III. БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

III. БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Оставив наблюдать за окончанием погрузки старшего офицера, Невельской снова отправился к Меншикову. Он застал у него братьев Перовских — Льва и Василия Алексеевичей. Первый был министром внутренних дел и сочувственно относился к стремлениям и намерениям Невельского.

Меншиков остался доволен успешными действиями Геннадия Ивановича. Ему было лестно щегольнуть перед Перовскими таким деятельным и расторопным офицером. Чувствуя, что момент благоприятен, Невельской решился снова заговорить о самом главном и заветном.

— Итак, ваша светлость, я сделал все возможное, чтобы прийти на Камчатку в мае месяце. Все лето тысяча восемьсот сорок девятого года у меня будет свободно. Осмеливаюсь просить у вашей светлости позволения употребить это время на опись юго-западного берега Охотского моря и побывать в лимане Амура. Туда официально меня занесут свежие ветры и течения.

Меншиков поморщился: это все-таки чересчур — ведь уже был разговор на эту тему.

— Бесполезно идти туда. Положительно известно, что вход в лиман весьма опасен, а для твоего транспорта невозможен. Кроме того, я уже говорил, что граф Нессельроде не решится докладывать об этом государю, особенно теперь, когда решено уже, что эти места должны быть отданы Китаю.

— Как Китаю? — упавшим голосом спросил Невельской и умоляюще посмотрел на Льва Перовского.

Как и надеялся Геннадий Иванович, Перовский осторожно, но довольно решительно вступился за него. Князь Меншиков подумал, поколебался и сказал, что Муравьев хлопочет о том же.

— Вот что, господин капитан, — продолжал Меншиков, — поезжайте-ка к Лермонтову, вице-директору инспекторского департамента, возьмите у него представление Муравьева и по нему составьте проект инструкции, а там посмотрим, что можно будет предпринять. Я, конечно, вполне согласен, что надо бы привести в известность побережье Охотского моря.

— Через два дня Невельской представил Меншикову проект инструкции.

Прочитав ее, начальник главного морского штаба нахмурился и вычеркнул место, где говорилось об исследовании Амура и лимана. Вместо этого он написал: "и осмотреть юго-западный берег Охотского моря между теми местами, которые были определены или усмотрены прежними мореплавателями".

Невельской, однако, настаивал, что и при такой редакции, по существующим там природным условиям, он будет иметь возможность произвести намеченные исследования.

— Без высочайшего повеления сделать это невозможно, и вы подверглись бы строжайшей ответственности. Впрочем, если подобный осмотр будет произведен случайно и без каких-либо несчастий с судном и людьми, то, может, все и обойдется благополучно. Хлопочите скорее выйти из Кронштадта. Чиновники весьма сердиты на вас и беспрестанно жалуются.

Невельской откланялся.

Оставалась еще надежда на то, что нужная редакция инструкции будет утверждена с помощью Муравьева у самого царя.

Всеми возможными способами Невельской старался обеспечить успешность задуманного дела.

В Кронштадте он повидался с главным командиром порта, исследователем Антарктики Беллинсгаузеном. При свидании находился адмирал Анжу, друг прославленного путешественника и председателя правления Российско-Американской компании Ф. П. Врангеля. Зная, что Беллинсгаузен в юности участвовал в экспедиции Крузенштерна и вместе с ним побывал у берегов Сахалина, Невельской стал расспрашивать его об этом плавании и, в частности, интересовался мнением Беллинсгаузена о том, существует ли действительно у восточного берега Сахалина бар[7] большой реки, одного из рукавов Амура, как об этом предположительно говорит Крузенштерн.

Беллинсгаузен отвечал, что считает это очень сомнительным, как и самую опись северной части Амурского лимана, сделанную Крузенштерном. Анжу, вмешавшись в разговор, сказал, что недавно к этим берегам посылалось судно Российско-Американской компании, но что результаты плавания ему не известны.

Сообщение встревожило Невельского. Следовало бы поточнее узнать об этой экспедиции и ее задачах.

Геннадий Иванович вспомнил фразу, оброненную Меншиковым, что-де "эти места решено теперь отдать Китаю". Может быть, такое решение вынесено на основании данных этой экспедиции? И Беллинсгаузен и Анжу, обсуждая с Невельским условия плавания в Охотском море и Татарском проливе, высказали мнение, что тут очень полезна была бы алеутская байдарка. Анжу даже обещал помочь раздобыть такую байдарку и тут же написал Геннадию Ивановичу рекомендательное письмо к барону Врангелю, к которому Невельской не преминул отправиться.

Барон Врангель принял капитан-лейтенанта очень приветливо, не предполагая, что Геннадий Иванович своими открытиями доставит ему в будущем много неприятных минут.

С байдаркой дело уладилось сразу и как нельзя лучше. Оказалось, что в распоряжении Российско-Американской компании есть алеуты, не только умеющие управлять байдаркой, но и знакомые с языком обитателей охотских прибрежий. Врангель сейчас же сделал распоряжение, чтобы байдарку и при ней двух алеутов к маю 1849 года доставили в Петропавловск, где они и должны ожидать Невельского.

Невельской спросил Врангеля, не может ли тот сообщить каких-либо новых данных относительно мест на юго-западе Охотского моря.

Адмирал, немного замявшись, сказал только, что "устье Амура и его лиман оказались недоступными".

Невельской теперь был уверен в правоте Анжу. Он стал просить Врангеля познакомить его с подробностями экспедиции. Врангель колебался, но Невельской говорил так убедительно, что, взяв с него обещание хранить тайну, барон достал из ящика письменного стола большой пакет и разрешил Невельскому здесь же, в кабинете, ознакомиться с его содержанием.

"Дело о плавании штурмана Гаврилова", — прочел Невельской на обложке и дрожащими от нетерпения руками вскрыл пакет.

Здесь оказались копии журнала и карты штурмана Гаврилова, плававшего на бриге "Константин" в 1846 году к устью Амура с целью установить, могут ли входить в реку мореходные суда.

Ревниво и тщательно изучал Невельской попавшие в его руки материалы.

Он увидел, что Гаврилов, в сущности, предписания не выполнил. Это подтверждалось собственной припиской штурмана к журналу: "По краткости времени, ничтожеству имевшихся у меня средств и по свежим ветрам и течениям, которые встретил, мне не представилось никакой возможности произвести тщательные и подробные исследования, которые могли бы разрешить вопрос о состоянии устья реки Амура и ее лимана".

Но и без такой приписки Невельскому было ясно, что вопрос об Амуре остался открытым. Карта и опись убеждали в этом окончательно.

Когда он возвратил пакет Врангелю, тот с улыбкой посмотрел на него и сказал:

— Вот теперь вы видите сами, что устье Амура недоступно и все дальнейшие исследования бесполезны.

Невельской не стал оспаривать мнение адмирала, но внутренне еще более утвердился в решении самому выяснить истину.

Простившись с Врангелем, Геннадий Иванович энергично начал готовиться к выходу в море.

Плавание предстояло длительное, за все время предполагалось зайти в три-четыре порта. Маршрут был таков: Кронштадт, Портсмут, Рио-де-Жанейро, затем вокруг мыса Горн, Вальпараисо, Гавайские острова, Петропавловск-на-Камчатке.

Плавание было сопряжено с тяжелыми лишениями и большим риском. Обычно суда из Европы, обойдя мыс Горн, приходили в Тихий океан с командой на 30–50 процентов в цинге; штормы и страшная океанская зыбь наносили судам большие повреждения. Учитывая эти трудности, Невельской заботился о создании для команды как можно более благоприятных условий жизни.

В своих заметках, касающихся этого вопроса, он впоследствии писал:

"Для сохранения здоровья команды, мы строго придерживались правила, чтобы люди отнюдь не ложились в койки в сырой одежде или обуви и чтобы белья, которым запаслись в Англии, было на каждого матроса не менее 11/2 дюж. Само собою разумеется, что мы не пропустили ни одного случая тщательно просушивать одежду и обувь людей и проветривать палубу и трюм. Всеми средствами старались, чтобы не держать людей наверху в сырую погоду; по два и по три раза в неделю люди имели свежую пищу из заготовленных резервов и постоянно, 2 раза в сутки, получали глинтвейн. Все это имело благодетельное влияние на дух и здоровье команды…"[8]

Наконец все было готово для дальнего плавания, и 21 августа 1848 года транспорт "Байкал" вышел из Кронштадта.

Ознакомимся же подробнее с историей тихоокеанских владений России. Это позволит нам яснее понять всю важность задачи, за решение которой взялся Невельской, и все величие совершенного им подвига.