до н. э. он вторгся в Пеонию, одержал победу и заставил нового царя подписать договор, превращавший его в зависимого союзника.[96] Это была легкая победа; Филипп мог сам выбрать свою жертву, а собственной армии он этим шагом внушил уверенность в себе и своих силах — в этом она определенно нуждалась после провала Пердикки.

Иллирийцы были следующими. Бардалис, возможно, после предложенного ему Филиппом мира потребовал согласия последнего на то, чтобы он удержал уже оккупированные им части Верхней Македонии,[97] такие регионы, как Орестида и Линкестида. Требования иллирийцев продемонстрировали македонцам, что угроза с их стороны сохранилась, и это делало войну с Иллирией справедливой и как месть за погибших товарищей и убитого брата Филиппа, и как предварительная мера против будущих нападений иллирийцев. Филипп, естественно, отверг требования Бардалиса и двинул свою новую армию в оккупированную Иллирией Линкестиду.

Из всех врагов, окружавших Македонию в 359 г. до н. э., Бардалис был самым страшным, и, без сомнения, по этой причине Филипп оставил его напоследок. Как только Филипп стал царем, он согласился на перемирие, а может быть, даже сам предложил его, хотя это и оставляло во власти Бардалиса завоеванные земли. Филипп, по-видимому, взял в жены иллирийскую принцессу Аудату. Филипп всегда был готов жениться, но если Бардалис воображал, что Филипп теперь стал его союзником или даже подчиненным, то, когда он предложил свои условия мира, он убедился в обратном. Между смертью Пердикки и весной 358 г. до н. э. Филипп выживал, защищаясь от многих врагов и агрессоров, и тренировал свою армию. Он был царем в течение года, но очень мало вел реальных боевых действий, поскольку победы над Аргеем и пеонийцами были не слишком масштабными войнами. Бардалис имел все основания пребывать в полной уверенности, что он опять сможет победить.

Две армии были приблизительно равны по численности, в каждой было по 10 000 пехоты, у Бардалиса 500 кавалеристов, у Филиппа — 600. Бардалис построил своих людей в каре, что само по себе интересно. По-видимому, он уже знал о новой македонской тактике. Филипп лично командовал педзетайрами, своими новыми «пешими компаньонами» (описанными Диадором как «лучшие из македонцев»). Они были вооружены новыми длинными сарисами и использовались для прорыва каре, без сомнения, с угла. Когда каре было прорвано, он послал кавалерию в беспощадное преследование. Армия Бардалиса была уничтожена, 7000 человек были убиты, и он сразу заключил мир. Условия предполагали возврат царств Верхней Македонии под власть Македонского царства.[98]

Битва достаточно полно описана Диодором, и мы можем оценить примененную тактику. Она продемонстрировала всем, кто хотел это заметить, что появился гениальный полководец. Филипп координировал действия своих воинов и нашел самое слабое место противника. Раньше ему не доводилось бороться с пехотным каре, не мог он и ожидать, что столкнется с ним сейчас; он лично возглавил атаку в решающий момент и понял, что победа в битве достигнута только тогда, когда закончено преследование. Он смог также вдохновить своих воинов на битву и вел битву так, как нужно было ему.

Помимо демонстрации полководческого таланта, Филипп в обращении со своими врагами показал, что он чрезвычайно хитрый и умелый дипломат, использовавший переговоры, чтобы сдерживать опасных врагов (Бардалиса, пеонийцев, Афины) до тех пор, пока он не будет готов противостоять им. А тогда он будет иметь с ними дело поодиночке и в то время, которое сам выберет для нанесения удара. Это сочетание военного гения и дипломатического мастерства стало ключевым в истории Греции на последующие четверть столетия.

Если Аудата не была отдана в жены Филиппу по перемирию 359 г. до н. э., то сейчас, по условиям договора, она наконец стала его супругой. Это было одним из дипломатических нововведений Филиппа: вместо того, чтобы предлагать дочерей и сестер соседним царям в качестве жен и невесток, он сам женился на дочерях других царей. Эти браки преследовали различные дипломатические цели: Аудата стала своего рода символом мирных взаимоотношений и подчиненности врага, а вторая жена Филиппа, дочь Дерды из Орестиды, связывала с Македонией важный регион Элимея. Год спустя Филипп женился на Олимпии, племяннице царя Молоссии, земли которой так же были объектом набегов иллирийцев, как и Македония.[99] Браки связывали эти регионы политически, но ключевым для всей системы стало уничтожение армии Бардалиса. Эта дипломатическая конструкция была задумана, предположительно, чтобы блокировать иллирийскую экспансию на юг. Своими военными и дипломатическими победами Филипп возродил силу Македонии и добавил союз с Молоссией к и без того немалым препятствиям к могуществу Бардалиса.

У других государств не было особых причин обращать внимание на происходящее. Для греков на юге битва в Линкестиде была только сражением между царями варваров и не представляла настоящего интереса. Опасность еще таилась на юге в Фессалии и на востоке в Амфиполе, областях, которые могли быть возможными источниками враждебных действий по отношению к Македонии. Враждебность Афин не была чем-то, что можно было предотвратить простым устранением претендента, и возможность восстановления их контроля над Амфиполем была угрожающей. Фессалия за последние 20 лет неоднократно становилась источником проблем для Македонии, которые доставляли или сами фессалийцы, или проходившие через Фессалию фиванцы.

Существовали еще и ближе расположенные потенциальные «Троянские кони»: греческие города, располагавшиеся вдоль обоих берегов Термейского залива, — Пидна и Метона (база Афин во время похода Аргея) и возрождающийся союз городов Халкидики — старый, периодически дававший о себе знать враг. Союз вновь стремился к экспансии, и это неизбежно происходило бы за счет Македонии.

Победа над Бардалисом и умиротворение на западных границах делали эти государства менее опасными. Главной проблемой для Македонии была Фессалия, близкий сосед, который в случае объединения мог потенциально стать очень сильным. Филипп должен был обеспечить ее раздробленность, и в 358 г. до н. э. он помог Лариссе защититься против нападения Александра из Фер, который намеревался восстановить квазигосударство своего отца Ясона. Александру удалось помешать, и в итоге Филипп получил союз с Лариссой и еще одну жену — Филинну.[100] Вскоре после этого Александр был убит фессалийцами, и это еще в большей степени, чем действия Филиппа, обеспечило раздробленность Фессалии.

Филипп вплотную занялся Амфиполем. Возник спор, в результате которого он осадил город. Жители не доверяли Филиппу, поскольку, чтобы умилостивить Афины, он вывел гарнизон Пердикки. Город запросил помощи ухал кидийцев, а два жителя Амфиполя даже отправились в Афины, прося выслать «спасительную экспедицию». Занятые «восстанием» союзников, Афины не ответили. Сомнительно, чтобы два жителя Амфиполя говорили от лица более чем небольшой группы в городе, но, видимо, некоторые жители настолько отчаянно боялись попасть под власть Филиппа, что они предпочитали правление Афин.[101]

Филипп отвлек Афины переговорами, намекая, что когда он захватит город, то передаст его Афинам. Переговоры шли о том, как это будет осуществлено, и афиняне поверили. Халкидийцы хотели заключить союз с Афинами, а затем разобраться с Филиппом, но «предложение» Амфиполя убедило Афины отвергнуть этот вариант. Когда Филипп в результате штурма после осады захватил Амфиполь, Афины намекнули на обмен — Пидна за Амфиполь. Пиднабыла, следовательно, не тем городом, за которые Афины стали бы сражаться, поэтому Филипп взял его себе, и Афины не получили ни одного из городов. Рассерженные Афины объявили войну, но несколько островных союзников откололись от них, заставив Афины воевать со старыми союзниками, а не с новыми врагами. Тем не менее военное положение сохранялось.[102]

Халкидский союз под руководством Олинфа начал вновь расти. Он враждовал и с Македонией, и с Афинами, хотя последние, занятые развалом своего союза, ослабили давление. Халкидийцы вступили в союз с царем Иллирии Грабом, территория которого лежала к северу от Македонии, и в результате одного из своих дипломатических подвигов в год вступления на престол Филипп нейтрализовал этот союз, передав ему богатую долину Антем, бывшую предметом споров между ними в прошлом.[103] Затем он помог союзу захватить Потидею, недостающее звено в альянсе, которая одновременно была союзником Афин. Потидея была усилена отрядом афинских клерухов (поселенцев), и осада города, во время которой Филипп использовал эффективные осадные орудия, заняла большую часть 356 г. до н. э. Она велась совместно с халкидийцами. Во время осады Филипп получил призыв о помощи от Кренид, небольшого шахтерского городка примерно в 50 км к востоку от Амфиполя, которому угрожал царь Фракии Керсоблепт. Филипп повел часть своей армии туда и захватил город, возможно, даже без боя, еще до того, как это смог сделать Керсоблепт.[104]

Оставив в Кренидах гарнизон, Филипп возвратился закончить осаду Потидеи. Когда он захватил город даже без помощи халкидийцев, то разрушил его, передал территорию союзу, освободил афинских клерухов и продал остальных жителей в рабство.[105] Так он одновременно уничтожил врага, подкупил нового друга, пополнил свою сокровищницу и еще раз подтвердил свой авторитет перед собственной армией.

Захват Кренид продвинул власть Македонии гораздо дальше на восток, чем когда-либо ранее. Это и союз Халкидики с царем Иллирии Грабом затронули интересы самого Граба и царя фракийцев Кетрипора. Они объединились с пеонийским царем Липеем, которого Филипп победил в 359 г. до н. э. Афины присоединились, но ничего конкретного сделать не могли. Коалиция не представляла большой опасности для Македонии, Филипп мог справиться с ее участниками по очереди. Он послал своего полководца Пармениона, тот разбил Граба, которому пришлось сражаться одному.[106] Мы не знаем, что случилось с остальными, но, вероятно, союз распался после поражения Граба.[107] Угроза не могла быть слишком серьезной, поскольку в то же время большая часть армии Филиппа продолжала осаду Кренид и Потидеи. Липей, вероятно, возвратился к своему прежнему вассальному состоянию; Кетрипор, сосед Кренид, был вынужден заключить ставящий его в зависимость союз.[108]

Филипп завершил эту серию побед осадой Метоны. Легкость, с которой Аргей достиг оттуда Эги, была пугающей; город был союзником Афин, а значит, находился в состоянии войны с Филиппом. Это был небольшой, но хорошо укрепленный город, и его жители стойко оборонялись. Филипп был тяжело ранен стрелой, но продолжал осаду и добился сдачи на условиях, что жители уйдут, взяв все, что смогут унести. Афины снова не смогли помочь союзнику, даже несмотря на то, что к концу осады они уже закончили войну против своих бывших союзников.[109]

Последние три года война велась с ближайшими врагами Македонии. Бардалис, Халкидский союз, Кетрипор, Липей, афинские базы в Пидне, Метоне и Потидее — все были приведены к статусу подданных или союзников, часто после сокрушительных военных поражений. Несмотря на приобретение территорий и обеспечение безопасности, проблемы Фессалии и Афин сохранялись. Филиппу, возможно, пришлось вновь помогать Лариссе в 355 и 354 гг. до н. э., примерно в то же самое время, когда он осаждал Метону. Результатом было сохранение независимости Лариссы перед лицом амбициозных устремлений правителей Фер править всей Фессалией — амбиций, которые не угасли после неудач Ясона и Александра. Отряда воинов, видимо, оказалось достаточно, подобно тому, как отряд воинов Пердикки в Амфиполе остановил Афины за десятилетие до этого.[110]

Завоевание Кренид создало новые проблемы. Город был основан несколько лет назад жителями Тасоса по предложению Каллистрата, который помогал Пердикке управлять финансами. Без сомнения, одной из причин того, что город нуждался в помощи, была сама его новизна. Он был основан, чтобы обеспечивать доступ к богатым залежам металлов расположенной рядом горы Пангей, чем и был привлекателен для всех соседей. Филипп подкрепил свои завоевания македонскими поселенцами, укрепил город и переименовал его в Филиппы. Он также собрал в него жителей нескольких близлежащих деревень и поселений. Захват уже частично колонизованного македонцами к этому времени Амфиполя и Филиппов означало, что весь район становится македонским, лояльным лично Филиппу и источником огромных доходов для его царства.[111]

Филиппы располагались близко к союзнику Афин, портовому городу Неаполю, а между Неаполем и Амфиполем располагались три небольших прибрежных города — Аполлония, Галепс и Ойсиме. Позже они были или заселены македонянами, или покинуты.[112] Можно сказать, что это явилось еще одним результатом операции Филиппа в Кренидах. Неаполь был обеспокоен, и двое его граждан посетили Афины примерно в то время, когда Филипп вел действия там. Точное содержание их послания неизвестно, но вероятнее всего это было предупреждение о действиях Филиппа и призыв о помощи к Афинам.[113] Никакой помощи предоставлено не было, по крайней мере сразу, скорее всего потому, что Филипп открыто не угрожал этой территории.

Колонизация Амфиполя и Филипп создала важную и прочную опору на востоке царства, которая могла использоваться или как защита против нападений, или как база для дальнейшего продвижения. Устранение Афин из Пидны и Метоны ликвидировало постоянную угрозу сердцу царства, иллирийцы и пеонийцы были разбиты и отброшены на север и северо-восток. К 354 г. до н. э. Филипп мог заявить, что его царство защищено от любой непосредственной опасности. Старые враги были разбиты, Фессалия была нейтрализована. Но он должен был также хорошо понимать, что, занимаясь этими близлежащими врагами, он не мог уделять должного внимания самому серьезному противнику из всех — Афинам.