Глава I. ВОЛХОВСКИЙ РУБЕЖ

Глава I. ВОЛХОВСКИЙ РУБЕЖ

В атаку, волховцы, вперед!

Враг отступает по болотам,

Уж он ударами измотан,

И смертный страх его берет.

А. И. Гитович. «Волховцы»

Гитлер рассчитывал захватить Ленинград через две недели после начала войны с СССР. Героизм и стойкость воинов Красной Армии и Народного ополчения не позволили взять город штурмом и тогда враг начал его осаду. Одновременно 16 октября 1941 г. восемь немецких дивизий форсировали реку Волхов и устремились через Тихвин к реке Свирь, чтобы соединиться с финской армией и задушить Ленинград вторым блокадным кольцом. Соединившись с финнами, противник предполагал наступать на Вологду и Ярославль, имея ввиду образовать новый фронт севернее Москвы и одновременным ударом вдоль Октябрьской железной дороги окружить войска Северо–Западного фронта. В этих условиях советская Ставка Верховного Главнокомандования, несмотря на тяжелейшие бои под Москвой, сочла необходимым усилить резервами 4–ю, 52–ю и 54–ю армии, оборонявшиеся на Тихвинском направлении. Они перешли в контрнаступление и к 28 декабря отбросили немцев за Волхов. Победа под Тихвином явилась одним из первых успехов Красной Армии в Великой Отечественной войне.

В ходе Тихвинских боев Ставка разработала операцию по полному разгрому врага под Ленинградом. 12 декабря 1941 г. в Ставке состоялось совещание. Присутствовали И. В. Сталин, начальник Генерального штаба маршал Б. М. Шапошников и бывший командующий 54–й армией в Тихвинской операции, а теперь командующий Ленинградским фронтом генерал–лейтенант М. С. Хозин. Вместе с ними в заседании участвовал секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), член Военных советов Северо–Западного направления и Ленинградского фронта, член Политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Жданов. Здесь же находился представитель Ставки на фронтах генерал армии К. А. Мерецков. В критической обстановке под Тихвином он принял на себя командование сначала 7–й (оборонялась на р. Свирь), а потом и 4–й армиями. Присутствовали также начальник штаба 4–й армии комбриг Г. Д. Стельмах и командующие двумя резервными армиями: 26–й — генерал–лейтенант Г. Г. Соколов и 59–й — генерал–майор И. В. Галанин.

Первым на совещании выступил Б. М. Шапошников. Он доложил о решении Ставки образовать новый, Волховский фронт с задачей разгромить всю Ленинградскую группировку противника. Линия нового фронта проходила по реке Волхов, начинаясь севернее г. Кириши и заканчиваясь на берегу озера Ильмень. Южный фланг фронта граничил с 11–й армией и Новгородской армейской группой Северо–Западного фронта, северный — с 54–й армией, которая передавалась в состав Ленинградского фронта.

К. А. Мерецков предложил передать 54–ю армию Волховскому фронту, так как она ведет бои под Тихвином и на Волхове вместе с 4–й и 52–й армиями, а от Ленинградского фронта ее отделяет кольцо блокады и прямого контакта с Ленфронтом она не имеет. Однако М. С. Хозин и А. А. Жданов настаивали на передаче 54–й армии Ленинградскому фронту. Они мотивировали свое мнение тем, что армия поможет прорвать блокаду, нанося врагу удары с тыла. При этом трудности в снабжении и управлении армией из Ленинграда в расчет не принимались.

Выслушав все аргументы, И. В. Сталин нашел возможным удовлетворить просьбу А. А. Жданова и М. С. Хозина, полагая, как пишет К. А. Мерецков, что «если для Ленинграда это лучше, пусть будет так». Потребовалось полгода, прежде чем Сталин признал свою ошибку и передал 54–ю армию Волховскому фронту, но за этот срок непродуманное решение успело отрицательно сказаться на боевом взаимодействии войск.

В состав Волховского фронта вошли две отдельные армии — 4–я и 52–я и две свежие армии из резерва — 26–я и 59–я. В соответствии с оперативной директивой Ставки от 17 декабря 1941 г., фронту предстояло силами 26–й и 59–й армий нанести главный удар в центре на Грузило, Сиверскую, Волосово, обходя Ленинград с юга. 4–я армия наступала на Кириши, Тосно и вместе с 54–й армией Ленфронта окружала группировку врага в Мгинском выступе, прорывая тем самым блокаду Ленинграда. Одновременно 52–я армия ударом в южном направлении освобождала

Новгород и наступала на Сольцы, чтобы отрезать противнику пути отхода перед Северо–Западным фронтом, который в свою очередь переходил в наступление.

Ставка наметила большую стратегическую операцию, имевшую целью разгром врага на всем Северо–Западном направлении. Соответственно значению операции было подобрано командование фронта и волховских армий. Командующим 4–й армией назначили генерал–майора П. А. Иванова, который весьма отличился в Тихвинских боях, командуя оперативной группой в той же 4–й армии. Прежнего командующего 4–й армией генерал–лейтенанта В. Ф. Яковлева К. А. Мерецков в период боев за Тихвин временно отстранил от командования армией и взял командование на себя, а В. Я. Яковлеву поручил командовать второй оперативной группой. Теперь В. Ф. Яковлев стал заместителем командующего 4–й армией. Он был известным военачальником, в 1939 г. возглавлял Забайкальский военный округ. Во время войны с Финляндией его собирались назначить командующим активно действовавшей 7–й армии.

52–я армия в Тихвинских боях сражалась на южном фланге. Ею продолжал командовать генерал–лейтенант Н. К. Клыков, сыгравший заметную роль в успехе Тихвинской операции¹.

59–ю армию возглавил генерал–майор И. В. Галанин, тоже кадровый командир РККА, окончивший Военную академию им. М. В. Фрунзе. В 1941 г. он некоторое время командовал 12–й армией Южного фронта после пленения немцами генерала П. Г. Понеделина. Теперь ему доверили новую армию, сформированную под Вологдой осенью 1941 г. из уральских и сибирских частей².

26–я армия в сентябре 1941 г. под командованием генерала Ф. Я. Костенко участвовала в обороне Киева, занимая левый флаг Киевского укрепленного района. После завершения обороны остатки армии во главе с командармом еле вырвались из окружения. В октябре 1941 г. армию переформировали и бросили на Орловско–Тульское направление, где она почти вся погибла под танками Гудериана. Но вскоре опять возродилась — в конце 1941 г. на территории Ярославской области сформировали новую 26–ю армию. Командовать ею назначили генерал–лейтенанта Г. Г. Соколова, бывшего заместителя наркома НКВД³. Его способности как полководца никому не были известны, но зато он мог контролировать действия других генералов в столь ответственной операции. Особенно это касалось К. А. Мерецкова.

Великую Отечественную войну К. А. Мерецков встретил в должности начальника Генерального штаба и представителя Главного командования в Ленинградском военном округе. Через 10 дней после начала войны его арестовали как руководителя «группы военных заговорщиков». Очередной процесс над группой высших командиров должен был, по мысли И. В. Сталина, объяснить народу причины поражения Красной Армии в первые дни войны. В группу включили зам. наркома вооружения Б. Л. Ванникова (старые танки и самолеты, мало автоматического оружия), командующего авиацией П. В. Рычагова и генерального инспектора авиации В. Я. Смушкевича (мало самолетовылетов, старые самолеты, плохая подготовка летчиков), а также других высших военачальников разного профиля. Всех, кроме Ванникова и Мерецкова арестовали как раз накануне войны, в июне 1941 г.⁴ Теперь, в начале войны, их арест пришелся для Сталина весьма кстати, поскольку «неопровержимо доказывал» вину «врагов народа» в разгроме и отступлении Красной Армии.

Разгром и в самом деле был ужасным, но произошел он во многом по вине Сталина. Ведь именно он утвердил ту самую стратегию, которая в конце 1930–х гг. легла в основу подготовки будущей войны с Германией. В эту стратегию входила концентрация в приграничных районах мощных наступательных группировок, способных отразить агрессию, опрокинуть врага встречным ударом и затем немедленно осуществить прорыв на Запад на большую глубину, во все страны, где находились германские войска. Противник не стал ждать, пока советские части полностью развернуться на границе и 22 июня нанес сильнейшие удары по нашим группировкам, окружил их и одни уничтожил, другие отбросил на восток. Командование РККА в первые дни войны пыталось действовать в соответствии со сталинским планом: вместо временного перехода к обороне пробовало наступать и даже бросило навстречу врагу механизированные корпуса, имея ввиду разбить неприятеля во встречном сражении. Удары мехкорпусов нанесли врагу большой урон, но изменить ход войны не смогли. Немцы отрезали их от главных сил РККА и уничтожили. Злосчастную идею «встречного удара» известный писатель В. Суворов (В. Б. Резун) в книге «Ледокол» принял за подготовку Сталиным превентивной войны с Германией, за стремление Сталина напасть первым. В действительности, Сталин не собирался нападать на Германию. Однако он планировал

ответить на неизбежную агрессию мощным ударом, который бы разгромил врага и позволил распространить коммунизм на большинство стран Западной Европы. Судьба распорядилась иначе. В 1941 г. советская военная стратегия потерпела крах. Кроме того, лучшие кадры военачальников были истреблены Сталиным перед войной, а среди оставшихся многие не имели не только военного опыта, но и способностей полководцев. Воевать они учились уже в ходе войны и цена их обучения оказалась для нашего народа непомерно высокой. Огромная страна истекала кровью, а Сталин искал оправданий для своих ошибок и преступлений.

Завершить дело с «изменниками» требовалось как можно быстрее, следователи торопились, на допросах сразу стали применять физическое воздействие. Сам Л. П. Берия после своего ареста в 1953 г. признавался, что «в отношении Мерецкова, Ванникова и других применялись беспощадные избиения, это была настоящая мясорубка». Приводя избитого Мерецкова в чувство, следователь мочился ему на голову⁵. В 1965 г., рассказывая о допросах новгородскому краеведу Н. И. Орлову, К. А. Мерецков произнес: «Если бы вы знали, как меня били», уронил голову на руки и заплакал…

28 октября 1941 г. всех обвиняемых расстреляли, кроме Ванникова и Мерецкова. Их освободили в сентябре, когда на фронте сложилось критическое положение, исправить которое могли только настоящие специалисты, политика отошла временно на второй план. Тихвинская операция подтвердила способности Мерецкова как полководца и теперь ему поручили важнейшее дело — спасение Ленинграда. 17 декабря 1941 г. Мерецкова назначили командующим Волховским фронтом⁶.

Новый фронт не только усиливался двумя свежими армиями, ему передавалась и большая часть Новгородской армейской группы (НАГ) Северо–Западного фронта. Группа была образована из отдельных частей в конце августа 1941 г. непосредственно у стен Новгорода. Перед ней стояла задача вернуть город, а когда сделать это сразу не удалось, НАГ получила приказ держать фронт протяженностью 148 км по реке Малый Волховец. Командовал группой генерал И. Т. Коровников. В боях за Новгород отличилась 305–я стрелковая дивизия НАГ под командованием полковника Д. И. Барабанщикова. Формировалась она в Дмитрове, в ней служило много москвичей, жителей Московской области и соседней — Калининской. Мало кто знает, что прибыв под Новгород в августе 1941 г., она с ходу опрокинула врага, 16 августа ворвалась в Новгород и дошла до реки Волхов, которая делит город на две половины. Только подавляющее огневое превосходство противника, в том числе войск СС, заставило дивизию отойти назад. Она продолжала удерживать рубеж на Малом Волховце, но в середине октября немцы выбили ее батальоны из деревень Шевелево, Змеиско и Посад, открыв дорогу к переправам на реке Мета. В декабре штабы Северо–Западного фронта и НАГ вместе разработали операцию по восстановлению позиций 305–й дивизии. За четыре дня боев 305–я дивизия с помощью истребительных отрядов фронта и отдельных отрядов НАГ вернула утраченные позиции, причем впервые столкнулась с 250–й испанской «голубой» дивизией, которую диктатор Испании Франко послал помогать Гитлеру на советский фронт. Шесть батальонов «голубой дивизии» под командованием генерала А. М. Грандеса бежали, оставив большие трофеи и потеряв более тысячи человек. Это явилось вторым поражением испанских фашистов на земле России. Первое у тех же деревень им нанесли части 25–й кавалерийской дивизии и три истребительных отряда Северо–Западного фронта в первой половине ноября. Тогда была сорвана попытка вражеского наступления⁷. Теперь удар нанесла 305–я. Пройдет еще немного времени и она заставит испанских фалангистов навсегда исчезнуть с советско–германского фронта.

Одновременно с директивой Ставки о подготовке общего разгрома немцев под Ленинградом командование Ленинградского фронта не прекращало попыток самостоятельно прорвать блокаду. 20 декабря 55–я армия Ленфронта начала наступление с целью выйти в тыл мгинской группировке противника, но успех имела незначительный. Спустя несколько дней ей навстречу нанесла удар 54–я армия, но больших результатов тоже не достигла ввиду несогласованности действий с 55–й армией. Неудача операции лишний раз подтвердила, что одни ленинградцы прорвать окружение не могут, необходим сильный удар извне блокадного кольца. В связи с этим, учитывая тяжелое положение Ленинграда, Ставка держала под постоянным контролем выполнение своей директивы от 17 декабря 1941 г.

24 декабря 1941 г. последовала новая директива Ставки: 4–й и 52–й армиям завершить разгром врага на восточном берегу Волхова, овладеть мостами и захватить плацдармы на западном берегу, чтобы обеспечить развертывание 26–й и 59–й армий. На Волховский фронт прибыл в качестве представителя Ставки Л. З. Мехлис. Участник Первой мировой войны, он в 1918 г. вступил в РКП(б) и с тех пор находился в армии на политической работе. Коммунистическим идеям он был предан до фанатизма. Непоколебимый фанатизм сочетался у Мехлиса с безграничной самоуверенностью. Эти свойства натуры повлияли и на остальные черты характера. Ответственность за порученное дело превратилась в стремление выполнить приказ любой ценой, не считаясь ни с собой, ни с другими. Это вполне соответствовало сталинскому стилю руководства, тем более, что Мехлис всецело разделял сталинские методы коммунистического строительства. Люди, подобные Мехлису, несмотря на всю их самонадеянность, способны реализовать себя лишь как исполнители чужой воли, которая таким образом становится для них святой. Отсюда его личная преданность Сталину, который знал это и потому ценил Мехлиса. В армии Мехлиса боялись. Самоуправство и произвол снискали ему дурную славу. Выполнение решений Ставки он обеспечивал не только окриками и угрозами, но и показательными расстрелами комсостава, как, например, на Северо–Западном фронте, где он побывал перед Волховским. Можно представить чувства Мерецкова, недавнего узника НКВД, когда он узнал о приезде Мехлиса! Частые визиты Мехлиса на Волховский фронт, несомненно, отрицательно сказывались на руководстве Любанской операцией.

В войсках фронта хорошо понимали необходимость форсировать Волхов как можно быстрее, чтобы не дать врагу закрепиться на новом рубеже. 24 декабря, едва выйдя на Волхов, 4–я рота лейтенанта Г. Печеркина из 60–го полка 65–й стрелковой дивизии 4–й армии первой из волховцев с ходу форсировала реку. За нею последовал 2–й батальон 311–го полка той же дивизии. 25 октября южнее 4–й армии передовые части 52–й армии захватили небольшие плацдармы севернее села Грузино, у деревень Зеленцы, Лезно и Водосье, но развить успех не удалось⁸. Причина заключалась в том, что 23–24 декабря, накануне нашего наступления противник завершил отвод войск за Волхов на заранее подготовленные позиции, подтянул резервы живой силы и боевые средства. Более того, он в свою очередь сумел удержать плацдармы на восточном берегу (Кириши, Грузино, Дубцы). В ночь на 31 декабря во исполнение приказа Ставки о захвате плацдармов на западном берегу перешли в наступление вместе с 52–й армией отдельные прибывшие части 59–й армии. 376–й Кузбасской стрелковой дивизии, только что поступившей в состав 59–й армии, приказали разгромить чудовскую группировку противника, взять город Чудово, а затем наступать вдоль Ленинградского шоссе на Любань. Вместе с дивизией наступала 166–я отдельная танковая бригада. На левом фланге дивизии наносил удар на деревню Пертечно 1250–й стрелковый полк майора Н. П. Глушкевича, сформированный из шахтеров г. Прокопьевска. На правом фланге у деревни Пехово действовал 1248–й стрелковый полк дивизии, сформированный из химиков и горняков г. Кемерово. Полком командовал Герой Советского Союза батальонный комиссар (затем майор) В. Д. Доценко, участник финской войны. Во втором эшелоне дивизии находился 1252–й стрелковый полк, сформированный из металлургов и горняков г. Сталинска. Передовые полки форсировали Волхов. 2–й и 3–й батальоны 1248–го полка несколько часов вели жестокий бой за селение Рыбачий домик. К полудню 31 декабря 2–й батальон ворвался в Пехово, но дальше продвинуться не смог и почти весь погиб. В 3–м батальоне соседнего 1250–го полка к концу дня осталось в строю всего 25 человек. Тем не менее у Пехово и Пертечно образовался небольшой плацдарм. Сибиряки не прекращали атаки, стараясь его расширить. Только за один день 6 января 1942 г. они атаковали врага семь раз, но неприятель превосходил их огневой мощью. При этом немцы не отсиживались в теплых блиндажах, а сами непрерывно контратаковали. Особенно тяжело приходилось нашим бойцам на рубеже реки Мекша и на лесной поляне в 1,5 км южнее деревни Тушин Остров. Около месяца 376–я дивизия вела здесь наступательные бои. Потери были очень большие, особенно в 1252–м стрелковом полку майора Шурова, который из второго эшелона перевели в первый⁹.

Прочность вражеской обороны подтвердила новая попытка форсировать Волхов. Ее предпринял по своей инициативе и. о. командира 844–го стрелкового полка 267–й черниговской стрелковой дивизии 59–й армии капитан Б. Г. Назиров. В ночь на 1 января 1942 г. он послал полк в наступление с рубежей деревень Горелово и Шевелево на западный берег, на деревню Плотишно. На рассвете 4–я рота старшего лейтенанта В. Жачко ворвалась в Плотишно. Южнее 1–й батальон полка в рукопашном бою захватил деревню Ямно. Короткая артподготовка — и полк двинулся к деревне Копцы, которая располагалась на второй линии немецкой обороны у шоссе Новгород — Чудово, но враг опомнился и окружил полк. Пришлось пробиваться назад. Потери в полку были большие. За самовольство и. о. командира дивизии полковник И. Ф. Глазунов снял Назирова с должности и заменил капитаном В. А. Поспеловым¹⁰.

Командованию фронта стало ясно, что время упущено. Преодолеть рубежи врага с ходу, без подготовки, без оперативной паузы невозможно, тем более если вводить в бой прибывающие войска прямо с марша. Волховский фронт не был готов к наступлению. Но Мехлис торопил Мерецкова. А Сталин прислал Мерецкову личное письмо, написанное собственноручно:

«Уважаемый Кирилл Афанасьевич!

Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменивалось на мелкие стычки, а вылилось в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха.

И. Сталин. 29. 12. 41 г.»¹¹

После такого письма промедление с началом операции становилось равносильно смертному приговору, особенно если учесть, что наступление волховцев поддерживали не только соседние Ленинградский и Северо–Западный, но и все другие фронты. К концу 1941 г. обстановка на фронтах была в целом благоприятна для Красной Армии. На главном направлении — западном — ударные группировки немецкой группы армий «Центр» потерпели поражение в Московской битве и поспешно отходили, наши войска охватили фланги противника, создавалась возможность окружения и разгрома главных сил врага. На юге противник потерпел поражение под Ростовом, на севере — под Тихвином. 5 января 1942 г. в Ставке состоялось совещание по разработке плана зимней кампании 1942 г. И. В. Сталин под впечатлением последних побед Красной Армии настаивал на переходе в общее стратегическое наступление. Руководство Красной Армии предлагало иной вариант: сосредоточить главные усилия на западном направлении, где враг не успел восстановить боеспособность своих частей, пополнить здесь наши войска резервами и техникой и завершить разгром центральной группировки немцев. Относительно других направлений командование РККА считало, что на юге и под Ленинградом противник успел создать прочную позиционную оборону, для ее взламывания необходимы мощные артиллерийские средства, которыми Красная Армия временно не располагает и, следовательно, на этих направлениях необходимо ограничиться частными операциями, т. к. сил и резервов на все участки обширного фронта не хватит. Данную точку зрения разделяли маршал Б. М. Шапошников, генерал армии Г. К. Жуков и член ЦК ВКП(б) и Государственного Комитета Обороны Н. А. Вознесенский, заместитель председателя СНК СССР, один из кураторов советского военного хозяйства по вопросам оружия и боеприпасов. Последний специально подтвердил, что обеспечить общее наступление всех фронтов нет экономической возможности. План Жукова, Шапошникова и Вознесенского более соответствовал реальным возможностям войск и военной промышленности. Однако Сталин был увлечен мыслью о широком наступлении по всему фронту, он преувеличивал военное значение московской победы и других контрударов РККА зимой 1941 г. Точку зрения Сталина безоговорочно поддерживал маршал С. К. Тимошенко, бывший нарком обороны СССР и председатель Ставки ВГК (до июля 1941 г.), а в то время (5 января 1942 г.) член Ставки и заместитель наркома обороны. Спорить со Сталиным было бесполезно. Совещание приняло сталинский план операций. По этому плану Западный, Калининский и левое крыло Северо–Западного фронта должны были окружить и уничтожить главные силы группы армий «Центр» в районе Смоленска, Вязьмы и Ржева. Ленинградскому, Волховскому и правому крылу Северо–Западного фронта предстояло вместе с Балтийским флотом разгромить группу армий «Север» и освободить от блокады Ленинград. Юго–Западному и Южному фронтам приказывалось разгромить группу армий «Юг» и освободить Донбасс. Кавказский фронт и Черноморский флот очищали от врага Крым и снимали осаду Севастополя. Для перехода в общее наступление отводились кратчайшие сроки.

Уязвимость плана Сталина определялась несоответствием имевшихся сил стратегическим масштабам. Идея, положенная в основу плана, ни у кого не вызывала сомнений. Она заключалась в том, чтобы не допустить оперативной паузы в зимнем наступлении, не дать немцам опомниться. Фактически она уже осуществлялась на всех фронтах в виде частных операций. Так, 25 декабря 1941 г. Закавказский фронт (с 30 декабря 1941 г. Кавказский), Черноморский флот и Азовская военная флотилия начали Керченско–Феодосийскую десантную операцию — они высадили морские десанты на Керченском полуострове и в порту Феодосии. В результате в Крыму появился новый,

Крымский фронт с задачей очистить от врага Крым и деблокировать Севастополь. Однако для широкомасштабных, стратегически важных операций возможностей было явно недостаточно. К декабрю 1941 г. соотношение сил в действующих армиях СССР и Германии было примерно равным, за исключением авиации. СССР имел на фронте 4,2 млн. чел., 22,6 тыс. орудий и минометов, 583 установки реактивных снарядов, 1954 танка и 2238 боевых самолетов. Верхмат вместе с союзниками — 4 млн. чел., 26,8 тыс. орудий и минометов, 1940 танков и штурмовых орудий, 3280 боевых самолетов¹². Как видим, у СССР не было значительного превосходства ни в живой силе, ни по одному виду вооружений. Более того, Германия имела подавляющий перевес в самолетах. А между тем, азбука военной науки гласит, что наступающая сторона должна превосходить противника по крайней мере в 2 — 3 раза. Причем, превосходство немецких войск определяла не только авиация. Германская промышленность в отличие от советской могла в то время сравнительно быстро восполнять материальные потери верхмата. В СССР с начала войны интенсивность труда на промышленных предприятиях и транспорте непрерывно возрастала и все–таки общий уровень производства еще не достиг довоенного, т. к. многие заводы и фабрики остались на оккупированной врагом территории, а эвакуированные предприятия не успели заработать в полную силу. Фронт не мог еще получать вооружение и боеприпасы в потребных количествах. Из чего же исходил Сталин, планируя мощное наступление? Он надеялся на стратегические резервы, накопленные к декабрю 1941 г. Резервы были действительно велики, но по большей части они состояли не из танков и самолетов, а из живой силы. Таким образом, не полководческое искусство, не превосходство советской стратегии выдвигались на первое место, а людские массы, которыми Сталин привык распоряжаться как полновластный хозяин.

Итак, в конце 1941 г. ограниченность ресурсов не позволяла рассчитывать на успех крупных стратегических операций на всех направлениях одновременно с центральным. Не являлось исключением и северо–западное направление. Хотя внешне все складывалось здесь не так уж плохо. Погодные условия благоприятствовали — в лесисто–болотистой местности суровая зима сковала болота, реки, ручьи. Волховская группировка 18–й немецкой армии состояла из 14 пехотных дивизий, двух моторизованных и двух танковых. Волховский фронт с приходом двух новых армий (26–й и 59–й) и частей Новгородской армейской группы получал перевес над противником в живой силе в 1,5 раза, в орудиях и минометах в 1,6 раза, в самолетах в 1,3 раза¹³. На 1 января 1942 г. Волховский фронт объединял 23 стрелковых дивизии, 8 стрелковых бригад, одну гренадерскую бригаду (из–за нехватки стрелкового оружия была вооружена гранатами), 18 отдельных лыжных батальонов, 4 кавалерийских дивизии, одну танковую дивизию, 8 отдельных танковых бригад, 5 отдельных артполков, 2 гаубичных полка большой мощности, отдельный артполк противотанковой обороны, 4 гвардейских минометных артполка реактивной артиллерии, зенитно–артиллерийский дивизион, отдельный бомбардировочный и отдельный ближнебомбардировочный авиаполки, три отдельных штурмовых и 7 отдельных истребительных авиаполков и одну разведывательную эскадрилью¹⁴. Внешне, на бумаге, это представляло большую силу. Однако Волховский фронт имел к началу операции 1/4 боекомплекта, 4–я и 52–я армии были измотаны боями, в их дивизиях осталось 3,5 — 4 тыс. чел. вместо штатных 10–12 тыс. Лишь 26–я и 59–я армии имели полный комплект личного состава. Но зато у них почти совсем отсутствовали прицелы для орудий, а кроме того, телефонный кабель и радиостанции, что значительно затрудняло управлениями боевыми действиями. В довершение всего в двух новых армиях не хватало теплой одежды и это в лютую зиму 1941 — 1942 гг.! Необходимое имущество не успели подвезти, т. к. армии только сосредотачивались на Волхове, их тылы отстали. Личный состав 26–й и 59–й армий в значительной степени состоял из жителей Поволжья, Воронежа и Средней Азии, совсем не знакомых с климатическими условиями новгородских болот. Командовавший фронтом К. А. Мерецков впоследствии отмечал: «Командармы жаловались, да я и сам видел, что на солдат и даже на офицеров, привыкших у себя в родном краю к открытым просторам, лес и болото действовали удручающе. Люди боялись потеряться, тянулись друг к другу, путали боевые порядки, скучивались, создавая тем самым выгодные цели для ударов артиллерии и авиации противника»¹⁵. Еще хуже было то, что формировались армии в спешке и обучить людей хотя бы азам военного дела не успели. Исключением являлись только четыре отдельные стрелковые бригады (22–я, 23–я, 24–я и 25–я). Они формировались в октябре — ноябре 1941 г. в Харьковском военном округе как ударные курсантские бригады. Ядро их составили курсанты различных военно–учебных заведений. По свидетельству ветерана 23–й бригады М. М. Агапова, эти части имели высокую для того времени насыщенность автоматическим оружием: в каждой бригаде было 529 автоматических винтовок СВТ. Весьма немногие части Красной Армии в конце 1941 г. могли похвалиться таким количеством автоматического оружия, за исключением особых формирований. Но существенным недостатком СВТ было то, что они переставали стрелять при малейшем загрязнении. Курсантские бригады получили их взамен автоматов (пистолетов–пулеметов) ППШ и ППД, т. к. автоматов Красная Армия имела в то время весьма ограниченное количество. Например, в 327–й стрелковой дивизии находилось всего 100 автоматов ППШ, которыми вооружили отдельную роту автоматчиков¹⁶, а немецкие дивизии из 14785 чел. имели 859 автоматов, из 8326 чел. — 524¹⁷. Нужда в автоматах была в то время столь велика, что по воспоминаниям Г. К. Жукова, Сталин распределял их по фронтам чуть–ли не по–штучно¹⁸. Даже почти год спустя, в новом Уставе РККА подчеркивалось: «Автоматчиком может быть только лучший, отборный боец. Быстрота, смелость, внезапность и самостоятельность в действиях должны всегда сопутствовать автоматчику. Быстро и внезапно напасть, нанести огнем потери, посеять панику и так же быстро и бесследно исчезнуть — обычные приемы автоматчиков»¹⁹. То есть слабая насыщенность автоматическим оружием вплоть до осени 1942 г. заставляла смотреть на автоматчиков как на элитные десантно–диверсионные части.

В войсках фронта не хватало продовольствия, фуража, снарядов, орудийных передков, транспорта, радиостанций, телефонов, телефонного кабеля. Недостаток средств связи дополнялся тем, что даже наличную аппаратуру личный состав подразделений связи знал очень плохо и учился обращаться с нею уже в ходе боев. Это значительно снижало уровень управления войсками. К тому же новые штабы не успели сложиться в единый организм управления, их офицеры не имели опыта штабной работы, а с другой стороны — у многих строевых командиров полностью отсутствовал боевой опыт.

Артиллерия фронта перемещалась только на конной тяге, некоторое количество тягачей ХТЗ «Сталинец» появилось гораздо позже. Из–за малого числа танков почти нечем было сопровождать пехоту в наступлении. К. А. Мерецков вспоминал: «Когда я просил в Ставке танки и автомашины, то в те дни порой слышал, что эта техника, скорее всего явится обузой, безнадежно застряв в лесах и болотах. Самолетов же некоторое время мы совсем не получали. Опыт первых боев показал ошибочность подобных установок. Наша пехота из–за отсутствия танковой и авиационной поддержки вынуждена была ломать оборону противника штыком и гранатой, неся при этом большие потери. Там же, где удавалось организовать поддержку пехоты танками и авиацией, потерь было меньше, а успехи значительнее. Конечно, лесисто–болотистая местность и глубокий снежный покров создавали существенные трудности в использовании боевой техники, но они были преодолимы и с лихвой окупались»²⁰.

Военно–воздушные силы Волховского фронта создавались из различных частей, переданных из состава ВВС Ленинградского фронта. В боях за Ленинград эти части понесли большие потери. Авиаполками они оставались только по названию и фактически являлись эскадрильями. Бензина и авиабомб не хватало. В начале января в ВВС Волховского фронта насчитывалось 211 самолетов, но около половины из них составляли легкомоторные У–2, Р–5, Р–зет. Боевых самолетов имелось всего 118. Из них 71 истребитель типа И–16, Як–1, МиГ–3, ЛаГГ–3; 19 штурмовиков Ил–2; 6 пикирующих бомбардировщиков Пе–2 и 4 разведывательных Пе–2, а также 18 легких ночных бомбардировщиков У–2. Авиацией Волховского фронта командовал генерал–майор авиации И. П. Журавлев, штаб ВВС фронта возглавлял полковник И. С. Моргунов²¹.

Командование фронта неоднократно обращало внимание Ставки на трудности в обеспечении личным составом и всеми видами материального снабжения. Тыл Волховского фронта в то время еще не сложился, тыловые части и учреждения находились в процессе формирования и все снабжение шло прямо из центра в армии. Это было удобно для «старожилов фронта» — 4–й и 52–й армий, но не годилось для прибывающих «новичков» — 26–й и 59–й армий, т. к. грузы для них из центра продолжали идти по старым адресам дислокаций, собственные запасы находились еще в пути, а помочь им из своих тыловых складов фронт не мог, т. к. тыловая служба еще не сформировалась. После многочисленных жалоб К. А. Мерецкова Ставка прислала в конце декабря на Волховский фронт начальника артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронова. Воронов понимал трудности волховцев и на фронт приехал не с пустыми руками. По своей инициативе он взял с собой несколько вагонов с телефонным кабелем, прицелами, артиллерийскими передками. Снаряды Воронов не привез, но некоторое их количество прислал позже, опять–таки своей властью.

Воронов оказал фронту большую помощь, однако проблем оставалось слишком много. Главной, конечно, являлся недостаток техники и боеприпасов. Сталин знал об этом и обещал фронту после форсирования Волхова солидное пополнение — общевойсковую армию и 18 — 20 лыжных батальонов. Он не сомневался, что недостающие танки и самолеты вполне можно заменить десятками тысяч человеческих жизней. Перед началом наступления 26–ю армию переименовали во 2–ю ударную армию. Смысл переименования не ясен. Вероятно, хотели придать всей операции внешнюю солидность, поскольку ударные армии действовали на важнейших направлениях и предназначались для главного удара фронта в решительном наступлении. Всего во время Великой Отечественной войны в ударные армии преобразовали пять общевойсковых армий — четыре в декабре 1941 г., пятую — в декабре 1942 г. Ударные армии превосходили общевойсковые большей численностью (9–20 дивизий) и лучшей оснащенностью. Им дополнительно придавались крупные средства усиления — танковые, механизированные, кавалерийские корпуса. Но Волховскому фронту и здесь не повезло. Его главная сила — 2–я ударная армия в конце 1941 г. состояла всего лишь из одной стрелковой дивизии, шести стрелковых бригад и шести отдельных лыжных батальонов, т. е. по численности равнялась стрелковому корпусу. В качестве средств усиления она имела 160–ю отдельную танковую бригаду, 18–й отдельный артиллерийский полк Резерва Главного командования (РГК) со 150 мм гаубицами и два авиаполка — 121–й бомбардировочный и 704–й легкий бомбардировочный. Называть такое соединение ударной армией было по меньшей мере несерьезно. Правда, в ходе операции она получила новые части, в том числе в январе — феврале 17 отдельных лыжных батальонов, ей передали в оперативное подчинение несколько дивизий и тем не менее в 1942 г. она так и не достигла состава других ударных армий.

Начать операцию предполагалось в конце декабря. Однако наступление пришлось отложить, т. к. из состава 2–й ударной и 59–й армий на фронт в полном составе прибыла к тому времени одна дивизия (327–я), но к самой линии фронта она еще не подошла, а слабые атаки 4–й и 52–й армий результатов не имели. По просьбе К. А. Мерецкова наступление перенесли на 7 января. Надо было основательно подготовиться, т. к. противник успел прочно закрепиться на высоком берегу Волхова. Особое беспокойство Мерецкова вызывала подготовка 2–й ударной армии. 6 января на командном пункте 2–й ударной Военный совет фронта созвал совещание для проверки готовности штаба армии и прибывших подразделений к наступлению. Оказалось, что командарм Г. Г. Соколов не знал обстановки, не представлял даже приблизительно, где находятся прибывающие части армии, а в тактическом плане как полководец не смог подняться выше уровня гражданской войны. Современных методов ведения боя и большой операции он не представлял. Генерал–лейтенант Г. Г. Соколов до войны являлся заместителем наркома внутренних дел и, видимо, успешно выполнял в органах известные функции, но доверить ему армию можно было только в силу явного недоразумения. Командиры частей и соединений обижались на его поверхностное руководство. По словам Мерецкова, Соколов «брался за дело горячо, давал любые обещания. На практике же у него ничего не получалось. Видно было, что его подход к решению задач в боевой обстановке основывался на давно отживших понятиях и догмах. Вот выдержка из его приказа № 14 от 19 ноября 1941 года:

«1. Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг — аршин, им и ходить. Ускоренный — полтора, так и нажимать.

2. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок такой: завтрак — затемно, перед рассветом, а обед — затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать — хорошо, а нет — и на этом спасибо, благо день не особенно длинен.

3. Запомнить всем — и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что днем колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода — ночь, вот тогда и маршируй.

4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцами и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом!».

Ну чем не Суворов? — пишет далее Мерецков. — Но ведь известно, что Суворов, помимо отдачи броских, проникающих в солдатскую душу приказов, заботился о войсках. Он требовал, чтобы все хорошо были одеты, вооружены и накормлены. Готовясь к бою, он учитывал все до мелочей, лично занимался рекогносцировкой местности и подступов к укреплениям противника. Соколов же думал, что все дело — в лихой бумажке, и ограничивался в основном только приказами»²².

После совещания командование фронта постановило просить Ставку о замене Соколова другим командующим. Ставка медлила с ответом. А тем временем немецкой разведке удалось вскрыть подготовку фронта к наступлению и выявить направление главных ударов в районе Селищ, с плацдармов у Грузино и Киришей и в районе Погостья²³. Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал–полковник Ф. Гальдер во время войны вел дневник, где отмечал важнейшие события, происходившие на фронте и в ставке фюрера. 27 декабря 1941 г. он записал: «Ожидается наступление противника на волховском участке фронта и из района Ладожского озера. До настоящего момента противник предпринимал только небольшие атаки, которые удавалось отбить». 28 декабря Ф. Гальдер вновь отметил: «Множатся признаки того, что противник готовит новое наступление на Волховском фронте, а также из района Ладожского озера в южном направлении. В радиопереговорах принимает участие новый крупный штаб, который, по–видимому должен взять на себя общее руководство наступлением противника»²⁴.

Германское командование придавало Волховскому участку фронта огромное значение. Например, 5 января 1942 г. командир 422–го пехотного полка верхмата объявил в приказе: «Господин командующий генерал сказал мне вчера, что если мы не удержим Волхов, мы проиграем войну, удержим его — выиграем войну. Это стоит жизни…»²⁵. Не теряя времени, немцы заменили потрепанные в боях части свежими, а 39–й моторизованный корпус отвели в район Любани для отдыха и пополнения. Там же в резерве находилась 285–я охранная дивизия. Оборона врага на Волхове начала создаваться 20 августа 1941 г. специально на случай контрнаступления Красной Армии. Она состояла из нескольких полос. Первая шла непосредственно по западному берегу Волхова. За ней, в шести километрах западнее, вдоль железной дороги Новгород — Чудово–Ленинград проходила вторая линия. Оба рубежа были насыщены дзотами, пулеметными гнездами, артиллерийскими позициями и сильными узлами сопротивления. Причем саму насыпь железной дороги и рельсы немцы для оборонительных целей не использовали. Вероятно, берегли для хозяйственных нужд «рейха». Маскировке сооружений противник придавал большое значение. Даже дым от печных труб блиндажей отводил при помощи жестяных труб далеко в лес. Пространство между главными линиями обороны неприятель густо насытил минными полями и колючей проволокой, прикрыл пулеметным и артиллерийским огнем. Особенно тщательно прикрывались направления на Любань — Тосно, Вырица — Сиверская и на Новгород. Оборону волховских рубежей против 54–й армии Ленинградского и 4–й армии Волховского фронта держали 96–я, 269–я, 11–я и 21–я пехотные дивизии 1–го армейского корпуса верхмата; против 59–й армии — 291–я, 254–я, 61–я и 215–я пехотные дивизии и части СС; против 2–й ударной армии — 126–я, 250–я испанская (20 тыс. чел.), 225–я и 28–я легкие пехотные дивизии и весь 39–й моторизованный корпус; новгородское направление против 52–й армии прикрывали 58–я и 81–я пехотные дивизии²⁶. Автор надеется, что, сопоставляя силы сторон, читатель помнит: германская дивизия превосходила советскую на 4 — 6 тыс. чел., а кроме того, в тот период имела лучшее техническое оснащение.

Наши армии разворачивались вдоль реки Волхов с севера на юг: 4–й армии отводились позиции от Киришей до Завижи; 59–й — от Завижи до Дымно; 2–й ударной — от Дымно, Крупичино до Руссы; 52–й — от Руссы до озера Ильмень.

Начиная с 3 января прибывающие войска 2–й ударной армии начали на участке в 27 км сменять на позициях некоторые части 59–й армии, которая благодаря этому смогла уплотнить свои боевые порядки и выделить небольшой резерв²⁷. Успевшие прибыть отдельные лыжные батальоны придавались наступавшим частям. 39–й лыжный батальон направили в 24–ю отдельную стрелковую бригаду; 43–й лыжбат получила 59–я стрелковая бригада; 44–й попал в 327–ю стрелковую дивизию. Батальон № 40 держали в резерве во втором эшелоне у деревни Александровское²⁸.

К линии фронта войска двигались пешком по глубокому снегу. Тяжелая дорога и сильные морозы измучили людей. 3 января термометр показывал в районе Волхова — 42° ²⁹. Воин 327–й дивизии П. М. Герасимов вспоминал: «Шли только ночью; днем укрывались в лесу. Путь был нелегким. Чтобы пробить дорогу в глубоком снегу, приходилось колонны строить по 15 человек в ряду. Первые шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через 10 минут направляющий ряд отходил в сторону и пристраивался в хвост колонны… На пути встречались незамерзшие болотистые места и речушки с наледью на поверхности. Обувь намокала и промерзала. Просушить ее было нельзя, так как костры на стоянках разводить не разрешалось… Выбились из сил обозные кони. Кончилось горючее, и автомашины остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения и продовольствия пришлось нести на себе. И все же ночью 7 января наша дивизия подошла к линии фронта (…)»³⁰.

7 января 1942 г., не дожидаясь сосредоточения всех частей, не завершив подготовку к операции, Волховский фронт перешел в наступление. Но форсировать Волхов и закрепиться удалось лишь двум батальонам 1002–го стрелкового полка 305–й стрелковой дивизии 52–й армии и воинам 376–й и 378–й стрелковых дивизий 59–й армии. Воины 376–й дивизии под командованием подполковника Д. Н. Угорича несколько дней держались за Волховом севернее деревни Пертечно, уничтожили около полка гитлеровцев и отошли назад по приказу командования³¹.

Батальон 1256–го стрелкового полка 378–й дивизии овладел первой немецкой траншеей, но противник быстро опомнился, прижал атакующих к земле пулеметным огнем и контратаковал. Командир дивизии полковник И. П. Дорофеев ввел в дело вторые эшелоны полков, но огневое превосходство противника заставило вечером под прикрытием снегопада вернуться на исходные позиции. Это был первый бой дивизии, однако бойцы действовали храбро и уверенно. Например, когда вражеский снаряд вывел из строя расчет одного из орудий 944–го артполка, подносчик М. С. Лексин один продолжал стрельбу, взяв в помощники красноармейца из стрелкового взвода.

8 января 378–я дивизия предприняла новую попытку наступать после короткой артподготовки. Один батальон 1256–го стрелкового полка и рота 164–го отдельного танкового батальона вновь форсировали Волхов и захватили опорный пункт противника восточнее деревни Лезно. Неприятель неоднократно контратаковал, но батальон старшего лейтенанта И. Н. Соколова держался крепко и не сдал своих позиций³².

Однако отмеченные успехи имели место на второстепенных направлениях. В главной полосе наступления добиться перелома не удалось, там наши войска на участке Крупчино — Русса продвижения не имели. Причина заключалась в огневом превосходстве противника. Жесткие рамки утвержденного плана не позволили Волховскому фронту создать необходимый перевес в силах и средствах. Подходившие войска вводились в бой прямо с тяжелого марша. Их артиллерия сосредоточиться не успела. Немалую роль сыграло и то, что штабы всех уровней оказались не на высоте современных требований по организации боя. «Командиры и штабы, — писал К. А. Мерецков, — не сумели осуществлять управление частями и организовать взаимодействие между ними»³³. Между штабом фронта, штабами армий и соединений отсутствовала надежная связь. Особенно плохо была налажена связь во 2–й ударной армии. Из–за этого ядро 2–й ударной — четыре стрелковые бригады — начали наступление только 8 января, потому что приказы командарма поступили в части с опозданием на сутки. Можно представить, какое впечатление произвела задержка с получением приказа в штабах стрелковых бригад. Ротам и батальонам приказали немедленно начать форсирование реки. Противник их давно ждал, приготовил пулеметы и артиллерию. Перед форсированием нашим воинам предстояло еще преодолеть открытое пространство от мест расположения бригад до восточного берега Волхова. Здесь от больших потерь мог спасти только глубокий снег, но двигаться в нем было трудно, а замедлить движение не позволяли приказы.