Х. Как «рыцари свободы» подготавливали бунт на Сенатской площади
Х. Как «рыцари свободы» подготавливали бунт на Сенатской площади
Император Николай вступил на престол с тревогой в душе.
Только накануне им было получено из Таганрога донесение о существовании заговора в войсках. Военный генерал-губернатор граф Милорадович уверял, правда, его, что в столице все пройдет спокойно, но Николай плохо верил в это.
«В ночь с 13 на 14 декабря Николай I предстал перед собранными командирами военных частей и сказал им: «Господа, не думайте, что утро пройдет без шума: возможно, что и Дворец будет под угрозой и я не могу заранее принять нужные меры; я знаю, что есть волнения в некоторых полках, но лишь в решающий момент я смогу решить, на какие части я могу рассчитывать: до того времени я не смогу измерить размер зла. Но я спокоен, потому что моя совесть чиста. Вы знаете, господа, что не я искал короны; я не нашел в себе ни нужных талантов, ни опыта, чтобы нести этот тяжелый груз; но если Господь его на меня возложил, также, как воля моих братьев и законы Государства, я сумею ее защитить и никто во всем свете не сможет ее у меня вырвать. Я знаю свои обязанности, и знаю, как их защитить; Император Всероссийский в случае нужды доложен умереть с мечем в руке. Во всяком случае, не зная, как мы переживем этот кризис, я поручаю вам моего сына. Что же касается меня, будь я императором лишь на час, я сумею доказать, что я достоин этого звания».[7]
И Николай Первый оправдал звание Императора в первые трагические минуты своего царствования. Когда ганноверский посланник Дернберг попросил Императора разрешения присоединиться к его свите, Царь ответил: «Это событие — дело семейное, в которое Европе нечего вмешиваться».
В 1825 году было невозможно двинуть русского солдата иначе, как взывая к его преданности царю: лишь подлогом удалось поднять войска утром 14 декабря. Капитан А. Бестужев сказал гренадерам гвардии: «Нас обманывают, Константин меня к вам прислал. Если вы верите в Бога, вы откажетесь присягать другому царю, нежели тому, которому вы поклялись в верности двадцать дней тому назад».
Лейтенант Арбузов объявляет гвардейским морякам: «Целая армия стоит в окрестностях столицы и нас уничтожит, если мы присягнем Николаю».
Почему декабристы для того, чтобы привлечь в свои ряды солдат, прибегли к постыдному обману? М. Цейтлин дает в своей книге «Декабристы» такое же объяснение, как и Грюнвальд: «Отечественная война, несомненно, развила солдата, сделала его сознательнее и умнее. Но чем сознательнее он был, тем крепче он держался за свои убеждения, тем честнее служил Империи и Государю Императору. Поэтому заранее была обречена на неуспех революционная пропаганда и необходим был обман, чтобы повести его на мятеж. Если сказать солдату, что от него требуют второй, незаконной присяги, что истинный Государь томится где-то в цепях, а захватчик собирается отнять у него престол, и, если скажут все это люди, которым он доверяет, добрые и любимые офицеры, то он поверит и будет сражаться за правое дело. И горький обман этот во имя и для блага народа придумал чистый душой(!) поэт! Такова трагедия идеалистов: беспомощные в жизни, они хотят перехитрить ее, берут на себя во имя своих идей тягчайшие грехи, как взял Рылеев грех обмана почти что детей — солдат».
Эта оценка тем ценнее, что ее сделал не русский, а еврей, доброжелательно относящийся к «героям» 25 декабря.
Якубович советовал разбить кабаки, подстрекнуть чернь на грабежи. Александр Бестужев в день восстания бесстыдно лгал солдатам Московского полка: «Ребята! Вас обманывают: Государь не отказался от престола, он в цепях. Его Высочество шеф полка Михаил Павлович задержан за четыре станции и тоже в цепях» и т. д., в таком же духе.
Врали безбожно и члены Союза Соединенных Славян. Один из Борисовых, организаторов общества, «говорил о несуществующих членах среди всех славянских народов, о каком-то мифическом члене сербском графе Макгавли».[8]
Сергей Муравьев в Василькове тоже врал о том, что Константина лишили трона.
Декабристы не могли обойтись без революционной хлестаковщины. М. Бестужев-Рюмин говорил членам общества Соединенных Славян о том, что в Москве обществу предано 300 чиновников.