XVIII. Что случилось бы с Россией, если бы победил не Николай I, а декабристы?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XVIII. Что случилось бы с Россией, если бы победил не Николай I, а декабристы?

I

Перспектива русской истории невероятно искажена рядом поколений не критически мыслящих личностей базаровского толка, которые только и делали, что, объятые слепой любовью к неведомому «прекрасному социалистическому будущему», разрушали реальное настоящее.

Русская история слишком превратно аранжирована на свой вкус почитателями декабристов, Герцена, Белинского, Чернышевского и других «пророков» русской интеллигенции. Одним из примеров такого сознательного искажения исторических событий является трактовка масонско-дворянского заговора декабристов. Декабристы также непомерно героизированы, как и все их последователи. Декабристы, Желябов, Софья Петровская, эсеровские террористы. Все это «святые», занесенные в синодик русской революции. «Святые» и «мученики» с пистолетами, кинжалами и бомбами в руках.

Святые от… ненависти! Убийцы-мученики! Революционным кругам потребовалось около столетия упорной работы, чтобы внедрить в сознание широких слоев русского населения современное представление о декабристах, как безгрешных ангелах, зачинателях борьбы с кровавым русским самодержавием.

Кто же все-таки декабристы? Святые в военных мундирах и фраках или честолюбцы из того сорта людей, которые всегда пополняют собой ряды антигосударственных заговоров. Мнения о декабристах разделяются и до сих пор. Одни, а этих одних много (это и большевики, и меньшевики, и эсеры, и солидаристы, и все беспартийные, твердящие большевистские, меньшевистские и прочие зады), находятся под гипнозом левой пропаганды. Широкие круги по сей день считают декабристов святыми, мучениками борьбы за свободу.

Другие считают декабристов черными злодеями, не имеющими ни одного светлого пятна. Как и всегда, крайние мнения содержат только часть истины. Декабристы не святые, но и не злодеи. Правильный взгляд на декабристов, отвечающий объективной истине, будет следующий. Декабристы — это фанатики. А каждый русский фанатик — это эмбрион невольного политического злодея. Во имя осуществления своей политической идеи русский политик готов сжечь и других и себя. Политический фанатизм делает из русского революционера человека, очень часто готового отдать жизнь во имя всеобщего блага, но готового шагать по горло в горячей человеческой крови к светлому будущему фантастической России, построенной по рецепту его партии. Только по рецепту его партии и ни по какому другому!

Если бы декабристское восстание не было подавлено, декабристы, руководимые желанием как можно быстрее достичь осуществления своих политических фантазий, тоже, как и большевики, пролили бы реки русской крови.

Для фанатика, как и для ребенка, труден только первый шаг. Все, кто становится поперек фанатизму (а фанатизму становится поперек всегда вся жизнь, все люди), безжалостно сметается со все возрастающей свирепостью. В результате разгрома декабристского восстания мы имели только пять трупов и несколько десятков сосланных. А если бы победили декабристы, а затем бар-декабристов смела бы разбушевавшаяся народная стихия, то мы в 1825 году имели бы не пять трупов, а может быть и пять миллионов. В Смутное время 17-го столетия погибла ведь половина населения России.

Хватило же у Каховского фанатизма убить любимого сподвижника Суворова, национального героя Отечественной войны, «русского баярда» графа Милорадовича! Холодный разум подсказывает, что нет никакого основания думать, что в случае победы декабристов, дело ограничилось бы убийством одного Милорадовича и членов императорской фамилии. Всякий фанатик, как маньчжурский тигр, безопасен для людей только до той поры, пока он не отведал человеческой крови. А когда отведал, — он становится опасным для всех людей.

Нет, за Милорадовичем, императором и великими князьями последовали бы в страну праотцев и Пушкин, и Жуковский, и Карамзин, и Тютчев, и Гоголь — весь цвет тогдашней России. Пламя, вырывающееся из зерна политического фанатизма, никогда не знает удержа, оно пылает до тех пор, пока не сожжет все вокруг себя.

Фанатик не любит никого и ничего, кроме полюбившейся ему политической идеи. Политические же идеи, как известно, не имеют гуманного сердца. Всякий фанатизм вообще неизбежно поступает, как Сатурн со своими детьми, т. е. пожирает их. Русский же фанатик в силу своей безграничной необузданности поступает еще более свирепо, чем Сатурн, он пожирает не только своих детей, но и всех породивших его.

* * *

Не подави Николай I декабристского восстания, мы несомненно имели бы такую кровавую репетицию русского кровавого и безжалостного бунта, во время которой, конечно, не уцелел бы и творец «Бориса Годунова» и «Мертвых душ» и «Войны и мира», все те, кто в эпоху, последовавшую за подавленным восстанием декабристов, создали неисчислимые духовные ценности. Все те, кто преклоняется пред именами декабристов, не имеют права забывать об этом.

Если бы декабристы победили, Пестель так же неизбежно победил бы Муравьева-Апостола, как в октябре 1917 года Ленин победил Керенского.

II

Один из иностранных дипломатов Сен-Приест писал, что, подавив восстание декабристов, Николай спас не только Россию, но и Европу, еще не изжившую страшные последствия французской революции.

«Революция здесь была бы ужасна. Вопрос не в замене одного Императора другим, но переворот всего социального строя, от которого вся Европа покрылась бы развалинами». И это совершенно верный вывод. Пестель, Каховский, Якубович, были не единственные из декабристов, готовые пойти на убийство Царской Семьи. К. Грюнвальд, в своем, вышедшем на французском языке исследовании «Николай I», пишет: «Мысль о цареубийстве владела некоторыми экзальтированными умами. Якушкин, пораженный любовной неудачей, восклицал: «Судьба сделала из меня жертву, я нанесу удар и потом убью себя»; князь Шаховской заявлял о своей готовности убить Государя; Лунин предлагал послать маскированных людей на Царскосельскую дорогу…».

Большевики, расстреляв в Екатеринбурге всю Царскую Семью, привели в исполнение только «наиболее гуманный способ цареубийства», который замышляли декабристы. Некоторые из декабристов замышляли способы похуже. Декабрист Н. Оржицкий «выражал желание особым способом расправиться с царствующим домом — во избежании излишних затрат на многие виселицы возвести одну «экономическую виселицу», достаточно высокую, на которой повесить царя и великих князей «одного к ногам другого» (вариантом этого предложения было — повесить царя и всех великих князей указанным способом на высокой корабельней мачте)».

Заговорщики Второй армии с ноября 1825 года вели пропаганду среди солдат о необходимости похода на Москву, убийства всей Царской Семьи и воли всему народу.

Солдаты полка, который вел Муравьев, за сутки в Василькове выпили 184 ведра вина (на 1.000 человек). Начались безобразия. Начали срывать с офицеров эполеты, начали грабить мещан и евреев.

Подняли из гроба столетнего старика, плясали с трупом посреди толпы галдящих, перепившихся солдат.

Зверски был избит старик полковник Гебель, арестовавший Муравьева. Предоставим тут слово М. Цейтлину.

«…Щепилло ударил его штыком в живот. Соловьев схватил обеими руками за волосы и повалил на землю. Оба они набросились на лежащего и безоружного Гебеля, Щепилло сломал ему руку прикладом.

Весь израненный, исколотый, он нашел еще силы встать, буквально приподняв своих противников и вырвал ружье у Щепилло. В это время тоже с ружьем прибежал Сергей Муравьев». Гебелю все же удалось убежать. «Так избиением старого и безоружного человека, — замечает М. Цейтлин, — началось светлое дело свободы».

III

В 125-летнюю годовщину восстания декабристов в одной из выходящих в Северной Америке газет Г. Месняев писал в статье «Легенда о декабристах»: «Нельзя не обратить внимания на чрезвычайно любопытное психологическое явление, каковым является отношение русского общества к декабристам. В глазах людей, совершенно различных духовных и политических оттенков, декабристы до сих пор овеяны романтическим ореолом героев, привлекательных мечтателей с типичной русской готовностью — жертвовать собою ради идеи.

Однако, помимо объективной оценки и личного нашего отношения к прекраснодушию первых русских революционеров, — заявлял Г. Месняев, — должна быть оценка объективная, оценка уже не побуждений, которыми руководились они, а результатов, к которым привела их революционная деятельность…». Приведя известное стихотворение о декабристах знаменитого русского лирика Тютчева:

«О, жертвы мысли безрассудной!

Вы уповали, может быть,

Что станет вашей крови скудной,

Чтоб вечный полюс растопить»,

Г. Месняев пишет, что «хотя в приведенных выше словах поэта Тютчева и говорится о том, что от идей этих «не осталось и следов», на самом деле они оставили очень глубокий и неистребимый след в жизни народа и имели совершенно непредвиденные и в конечном счете весьма страшные последствия».

«…Обращаясь к объективной оценке роли декабристов в нашей истории, необходимо вопрос поставить так: кто 125 лет назад был исторически прав — Император Николай I-й или же его противники декабристы? Или иначе, было ли для России подавление декабрьского мятежа исторической удачей или же историческим несчастьем. Ответ на эти вопросы может быть, на мой взгляд, только один…

Мы должны считать, что для России было бесспорной удачей то, что 14-го декабря 1825 г. на Сенатской площади победили не декабристы, а Император Николай I-й, который сохранил тем самым почти на сто лет для России: Московский университет, Третьяковскую галерею, Пушкина, Толстого, Чайковского, Репина и все то, что составляет сущность и гордость русской национальной культуры».

Итоги деятельности декабристов и их политических потомков с исключительной ясностью подведены историей на наших глазах. За них уплачено гибелью Николая II, всей Царской Семьи, и кровью, муками, духовным и материальным разорением нас самих и миллионов наших современников. Поэтому-то мы не только вправе, но и обязаны вынести свой приговор над декабристами, разрушив ту легенду, которая так долго владела умами поколений русских людей и которая является ярким свидетельством и рокового недостатка в русском обществе здорового государственного инстинкта и подлинного национального сознания.

Даже известная «легальная марксистска Е. Кускова» и та в своей статье «До и после» (Нов. Русск. Слово № от 7/11 1949 г.), анализируя увлечение российской интеллигенции революцией, делает следующее любопытное признание о том, что могло бы быть, если бы удалось восстание декабристов. Приводя следующее стихотворение:

«Ночная стая свищет, рыщет,

Лед на Неве кровав и пьян.

О, петля Николая чище,

Чем пальцы серых обезьян,

Рылеев, Трубецкой, Голицын,

Вы далеко, в стране иной…

Как вспыхнули бы ваши лица

Перед оплеванной Невой!»

А затем делает совершенно поразительное для «легальной марксистки» признание: «…Нужно ли так взывать к могилам революционеров из высокого стана дворян? Никто не знает, чем кончилась бы их история, если бы 14 декабря 1825 года они победили. Ведь тогда бы так же был бы неизбежен выход на арену истории «рыл», тлей, русских Пугачевых и Стенек Разиных. Что бы было тогда на Неве, на всех реках и землях Крепостной Руси?»