«НЕУЖЕЛИ ТАМ НЕТ ВРЕДИТЕЛЕЙ?»

«НЕУЖЕЛИ ТАМ НЕТ ВРЕДИТЕЛЕЙ?»

В годы репрессий Молотов вместе со Сталиным подписывал расстрельные списки. Сами они ни в кого не стреляли, они были убийцами за письменным столом. Иногда Молотов по собственной инициативе ставил против какой-то фамилии три буквы «ВМН» — «высшая мера наказания».

В январе 1930 года Молотов возглавил комиссию по подготовке раскулачивания. Он предлагал: «При проведении в течение ближайших двух месяцев (февраль — март) мероприятий, обеспечивающих выселение в отдаленные районы Союза, заключение в концентрационные лагеря, ОГПУ исходить из приблизительного расчета заключить в концентрационные лагеря 60 тыс. человек и подвергнуть выселению 150 тыс. хозяйств. В отношении наиболее злостных контрреволюционных элементов не останавливаться перед применением высшей меры репрессии…»

Молотов приложил руку и к делу маршала Тухачевского. На февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года, где речь шла о борьбе с врагами народа, нарком обороны маршал Ворошилов и начальник политуправления армии Ян Борисович Гамарник заявили, что положение в армии не вызывает тревоги, потому что после изгнания Троцкого из Красной армии уже вычистили сорок семь тысяч человек.

Но Молотов с армейским руководством не согласился. Он сказал на пленуме:

— Военное ведомство — очень большое дело, проверяться его работа будет не сейчас, а несколько позже, и проверяться будет очень крепко… Если у нас во всех отраслях есть вредители, можем ли мы себе представить, что только там нет вредителей? Это было бы нелепо, это было бы благодушием…

И вскоре началась большая чистка армии. Молотов был чудовищно холодным человеком, чужие страдания его никогда не трогали. Сразу после нападения на СССР Германии Международный комитет Красного Креста обратился к Молотову с предложением организовать обмен списками военнопленных, чтобы они могли известить родных о своей судьбе, писать им письма. Сталин разрешил Молотову дать согласие. Появилось сообщение, что в Москве откроется Центральное справочное бюро о военнопленных. В Анкаре и Стокгольме начались переговоры с представителями Международного комитета Красного Креста. Но потом в политбюро пришли к выводу, что попавшие в плен — это трусы и предатели и заботиться о них незачем.

Судьба пленных советское руководство никогда не беспокоила. В 1929 году на заседании политбюро решили: «Признать нецелесообразным участие в конференции по пересмотру Женевской конвенции о раненых и выработке кодекса о пленных».

Молотов отверг предложения комитета обменять тяжелораненых и снабжать пленных продовольственными посылками. Красноармейцы оказались единственными из пленных, которые не имели никакой защиты и не получали ни медицинской помощи, ни продовольственных посылок, оказавшись в нацистских лагерях. Затем Молотов вообще запретил советским дипломатам встречаться с представителями МККК.

Обращаться к Молотову за помощью вообще было бесполезно. Он приказал своим помощникам не включать письма репрессированных в перечень поступивших бумаг. Он не считал нужным кого-то миловать. Ведь массовые репрессии он не считал ошибкой. Это была политика, нужная стране.

Внук Молотова, Вячеслав Алексеевич Никонов, объясняя поступки своего деда, говорил мне:

— Они ждали войны и хотели уничтожить вероятного внутреннего врага.

Сам Молотов много раз повторял:

— Никогда не жалел и никогда не пожалею, что действовали очень круто. 1937 год был необходим — главное было удержать власть. Мы обязаны тридцать седьмому тем, что у нас во время войны не было пятой колонны.

Молотов как бы удивлялся, что на московских процессах люди наговаривали на себя нечто фантастическое. Потом он нашел объяснение, заботливо записанное Феликсом Чуевым:

— Я думаю, что это был метод продолжения борьбы против партии на открытом процессе, — настолько много на себя наговорить, чтобы сделать невероятными и другие обвинения… Они такие вещи нарочно себе приписали, чтобы показать, насколько нелепы будто бы все эти обвинения.

Его спрашивали: почему репрессии распространялись на женщин, детей?

— Что значит — почему? — отвечал Молотов. — Они должны быть в какой-то мере изолированы. А так, конечно, они были бы распространителями жалоб всяких… И разложения в известной степени.