Меса-Верде: неужели древняя прародина?
Меса-Верде: неужели древняя прародина?
Если до сих пор мы ездили по бескрайним пустынным желто-бурым равнинам плато, то по мере приближения к Меса-Верде, расположенному на самом стыке «Четырех углов», пейзаж за окном машины стал меняться. Сам «Зеленый стол», если точно перевести с испанского название этой одиноко торчащей горы с плоским зеленым верхом, был виден издалека. Но в каньон можно было попасть уже по дороге, петлявшей на высоте 600 м среди выглядевших вполне привычными гор, покрытых деревьями и кустарниками. В настоящее время Меса-Верде является крупным национальным парком. Пешком добраться до археологических памятников не так просто – они находятся в 32 км от входа.
Если посмотреть на карту, то хорошо видно, что парк Меса-Верде расположен на территории, пересекаемой притоками реки Сан-Хуан, которая, в свою очередь, впадает в Колорадо, несущую свои воды в Тихий океан. Кроме того, именно здесь, почти смыкаясь с Сан-Хуан, находятся истоки и другой важной реки – Рио-Гранде, устремленной в Мексиканский залив. Но и это еще не все: самой большой для нас неожиданностью стало то, что этих притоков, образовывавших каньоны Меса-Верде, ровно семь. Что это – случайность? Или же мы действительно добрались до легендарной местности «Семи Ущелий» или «Семи Пещер» древних мезоамериканцев? Более того, некоторые каньоны носят названия индейских племен, например Навахо или Юта. Конечно, эти названия относятся к более поздним индейцам, да и прочие данные могли оказаться случайным совпадением. Тем более что следов поселений «нужного» нам периода – 6–4 тысячи лет до н. э. – в Меса-Верде до сих пор не обнаружено. Но научные открытия так и делаются: сначала строится гипотеза, а затем она доказывается… или опровергается. Стоит напомнить, что когда в 60-е годы Ю.В. Кнорозов высказал одну из своих предыдущих гипотез о заселении Америки 40 тысяч лет назад, археологи также отнеслись к ней более чем скептически – еще бы, кабинетный теоретик, а вмешивается не в свое дело, не раскопав в Новом Свете ни одного памятника! Теперь же об этом и не вспоминают.
Что же известно о Меса-Верде на настоящий день? Каньоны верховий реки Сан-Хуан были заселены анасази около 200 года до н. э. Расцвет этой культуры здесь пришелся на 500–700 годы уже нашей эры и продлился с переменным успехом до 1300 года. Однако в XIV веке сюда, как и на другие территории анасази, вторглись более примитивные и голодные навахо и апачи, сведя на нет достижения цивилизации.
Трудно предположить, что до XIX века никто ничего не знал о руинах Меса-Верде. О них наверняка хорошо было известно местным индейцам. Однако времена были смутные, эти земли, принадлежавшие мексиканцам, постоянно пытались захватить американцы. И тем, и другим было не до археологических руин. В августе 1776 года до этих мест добралась группа монахов во главе со священником Эскаланте. После монахов кто-то успел дать название этим местам – Меса-Верде, но имя автора топонима осталось неизвестным. Неизвестно также, успели ли заметить эти путешественники руины, спрятавшиеся в скалах. Однако широкая общественность постепенно получала о них информацию от случайных людей.
Первое из известных упоминаний о Меса-Верде принадлежит капитану Дж. Макомбу, принявшему участие в геологической экспедиции в 1859 году. Он оставил достаточно точное географическое определение места с этим названием. Начиная с 1870 года в этих местах обосновываются первые белые поселенцы – шахтеры, ранчеро, охотники, скотоводы и, естественно, бандиты. Местные индейцы встали на тропу войны, чтобы выгнать чужаков подальше от священных мест, но, как известно, безуспешно.
В 1874 году в эти места добрался фотограф по фамилии Джексон. Он был послан департаментом геологического и географического надзора, и руины его вовсе не интересовали. Но, наслушавшись историй про таинственные города, он нашел проводника и на свой страх и риск отправился на их поиски. Ему удалось не только увидеть древние постройки, но и сделать первые снимки.
Потом, в 1885 году, в этих местах объявилась некая девица Вирджиния Донахью. Известно, что девицу из этих мест попытались выгнать, но, судя по всему, ей удалось соблазнить живших на соседних ранчо братьев Уэзерилл (с одним из них мы уже встречались в каньоне Чако) на поиски наконечников стрел и древней керамики. Вернулась она и на следующий год, и тогда эта странная экспедиция обнаружила самые впечатляющие руины – «Дом с балконом». Поскольку больше девица в хрониках не упоминается, нетрудно догадаться, что семейство и само вошло во вкус археологических находок и постаралось избавиться от конкурентки. Как они это сделали, история умалчивает. Но уже в 1888 году Уэзерилл со своими братьями и пятью сыновьями самостоятельно открыли знаменитый «Скальный дворец», затем «Развалины у елей» и «Руины четырехугольной башни». Официальная версия открытия напоминает сюжет песни в стиле кантри: однажды хозяин ранчо Ричард Уэзерилл со своим двоюродным братом ковбоем забрели в эти места в очередных поисках своего скота и вдруг совершенно случайно обнаружили неизвестные руины. О дальнейшей судьбе скота в этих историях обычно ничего не рассказывается. А вот о смерти ранчеро Уэзерилла можно сложить еще одну песню.
Как-то жарким днем 1910 года хозяин ранчо Ричард Уэзерилл ехал в сопровождении своего друга ковбоя Билла Финна. Ехали они вдоль каньона Чако, чтобы выяснить, кто убил любимую лошадь дочери Уэзерилла Элизабет. Подъехав к реке, они встретили группу индейцев навахо. Поговорили и разошлись – и тут раздались выстрелы. Финну пуля попала в грудь, и, ослепленный солнцем, он не увидел, как Уэзерилл упал, сраженный насмерть. Так погиб от рук недобрых навахо честнейшей души человек, самый знаменитый «охотник за горшками» с Дикого Запада. О том, как его встретили на том свете индейцы анасази, чьим именем он любил себя называть, петь, пожалуй, не стоит.
Однако вернемся в Меса-Верде. Всякий, кто впервые видит «Скальный дворец», остается очарованным им на всю жизнь. Когда наша маленькая экспедиция подошла к краю каньона и перед нами открылась изумительная панорама этого влепленного в гору селения, мы по достоинству оценили описание, сделанное английским археологом Жакетт Хоукс: «Мы мчались с захватывающей дух скоростью через лес. Все казалось спокойным и однотонным. Как вдруг мы оказались у края глубокого каньона. Земля перед нами разверзлась. Отвесные стены верхней части обрыва были сложены из желтых и коричневых слоев песчаника. Внизу они отступали крутыми скатами, темными от покрывавшей их растительности. Эта так неожиданно открывшаяся величественная картина была сама по себе восхитительна. Но там, на противоположной стороне каньона, к тому же находился висящий в воздухе город. Маленький, бледно-золотистый город с башнями и домами, которые открывала нам широкая овальная пещера в скалах. Темные вершины пихт поднимались к самому подножию домов. Густая тень пещеры оттеняла город огромной дугой. Но фасады домов и башен стояли залитые солнечным светом. Их мельчайшие уголки были высвечены, а двери и окна выступали словно черные как смоль четырехугольники. Обрыв каньона походил на камень с тончайшим изображением, врезанным в скошенную овальную поверхность. Известняки вздымались отвесно вверх – к лесу, к бескрайней синеве неба. Там, по ту сторону обрыва, внизу, золотистый город выглядел бесконечно далеким, таким прозрачным и мирным в своей каменной оправе, что воспринимался как сон или мираж, возникший в пустыне».
Илл. 31. Каньон Меса-Верде на стыке «Четырех углов». Удастся ли доказать, что это чудное убежище и было легендарной прародиной древних мезоамериканцев?
Все было именно так. Все казалось чем-то нереальным, ожившей легендой.
Но особенно мистически выглядели вороны. Это были огромные черные птицы, которые могут существовать только в индейских мифах. Они расположились с противоположной стороны каньона, прямо напротив нас, и, казалось, находились совсем близко. Наступали сумерки, и было изумительно тихо. Вороны сидели на деревьях и неторопливо переговаривались. Было ощущение, что мы присутствуем на собрании какого-то неизвестного народа, слышим, как участники разговаривают на своем языке, но ничего не понимаем и только судим о характере беседы по интонациям. Правда, моментами складывалось впечатление, что еще чуть-чуть – и все станет понятно. Странное явление – сумерки…
Вообще акустика в каньоне изумительная. Стоя наверху, можно не повышая голоса переговариваться с находящимся на территории скального дворца рэйнджером. (Рэйнджер в США – это не обязательно «крутой Уокер». Это может быть обыкновенный смотритель в национальном парке.)
Шеф спускаться внутрь каньона не стал. Он уселся наверху, на смотровой площадке, и, как обычно, остался в одиночестве наслаждаться приобщенностью к древности, рисуя себе картины далеких событий, примеряя к Меса-Верде образ мифической прародины майя. Правда, пока мы бродили по руинам, он успел обнаружить, что на камнях, из которых была сложена смотровая площадка, проглядывают покрытые мхом петроглифы! Камни для строительства, по всей видимости, были взяты где-то поблизости, и никому и в голову не пришло осматривать их. Тиахога по прозвищу, данному ей шефом, «Бешеная Дакотка» пришла в такой бурный восторг, что на петроглифы – углубления в форме ступни – сбежались смотреть все рэйнджеры.
Итак, что же такое поселения Меса-Верде? Больше всего они сравнимы с ласточкиными гнездами. Анасази выбирали ниши в отвесных стенах каньонов и начинали, приспосабливаясь к естественным углублениям, заполнять их постройками. Иногда такие поселения находились близко от дна каньона, а иногда несколько построек оказывались влепленными высоко на обрыве в щель между скальными породами. К наиболее крупным и известным относятся такие поселения, как «Скальный дворец», «Скальный дом двух историй», «Дом с балконом», «Дом среди елей».
Для строительства использовались шлифованные блоки известняка, скреплявшиеся глиной. Строительство велось постепенно. При этом задняя часть, где щель между полом и потолком пещеры-навеса образует протяженное пустое пространство, слишком низкое для постройки жилища, использовалось в качестве хозяйственных помещений. В этих естественных пустотах, как правило, складывали мусор или устраивали насесты для индюков. Примыкавшие к хозяйственному пространству задние комнаты, не имевшие доступа света и воздуха, использовались в качестве хранилищ запасов. Далее следовали прямоугольные, прилепленные одна к другой постройки, иногда образовывавшие несколько этажей. Там, где позволяла высота ниши, выстраивались чуть заужавшиеся кверху башни. Этажные перекрытия выполнялись с помощью деревянных балок, концы которых торчали из стен. Предполагается, что на некоторых из них крепились дополнительные навесные пристройки в виде балконов. Об этом свидетельствуют сохранившиеся дверные проемы «в никуда». Между «этажами» ставились деревянные переносные лестницы. Дома имели прямоугольные окна, а дверные проемы были трапециевидной или Т-образной формы. На переднем крае комплекса, на каменных платформах, располагались круглые полуподземные кивы. В древности они были крытыми и предназначались для проведения религиозных обрядов. В «Скальном дворце», например, насчитывается 200 комнат и 23 кивы. Археологи считают, что избыточное количество кив в этом комплексе может указывать на его особое ритуальное значение среди прочих поселков Меса-Верде. Каньон со «Скальным дворцом» в древние времена был практически недоступен для того, кто не знал, где расположен вход. Кроме того, этот единственный вход хорошо охранялся. А альпинистов, способных незаметно преодолеть несколько десятков метров отвесной скалы, в те времена, наверное, было немного.
Илл. 32. Меса-Верде. Дом Квадратной башни. XIII в.
Ковбоя Уэзерилла, втянувшего всю семью в обследование древних руин и заплатившего за это собственной жизнью, можно понять. Археологические исследования так же заразительны, как собирание грибов. В какой-то момент человеком овладевает азарт, ему начинает казаться, что еще чуть-чуть – и он найдет что-то очень особенное… Чаще всего так и выходит.
Тщательно обследуя руины, Уэзерилл однажды обнаружил в одном из строений Меса-Верде древнее погребение. Отодвинув большой валун, закрывавший дверной проем, и проломив внутреннюю стену, он оказался в помещении, которое показалось ему гробницей воинов анасази.
На земле лежали пять скелетов. На их черепа были аккуратно уложены 17 стрел. Между черепами стояли четыре высоких сосуда. Самый крупный скелет располагался на циновке. По одну сторону от него лежал лук, по другую стояли чаша и корзина изумительной красоты. Неподалеку лежал полый жезл длиной около 15 см с костяным наконечником и очень тяжелый лук. Тетива, сделанная из двух сплетенных вместе сухожилий, была, по словам ковбоя, «толще, чем карандаш».
Дон Ватсон, написавший подробнейшую книгу о жизни в Меса-Верде, собрал все сведения о жизни и смерти обитателей этих мест. Вот как рисуется из этих данных посмертная участь анасази.
Подготовка к погребению начиналась почти стразу после смерти человека. Ему обмывали тело и мыли волосы. Руки складывались на груди и связывались вместе в фиксированной позиции. Ноги подгибались. Связанное в скорченном положении тело заворачивалось в хлопковую ткань, а затем в перьевое покрывало. Наконец, сверток оборачивали циновкой и помещали в погребение.
Илл. 33. Олени в Меса-Верде бродят по дорожкам, иногда отбиваясь от слишком назойливых туристов
Илл. 34. Меса-Верде – столовая гора, давшая название парку и каньону
После того как выкапывалась или подбиралась могильная яма, туда помещалось закутанное тело в сопровождении инвентаря: украшений, оружия, орудий и др. Засыпав могилу землей и камнями, участники обряда возвращались домой и совершали «самоочищение» – мыли волосы, вызывали у себя рвоту, окуривали дымом одежду.
Могильники и погребения могли располагаться в разных местах. При хорошей погоде умершие могли быть погребены или на поверхности столовой горы, или где-либо в каньоне, в ущелье или нише. Иногда мертвых хоронили, просто засунув труп в первую попавшуюся щель в скальном грунте или в яму под крупным валуном, не заботясь ни о положении тела, ни об инвентаре. В условиях скальных пород и твердой, особенно зимой, почвы подобное решение проблемы с покойниками было естественным.
Встречаются и коллективные захоронения в центральной части пещер (гротов). Так, 92 скелета были извлечены в начале археологических работ с глубины от 1,40 до 2,10 м. А еще три скелета располагались в слое от 60 до 90 см.
Во время зимних холодов, когда грунт промерзал и был покрыт снегом, могилы часто рылись в больших, накапливавшихся веками мусорных кучах, насыщенных золой, располагавшихся прямо напротив заселенных скальных жилищ.
В некоторых случаях покойник замуровывался в пустом доме или закапывался в хозяйственном помещении в задней части пещеры-навеса. Помещенное в это пространство тело закапывалось таким великолепным сухим материалом, как зола, пыль, кукурузные початки, индюшиные перья. В подобных условиях влага быстро поглощалась, и тело таким образом ненамеренно мумифицировалось.
В течение трех дней душа умершего не уходила далеко от тела, и потому родственники каждое утро приносили ему еду и воду. На рассвете четвертого дня душа покидала тело и отправлялась к Матери-Земле, в потусторонний мир, и оставалась там некоторое время. После окончательного ухода души родственники опять проходили очищение и с этого времени старались не говорить и не думать об умершем, чтобы не навлечь на себя бед и болезней.
Обсуждая вероятность того, что именно отсюда могли некогда уходить предки древних майя, мы брели по дорожке меж деревьев… и вдруг прямо на нас вышли олени. Большой олень подошел совсем близко и хитро взглянул на невероятно довольного шефа. Вслед за первым оленем показалось еще несколько. Оленье семейство дружно вытаптывало газон, несмотря на запретительные надписи. Я достала верный «Зенит» и начала отщелкивать кадры, подходя все ближе и ближе к этим красивым животным. И тут меня остановил рэйнджер: оказывается, испугавшись или обороняясь, олени способны, встав на задние ноги, забить передними копытами человека насмерть! И такие случаи нападений уже были. Мой съемочный пыл сразу же охладел, а олени, поняв, что развлечение отменяется, развернулись и неторопливо ушли в лес. Шеф достал сигареты и демонстративно закурил на виду у постных американцев. Драться с оленями, слава богу, не пришлось. Но их наглость изумляла. Рейнджер пояснил, что, следуя программе восстановления естественного биологического состояния парка, было решено восстановить поголовье оленей. И тут я вспомнила душераздирающую историю, которую когда-то вычитала у Керама, о попытке разведения в парке индюков – единственной домашней птицы индейцев. Этот эксперимент обернулся настоящим бедствием для местного населения, и ликвидация его последствий потребовала огромных сил и средств[2].
Илл. 35. Поселение Таос. Так называемый «Северный дом». XIV в.
Мне стало ясно, что, расправившись с индюками, местные зоологи не оставили светлую идею о воссоздании древней гармонии в современных условиях. Только теперь они выбрали себе объект покрупнее. Я убрала подальше «Зенит» и с ужасом представила, в какое веселое родео здесь может превратиться через некоторое время война с обнаглевшими не меньше индюков оленями.
Уезжали мы из Меса-Верде с чувством выполненного долга, еще больше уверившись в своей гипотезе: именно здесь могла быть прародина «оленных» людей. Остается только найти поселения возрастом в 5–6 тысяч лет. Как говорил шеф, «осталось всего ничего: начать и кончить».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.