Глава 7 Английский клуб и годы студенчества

Глава 7

Английский клуб и годы студенчества

Петербургский Английский клуб сыграл серьезную роль в жизни князя Юсупова. Неслучайно этой истории отведена целая глава. Описание данного периода жизни Николая Борисовича предшествует его путешествию за границей.

Стоит напомнить, что конец восемнадцатого века в России – это время активных и в то же время мятежных духовных поисков. Как правило, в результате этого появлялись различные объединения «просветленных» людей. В качестве примера можно привести масонские ложи и клубы. Самые авторитетные из них – Московский и Петербургский Английские клубы. Многие признанные мыслители желали видеть в клубных сообществах продолжателей сообществ масонского направления или представителей определенных категорий, сословий, например дворян. Но, как показала история отечественной культуры, именно с Английских клубов была взята основа будущего гражданского общества России. Отделения же лож «вольных каменщиков» к этому факту отношения в принципе не имело. Другой вопрос, что членство в клубе не запрещало состоять в ложе отдельным его представителям – это было дело их личного выбора.

В скором времени после своего фактического открытия Петербургский Английский клуб превратился в один из самых уважаемых и модных среди всех остальных клубов северной столицы тогдашней России. В качестве подтверждения этого факта можно привести слова из письма влиятельнейшего человека того времени, фаворита императрицы, графа Владимира Григорьевича Орлова, по мнению которого в клубе было «много веселья, балы-маскарады, при дворе ставили комедии, устраивали ассамблеи по очереди в домах дворян каждую неделю. Здесь открылся новый вид собраний, называемый «Клуб». Это похоже на кофейню, и вступило 130 человек. Годовой взнос – 30 рублей. Почти все – важные люди и есть тоже ученые, актеры и купцы. Можно приходить в клуб в любое время дня, утром и днем. Тех, кто хочет вступить, выбирают голосованием». Английский клуб открыл свои двери для посетителей в 1769 году, задолго до 1 марта 1770 года, когда произошло официальное утверждение его членов и участников.

С самых первых дней своего существования в «Английское общество» мечтали попасть представители самых известных и влиятельных семей страны. «Нечего говорить, что тон общества был наилучшим. За весьма малым исключением не происходило ничего, похожего на какое-нибудь неприличие», – вспоминал годы спустя многолетний участник Английского клуба М. Н. Лонгинов, который немало лет посвятил изучению клубной истории.

Князь Николай Борисович Юсупов, разумеется, был членом Петербургского Английского собрания. Но, пробыв в нем около двух лет, он отправился в продолжительную заграничную поездку. Когда он вернулся на Родину, то сразу же возобновил свое членство в данном обществе.

О князе ходили самые разнообразные слухи и сплетни. Некоторые были убеждены в том, что Николай Юсупов был большим развратником. Другие же, наоборот, считали его необычайным интеллектуалом и эрудитом, большим ученым. Как это бывает в жизни, каждый человек судит по себе и степени собственной испорченности. Вот что писал о Юсупове потрясающий русский библиофил, образованный и умнейший человек Сергей Александрович Соболевский: «Всей московской публике известна особенная любовь к изящным искусствам сего, как выразился о нем Пушкин, питомца Аристипповой школы… Но не всем известно, каким обширным знанием литературы, древней и новой, обладал князь. И нет сомнения, что многие с удивлением услышат, что он был отличным знатоком греческого и латинского языков. Мы знаем, как при появлении «Эдипа» Озерова в домашней беседе с некоторыми любителями литературы, между которыми был И. И. Дмитриев, князь, сравнивая подражание с оригиналом, цитировал целые места из Софокла, переводя их по-русски, и удивил всех обширною ученостью и тонким вкусом». С. А. Соболевский и И. И. Дмитриев, являлись хорошими приятелями Николая Борисовича по Московскому Английскому клубу. Соболевский был тем из числа немногих, кто видел в князе «большого ученого».

Во время своего путешествия Юсупов пробыл некоторое время в гостях у своей сестры в Митаве, а уже летом 1774 года Николай Борисович направился в Лейден с целью прослушать в местном университете определенные научные курсы. Дорога из Курляндии в Голландию тогда представляла собою довольно продолжительное, но уникальное путешествие. Для молодого князя с его пытливым и гибким умом это было отличной возможностью для развития и личностного совершенствования. Юсупов побывал в Данциге, Берлине, Гааге, а также в других европейских городах, встречавшихся по пути.

Учеба в Лейдене не была вызвана желанием приблизиться к моде или подчеркнуть собственный престиж. Напротив, университет дал Николаю Борисовичу именно те знания, к которым он давно стремился и которыми потом пользовался в продолжение всей своей не короткой жизни.

Нужно сказать, что в те времена высшее образование в среде русского общества в чужих краях имело некое условное подразделение. Те студенты, кто имел принадлежность к родовому дворянству, уезжали учиться в общем счете за казенный счет в Лейпцигский университет. Более богатая и родовитая молодежь отправлялась в Лейденский, но уже за собственные средства.

Великий революционер и писатель Александр Николаевич Радищев, который в качестве бывшего пажа Императорского Двора оказался в Лейпцигском университете, благодаря нему до наших дней дошли подробности жизни небогатых русских студентов за границей. Оказалось, что вместо того, чтобы получать добротные знания, они то и дело отмечались в очередных скандалах, выяснении денежных отношений, некоторые из них жаловались высшему начальству. Проще говоря, обычный жизненный сценарий мелких провинциалов из России.

По странному стечению обстоятельств, жизненные дороги Радищева и Юсупова не единожды пересекались. Нередко они попадали практически в одинаковые ситуации, когда судьба предлагала сделать выбор… Вероятно, официально Александр Николаевич и Николай Борисович знакомы не были, несмотря на то, что они могли видеться в стенах Петербургского Английского собрания, но вряд ли обращали друг на друга внимание.

В университете князь Юсупов слушал лекции по праву, философии, политической истории, естественной истории. Кроме того, он изучал ботанику, физику, химию, математику, анатомию. Более того, немало времени и внимания он уделил иностранным языкам: латыни, древнегреческому, итальянскому, английскому. И, конечно же, будучи необычайно творческой натурой, горячо интересующейся искусством, Николай Борисович увлекался живописью и музыкой.

«Сегодня неделя, как я занимаюсь, – писал князь в письме своему другу. – Я передал Ваше письмо г-ну Пестелю, и я его застал таким образом, каким Вы его мне обрисовали. Ваше письмо мне было большим подспорьем, так как Вы с ним близки духовно и одного образа мышления… Пестель дает мне два занятия в день: утром – государственное право, во второй половине дня – историю философии. Даже в пятницу он дает мне один урок, что обычно не делает. Г-н Алламан заставляет меня заниматься физикой. Керру ежедневно преподает мне латинский язык; Митчелл, английский министр, учит меня этому языку; музыка и рисование заполняют оставшееся время. Но когда закончатся каникулы, я займусь ботаникой. Я живу на Бреет-стрит, рядом с голландским Двором…»

Во время студенчества Юсупов окончательно укрепился в своем давнем интересе к античности, вообще характерном для представителей эпохи Просвещения. До наших дней сохранилось письмо, адресованное Николаю Борисовичу от его преподавателя, известного эллиниста Л. К. Фалькенара. «Тридцать семь лет я учил греческому языку в двух университетах нашего государства и ни в ком из моих, даже отличнейших слушателей, не нашел столь твердой и столь постоянной любви к изящным наукам, даже не воображал никогда, чтобы между лицами твоего звания нашлись такие, которые могли быть увлечены прелестью древней литературы… Когда в Париже, Италии и других городах Европы ты, как истинный любитель и знаток, осматривал рукописные памятники Древней Греции, каких не получал похвал, свидетельствующих о твоих познаниях в греческом и латинском языках от ученых хранителей тамошних библиотек!». Фалькенар даже посвятил Николаю Борисовичу издание «Теокрита», которое, по сообщению некоторых источников, печаталось за счет личных средств князя.

Сам Юсупов о своих студенческих годах говорил, что «единственным моим развлечением являются книги и несколько очень красивых картин и рисунков». В письмах друзьям князь признавался, что «книги разбивают мое хладнокровие». Но, скорее всего, это всего лишь красивые слова, ведь хладнокровием Николай Борисович никогда не страдал, особенно в молодые годы и рядом с красивыми женщинами. А вот в качестве талантливейшего дипломата и дальновидного политика он действительно всегда и при любых обстоятельствах оставался спокойным, уравновешенным и хладнокровным.

Находясь в Лейдене, Юсупов внимательно отслеживал новинки европейской литературы, в частности театральной. В марте 1775 года Николай Борисович писал в письме, адресованном А. Б. Куракину: «Я посылаю Вам сборник, который наделал столько шума в Риме. Этот пустяк – из итальянских – быть может, самое лучшее, потому что все арии, которые в нем есть, являются пародиями на Метастазио. Быть может, Вы захотите его прочесть, так как он наделал много шума».

Голландские библиотеки, а также частные коллекции второй половины восемнадцатого столетия скрывали в себе редкостные богатства – книжные и художественные. Можно со всей смелостью сказать, что Юсупов прочел наиболее важные из них, и эти произведения оказали исключительное влияние на становление и формирование коллекционерских пристрастий князя. В его необычайной по своей уникальности библиотеке имелось значительное число ранних голландских изданий. А вот что касается живописи этой страны, то Юсупова она особенно не заинтересовала. Но даже в этом случае он не упустил возможности приобрести наиболее заметные и характерные образцы. Исключением, безусловно, был Рембрандт. Хотя, редко какой коллекционер того времени не мечтал о произведениях этого великого художника! Путешествуя по Голландии, Юсупов все чаще и чаще посещал букинистические лавки и всевозможные распродажи. А это прекрасная возможность открыть для себя немаленький простор, даже для начинающего коллекционера.

В студенческие годы юный князь открыл для себя с качественно новой стороны и театр. Библиотека Архангельского до сих пор хранит некогда приобретенные князем в Лейдене сборники театральных пьес, и даже трехтомник «Новый театр Гааги», 1759 года издания.

В те времена иностранному студенту было необходимо иметь рекомендательные письма. Французский академик Виллаузон с необыкновенной доброжелательностью писал Л. К. Фалькенару о его прилежном ученике. Он же передал Юсупову рекомендательное письмо в Копенгаген советнику Юстиции Трескову, в котором просил посодействовать Николаю Борисовичу в период его поездки в Данию. Вот такие там были слова: «Князь Юсупов, который передаст Вам это письмо, является русским господином… Не буду повторять то, что я уже имел честь Вам сказать о широте и глубине его обширных знаний, особенно в греческом языке… Это один из самых выдающихся людей Европы». А спустя некоторое время, в подтверждение этих лестных слов, в 1779 году общество древностей в Касселе, которое основал ландграф Гессенский Фридрих Второй, избрало «знаменитого своими знаниями» князя Николая Борисовича Юсупова своим почетным членом.

Таким образом, молодой князь Юсупов в действительности был «виден» даже среди образованных и талантливых ровесников. Современникам отлично была известна история о лестной оценке, данной Николаю Борисовичу Вольтером. А ведь знаменитый и довольно ядовитый философ преподавал почти всем представителям «лейденского русского студенческого братства», так что имеющийся выбор был более, чем велик.

А на плане маршрута после Голландии стояла Англия. Известно, что русское общество середины восемнадцатого века обожало все английское не меньше, чем все французское. Самыми главными англоманами в России считались графы Воронцовы. Так, Семен Романович Воронцов, несколько лет пребывал на посту русского посла в Англии и остался там жить даже после отставки. В Англии Юсупова привлек знаменитый Оксфорд. Там он смог почерпнуть немало полезного и интересного.

По прибытии в Лондон в марте 1776 года, князь Николай Борисович был в самом скором времени представлен королевскому обществу. Среди числа его новых знакомых оказался Бомарше. В течение нескольких месяцев, проведенных в этом городе и в этом великосветском обществе, у Бомарше и Юсупова сложились весьма теплые дружеские отношения. Кроме того, уже более двухсот лет существует милая легенда о том, что князь и великий драматург соперничали, как и следует полагать, из-за женщины. Николай Борисович, разумеется, в этом «поединке» одержал победу. Известно, что внешний облик Бомарше являлся прямым доказательством теории Дарвина, еще не существовавшей в те времена. А князь Юсупов же считался признанным красавцем. Были слухи, что Бомарше даже подумывал об устранении противника, желая отравить его, но все закончилось благополучно.

Путешествуя, Николай Борисович всегда держал при себе небольшой альбомчик в красном сафьяновом тиснении, на котором золотом были выбиты слова: «ALBUM AMICORUM PRINCIPIS DE YOUSSOUPOFF». Что в переводе означает: Альбом друзей князя Юсупова.

Именно в этом, пропавшем в советское время княжеском альбоме, оставил свой след Бомарше, записав в нем собственноручно стихотворение. Его вместе с автографом опубликовал А. В. Прахов, благодаря чему оно доступно и в наши дни. Бомарше явно старался красиво и отчетливо выводить буквы, он определенно не писал на скорую руку. Николай Борисович гордился этим автографом, показывал его только избранным знакомым, в том числе и А. С. Пушкину.

Находясь в Англии, Николай Борисович занимался не только коллекционированием женских сердец и состязанием с другими мужчинами-конкурентами. Юсупов потратил кучу времени на осмотр художественных собраний и шедевров архитектуры. Он старался не отставать от тенденций художественной стороны развития своего времени. Попросту говоря, он четко следовал моде, но и учитывал «вибрации» собственного вкуса, становившегося с годами все лучше и лучше. В период своего первого путешествия князь приобретал популярных в то время признанных голландцев и фламандцев, работы талантов итальянского Возрождения. К сожалению, не всем им было суждено выдержать «экзамен временем и искусствоведами». В коллекции Николая Борисовича далеко не сразу стали появляться вещи первого сорта. Опыт собирателя, искусствоведа и знатока у князя был еще явно не отточен, но некоторым шедеврам удавалось украшать петербургский дом юного путешественника и, как полагается, вызывать зависть у гостей. Юсупов обладал довольно обширным собранием графики. Таким образом, на гравюрах-репродукциях Николай Борисович, как говорится, имел уже «наметанный глаз» и продать ему фальшивую вещь было практически невозможно. В девятнадцатом столетии князь приобретал достаточно много художественных вещей. Он опирался уже исключительно на собственный «коллекционерский нюх» и, надо сказать, ошибался в приобретенных покупках крайне редко. Экспонаты своей коллекции Николай Борисович размещал в доме своего отца на Английской набережной, где прошло его детство и отрочество.

Небольшое количество официальных биографий Николая Борисовича Юсупова преимущественно умалчивают о событиях периода 1778—1781 годов. Известно только то, что в 1781 году князя пожаловали в действительные камергеры Императорского Двора. Стоит отметить, что к претенденту на столь высокое звание камергера Императорского Двора предъявлялись довольно серьезные требования. К слову сказать, этот претендент не обладал выдающимися внешними данными и, как деликатно высказывались во времена Екатерины Великой, не «попал в случай». Князь как раз-таки соответствовал этим требованиям как своим образованием, богатством, положением семьи, возрастом, так и незаурядной внешностью. Все вышеперечисленные качества давали ему основания выступать в качестве законного претендента на звание придворного чиновника высочайшего ранга. Видимо, именно в тот жизненный период с Николаем Борисовичем произошла история, на которую стыдливо указывала одна картина с мифологическим сюжетом из коллекции князя.

Император Павел Первый очень уважительно относился к князю Юсупову. Он прекрасно осознавал, что государственных людей такого высокого уровня в России немного. Поэтому, оказавшись на престоле, он обратился к Юсупову с просьбой: спрятать «подальше» одну из картин княжеской коллекции. Дело было в сюжете, который символизировал союз античных богов Венеры и Аполлона. Но странным образом изображения полуголых небожителей очень уж напоминали князя Юсупова и саму императрицу Екатерину Великую. Павел Петрович нередко испытывал чувство стыда за свою мать, тем более, что некоторые фавориты по возрасту годились ей в сыновья. Николай Борисович выполнил императорскую просьбу, но и не без недоумения. Во времена Екатерины, в эпоху Просвещения, глазу восторженного зрителя открывались и не такие полотна…

Поводом для написания неоднозначной картины на античный сюжет явился факт возвращения Николая Борисовича из-за границы. Не нужно лишний раз напоминать, что Юсупов являлся влиятельным вельможей по своему происхождению. Он не был в обществе прихлебателей, желающих во что бы то ни стало «попасть в случай». История с сюжетом картины – это не более, чем очередной любовный порыв любвеобильного и нежного сердца князя, а вовсе не тонкий политический и расчетливый ход. Екатерине не требовалось много времени, чтобы оценить умственные достоинства и таланты «одного из самых выдающихся людей Европы». А мужчины с просто достоинствами и без того ее повсюду окружали.

Николай Борисович Юсупов в течение долгих лет был не только доверенным лицом императрицы, но и хорошим другом. Она могла с полной уверенностью и спокойствием доверить князю самые деликатные и ответственные дипломатические поручения. Более того, Юсупов был ее личным агентом по вопросам приобретения художественных экспонатов для пополнения Эрмитажа и других дворцов. Екатерина переписывалась с князем. Их диалог был в меру дружеским и кокетливым, что свидетельствует о многом. Сохранившихся портретов князя, запечатлевших его молодым и красивым, к сожалению, немного. На них он выглядит слегка надменным молодым мужчиной. Небезызвестно, что императрица легко попадала под обаяние юности. Не даром ее последним фаворитом был граф Зубов, который отличался красотой, а также молодостью, в то время как царица была далеко не юной особой. Так что в случае с Юсуповым, можно сказать, что все просто совпало: Николай Борисович был величайшим государственным деятелем своего времени, а императрица могла доверить безупречному дипломату решение любых вопросов. Какие именно обстоятельства способствовали возможному сближению князя с Екатериной – это никому не известная тайна. Но то, что их дружба продлилась до последних дней, – факт.

И в каком бы сообществе или клубе не состоял Николай Борисович, он всегда использовал свои связи на благо страны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.