ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ – ПАМЯТЬ БЫЛИНЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ – ПАМЯТЬ БЫЛИНЫ

Не найдется на Руси человека, который не слышал бы имени Ильи Муромца. Знакомый с детства богатырь стоит в сознании русского человека в одном ряду с Вещим Олегом, Владимиром Святославовичем, Дмитрием Донским и другими реальными историческими личностями. Однако поиски исторических «прототипов» былинного Ильи Муромца не дали каких-либо ощутимых результатов. Существует единственная мифологическая параллель с языческим богом Перуном, а позднее – с Ильей Пророком. В русских же летописных и литературных источниках не сохранилось сведений о реальном Илье Муромце.

И тем не менее знаменитый богатырь – единственный герой русских былин, причисленный к лику святых, что лишний раз доказывает, что в сознании русских людей Илья Муромец вполне реален.

Былина о татарском нашествии является центральной в цикла об Илье. Среди ее многочисленных вариаций особо интересна одна под названием «Мамаево побоище», которая хотя и является вариантом былины «Илья и Калин-царь», но отличается от других версий целым рядом особенностей.

В этом исследовании сделана попытка провести параллели между былинным текстом и исторической действительностью, подтвержденной письменными источниками. Зачин былины весьма напоминает начало «Задонщины»:

Из-за моря, моря синего,

Из-за тех же гор из-за высоких,

Из-за тех же лесов темных,

Из-за той же сторонушки восточныя

Не темная туча поднималась,

С силой Мамай соряжается

На тот ли на крашен Киев-град

И хочет крашен Киев в полон взять…

В«Задонщине» читаем: «Уже бо, брате, возвеяша сильнии ветри с моря на уст Дону и Днепра, прилетяша великиа тучи на Русскую землю; из них выступают кровавые зори, а в них трепещут синие молнии. Быти стуку и грому великому на речке Не-прядве, между Доном и Днепром, пасти трупу человеческому на поле Куликове, пролиться крови на речке Непрядве!

Уже бо вскрипели телеги между Доном и Днепром, идут хи-нове на Русскую землю. Ипритекоша серые волки от уст Дону и Днепра ставши воют на реке, на Мечи, хотят наступити на Русскую землю.

Тогда гуси возгоготаша и лебеди крилы всплескаша. То ти не гуси возгоготаша, ни лебеди крилы всплескаша, но поганый Мамай пришел на Русскую землю и воя свои привел. А уже беды их пасоша птицы крылати, под облакы летают, вороны часто грают, а галици свои речи говорять, орлы клекочут, а волки грозно воют, а лисицы на кости брешут».

Невооруженным глазом видна связь между шедевром древнерусской литературы и былиной. Теперь уже трудно установить, знал ли иерей Софоний, создатель «Задонщины», эту былину, или же она была сложена позже. Вероятно, первоначальный вариант былины о Мамаевом побоище в то время начало XV века) уже существовал. В дошедшем же до нас варианте наблюдается книжное влияние, что хорошо заметно, например, в реакции князя на известие о походе Мамая:

Какв ту пору до во то время

Не ясен сокол да подымается,

А приехал старый (Илья Муромец )во Киев-град;

Забегает старый на красно крыльцо,

Заходит старый во светлу гридню,

А Владимир стольно-киевский

Горючми слезами уливается;

Не подымаются у него белы руки,

Не глядят у него очи ясные…

Примерно та же сцена описывается в «Сказании о Мамаевом побоище»: «Слышав же то, князь великий Дмитрий Иванович, что идет на него безбожный царь Мамай со многими силами… Князь великий Дмитрий Иванович опечалился очень о нахождении безбожных…

И пошел в спальню свою, послав скоро за братом своим, князем Владимиром Андреевичем, а он же был в области своей в Боровске, и за всеми воеводами своими местными. Князь же Владимир Андреевич пришел на Москву скоро. Князь же великий, видев брата своего, князя Владимира, и прослезился скоро и, взяв его за руку, пошел с ним в комнату, наедине сказав ему: «Слышал ли, брат, о надвигающейся скорби на нас, о нашествии поганых?.».

Обращает на себя внимание сходство образов Ильи Муромца и князя Владимира Андреевича. Наметившееся в данном эпизоде, это сходство усиливается с развитием сюжета.

«Отвечал же князь Владимир великому князю, сказав: «Ты глава всем главам и государь всей земли Русской. Как объят ты великою печалью об этом?.. Надлежит, государь, всем головам нашим любезно под мечом умереть… нежели нам в рабстве быть под рукою злочестивого сего Мамая, лучше, государь, нам почетную смерть принять, нежели позорную жизнь видеть!»

Почти те же слова произносит в былине Илья Муромец, обращаясь к богатырям:

Уж вы удалы добры молодцы!

Постоим-ка-ся мы за веру христианскую,

И за те же за храмы за Божие,

И за те же честные монастыри

И своею мы кровью горячею,

И поедем мы в далече чисто поле,

На рать – силу великую,

Поедем мы все, покаемся…

А не приедем из того побоища Мамаева, —

Похорони (князь) наши тела мертвые

И помяни русских богатырей,

И пройдет славушка про нас немалая.

Недаром Владимира Андреевича называли главным героем Куликовской битвы. В памяти народа Владимир Хоробрый почти равен Илье Муромцу, великому богатырю русскому.

Не вызывает сомнений, что с былинными богатырями олицетворяли на Руси самых известных князей, причем не только «положительных» героев, но и тех, о ком сохранилась в народе сомнительная, спорная слава. Так обращает на себя внимание необычный персонаж былины – Василий Прекрасный, родственник ордынского хана. Возможно, былина донесла до нас отголоски конфликта 1394 года, когда после смерти Бориса Константиновича (бывшего нижегородского князя) оба племянника его, Василий и Семен Суздальские, бежали из Суздаля в Орду и стали служить там ханам. Обращает на себя внимание тот факт, что Василий Прекрасный описывается в былине не как, к примеру, Тугарин Змеевич, а как типичный русский богатырь:

Садился тут Василий на добра коня,

Поехал Василий во Киев-град,

Не дорогой ехал, не воротами,

Через стены скакал городовые,

Мимо башенки те наугольныя,

Подъезжал ко двору ко княжескому,

И соскакивал с добра коня удалой…

Разумеется, Василий Прекрасный – это собирательный образ, а не конкретный Василий Суздальский, поэтому некое его «раздвоение» в дальнейшем тексте и «временной сбой» не должны сбивать нас с толку. Память былины своеобразна и избирательна, а позднейшие наслоения искажают первоначальный текст, так что с течением времени прошедшие события становятся полусказочными, легендарными.

Историчность былины подтверждают и летописные источники. Так, и в былине и в летописях рассказывается, что великий князь попытался откупиться от Мамая, решить дело миром. В былине Василия Прекрасного, посла Мамая, щедро «дарят золотой ка зной»:

Подарили один кубчик чиста золота,

А другой-от подарили скатна жемчуга,

Да дарили еще червонцей хорошиих.

Дарили еще соболями сибирскими,

Да еще дарили кречетами заморскими,

Да еще дарили блюдами однозолотными,

Да бархатом дарили красныим.

Принимал Василий подарочки великие

И вез к Мамаю в белополотняный шатер.

Как известно из «Сказания о Мамаевом побоище», возобновление выплаты дани «по старине» Мамая не удовлетворило, ему этого уже было мало. И тогда собираются под знамена великого князя «князья белозерские с многими силами… Пришел князь Симеон Федорович, князь Семен Михайлович, князь Андрей Кемский, князь Глеб Каргопольский и Андомский. Пришли же князья Ярославские: князь Роман Прозоровский, князь Лев Курбский, князь Дмитрий Ростовский, и с ними князья многие, и бояре, и дети боярские».

Собираются на клич Ильи Муромца русские богатыри, названные в былине поименно:

Самсон Колуван,

Дунай Иванович,

Василий Касимеров,

Михайлушко Игнатьев с племянником,

Поток Иванович,

Добрыня Никитич,

Алеша Попович,

два брата Ивана,

«да еще два брата, два Суздальца».

Встали русские князья-богатыри на битву с Мамаем, «хотя боронити своея отчины, и за Святыя церкви и за правую веру христианьскую, и за всю Русскую землю».

И все же былина – это истинно народное творчество. В «Сказании» великий князь перед выходом из Коломны «многих князей и воевод позвал к себе хлеба вкусить». В былине это скромное «хлебосолье» разрастается до поистине русских масштабов!

Садились добры молодцы на добрых коней.

Поехали добры молодцы во чисто поле,

И расставили они шатры белополотняные,

Гуляли они трои суточки,

А на четвертые сутки протрезвилися,

И начали они думу думати, совет советовати…

Да, широка душа у русского человека – уж гулять, так гулять, воевать, так воевать!

Главный герой былинного Мамаева побоища – Илья Муромец. В одиночку пробирается он в стан татар и убивает самого Мамая. Но не в силах он был справиться со всей ратью вражеской, и тогда «затрубил старый во турий рог»:

И наехали удалы добры молодцы,

Те же во поле быки кормленые,

Те же сильные могучие богатыри,

И начали силу рубить со края на край.

Не оставляли они ни единого на семена,

И протекала тут кровь горячая,

И пар шел от трупья по облака…

«Черна земля под копыты, а костьми татарскими поля насея-ша, а кровью их земля пролита бысть. Сильнии полки ступишася вмести и протопташа холми и луги, и возмутишася реки и потоки и озера. Кликнуло Диво в Русской земли, велит послушати грозным землям. Шибла слава к Железным Вратам, и к Ворнавичом, к Риму и к Кафе по морю, и к Торнаву, и оттоле ко Царюграду на похвалу русским князем: Русь великая одолеша рать татарскую на поле Куликове на речке Непрядве».

Все, победа. Но былина не закончена. Два богатыря не принимали участия в битве:

Оставались только в лагерях у старого

Два брата – два Суздальца,

Чтобы встретить с приезду богатырей кому быть…

Интересно, что реальная история знает суздальских князей, не принимавших участия в Мамаевом побоище. Это уже упоминавшиеся выше два родных брата – Василий и Семен Суздальские, сыновья Дмитрия Константиновича Нижегородского, тестя великого московского князя.

Дальнейший рассказ о былинных Суздальцах вызывает еще более интересные ассоциации:

Не утерпели тут два брата Суздальца

И поехали во ту рать – силу великую.

А и приехал тут стар казак со другом,

А встретить-то у лагерей и некому.

И ехали от рати великия

Те два брата, два Суздальца,

И сами они похваляются:

«Кабы была теперь сила небесная,

И все бы мы побили ее по полю».

Вдруг от их слова сделалось чудо великое:

Восстала сила Мамаева,

И стало силы больше в пятеро…

Тут поехала дружинушка хоробрая

Во ту рать – силу великую,

И начали бить с краю на край,

И рубили они сутки шестеро,

А встават силы больше прежнего.

Узнал старый предсобой вину,

И покаялся старый Спасу пречистому:

«Ты прости нас в первой вине,

За те слова глупые,

За тех же братов Суздальцев».

И повалилась тут сила кроволиткая,

И начали копать мать сыру землю

И хоронить тело да во сыру землю,

И протекла река кровью горячею.

При всей фантастичности сюжета некие исторические аналогии отыскать все же возможно. Обратимся к уже знакомому нам произведению древнерусской литературы – «Повести о нашествии Тохтамыша», в которой рассказывается о взятии и разорении Москвы ханом Тохтамышем в 1382 году. Видимо, предательства князей Василия и Семена Суздальских не забыли в народе, отголоски тех событий, своеобразно видоизменившись, прозвучали в былине. «Вина братьев-Суздальцев» – это грех клятвопреступления, который герои-богатыри будут замаливать всю оставшуюся жизнь:

Садились тут удалы на добрых коней,

Поехали удалы ко граду ко Киеву,

Заехали они в крашен Киев-град,

Во те же во честны монастыри,

Во те же пещеры во Киевски;

Там они и преставилися.

Тут старому и славу поют.

Впрочем, существуют и другие варианты концовки былины. В одних случаях богатыри побивают восставших татар, но сами в наказание за похвальбу окаменевают, и с тех пор на Руси нет больше богатырей. В других случаях они, побив всех врагов, весело пируют, а есть и такие варианты, в которых Илья после смерти объявляется святым. Видимо, варианты былины зависели от рассказчика, от его идейной позиции.

Мамаево побоище былины – это, разумеется, не реальная Куликовская битва и не рассказ о взятии Москвы Тохтамышем. Былина – не летопись, она следует не букве, но духу истории. Однако не стоит забывать, что «сам фольклор – тоже документ истории, одна из самых неопровержимых и достоверных летописей внутренней жизни народа, его идеалов и идей», – как метко заметил Е. Калугин. И в этой летописи хранится память о многих славных и горестных событиях русской истории, нужно только уметь расшифровать эти страницы, и тогда в рокоте струн оживет Древняя Русь, удивительная, незнакомая и совсем не похожая на тот лубочный образ, к которому мы привыкли на школьных уроках истории.