Методы эксплуатации. Ритуализация трудового процесса

Методы эксплуатации. Ритуализация трудового процесса

Как испанские документы, так и данные археологии оставляют впечатление, что по крайней мере до начала XVI века инкское государство все еще было богато и его военное ведомством бюрократический аппарат еще не успели поглотить резервные ресурсы и нарушить хозяйственный баланс страны. Дело здесь даже не в тоннах золота, долго копившегося во дворцах и храмах и в итоге попавшего в руки испанцев, и не в складах, набитых роскошной материей кумби, которую отступавшие перед Писарро инкские военачальники успели спалить. Видимые свидетельства остававшегося у империи запаса прочности более всего можно усмотреть в методах, применявшихся для обеспечения покорности населения. Многие специалисты считают, что здесь инки во многом еще полагались не на голое принуждение, не на открытую грубую силу, а на характерный преимущественно для вождеств традиционный порядок, при котором согласие работников на отчуждение продуктов их труда обеспечивается устройством для них в ответ коллективных пиршеств и зрелищ. Обработка храмовых и государственных полей обставлялась в виде праздничного действа, во время которого выполнение практических задач переплеталось в нерасторжимое целое с ритуалом. Отголоски подобной практики в некоторых районах Перу сохранялись вплоть до XX века. Обрядовую форму имела прежде всего очистка оросительных каналов от накопившихся за год песка и ила. Этим обеспечивались своевременность и добросовестность проведения этих важнейших для устойчивого благополучия земледельцев работ.

Так же как и в древних культурах Востока, правители и вожди в доиспанском Перу открывали полевые работы, самолично взрыхляя землю и первыми бросая в нее семена. Сообщения хроник на этот счет подтверждает исследованная в 40-х годах на побережье Перу могила «воина-жреца» (культура мочика), которая содержала предметы, символизировавшие разные аспекты власти местного иерарха. Помимо жезла и ритуальной палицы, там оказалась землекопалка с фигурным навершием. Навершие изображало божество, с которым, судя по одежде и позе, отождествлялся сам погребенный. Предоставляя руководителю право начинать сев, члены общины, очевидно, верили, что тем самым обеспечивают должное плодородие земли и обильный урожай. В Тауантинсуйю любой земледельческий труд, а работа на царских и храмовых землях в особенности, еще оставался отчасти священнодействием, а Великий Инка - первым жрецом. Отказ от исполнения повинностей в такой обстановке был возможен практически лишь в том случае, если ставилась под сомнение законность и сакральность власти конкретного лидера. Система в целом оставалась незыблемой, ибо в конкретных условиях древнего Перу не имела альтернативы. Однако необходимой предпосылкой поддержания подобных общественных основ является достаточная хозяйственная эффективность и стабильность, при которой каждой крестьянской семье достаточно надежно обеспечивается прожиточный минимум. При инках это условие, судя по всему, соблюдалось и еще не успело сделаться невыполнимым.

Иногда трудно определить, где в инкском обществе кончалась уходившая в первобытность традиция, а где начиналось умелое использование «моральных», иначе говоря, дешевых стимулов увеличения объема продукта, отчуждаемого в пользу центральных властей. Один из хронистов, например, сообщает, что инки считали оптимальным деление каждой провинции на две, а не три более мелкие административные единицы, ибо так было легче организовать трудовое соревнование между их населением. Проверяющие же его итоги чиновники назначались из числа жителей противоположной половины, что затрудняло их подкуп. (Julien, 1988. P. 269.)

Одним из самых крупных провинциальных центров на севере горного Перу был, как уже говорилось, Уануко Пампа. По словам Сьеса де Леона, его «обслуживало» более 30 тысяч окрестных индейцев (для сравнения отметим, что в Хатун Хаухе это число составляло лишь 8-9 тысяч). Разведочные работы среди руин показали, что одновременно в городе проживало 12-15 тысяч человек.

Археологи обнаружили на городище Уануко Пампа остатки огромных кухонь, расположенных по периметру двух площадей. (Murra, Morris, 1976. P. 273; Social archaeology, 1978. P. 322; The Inca and Aztec states, 1982. P. 163—168.) Судя по осколкам нескольких тысяч сосудов на соответствующих участках варили чичу - питательный ферментированный напиток из кукурузы. Время от времени в Уануко устраивались, очевидно, пиршества, в которых одновременно могли принимать участие несколько сот и даже тысяч человек. Здесь надо иметь в виду, что в горных районах Анд кукуруза в отличие от картофеля не является общедоступным продуктом, в окрестностях же Уануко - на высоте 4 км и более - она определенно расти не могла. Поэтому обеспечение работников чичей следует рассматривать как достаточно серьезную услугу со стороны государства по отношению к своим подданным. Раскопки в области Уанка, например, прямо показывают, что после появления инков местные крестьяне стали потреблять больше кукурузы и мяса, нежели раньше. При этом, судя по изучению костных останков людей, лучше питаться стали мужчины, а женщины по-прежнему недоедали. Объяснить это можно тем, что только мужчины обычно участвовали в коллективных пиршествах, как во время призыва на работы в город, так - и ближе к дому - в дни обработки государственных полей и по другим случаям. (Costin, Earle, 1989. P. 698.)

Собиравшимся в Уануко людям предлагали не только чичу, но и нечто еще более волнующее - право участия в пышных церемониях, которые изредка совершались, возможно, под руководством самого божественного Сапа Инки. Два больших здания рядом с участком для приготовления чичи признаны вероятной местной резиденцией Инки, в которой тот останавливался во время своих путешествий по стране. На прямоугольной центральной площади города, способной вместить десятки тысяч людей, находилось напоминающее трибуну возвышение. Расположение его и конструкция выдают в нем «усну» - особое место, с которого Инка должен был обращаться с молитвой к Солнцу, место, где он совершал ритуальные возлияния и откуда руководил церемониями и парадами (Kendall, 1985. P. 67—68.). Усну, вероятно, имелись во всех провинциальных столицах. Особенно впечатляюще выглядит подобная хорошо сохранившаяся трибуна-алтарь в Вилькас (юго-восточнее Аякучо) - городе, считавшемся, как уже говорилось, географическим центром Тауантинсуйю.

Схематический план Уануко Пампа: 1. Усну (трибуна-алтарь). 2. Резиденция инки. 3. Участок для варки чичи (кукурузного пива). 4. Квартал, где, вероятно, жили ткачихи-аклья. 5. Ряды складов на склоне горы.

Часть археологов, ведших раскопки в Уануко и ожидавших найти здесь явные следы деятельности военно-бюрократической машины, нещадно угнетающей бесправных тружеников, по завершении работ впали в другую крайность и стали чрезмерно подчеркивать патриархальность и мирный архаизм во взаимоотношениях верхов и низов инкского государства. Много внимания, например, обращается на отсутствие в Уануко военных казарм. Однако сами же авторы соответствующих публикаций признают, что пребывание в городе постоянного гарнизона могло не оставить однозначных следов. Кроме того, войскам было достаточно находиться в полевом лагере в окрестностях города, чтобы напоминать населению о своем вполне реальном присутствии. Показательно, что в Новом Куско (Инка Уаси), игравшем роль опорного пункта действующей армии, тоже обнаружено много хранилищ, но опять-таки не удалось найти следы казарм. (Hyslop, 1985. P. 31.) По-видимому, инкская традиция не предусматривала обязательное размещение значительных контингентов военнослужащих непосредственно в городах.

Развалины усну (трибуны-алтаря) в Вилькас — провинциальной столице, которая считалась расположенной в географическом центре империи (по Д. Томпсону).

Что же до массовых пиршеств в Уануко, то на них, как предполагается, приглашали работников, отбывавших миту, - скорее всего тех, кто, закончив свой срок, отправлялся домой. Конечно, такая практика не вполне типична для обществ с выраженными сословно-классовыми барьерами и выглядит до некоторой степени архаизмом, пережитком первобытности. Однако в контексте характерных для инков социально-хозяйственных отношений она кажется во всяком случае разумной. Поощрить работников пару раз в году, созывая на почетный праздник, было гораздо дешевле, чем допустить их к участию в распределении престижных ценностей, и безопаснее, чем оставить вовсе без вознаграждения. В повседневной же обстановке повиновение трудового персонала обеспечивалось скорее всего тем же бесчисленное множество раз опробованным способом, что и в любых обществах, основанных на внеэкономическом принуждении к труду - наказанием. Там, где моральные стимулы переставали действовать, главы сотен и тысяч домохозяйств имели возможность наказать или поощрить подчиненных при распределении повинностей - одних отрядив для исполнения тяжелой и неприятной, а других - для легкой работы или службы. Хотя общества, пусть широко и не использующие в полном смысле слова рабский труд, но тем не менее оставляющие своим членам лишь возможность выбора между плохим и худшим, во всемирно-историческом плане продемонстрировали свою ущербность, их нельзя назвать полностью нежизнеспособными. При отсутствии мощного внешнего воздействия требуется порой весьма значительный промежуток времени, прежде чем социально-хозяйственная и культурная деградация становится вполне очевидной. Однако обязательным условием функционирования подобных систем является коллективная ответственность, круговая порука. Поскольку у инков общая плановая норма для каждого подразделения работников спускалась сверху, уклонившийся от несения повинности тем самым перекладывал ее на плечи соседей, а это превращало всех членов общины в надсмотрщиков друг за другом. До тех пор пока норма эксплуатации не переходила известный предел, а общинная организация еще сохранялась, такая система функционировала безотказно. Опасны были либо резкое падение уровня благосостояния народа, либо распад общинных связей. Первого, по-видимому, старались не допускать, раздавая в случае экстраординарных бедствий продовольствие с государственных складов - они, как мы знаем, еще не были хронически пусты - и подкармливая вдов, сирот и других неимущих (по крайней мере в хрониках описываются подобные благодеяния от лица инкской администрации). Чтобы уберечься от второй угрозы - ослабления и распада общинных связей - государство карало бродяг (т. е. лиц без определенного санкционированного места жительства и рода занятий) и старалось всеми силами прикрепить людей к земле и к месту работы. Не будет ошибкой добавить, что сходную политику - где более, где менее последовательно и чаще, конечно, делая упор скорее на закрепощении, нежели на поддержании относительного экономического благосостояния масс, - осуществляли правители всех мировых империй.

Между исследователями, оценивающими зрелость инкского общества в плане развитости в нем классовых отношений и форм управления, свойственных государству, нет полного единодушия. Противоречия среди специалистов отчасти обусловлены состоянием и характером наших источников, как письменных, так и археологических. В них спрессована информация о разных периодах жизни империи, положение в которой с каждым десятилетием менялось. Инкской общественно-государственной системе нельзя отказать в динамичности: в свою эпоху застоя империя едва лишь успела вступить. Не следует забывать, что в сложившемся виде она просуществовала менее полувека и рухнула под объединенным воздействием внешней агрессии и причин внутреннего порядка. Период до воцарения Уайна Капака правомерно назвать героическим: империя вела напряженные войны, расширяла свою территорию, как границы, так и отношения внутри государства еще не установились. Поэтому и жертвы, которые в этих условиях было готово и могло приносить население, и вознаграждение, следовавшее после каждой очередной победы, оценивались иной, чем в мирные времена, исключительной меркой. Планомерное хозяйственное строительство развернулось в инкской империи лишь с 1490-х годов. Разгоревшееся после смерти Уайна Капака противоборство между сторонниками двух претендентов на престол - Уаскара и Атауальпы - внесло новый оттенок в социальные отношения. Если бы вслед за этим не явились испанцы, а индейцы Анд и дальше сохранили бы свою прежнюю имперскую государственность, она неизбежно стала бы иной, нежели в предшествующие между усобице годы. Жестокость и решительность, с какими сводились счеты в этой династической распре, превращение созданной для внешних завоеваний армии во внутренние войска скорее всего привели бы затем - особенно при сокращении государственного резерва продуктов жизнеобеспечения и нарастания экономических трудностей - и к более активному использованию силы при отчуждении продукта от его непосредственных производителей. Здесь могли бы оказаться подорванными идеологические основы империи, что привело бы ее к глубокому кризису.

В следующей главе мы рассмотрим некоторые из этих основ и познакомимся с рядом особенностей духовной культуры древних перуанцев.