Глава III. Королевская свадьба

Глава III. Королевская свадьба

В конечном счете, несмотря на все усилия Ромео, граф Прованский был обязан браком своей старшей дочери Маргариты не политике верного советника, но главному сопернику — Раймонду VII, графу Тулузскому.

К 1233 году Раймонд уже начал сожалеть о договоре, заключенном с Бланкой Кастильской. Теперь, когда его власть над Тулузой и графством более-менее восстановилась, а непосредственная военная опасность отступила, он больше не хотел терпеть засилье инквизиторов, расплодившихся в Тулузе. Не желал он также подчиняться своему епископу, выплачивать Церкви обещанную репарацию в десять тысяч марок и уж тем более отправляться в крестовый поход. Короче, поразмыслив, граф обнаружил, что он вообще не желает исполнять условия капитуляции. Соответственно, он начал протестовать перед Бланкой и папой, выторговывая у них преимущества.

Бланка направила французского рыцаря Жиля де Флажи, своего ближайшего помощника, переговорить с Раймондом и напомнить о его обязательствах; но она заранее знала, что граф Тулузский — ненадежный союзник, судьбою предназначенный доставлять ей неприятности. Чтобы замирить Тулузу надолго, требовалась либо новая военная интервенция, по сути, оккупация (дорогостоящая и не слишком радужная затея), либо приобретение нового надежного партнера в том же регионе — в противовес Тулузе. Бланка долго обсуждала этот вопрос с Жилем перед его отъездом из Парижа, и они решили, что до прибытия в Тулузу Жиль должен нанести неожиданный визит Раймонду-Беренгеру V в его замке в Авиньоне с целью лично проинспектировать прелести его старшей дочери Маргариты.

Провансальцы, разумеется, смекнули, зачем приехал Жиль де Флажи, и всем домом принялись ублажать эмиссара французской королевы. Для Жиля каждый вечер устраивали пиры; трубадуры сочиняли новые пьесы, развлекая его; жонглеры паясничали; вино текло рекой. 80 % жителей Прованса имели собственные виноградники, и область подтвердила свою репутацию сада Европы. Граф обсуждал с гостем вопросы политики и религии, а графиня демонстрировала благочестие всех членов семьи. Двенадцатилетняя Маргарита, очаровательная в шелковых нарядах, была представлена на рассмотрение Жиля.

Из Прованса Жиль отправился в Тулузу. Раймонд VII, не осведомленный о предыдущем визите дипломата, не осознавал, как контрастирует обстановка в его семье со счастливым домашним миром графа Прованского, и потому не воздержался от изложения своих горьких обид. Раймонд более двадцати лет боролся с Церковью за право управлять законно унаследованными землями и за восстановление чести и статуса семьи, и долгий конфликт сильно сказался на его характере. От Раймонда VII веяло отчаянием — отчаянием, смешанным с бравадой. Не слишком привлекательное сочетание. Жиль выслушал его, но ничего не обещал.

Возвратившись в Париж, Жиль снова совещался с Бланкой за закрытыми дверями. Он подтвердил ее подозрения. Больше всего королеву обеспокоило сообщение Жиля о том, что граф Тулузский обратился к папе за разрешением на развод. Значит, Раймонд VII желал жениться снова и произвести на свет наследников. Но это нарушало тот пункт договора от 1229 года, согласно которому после его смерти Тулуза должна перейти под сень французской короны в лице его зятя Альфонса де Пуатье. Бланке удалось вырвать Тулузу из рук графов; она не намеревалась отдавать ее.

Затем королева и ее эмиссар перешли к обсуждению дел в Провансе. Людовику IX уже исполнилось девятнадцать — давно пора жениться. Франции необходим был наследник трона, а Бланке — новый союзник. Правда, Раймонд-Беренгер V был тесно связан с императором Фридрихом II, но и это могло оказаться на пользу Франции. Было очень соблазнительно проникнуть вглубь имперских владений. Кроме того, граф Прованский естественным образом стал бы сопротивляться любым попыткам со стороны графа Тулузского расширить свое влияние в этом регионе. Бланка обрела бы сподвижника, желающего, даже жаждущего сражаться, если потребуется. Рангом семья провансальских владык была, конечно, пониже королевской, но на это можно было и закрыть глаза.

Но что же представляла собою будущая невеста? Каков ее прав? Жиль давно уже служил Белой Королеве и понимал, что она хочет услышать. Потому он не стал говорить о трубадурах, светских развлечениях, хороших манерах или драгоценностях. Он сказал: «Лицо этой девушки прекрасно, однако вера красит ее больше».

Решение было принято. Людовик IX возьмет в жены Маргариту Прованскую. Разница в ранге будет перекрыта приданым в десять тысяч марок серебром. Если уж графу Прованскому выдался случай породниться с королевским домом Франции, он был готов заплатить за эту привилегию.

Новость о предложении французской короны была встречена в Провансе с большим ликованием, но почти сразу оно сменилось острым недовольством. Десять тысяч марок серебром! Такая сумма казалась неподъемной. У Раймонда-Беренгера V в казне не было и тысячи марок, не говоря уж о десяти. А посланцы докладывали, что уступить Бланка не намерена. Казалось, провансальцам остается лишь с грустью отказаться от предложения.

В процесс переговоров к этому времени включилась уже вся семья, в том числе двое старших братьев графини, Гильом и Томас Савойские. Савояры [21] отлично сознавали, какие выгоды сулит союз с французской короной, и высказывались в пользу брака. Оба они активно делали политическую карьеру в лоне Церкви и жаждали власти. Они применили все свое влияние, чтобы поддержать племянницу. Архиепископа Экса удалось уговорить поучаствовать в сделке. Архиепископ согласился дать две тысячи марок серебром в расчете на некие блага в будущем.

Оставалось добыть еще восемь тысяч марок, но тут Ромео де Вильнёв, как всегда, нашел творческое решение. «Предоставьте это мне и не сожалейте о цене, ибо ежели вы хорошо пристроите старшую, то и все прочие будут пристроены наилучшим образом ради их родства, и за меньшую цену», — говорил он. Через своих представителей Ромео от имени графа договорился отдать вместо звонкой монеты все те же замки, включая и крепость Тараскон. Бланка нашла компромисс приемлемым, и были составлены грамоты, узаконивающие сговор.

Двойная церемония — Маргарита должна была венчаться, а на следующий день короноваться — прошла в Сансе в 1234 году с большой торжественностью. Архиепископ Сансский в сопровождении старшего из французских послов лично отправился в Прованс, чтобы доставить невесту к алтарю. Он со свитой прибыл в Экс в мае и был принят как почетный гость, граф преподносил всем ценные подарки и снова устраивал ежевечерние пиры. Маргарита покинула Прованс верхом на лошади, в ее эскорт входили французские посланники, ее родители, савойские дядья Гильом и Томас, любимая нянька, фрейлины, архиепископ Экса (он, видимо, решил присмотреть за своими вложениями), множество придворных и влиятельных духовных особ. Впереди процессии двигались шесть трубачей и самый приближенный к графскому семейству менестрель. В Лионе 17 мая сделали остановку для подписания брачного контракта. Здесь граф и графиня Прованские попрощались и повернули домой, оставив будущую королеву Франции под опекой ее светских честолюбивых дядюшек. Снова компания двинулась в путь и прибыла в Санс 26 мая.

Приготовления к свадьбе начались за несколько недель до того. Гонцы с приглашениями разъезжали по всему королевству, вручая личные послания от Бланки представителям знатнейших семейств Франции. Пригласили высокопоставленных особ даже из Кастилии и Фландрии. Улицы тихого соборного городка были забиты богато разодетыми приезжими и их багажом. Вооруженная стража охраняла фургоны и баржи, нагруженные деньгами и драгоценностями. Проблема с расселением стояла столь остро, что архиепископу пришлось отдать собственный дом королевской семье. Бланка и Людовик, а также младшие братья Людовика, Альфонс де Пуатье и Робер, в сопровождении высших чинов двора, личных слуг и военного эскорта — двух дюжин арбалетчиков и двадцати рыцарей, — уже прибыли и разместились по квартирам, когда поезд Маргариты показался на горизонте.

Людовик с братьями и несколькими французскими вельможами выехал ей навстречу. Ему было теперь двадцать, ей — тринадцать. Хронист-францисканец Салимбене де Адам, лично знавший Людовика, описывает его как «стройного и тонкого, высокого… [с] лицом весьма приятным и ангельским выражением». Его белокурые волосы ниспадали на плечи, как было принято во Франции [22]. Он был великолепен в золотой рыцарской кольчуге, подаренной матерью на свадьбу; уздечка его коня и шпоры тоже были золотыми — и толпы зевак на улицах расступались в благоговейном восторге, завидев его.

Он вез с собою подарки, продуманные, подобранные и оплаченные Бланкой: новые седла для лошади Маргариты (в дополнение к ее собственной золоченой уздечке), тяжелый золотой кубок для свадебной церемонии. Были там также золотая диадема, украшения с алмазами и рубинами, и великолепнейший соболий плащ, украшенный пятнадцатью золотыми пуговицами.

Принц, стройный и крепкий, в окружении оруженосцев со штандартами и флагами, расшитыми золотыми лилиями Франции, поклонился и вручил Маргарите все эти сокровища — меха, золото и самоцветы. Так Маргарита впервые увидела человека, которому предстояло стать ее супругом. Он сразу произвел на нее очень хорошее впечатление.

Маргарита венчалась 27 мая, а на следующий день была коронована в соборе св. Стефана, украшенном ради праздника великолепными коврами. На ней было темно-розовое платье и сюрко, подбитое горностаем; ее золотую корону изготовил лучший ювелир Парижа. После обряда она сидела на троне, затянутом шелком, рядом с супругом, и принимала оммаж от баронов. Один за другим все знатнейшие сеньоры Франции — графы де Ламарш, де Пуатье, д’Артуа, Тибо Шампанский, даже закоренелый враг ее отца, граф Тулузский — опускались перед нею на колени и клялись в верности королю Франции и его молодой королеве.

Гости веселились и пировали трое суток. Маргарита смотрела на рыцарский турнир, на трюки жонглеров, слушала пение трубадуров и шутки менестрелей, с очень удобного места — из беседки, устроенной в саду. Она впервые отпила вместе с супругом вина из свадебной чаши и отведала всяких яств за пиршественным столом. Подачу каждого нового блюда возвещали трубачи, прислуживали королеве первейшие рыцари страны. Маргарита танцевала с молодым мужем и смеялась над выходками менестрелей, в том числе и ее собственного.

И за всем этим маячила фигура женщины, прямой, строгой, всегда бдительной, никогда не улыбающейся [23], она проводила тайные встречи, отдавала приказы, понизив голос — это была свекровь Маргариты, Бланка Кастильская.

Первые подозрения насчет истинной ситуации, несмотря на комплименты и оммаж баронов, зародились у Маргариты сразу же по окончании празднеств. Ей дали понять, как ограничены ее прерогативы в качестве королевы Франции. Ее утонченные дядюшки из Савойи, несомненно, рассчитывавшие сопроводить племянницу до Парижа, были отправлены из Фонтенбло восвояси ее свекровью, с любезными словами благодарности и прощальным подарком — кошельком с 236 ливрами от королевских банкиров за их заботы. То же самое проделали с провансальскими фрейлинами Маргариты и ее нянюшкой. Даже ее шут получил десять ливров на обратную дорогу.

Такое внезапное удаление друзей и родственников было необычно, однако случалось и с другими, поэтому Маргарита утешилась новизной своего высокого положения и яркими впечатлениями от поездки в Париж. Вдоль дороги стояли люди, чтобы взглянуть на короля и его суженую, выпросить милость или благословение. Когда королевский кортеж 9 июня достиг столицы, почти все население высыпало на улицы встречать ее. «Молодая королева» была знатна, мила, очень богато одета, и посему немедленно вызвала всеобщее восхищение новых подданных.

Людовику жена тоже понравилась. Еще в Провансе Маргариту предупредили, что король Франции очень религиозен, и она не удивилась, когда вскоре после свадебной церемонии он отвел ее в сторону и объяснил, что брачные отношения их не начнутся, пока каждый из них не проведет три ночи подряд порознь, в молитвах и бдении. На самом деле Людовик провел в своей спальне, поклоняясь богу, только первую ночь, а потом они с Маргаритой читали молитвы вместе. Она ходила с ним к мессе каждое утро, слушала чтение часов и познакомилась с приставленным к ней исповедником, Гильомом де Сен-Патю, которому могла доверить свои мысли и чувства.

Людовик, очевидно, оценил искренность ее благочестия и скоро испытал к ней теплое чувство. Так чудесно было иметь рядом юную и усердную подругу! Будучи всем чужой в Париже, Маргарита всецело полагалась на супруга. Она почитала и слушалась Людовика, но и его также забавляла и очаровывала жена.

Маргарита выросла в намного более утонченной обстановке, чем Людовик. Наличие четырех дочерей и отсутствие сыновей означало, что при дворе Прованса преобладало женское влияние. У Людовика была сестра Изабелла — но в момент свадьбы Маргариты ей было всего девять, поэтому атмосферу при парижском дворе определял и Людовик и его трое братьев, из которых двое, Робер и Альфонс де Пуатье, были еще подростками. Их манеры были намного грубее тех, к которым привыкла юная королева. В доме ее матери никому не пришло бы в голову выразить свое недовольство, приказав слуге вылить ведерко кислого молока на гостя, как сделал брат Людовика Робер д’Артуа, когда тучный щеголь, граф Тибо Шампанский, разодетый в дорогой и красивый парадный костюм, явился изъявить почтение Людовику и Бланке. Зато Маргариту с детства обучили изящным манерам, и она умела нравиться. Людовик увлекся ей и стал проводить с супругой все больше времени.

Со своей стороны, Маргарита обожала своего красивого мужа, который умел говорить красиво и обходился с нею мягко и заботливо. Они обошли вместе весь Париж, Людовик показал ей, какие улучшения были сделаны в городе. Начало им было положено в царствование его деда, Филиппа-Августа, а они с матерью их завершили. С оправданной гордостью он рассказывал, как усилена безопасность города, обращая внимание жены на высокую сплошную стену, окружавшую Париж. Эту первую Линию обороны задумал еще Филипп-Август, но предприятие требовало таких усилий, что работы еще не были завершены. Однако Лувр, большая каменная крепость на берегу Сены, заметная издали благодаря огромной центральной башне, неприступному донжону, был уже достроен.

Людовик и Маргарита не жили в Лувре; замок предназначался только для обороны. Они, как и вся королевская семья, предпочитали более комфортабельный дворец на острове Ситэ [24], расположенный ближе к центру тогдашнего Парижа и не сохранившийся до нашего времени. В соответствии с принципами фортификации XIII столетия донжон Лувра окружали башни с зубчатыми венцами, напоминавшие громадные пешки, охраняющие шахматного короля. За такими зубцами могли в случае нападения прятаться и стрелять лучники.

Эти усовершенствования производились ради предупреждения возможных угроз в будущем; к счастью, уже много лет Парижу не приходилось дрожать при виде вражеских осадных машин. Мирные годы превратили город в богатую и процветающую столицу. Маргарита и ее служанки могли ознакомиться с разнообразными товарами на большом рынке под открытым небом, куда, в частности, каждую субботу привозили тончайшее льняное полотно из Нормандии и Реймса. Тюки, навьюченные на лошадей, распаковывали, и ремесленники, жившие неподалеку от королевского дворца в Ситэ, изготовляли из полотна простыни и другие необходимые в хозяйстве вещи. Людовик и Маргарита легко проезжали по узким улицам, особенно по основным бульварам [25], которые начали мостить при Филиппе-Августе. Однажды дождливым днем 1185 года его разозлила грязь и вонь, поскольку все отбросы и помои отправлялись на улицу. С тех пор чистота и удобство проезда существенно увеличились, и потому Бланка и Людовик заботились о поддержании этого новшества, несмотря на расходы. Они также издали распоряжение: соблюдать на всех проезжих путях в Париже достаточную ширину, чтобы там могли разъехаться две телеги. К сожалению, соблюсти это требование не всегда удавалось, поскольку многие дома имели выступающие вторые и третьи этажи, а некоторые старые улочки едва позволяли проехать одному всаднику.

Людовик также показал своей королеве большой новый собор Парижской Богоматери, еще частично недостроенный, и познакомил с профессорами знаменитого университета, где лучшие умы Европы изучали философию и богословие. Людовик очень интересовался теоретическими вопросами религии, он посещал диспуты по спорным проблемам Писания и иногда обращался за советом, как правильно интерпретировать доктрину Церкви. Привлекала его и волна аскетизма, распространявшаяся по Европе. Ее воплощением стали два новых монашеских ордена — доминиканцы и францисканцы. Меньшие братья, как их прозывали, отказывались от материальных благ ради благочестивой нищеты. Доминиканцы и францисканцы в любую погоду ходили босиком, одетые лишь в грубые рясы, серые, черные или коричневые, и пытались подражать простой жизни Христа, прося на улицах милостыню на пропитание. Появление этих орденов было реакцией на излишества Церкви, кардиналы, епископы и священники которой безбедно жили за счет паствы. Влияние «меньших братьев» шло на подъем; представители новых орденов занимали уже две из двенадцати богословских кафедр Парижского университета.

Строгость жизненных правил привлекала Людовика, чье религиозное воспитание отражало жесткость безрадостного, несгибаемого католицизма Кастилии [26], родины его матери. «Он был еще совсем мал, а она [Бланка] заставляла его наизусть читать все часы и слушать по большим праздникам проповеди. Он всегда помнил, как она говаривала ему, что предпочла бы видеть его мертвым, чем совершившим смертный грех», — замечал Жуанвиль. Чем старше становился король, тем сильнее эти материнские внушения о греховности приобретали у него оттенок мазохизма; на третьем десятке лет Людовик то и дело неизвестно за что наказывал себя: то брался омывать ноги нищим, то занимался самобичеванием.

Чрезмерное благочестие супруга не слишком беспокоило Маргариту, по крайней мере поначалу. В конце концов, благочестие в тот век было обязательным, и та серьезность, с которой Людовик относился к Богу, говорила скорее в его пользу. Кроме того, в общении с женой он был все-таки совсем другим. Людовик был внимателен к Маргарите и заботлив. Главное огорчение Маргариты заключалось в том, что ей не давали часто видеться с супругом. Они жили порознь — ее покои были на первом этаже, рядом с парадными залами, а он занимал все северное крыло дворца. Но они могли встречаться во внутреннем дворе или пойти погулять в прилегающих к дворцу садах и цветниках.

Больше всего она радовалась, когда они вместе выезжали верхом, или слушали музыку, или когда Людовик, большой любитель книг, помогал ей усовершенствоваться в латыни. Все дети Бланки с ранних лет учили латынь. Изабелла проявила такие способности к этому, что порой поправляла своих капелланов, когда они ошибались во время церковных служб. При всякой возможности Маргарита уговаривала Людовика бросить дела, чтобы побыть с нею, и Людовик частенько позволял себя уговорить.

Бланка с усиливающимся раздражением следила за поступками Маргариты и растущей привязанностью старшего сына к жене. Более чем тридцать лет, с того дня, как она девочкой приехала в Париж в 1200 году, чтобы выйти замуж за Людовика VIII, Бланка оставалась самой влиятельной женщиной при французском дворе, средоточием мужского внимания, лилией, вокруг которой вились рыцарственные шмели. Еще в 1230 году она была достаточно привлекательна, чтобы дать основания для позорных сплетен о ее беременности, якобы от папского легата, и ей пришлось показаться перед судьями в одной сорочке с целью развеять все инсинуации. Тучный Тибо, граф Шампанский, который писал романтические стихи и был безнадежно влюблен в нее много лет, именовал ее своей Дамой и посылал любовные песни:

Я знаю хорошо, что нет числа

Влюбленным в госпожу мою.

Я гневаюсь на них, ведь вся эта толпа

Не любит так, как я ее люблю.

Как мне хотелось бы обнять

Ее прекраснейшее тело…

На это один остроумец ответил:

Мудрее будет, сударь, вам

Дать волю лишь своим глазам:

Прижавшись вашим брюхом к даме,

Вам не обнять ее руками!

Бланка терпела и даже поощряла своего полновесного поклонника, так как на очарованного Тибо можно было положиться в случае, если потребуется прислать в поддержку Белой Королевы отряд отборных рыцарей. Помимо того, страсть и преклонение графа Шампанского льстили самолюбию Бланки, хотя после инцидента с кислым молоком объем его поэтической продукции существенно снизился[27].

Появление милой наивной девочки, которая явно обещала стать обаятельной и опытной женщиной, нарушило это равновесие. Никто не смотрел на королеву-мать, когда рядом находилась очаровательная юная дева. С момента прибытия Маргариты в Париж сексуальный аспект, даже в его куртуазной форме, исчез из жизни Бланки. Стареющая женщина, которая гордилась тем, как тщательно рассмотрела брак своего сына со всех точек зрения, не учла этого естественного следствия — и оказалась не готова справиться с ним.

Возможно, все еще обошлось бы, если бы ее старший сын не предпочитал теперь так явно общество жены. Бланка смирилась бы с увяданием своей физической красоты, как с неизбежностью, но не могла вынести мысли о том, что какая-то соперница разделила с ней любовь сына. Она приобрела для него Маргариту, как породистую кобылу — только на развод, а не для езды. Когда стало очевидно, что у Людовика более широкое представление о супружестве, Бланка поняла, что ей угрожает частичная, а то и полная потеря внимания сына, и решила действовать. Началась тщательно спланированная, долгосрочная кампания против молодой королевы.

Маргарита оказалась под неусыпным наблюдением. Она не должна была надолго оставаться наедине с королем. Она не должна была отвлекать его от обязанностей. Король должен заниматься делом, а не гулять по саду с девушкой, хоть бы и собственной женой. Бланка наладила слежку за Маргаритой с тем, чтобы всегда знать, где она, и при малейшей возможности отрывать ее от супруга. Королева-мать не делала из своих чувств секрета. «Королева Бланка обращалась с королевой Маргаритой настолько сурово, что, будь это возможно, она не позволила бы сыну вообще видеться с женою, кроме как ночью, во время сна», — писал Жуанвиль.

То, что было очевидно всем при французском дворе, не ускользнуло и от Маргариты. Поначалу ей с трудом верилось, что Людовик предпочтет свою мать молодой жене. Она знала, что ему хочется быть с нею. Они с Людовиком вместе изобретали уловки, чтобы обмануть бдительность Бланки. Они встречались тайком, пользуясь помощью сочувствующих придворных и слуг. Это получалось проще, когда двор путешествовал, что бывало часто. Вот что пишет Жуанвиль со слов самой Маргариты:

«Молодой король и его жена больше всего любили останавливаться в Понтуазе, ибо там комната короля находилась на верхнем этаже, а комната королевы — прямо под ней. Они так все устроили, что могли встречаться и говорить на винтовой лестнице, соединявшей комнаты. При этом было условлено, что слуги, заметив приближение королевы Бланки к покоям сына, постучат своими жезлами в дверь, и король спешно вернется в комнату, чтобы мать застала его там. Постельничие королевы Маргариты поступали также, когда королева Бланка направлялась к невестке, чтобы она могла найти молодую королеву на месте».

Но король, который прячется от матери, вряд ли мог надеяться на победу. Хотя Людовик после женитьбы достиг совершеннолетия, он не взял власть в свои руки, не оспорил авторитета матери. Жуанвиль пояснял: «Король действовал согласно советам доброй матери, которая всегда была рядом». Бланка по-прежнему руководила страной, принимала политические решения, вела переписку, читала отчеты шпионов и полевых агентов. Маргарита вскоре поняла, что Людовик, как ни влюблен, никогда не пойдет на конфронтацию с матерью — а значит, не сможет защитить жену.

Ее единственной защитой против свекрови могло стать материнство. Она была привезена в Париж, чтобы обеспечить трону наследника. Если бы она зачала сына, Людовик снова стал бы на ее сторону. Маргарита могла даже надеяться, что отцовство пробудило бы в нем то стремление к независимости от собственных родителей, которое не возникло после женитьбы. Как мать наследника Франции Маргариту уже никто не отодвинул бы в сторону; власть выпадет из рук Бланки, и проигрыш Белой Королевы станет выигрышем новой королевы.

Но очень трудно зачать, если приходится красться тайком, чтобы встретиться с супругом. Прошел год, два, три, а у королевской четы все еще не было детей. Как всегда в таких случаях, поползли слухи, что Маргарита бесплодна, и брак следует аннулировать.

Девушке, выросшей в тепле счастливой, любящей семьи, наверное, было очень больно терпеть одиночество и незаслуженный позор. Впоследствии, оглядываясь на прошлое, Маргарита рассказала Жуанвилю об одном случае, который приоткрывает нам отчаяние ее юных лет:

«Король однажды навестил свою жену, которая тогда хворала и могла умереть… Опасность была велика. Королева Бланка пришла к ней в комнату, и, взяв короля за руку, сказала ему: „Уйдите; вам здесь нечего делать“. Королева Маргарита, видя, что королева-мать уводит короля, вскричала: „Увы! Живу я или умираю, вы не даете мне видеть моего супруга!“ Затем она потеряла сознание, и все подумали, что она умерла. Король, подумав так Dice, вернулся к ней; и с великим трудом ее удалось привести в чувство».

Маргарита не умерла, но вынуждена была смириться. Пассивность мужа относительно матери заставила жену вести себя тихо. Она научилась наблюдать за свекровью и даже предвосхищать ее поступки. Люди по-разному реагируют на трудности; Маргарита стала взрослой.

Однако вскоре королевскому дому пришлось забыть о мелкой борьбе самолюбий. Пришла настоящая беда. Осведомители сообщили Бланке о заключении тайного союза между мятежными баронами запада и мощным внешним врагом. Были составлены планы вторжения, против королевства французского собиралось войско — и сестра Маргариты, Элеонора, имела к этому самое прямое отношение.