Кто виноват

Кто виноват

Зорге был арестован 18 октября 1941 года, в субботу утром. Ворвавшиеся в дом полицейские заявили: "Мы пришли по поводу недавней аварии с вашим мотоциклом", и, не дав Зорге переодеться, как был в пижаме и шлепанцах, втолкнули в полицейскую машину.

Рассказывает Макс Клаузен:

"В последний вечер перед арестом я был у Рихарда. Когда я пришел, они с Вукеличем выпивали, и я присоединился к ним, открыв бутылку сакэ, которую принес с собой. Мы разговаривали о том о сем. Потом Рихард сказал, что ни Джо, ни Одзаки не явились на встречу, о которой он с ними договаривался. Чувствовалось, что его это очень беспокоило. Я пробыл у Рихарда до 9—10 часов вечера, а потом пошел домой.

На следующший день в 8 часов утра, я хорошо помню, это было 18 октября, у японского императора был день рождения, ко мне пришли два незнакомых японца в штатском и предложили мне пройти в полицейский участок, чтобы уладить небольшое дело, связанное с автомобильной катастрофой.

Я был, конечно, изрядно подавлен. Меня отвели к прокурору, у которого до меня, очевидно, находился Рихард, потому что на столе лежал лист бумаги, подписанный Рихардом. Бумага лежала таким образом, чтобы я мог видеть подпись Рихарда. Возможно, это было сделано для того, чтобы ввести меня в заблуждение или лишить мужества.

Меня допрашивал прокурор по фамилии Ио. Он прямо в лицо сказал мне, что я и Зорге являемся коммунистами и шпионами… Они задавали один вопрос за другим. Отрицать было вообще бесполезно. Во время домашнего обыска были найдены еще не зашифрованные телеграммы, передатчик (ведь я должен был работать дома), спрятанные пленки и американские деньги. Все это они предъявили в качестве улик. Против этого ничего нельзя было сказать. Свои показания я напечатал потом на машинке на немецком языке в присутствии сотрудников криминальной полиции. Я показал всякую ерунду, а также важные вещи, которые, однако, более или менее уже утратили свою актуальность. Все, что нам нужно было, мы сообщили в передачах. Мировая история была уже почти решена. Уже можно было говорить о том, что нами сделано".

Ознакомившись с показаниями Клаузена и других членов группы, Зорге понял, что запираться и что-либо отрицать дальше бессмысленно. Он попросил у следователя бумагу, карандаш и написал по-немецки: "Я был членом Коминтерна с 1925 года…"

По-прежнему объектом внимания исследователей остаются причины провала Р. Зорге и возглавляемой им разведгруппы "Рамзай". Почему и как была раскрыта резидентура?

Сам Зорге видел причину своего ареста в том, что он слишком долго работал в Японии. На допросе 18 января 1942 года он прямо заявил: "Я слишком долго работал в Японии. И это является самой главной причиной моего нынешнего ареста. Я неоднократно предупреждал Москву о том, что если кто-либо так долго работает на одном месте, у него не остается другого выбора, как быть арестованным. Однако Москва отвечала мне, что ей некого послать взамен меня в Японию, поэтому она меня не заменяла; и вот я оказался арестованным".

Судоплатов утверждает: "Причина провала — неосторожность и борьба за руководящее положение в немецкой разведке в Японии".

А вот мнение М. И. Сироткина: "Установившееся в течение последних 4 лет предвзятое отношение к "Рамзаю" как к "двойнику" неизбежно привело к резкому понижению качества руководства резидентурой со стороны Центра.

Раз резидент — "двойник", то резидентура работает под контролем противника и рано или поздно бесспорно обречена на провал. Пока она существует, надо ее использовать по мере возможности, но нет смысла тратить усилия на ее укрепление или развитие.

Именно такого рода соображения определяли стиль и содержание руководства резидентурой со стороны Центра в последние годы ее существования".

Существуют и другие версии.

Борис Игнатьевич Гудзь, будучи сотрудником Разведуправления, с делом "Рамзай" работал одиннадцать месяцев, то есть весь 1936 год, вел документацию, читал письма и донесения Рамзая, составлял обобщенные справки для руководства.

Не могу не поделиться впечатлением от встречи с этим человеком.

Его фамилию, случалось, упоминал сотрудник чекистского музея Володя Мерзляков. Он с глубоким почтением относился к ветеранам контрразведки и разведки, поддерживал с ними связь. Вот и Гудзя Володя и его коллеги не забывали, всегда поздравляли с днем рождения, с праздниками, ездили к нему на квартиру, дарили цветы. Когда я заинтересовался делом Зорге, Володя-то и надоумил меня встретиться с Борисом Игнатьевичем.

— Насколько мне известно, — сказал Мерзляков, — Борис Игнатьевич в свое время по делам службы имел какое-то отношение к Зорге.

— А сколько ему лет? — поинтересовался я.

— Если не ошибаюсь, он с 1902 года. Но это не должно вас смущать. У Бориса Игнатьевича есть еще порох в пороховницах.

Володя не преувеличивал.

По телефону договариваемся с Борисом Игнатьевичем о встрече. И вот я на пороге его квартиры. На звонок дверь открывает подтянутый, с выправкой военного человек. Одет в цвета хаки легкие летние брюки и рубашку с погончиками. Сухощавое лицо, аккуратная короткая стрижка, щеточка усов над губой и внимательный испытующий взгляд. Лишь изящная трость, на которую он опирается при ходьбе, указывает на почтенный возраст этого человека.

Борис Игнатьевич знакомит меня со своей женой, милой приветливой женщиной, которая недавно перенесла операцию на глазах и о которой он ежеминутно проявляет трогательную заботливость.

Мы начинаем разговаривать, и я убеждаюсь, что у Бориса Игнатьевича ясный ум, цепкая память. Он в курсе всех текущих событий, следит за периодикой, за тем, что публикуется по чекистской тематике, посещает читальные залы библиотек, готовит к печати воспоминания. А рассказать ему действительно есть что.

В органах безопасности с 1923 года. Пригласил его туда друг отца — член коллегии ОГПУ, начальник контрразведывательного отдела Артузов. Начинал сотрудником 5-го отдела контрразведки ОГПУ, занимался агентурно-оперативной работой по охране государственной границы. Участвовал в чекистских операциях, проводившихся на территории Чечни и Дагестана. В двадцать шестом году под видом корреспондента совершил морское турне по транспортной линии Одесса — Стамбул — Порт-Саид — Пирей — Смирно — Одесса с задачей изучения полицейского режима в зарубежных портах. В тридцать втором году был отправлен на восток страны, где при штабе 53-го погранотряда обеспечивал контрразведывательную и разведывательную линии. В феврале 1933 года следует новое назначение — резидентом по линии политической разведки в Токио. Главная задача, которую он выполнял там, — контрразведывательное обеспечение безопасности советского посольства.

Японская командировка Гудзя длилась три года, а затем он был отозван в Москву, где оказался не у дел. Его непосредственного руководителя Артузова к тому времени перевели из органов ОГПУ в 4-е разведывательное управление Генерального штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии, а новый начальник ИНО Слуцкий не пожелал даже выслушать доклад Гудзя о работе в Японии.

Снова помог Артузов. По его ходатайству полкового комиссара Гудзя перевели из органов безопасности в Разведупр и назначили во 2-й (Восточный) отдел в распоряжение Карина, непосредственно работавшего с разведгруппой "Рамзай".

В 1937 году была неожиданно арестована сестра Гудзя. Без всяких причин и объяснений. Вскоре Борис Игнатьевич узнал, что освобожден от должности Артузов. Зачислили Артура Христиановича в архивный отдел. Там они последний раз и виделись. Артузов сидел в маленькой комнатке, где помещались стол, заваленный делами, и два стула. Артузов грустно сказал: "Вот, поручили мне писать историю органов госбезопасности. Дело нужное, и лучше меня это никто не сделает".

А через некоторое время Гудзя вызвал начальник управления и сказал, что, поскольку арестована сестра, нужно ему, Гудзю, уйти со службы. Ему выдали пособие в размере двух тысяч рублей и пожелали всего хорошего. Однако через несколько дней позвонили и сказали, что нужно вернуть деньги, так как их выдали ошибочно: он уволен не по статье "а", а по статье "б", что означает "профнепригодность".

После увольнения Борис Игнатьевич устроился шофером автобуса и проработал им вплоть до войны. И все время со дня на день ждал ареста. Но его не тронули.

Много позже ему удалось обнаружить в архивах документ, из которого он узнал, что когда Артузова арестовали, от него потребовали список сотрудников, которые с ним работали. Артузов такой список составил. В нем было 15 человек. Четвертым в этом списке значился Гудзь.

"Я смотрю этот список, — вспоминает Борис Игнатьевич, — и у меня волосы становятся дыбом: напротив первых трех фамилий вижу пометку "расстрел", около фамилии Гудзь — прочерк, дальше еще прочерк, а потом опять "расстрел", и так до конца…"

Я прошу Бориса Игнатьевича рассказать о том периоде, когда он работал в Восточном отделе Разведупра и занимался делами резидентуры "Рамзай", поделиться своими впечатлениями.

Борис Игнатьевич извлекает из шкафа картонную папку, в которой хранит часть своих архивных материалов.

"Я уже высказывался на этот счет, в том числе и в печати, — говорит он, показывая газетные вырезки. — В последнее время много говорят о Зорге, появляются разные воспоминания. Иногда мне кажется, что кое в чем они грешат против истины. Может быть, и со мной кто-то не согласен. Но повторяю то, что уже говорил не раз.

Познакомившись с легендой "Рамзая", я был просто поражен ее непродуманностью: Зорге в 20-е годы был партийным функционером в Германии, активным антифашистом, редактировал газеты, писал статьи, выступал на различных собраниях. И конечно, он не мог не попасть под подозрение нацистской полиции.

Потом он в качестве корреспондента немецкой газеты отправляется в Шанхай, где работает два года. Свои статьи почему-то подписывает американской фамилией Джонсон. Затем приезжает в Москву, и его направляют в Токио корреспондентом уже под фамилией Зорге. Предельная безответственность со стороны разведки! Кроме того, это было грубейшее нарушение конспирации. Проводя подобные операции, надо продумывать до мельчайших подробностей, не допуская таких примитивных оплошностей.

В случае с "Рамзаем" все обстояло по-другому. Когда я доложил о своих опасениях Карину, он сказал, что первое время они с Артузовым тоже считали, что "Рамзай" висит на волоске и разоблачение или арест — вопрос времени. Когда в Германии к власти пришли фашисты, они несомненно подняли архивы полиции, где были материалы о Зорге. Однако Берзин считал (это было в 1938 году), что фашистам пока не до архивов полиции…

Чтобы хоть как-то прикрыть "Рамзая", было решено, что он вступит в Японии в национал-социалистическую партию и станет "активным сторонником" фашистских идей. Это хоть в какой-то степени способствовало отведению от него подозрений спецслужб Японии. Но и это не уберегло…

Зорге работал в Японии по двум направлениям. Во-первых, немецкое посольство… Вторым направлением деятельности "Рамзая" было японское правительство. Он установил очень хорошие отношения со многими ведущими политиками, военными, журналистами и т. д. В Москве ему все же советовали больше заниматься немецким посольством, поскольку если и случится провал, то Япония, как страна пребывания каких-либо претензий к нему предъявить не сможет. Если же он будет заниматься вплотную японской линией и раскроется его прошлое, то провал последует немедленно. Дело может принять неблагоприятный оборот…

Несмотря на наши предупреждения об осторожности в работе с японцами, Зорге все-таки допускал срывы. У Зорге был прекрасный, очень интересный источник, с которым он познакомился в Китае и который помогал доставать ему много информации. Это был Одзаки — эрудированный журналист, экономист, востоковед. Но Зорге однажды не смог пойти на встречу с ним, а информация была нужна, и он послал вместо себя недостаточно подготовленного человека (не было гарантии, что за ним не придет "хвост" или что он сам может уйти от "хвоста").

Полиция заинтересовалась им, проследила его связи и через некоторое время вышла на Одзаки…

По моему мнению, Зорге провалился все-таки из-за того, что недостаточно уделял внимания требованиям конспирации. Я, может быть, повторюсь, но если бы Зорге не стал привлекать к работе с Одзаки коммуниста, о котором я говорил раньше (и за которым вели слежку спецслужбы Японии), то, возможно, не было бы такого печального конца делу "Рамзай".

Точка зрения Бориса Гудзя интересна, на мой взгляд, тем, что отражает тогдашнее восприятие некоторыми сотрудниками Восточного отдела ситуации, связанной с созданием и деятельностью токийской нелегальной резидентуры; в какой-то степени погружает нас в технологию подготовки крупномасштабной разведывательной операции на Дальнем Востоке. Вместе с тем мнение Бориса Игнатьевича Гудзя о том, что миссия Зорге с разведывательной точки зрения была начата на фоне поразительных промахов и ошибок, сугубо субъективно и далеко не бесспорно.

Конечно, решение послать на задание под своей собственной фамилией человека, чье политическое прошлое было отмечено в архивах германской полиции, на первый взгляд может показаться безответственным. Но в этом нестандартном, безусловно, рискованном решении и был ключ к успеху. Тогдашний руководитель Разведывательного управления П. И. Берзин считал так: "В нашей работе смелость, дерзание, риск, величайшее "нахальство" должны сочетаться с величайшей осторожностью. Диалектика!"

Руководство советской военной разведки пошло на рассчитанный риск, когда минусы обращаются в плюсы. О том, как тщательно прорабатывалась легенда, обстоятельно готовилась "крыша", говорят следующие факты.

В Японию Зорге прибыл под своим собственным именем и по подлинному германскому паспорту, имея солидную репутацию специалиста по китайским делам, вполне заслуженную им после нескольких лет работы в качестве корреспондента ряда немецких газет в Шанхае, и впечатляющее количество рекомендательных писем от старейших немецких дипломатов в Берлине в адрес сотрудников немецкого посольства в Токио и даже японского министра иностранных дел.

Последовавшие затем девять лет активной разведывательной деятельности подтвердили жизнеспособность легенды разведчика и надежность его "крыши". А они, надо сказать, неоднократно подвергались серьезным проверкам. Об одной из них поведал Вальтер Шелленберг.

"Я посмотрел дела Зорге и нашел, что в них нет ничего обнадеживающего. Если и не было никаких доказательств, что Зорге являлся членом коммунистической партии, то также и не было сомнений в том, что он симпатизировал ей. Зорге, конечно, был в близкой связи с множеством людей, известных нашей разведке как агенты Коминтерна, но он в то же время имел тесные связи с людьми из влиятельных кругов, и они обычно защищали его от нападок…"

По другой версии причина провала разведгруппы "Рамзай" в том, что Берлин беспокоило политическое прошлое Зорге, и в Токио был направлен полковник гестапо Мейзингер, чтобы следить за ним и докладывать о его деятельности. Вопреки полученному приказу гестаповец рассказал японцам о своем задании, и последние ошибочно решили, будто наблюдение за Зорге установлено в результате утечки информации из посольства.

Известно, однако, что внимание японской полиции к персоне Зорге было привлечено отнюдь не Мейзингером, точнее, не только его грубой работой. С той самой минуты, как 6 сентября 1933 года Зорге впервые ступил на землю Японии, он сразу почувствовал внимание контрразведки. Уже в то время страна была буквально опутана густой сетью секретной агентуры, а шпиономания приобрела характер "национальной болезни". За Зорге же следили гораздо интенсивнее, чем за кем-либо другим. Офицер полиции, который арестовывал Зорге, пояснял этот факт так: "Причина, почему за Зорге зорко наблюдали власти, как подозрительной личностью, была в том, что, хотя он занимал положение всего лишь специального корреспондента "Франкфуртер цайтунг", но пользовался абсолютным доверием германского посла Отта и мог приходить, когда хотел, когда дело касалось доступа в посольство. Более того, у него была репутация человека, "знавшего все". Иностранная секция "Токко" (Особая высшая полиция) подозревала, что он не только корреспондент".

Андрей Фесюн, много лет увлеченно и небезуспешно занимающийся исследованием дела Зорге, полагает: не исключено, что роковую роль в провале разведчика сыграло ничем не оправданное решение Центра связать Зорге с сотрудниками ГРУ, работавшими под прикрытием советского посольства в Токио. В 1940 году Клаузен несколько раз получал деньги от С. Л. Будкевича, а затем — от В. С. Зайцева. С последним встречался и Зорге, а прикрывал их встречи, отвлекая на себя внимание слежки, Михаил Иванов. В доказательство своей версии журналист приводит такой эпизод:

"Под видом человека, желающего снять квартиру, в дом Клаузенов пришел сотрудник советского посольства (Михаил Иванов). Удача сопутствовала ему: японские контрразведчики, оставленные в засаде именно на такой случай, отлучились в тот момент перекусить. Оставленная в качестве приманки Анна Клаузен (жена радиста), сразу понявшая ситуацию, быстро выставила Иванова за дверь, сказав: "Идите, идите! Здесь случилось большое несчастье". Уже после войны, в Москве, отвечая на вопрос, как она узнала в пришедшем русского, она сказала, что это было вовсе не сложно, учитывая плохо уложенные волосы, мешковатые брюки с пузырями на коленях и весьма своеобразный английский язык. Счастливо разминувшись с возвращавшимися контрразведчиками, Михаил Иванов вернулся в посольство. Вскоре начальнику разведывательного управления Генштаба Красной Армии приходит следующая телеграмма: "По имеющимся сведениям, пять дней тому назад арестованы "Инсон" и "Жигало" за шпионаж…"

Безусловно, встречи сотрудников ГРУ, работавших под прикрытием советского посольства, с членами нелегальной резидентуры говорят о некой неосмотрительности, о пренебрежении вопросами конспирации, что было сопряжено с риском для Зорге. Однако из приведенных фактов не явствует, что Зорге был провален именно в результате этих контактов или что они хотя бы в какой-то мере способствовали его разоблачению.

Что касается рассмотрения причин провала разведгруппы, то, наверное, следовало бы развести вопросы: почему и как?

Так вот, ответ на вопрос: как? возможно содержится в трофейных японских документах, касающихся обстоятельств разоблачения и арестов членов разведывательной группы, которые выявлены совсем недавно в одном из закрытых российских архивов и впервые были озвучены автором на втором международном симпозиуме памяти Р. Зорге (Москва, 2000). Читаем:

Из представления к награде сотрудника 1-го отделения политической полиции помощника пристава Томофудзи Такетора.

В расследовании данного дела имеет следующие выдающиеся заслуги: "27 июня 1941 года, благодаря честному отношению к делу, неустанным усилиям и превосходной технике следствия, он понудил признаться Томофудзи Кен, проходившего по делу о нарушении закона о поддержании общественного спокойствия, и в результате раскрыл неизвестное доселе преступление (подготовительный комитет по восстановлению японской компартии). Кроме того, он добился важного признания, положившего начало этому делу: возвратившаяся из Америки член американской компартии женщина Китабаяси является шпионкой". Таким образом, благодаря стараниям этого помощника пристава нам удалось раскрыть шпионскую организацию…

Из представления к награде начальника охранного сектора охранного отделения пристава Танаки Нобору.

В период службы в первом отделении политической полиции обслуживал культурные организации и показал блестящие образцы борьбы с левым культурным движением. В проведении данной операции имеет следующие исключительные заслуги:

…28 июня 1941 года на основании данных, добытых помощником пристава Томофудзи, ему была поручена разработка подозревавшейся в шпионской деятельности Китабаяси Томо — члена японского отделения американской компартии. Под видом проверки семейной записи посетил племяницу Китабаяси Аоянаги Иосико, которая была задержана в полицейском отделении Маруноуци по подозрению в нарушении закона о поддержании общественного спокойствия. Из беседы с ней выяснилось, что Китабаяси выехала из Токио. Вместе с полицейским Ватанэбэ он проверил политические взгляды Катада — владельца ателье европейской одежды, в котором ранее работала Китабаяси. Выяснилось, что этот человек не придерживается взглядов, аналогичных взглядам Китабаяси.

Затем, под видом знакомого Китабаяси, пристав Танаки Нобору посетил Катада и выяснил, что Китабаяси проживает в префектуре Вакаяма, уезде Нага, Конагава маци, Хондзио 1, циоме 1. 742. В контакте с иностранным сектором и полицейским отделом, соблюдая строгую секретность, выяснил характер ее деятельности и добыл достаточно веские материалы, подтверждающие необходимость ареста.

26 сентября 1941 года Танаки Нобору получил распоряжение арестовать чету Китабаяси.

Следствие не нашло улик против мужа, но, судя по высказываниям Китабаяси Камиро, пристав Танаки Нобору пришел к выводу, что в действиях Китабаяси Томо имеется достаточно признаков преступной деятельности. Поэтому он специально взялся за допрос Томо. Ему потребовалось приложить огромные усилия. А именно: пристав Танаки не только старался, чтобы Томо не стали известны причины ее ареста, но создавал у нее впечатление, что коммунистические преступники уже арестованы и имеется достаточно веских доказательств их вины.

Тогда она стала постепенно признаваться в том, что сама была членом американской компартии, вместе с ней в Японию вернулся член американской компартии Мияги.

Учитывая, что показания Томо могли привести к обнаружению важных преступников, пристав продолжал допрос, ловко используя ее душевное состояние. Наконец он добился важного признания: "Я не являюсь шпионом, Мияги является шпионом".

Затем пристав Танаки пришел к правильному выводу о том, что Китабаяси Томо является шпионкой, а Мияги является ее руководящей инстанцией, и немедленно доложил об этом своему начальству.

Получив распоряжение, рано утром 10 октября, имея в своем подчинении сотрудников, пристав Танаки арестовал Мияги и произвел тщательный обыск в районе Адзабу, Рюцо миаци № 28 на квартире Окаи. Там были обнаружены важные документы, подтверждавшие шпионскую деятельность Мияги и Окаи, а именно: часть документа на японском и английском языках с подробными цифровыми данными о состоянии тяжелой промышленности нашей страны, а также напечатанная на пишущей машинке статья, озаглавленная "Советско-германская война и внутриполитическое положение". В дальнейшем эти документы явились серьезным материалом по делу Мияги. Этот арест и обыски имели весьма важное значение" (полностью текст документа приводится в конце книги. — Авт.).

Таким образом, мы видим, что разведывательная группа "Рамзай" была раскрыта в результате действий японской полиции, которые вовсе не были рассчитаны на достижение именно этой цели. В свете эскалации напряженности в американо-японских отношениях задачей первостепенной важности для японской полиции был поиск потенциальных американских шпионов. Полицейские выслеживали в первую очередь членов Компартии США — японцев по национальности, тех, кто возвратился из Америки на родину. Это расследование вывело контрразведку на Китабаяси, а она указала на Мияги. Ниточка и потянулась…

После того как материал о наградных листах на японских полицейских, отличившихся в раскрытии группы Зорге, был озвучен, оказалось, что сообщенные факты стали сюрпризом для японских участников симпозиума профессора Хисая Сираи и исследователя Томия Ватабэ. Особенно в свете той полемики, которая до сих пор ведется в Японии по поводу роли одного из бывших руководителей послевоенной КПЯ Рицу Ито в раскрытии группы Зорге. Здесь в свое время постарались японские полицейские. Именно они в своих письменных отчетах указали, что впервые услышали фамилию Китабаяси от Рицу Ито. До самой смерти этот человек должен был оправдываться в своей невиновности. Томия Ватабэ занял в этой истории сторону Рицу Ито и долгое время пытается установить подлинные причины провала.

У Томия Ватабэ вызвало озабоченность указанное в представленных мною материалах имя помощника начальника 1-го отдела Управления полиции Такэтора Томохиро. На самом деле, считает Томия Ватабэ, речь должна идти о Такэтора Ито, в то время помощнике инспектора 1-го отдела Особой полиции. Именно он вел в 1940 году допросы арестованного члена КПЯ, своего однофамильца Рицу Ито, и именно ему приписывают авторство версии о Рицу Ито как предателе, сдавшем полиции группу Зорге.

Вернувшись в Японию Томия Ватабэ сверил обратный перевод на японский язык наградных листов с доступными ему полицейскими публикациями (списком чинов Полицейского управления, индексным списком арестованных, десятидневками арестованных). "В результате я понял, — написал он в письме, — что Томофудзи Кэн был Рицу Ито, Такэтора Томохиро — Такэтора Ито из Особой полиции, Нобору Танака — Нобору Такаги.

До сих пор в истории КПЯ и в литературе по делу Зорге мы рассматривали эти аресты только как репрессии в отношении движения за воссоздание КПЯ, а раскрытие дела Зорге выглядело как последующее событие, вызванное показаниями Р. Ито…

Далее Ватабэ цитирует отрывок из книги Хатиро Ямамура "Советский Союз знал все". Там говорилось: "Начальник одного из отделов Особой полиции во время дела Зорге Кинудзиро Накамура утверждал: "Был снят второй этаж дома напротив "Эр Уэй есай гакуин" (школы портних европейского платья). Там были секретно размещены несколько полицейских наружного наблюдения, которые, сменяя друг друга, днем и ночью вели наблюдение и сопровождение ее (Томо Китабаяси), когда она выходила из здания".

Ватабэ так комментирует вышеприведенный отрывок: "Это было еще до того, как в декабре 1939 году Томо Китабаяси переехала в префектуру Вакаяма. Что касается показаний Рицу Ито в отношении Томо Китабаяси, то они были даны в июле 1940 года. Таким образом, свидетельство Накамура не соответствует версии того, что раскрытие дела Зорге началось с показаний Рицу Ито. Оно свидетельствует о том, что вне зависимости от показаний Рицу Ито наблюдение Особой полиции за Томо Китабаяси началось значительно раньше показаний Р. Ито".

Доводы японского коллеги, наверное, можно принять во внимание. Ну а какой из всего этого следует вывод для нас? Думается, что в данном случае вполне можно согласиться с Алленом Даллесом, который писал:

"Раскрытие этой организации (разведгруппы Зорге. — Авт.) было целиком результатом промаха, причем такого, которого невозможно было избежать, как бы тщательно ни были проработаны все элементы. Спасти могла разве что одна мера предосторожности, которой Советы зачастую пренебрегают: не использовать в разведывательных целях человека, который когда-то был известен как член коммунистической партии".