XV. ЗИМНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ. ПЕТЕРБУРГ СНОВА ЗАПРЕЩАЕТ
XV. ЗИМНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ. ПЕТЕРБУРГ СНОВА ЗАПРЕЩАЕТ
Прежде чем приступить к исследованиям по морскому и пограничному вопросам, решено было произвести две предварительные рекогносцировки, маршруты которых основывались на сведениях, полученных от гиляков.
Невельской командировал к юго-востоку Чихачева с приказчиком Березиным, Позвейном и одним гижигинским казаком. К юго-западу по первому зимнему пути был отправлен Орлов на двух нартах в сопровождении Афанасия.
Чихачеву поручили собирать сведения о путях, ведущих с реки Амур к бухтам, лежащим на побережье Татарского пролива, а также о состоянии этого побережья и о плавающих там судах.
Кроме того, он должен был знакомиться с местным населением, образом жизни и обычаями, завязывать дружеские отношения для обеспечения благополучия и безопасности будущим русским исследователям. Приказчик Березин организовывал торговлю, узнавал потребности местных жителей и способы обмена между ними.
Березин вначале не понравился мичману своей фамильярностью (он говорил: ты, ваше благородие) и скептической улыбкой, вечно трепетавшей в морщинках вокруг умных глаз. Но после нескольких дней трудного, особенно с непривычки, зимнего пути отношение мичмана изменилось. Березин учил Чихачева всем мелочам, которые должен знать путешественник, чтобы успешно бороться со свирепой сибирской зимой. В разговорах с мичманом он проявлял такую умную любознательность ко всем вопросам, связанным с Амурской экспедицией и деятельностью Невельского, что мичман, своим воспитанием приученный презрительно относиться к "простому народу", только диву давался.
К концу командировки это уже были не высокомерный офицер и ничтожный приказчик, а два уважающих друг друга сотрудника в деле, которое равно дорого и близко было обоим.
Помимо прочего спутников сближали глубокое уважение и симпатия к Невельскому.
Без особых приключений и опасностей (обмороженные щеки и пальцы, блуждание в пургу и прочие мелочи в счет не идут) через месяц и 10 дней путники вернулись в зимовье. А вечером за кипящим самоваром доклад прибывших слушали с интересом все сотрудники экспедиции. За домом лежали пустынные, дикие леса, горы, заметенные снегом. Толстые деревья за окнами трескались от мороза, а в тесном, но уютном зальце, при трепещущем свете свечей, царила дружеская, теплая атмосфера. Даже Березин, смущавшийся вначале общества, оттаял и добавлял изредка к рассказу мичмана такие ценные детали, что Невельской, прищурившись, с интересом вглядывался в косматые заросли на его лице.
Чихачев сообщил, что, следуя по течению Амура, они вступили в торговые сношения с гиляками, область заселения которых кончалась в местечке Аур, после чего начались поселения нейдальцев и мангунов. Так достигли путники Кизи, где расположились на отдых.
Здесь они выяснили, что с правого берега Амура есть несколько путей к морю. Большая часть их ведет в бухты и закрытые заливы, которых на побережье немало. Этими путями жители ездят к морю для промысла нерпы; самый короткий и более удобный из них — от селения Кизи по озеру того же наименования. Озеро близко подходит к морю, и по прорубленной через перевал просеке, устланной бревнами, жители перетаскивают свои лодки к морю; от этого перевала в близком расстоянии к югу находится закрытый залив Нангмар (Де-Кастри). Ранней весной в Татарском проливе бывают иностранные суда, и некоторые маньчжуры, подстрекая местных жителей вредить русским, уверяют, что с открытием Сунгари спустятся по ней маньчжурские войска для истребления русских и всех, кто им помогает. Очень важно было известие о том, что несложно будет устроить удобное сообщение между заливом Де-Кастри и селением Кизи на Амуре. При этих условиях порт, основанный в Де-Кастри, по своему положению и удобствам далеко превзошел бы Аян и Охотск.
Орлов проехал свыше шестисот верст, и сведения, собранные им, заключались в следующем: поднявшись по реке Нейдаль до перевала, отделяющего от нее реку Тугур, Орлов увидел большие груды камней в виде пирамид. Жители объяснили, что они служат обозначением перевала и места для торговли.
Между реками Удой и Тугуром, а также к западу за горами Хинга есть несколько урочищ, и при этих урочищах сложены такие же груды камней. На вопрос Орлова, не известны ли местному населению в этих местах какие-либо иные каменные столбы, которые осматривают маньчжуры или китайцы, они отвечали, что таких столбов здесь нет и никогда не бывало, а маньчжуров и китайцев они никогда не видали. Сведения о Хинганском хребте подтверждали жители селений Ахту, Кевби и Ухтре.
Маньчжуры не ездили по этому краю далее селения Ухтре, лежащего на берегу Амура. Все это подтверждало ошибочность предположений Миддендорфа о том, что эти груды камней — китайские пограничные знаки.
В селении Ухтре Орлов встретил маньчжурских купцов. Они приняли штурмана радушно и сообщили, что горный хребет, из которого берут начало реки Амгунь и Горин, а также лежащая к югу от Горин Нейда, действительно называется Хинганским хребтом.
На севере хребет пересекается Амуром и Сунгари и направляется к югу. Народы, обитающие между горами и морем, независимы и ясака не платят. На всем этом пространстве не только нет маньчжурских городов и селений, но и никакого караула. Маньчжурское управление распространяется только на страны, лежащие к западу от гор, к северу же живут дауры. Кроме того, Орлов выяснил, что всюду по берегам озер растут строевые леса, лиственницы и ели. Озера Ухдыль и протока Уй глубоки, и берега протоки Уй возвышенные и ровные, удобные для заселения и устройства верфи. На берегах растет много кедра.
Результаты рекогносцировок были очень важны. Они полностью подтверждали предположения Невельского о наличии на побережье удобных мест для основания порта и о независимости Приамурского края от Китая. Эти сведения давали основания к дальнейшим, более точным и подробным исследованиям.
Приближался Новый год. В зимовье после тяжелых, но плодотворных трудов собирались весело, как только могли позволить обстоятельства, провести праздник. Ряженые матросы и казаки с музыкой и пением ходили по офицерским квартирам. Устраивались катания по заливу на собаках, шарады и живые картины. Екатерина Ивановна во всем принимала живейшее участие.
В начале января приехавшие в Петровское нейдальцы сообщили, что на одном из притоков Амура, близ устья Сунгари, живут русские, которые часто отнимают у населения одежду и пищу, а между собою ссорятся и дерутся. По-видимому, это были беглецы из Сибири.
Известие о них могло дурно повлиять на некоторых из матросов. Дело в том, что команда была избрана из Охотского и Камчатского экипажей и в большей своей части состояла из штрафных людей, отправленных в эти отдаленные места за дурное поведение. Необходимо было выяснить, что это за "лоча" (русские на местном наречии), и тем или другим способом уничтожить впечатление, произведенное слухами.
После святок, на основе уже имеющихся сведений, а также и собственных предположений, Невельской продолжал свою программу исследований. Вновь были снаряжены четыре экспедиции, которые и тронулись в путь одна за другой начиная с 10 января.
Во главе их стояли Орлов, Бошняк, Чихачев и Березин, с которым ехал топограф Попов. Экспедиции охватывали огромные районы Приамурья. Они должны были положить начало систематическому изученью края и установлению в нем русского влияния. Экспедиция Чихачева в числе многих других задач должна была установить, точно ли названный Лаперузом залив Де-Кастри и залив Нангмар одно и то же, и исследовать его. Мичман также должен был узнать у местных жителей, не известны ли им к югу еще какие-либо заливы.
Невельской стремился найти гавань, годную для основания удобного, большого порта.
Экспедиция Бошняка направлялась к Северному Сахалину.
Березин и Орлов также получили обширные задания.
Таким образом, Невельской опять превысил рамки инструкции, запрещавшей касаться Амура, и снова поставил на карту свою судьбу.
Пятнадцатого февраля привезли очередную почту из Аяна с приказаниями из Иркутска и Петербурга.
Невельской с нетерпением развернул конверт, ожидая, чем порадует его начальство. Может быть, уже дано распоряжение об отправке ему парового судна и приказано усилить экспедицию офицерами и надежными матросами?
Екатерина Ивановна, нервно кутаясь в шаль, следила за выражением его лица. Геннадий Иванович покраснел и сурово нахмурился.
— Что там? — спросила Екатерина Ивановна, указывая на голубоватый листок, исписанный лихим писарским почерком и с внушительной подписью.
Невельской посмотрел на жену из-под густых бровей и горько сказал:
— И читать не хочется… Слушай: "…никак не распространять исследований далее земли гиляков, обитающих по Амурскому лиману и в окрестностях Николаевска, и через гиляков стараться вступать в торговые сношения со старшинами соседних с ними инородцев…" А Муравьев в бумаге от пятнадцатого сентября подтверждает это нелепое приказание из Петербурга.
Вспыльчивый Геннадий Иванович долго не мог успокоиться, но, наконец взяв себя в руки, написал письмо Муравьеву.
"Пограничный вопрос ныне разъясняется… По сведениям от туземцев разъясняется также и самый главный здесь вопрос, морской. Существование на Татарском берегу закрытых бухт, связанных с реками Амуром и Уссури внутренним путем, почти неоспоримо.
Такие бухты важны для нас в политическом и экономическом отношениях, потому что льды и туманы, царствующие в Охотском море, а также климатические и географические условия его берегов, равно как и берегов Камчатского полуострова, не представляют возможности основать в этих местах надлежащего и полезного для нас порта[40].
…При настоящем состоянии Приамурского и Приуссурийского краев нельзя оставлять их без бдительного надзора и правительственного влияния, а потому при действиях наших здесь нельзя ограничиваться теми только лишь паллиативными мерами, которые мне предлагаются к руководству, так как при таких мерах мы легко можем потерять навеки для России этот важный край!"
Дальше Невельской просил разрешения занять селение Кизи и залив Де-Кастри, послать экспедицию для исследования Уссури и т. д.
К этому донесению он приложил частное письмо Муравьеву, в котором писал:
"Долгом моим считаю предварить Вас, что, сознавая тяжкую лежащую на мне нравственную ответственность за всякое с моей стороны упущение к отстранению могущей произойти потери для России этого края, я во всяком случае решился действовать сообразно обстоятельствам и тем сведениям, которые ожидаю получить от Чихачева и Бошняка…"