Скифы, как и другие близкородственные им народы, обитавшие в I тыс. до н. э. в евразийских степях, не имели своей письменности, и потому их социальную и политическую историю приходится воссоздавать преимущественно на основе сведений, сохраненных в инокультурных источниках, и по археологическим данны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Скифы, как и другие близкородственные им народы, обитавшие в I тыс. до н. э. в евразийских степях, не имели своей письменности, и потому их социальную и политическую историю приходится воссоздавать преимущественно на основе сведений, сохраненных в инокультурных источниках, и по археологическим данным.

Имя скифов, известное нам прежде всего из сочинений греческих и латинских авторов, использовалось там в разных значениях. Зачастую древние писатели именовали скифами широкий круг народов, обитавших в ту эпоху на обширных пространствах евразийского степного пояса и обладавших во многом сходной культурой. Но тщательное изучение употребления этого имени в древних источниках свидетельствует, что сами себя именовали так лишь обитатели Северного Причерноморья и Приазовья или даже первоначально только одно племя, в первые века I тыс. до н. э. подчинившее себе прочее население этого региона и создавшее на этой основе мощный союз племен, позже переросший в раннегосударственное образование. Греческие поселенцы, начавшие с VII в. до н. э. активную колонизацию северного побережья Черного моря, первоначально вошли в соприкосновение именно с этим народом. Со временем, все более расширяя круг своих знаний об обитателях евразийских степей и обнаруживая в их культуре и образе жизни много сходного с тем, что уже было известно им о скифах, греки стали обозначать все народы этого круга именем того из них, который был знаком им раньше и лучше других. Так термин «скифы» приобрел расширительное значение. Но многие античные авторы сохранили понимание и его конкретного этноисторического смысла и отличали собственно скифов от других степных народов, имена которых также были им известны, — от савроматов, массагетов, йсседонов и т. д.

Историческая наука Нового времени издавна проявляла внимание к сведениям о скифах, сохраненным греко-римской традицией — в сочинениях Геродота, Страбона, Плиния Старшего и других авторов. Критический анализ этих текстов приобретал все большую глубину по мере накопления археологических данных, сопоставимых с древними свидетельствами. Интерес к древностям причерноморских скифов пробудился еще в конце XVIII в. Современная наука имеет уже достаточно полное представление об истории и культуре скифов и других народов широко понимаемого «скифского мира» евразийских степей.

К сожалению, почти полностью отсутствуют данные о скифском языке. Все, чем располагают ученые,— некоторое число личных имен и географических названий, оставшихся в иноязычных текстах. Но и этих остатков оказалось достаточно, чтобы определить: скифский язык принадлежал к иранской группе, входящей в индоиранскую ветвь индоевропейской семьи языков. Этноязыковая принадлежность других народов евразийского степного пояса остается более гипотетичной, но кое-какие данные имеются и на этот счет. Так, о савроматах — ближайших восточных соседях скифов — Геродот сообщает, что они якобы произошли от браков скифских юношей с амазонками и говорят на скифском языке, но «издревле испорченном». Иными словами, язык савроматов по существу диалект скифского. Отдельные дошедшие имена и названия свидетельствуют, что в евразийских степях обитали и иные ираноязычные народы.

Вопрос о происхождении скифов решается путем синтеза письменных и археологических данных. Из древних авторов наиболее подробно пишет об этом Геродот. Согласно его рассказу, скифы пришли в Причерноморье из Азии, вытеснив отсюда киммерийцев. Перекликается с этим известием сообщение Диодора Сицилийского, повествующего, что некогда скифы были слабым и немногочисленным народом и обитали на берегах Аракса, но затем усилились и завоевали Предкавказье и все северное побережье Черного моря. К сожалению, неясно, какую именно реку Диодор называет Араксом — древние авторы именовали так разные реки, и потому в науке существуют различные мнения о первоначальной зоне обитания скифов. Иногда, опираясь на Геродота, ее локализуют очень далеко на Востоке, к примеру в Центральной Азии. Но если вспомнить, что древние географы считали границей между Азией и Европой р. Танаис (совр. Дон), то правомерность этой гипотезы окажется серьезно поколебленной.

Скорее всего прародина скифов находилась не восточнее бассейна Волги (в некоторых древних источниках она именуется Ра, может быть, это и есть Араке?) или в крайнем случае Урала. Кстати, такое предположение лучше согласуется с данными лингвистики о зоне формирования иранских языков. В предскифское время в Северном Причерноморье и Нижнем Поволжье обитали носители одной археологической культуры — срубной. Видимо, одно из передвижений в пределах этого культурно однородного ареала, археологически почти неуловимое, и запечатлено в предании, зафиксированном Геродотом и Диодором.

Мнение Геродота, что все киммерийцы были изгнаны скифами со своей земли, также не подтверждается археологией: многое в культуре скифов обнаруживает прямую преемственность от культуры Причерноморья предшествующей поры. Скорее всего скифский союз племен образовался в ходе завоевания пришедшим с востока племенем близкородственных ему обитателей этой территории. Не исключено, что завоеватели были прямыми предками того из скифских племен, которое Геродот в V в. до н. э. знает под именем «скифов царских», сообщая, что они господствуют над остальными скифами, считая их своими рабами. Вероятно, именно это племя первоначально и было носителем самоназвания «скифы».

Согласно рассказу Геродота, после покорения Причерноморья скифы, преследуя бежавших киммерийцев, вторглись в Переднюю Азию. Это сообщение подтверждается данными древневосточных текстов, в которых вторгшийся народ именуется «шкуда» — другая передача того же этнического названия. Чаще, впрочем, всех северных пришельцев восточные писцы именовали «гимирри» — киммерийцы, и такое обобщенное их именование лучше всего говорит за то, что скифы и киммерийцы были близки между собой этнически и культурно. Скорее всего в действительности имело место не единовременное вторжение обитателей Причерноморья на древний Восток, а постепенное — несколькими волнами — их проникновение сюда начиная по крайней мере с конца VIII в. до н. э.

На протяжении всего VII в. до н. э. скифо-киммерийские военные отряды активно участвовали в политической жизни Передней Азии, вмешивались в конфликты между государствами, поддерживали одних, наносили удары другим. Позже, потерпев ряд поражении, скифы покинули этот регион и вернулись в Северное Причерноморье. С этого времени начинается примерно четырехсотлетний период их господства в причерноморских степях. Но пребывание скифов на Ближнем Востоке, знакомство с древневосточной цивилизацией не прошло бесследно, оставив заметный след в облике скифской культуры.

До упомянутых походов обитатели причерноморских степей (как и другие индоиранские народы на ранних стадиях их истории) не знали изобразительного искусства, ограничиваясь для декорирования своей бытовой и ритуальной утвари простейшим геометрическим орнаментом. Когда же социальное развитие скифского общества, особенно ускорившееся как раз в период завоевания скифами Причерноморья и походов их в Переднюю Азию, потребовало создания художественного языка, призванного воплотить определенные религиозно-мифологические концепции, связанные с представлениями об иерархической организации общества и о божественном происхождении института царской власти, для этой цели были использованы образы, заимствованные из древневосточного художественного репертуара.

Переосмысленные в духе собственно скифских концепций, эти образы закрепились в скифской культуре. По не вполне еще понятным исследователям причинам наибольшую популярность в Скифии приобрели различные изображения животных, послужившие основой для формирования знаменитого скифского звериного стиля — наиболее интересного и самобытного элемента скифской культуры. Для этого искусства характерно воплощение строго определенных образов — по преимуществу копытных животных, прежде всего оленей, а также кошачьих хищников и птиц,— изображаемых в нескольких каноничных позах. Эти мотивы служили главным образом для украшения предметов воинского снаряжения, конского убора, ритуальных сосудов. Совершенно очевидно, что все эти изображения имели в глазах скифов некое важное содержание, но вопрос о семантике скифского звериного стиля до сих пор составляет предмет дискуссий.

Одни исследователи придерживаются мнения, что в его основе лежат магические представления — стремление обеспечить обладателя этих изображений теми выдающимися качествами, которые присущи воплощаемым животным. Другие связывают их со скифской мифологией, полагая, что скифы мыслили своих богов как имеющих зооморфный облик. Иногда звериный стиль рассматривают как своего рода символическую знаковую систему, призванную воплощать общие представления о строении мироздания. Вопрос о смысловой нагрузке скифского анималистического искусства требует еще углубленной разработки. Как бы то ни было, искусство звериного стиля, сложившееся на основе синтеза древнеиранских представлений о мире и древневосточной иконографии, превратилось в наиболее яркое и самобытное явление скифской культуры.

Совершенно иной характер имело другое событие из истории взаимоотношений скифов с древним Востоком—их борьба против вторжения в их земли войск персидского царя Дария I. Нашествие огромных полчищ грозило Скифии большими несчастьями. Как это, однако, ни парадоксально, данный эпизод представляет для нас интерес прежде всего не как важная страница политической истории скифов, а с точки зрения исследования скифской культуры. Дело в том, что подробный рассказ об этой войне, сохраненный античными авторами (в первую очередь Геродотом), восходит, судя по целому ряду его особенностей, к собственно скифскому устному эпическому преданию. Фольклор любого народа отражает важнейшие аспекты истории его культуры, и его исследование чрезвычайно важно. Фольклор же скифов почти бесследно утрачен, и представления о нем можно составить лишь по скудным инокультурным его пересказам.

Согласно сохраненной Геродотом традиции, Дарий, переправившись через Дунай, в течение двух месяцев продвигался по причерноморским степям вслед за скифами, которые уходили, не принимая боя. Попытка персидского царя вызвать скифов на решающее сражение не принесла успеха. Скифы мотивировали свой отказ тем, что, не имея ни городов, ни обработанных земель, которые стоило бы защищать от врага, они не видят необходимости в активной борьбе, но просто продолжают вести обычный для них кочевой образ жизни. Тем не менее они постоянно тревожили персов мелкими набегами, нанося им существенный урон. В итоге войско Дария, пройдя по всей Скифии и некоторым соседним с нею землям, вынуждено было бежать из Причерноморья, понеся большие потери.

О реальных событиях скифо-персидской войны этот рассказ, судя по всему, содержит сведения весьма скудные. Даже описанный в нем маршрут не столько отражает истинный ход военных действий, сколько призван воплотить идею тотального характера конфликта и продиктован ритуально-магически-ми концепциями древних ираноязычных народов. Зато это повествование содержит интереснейшие данные о скифских обычаях, представлениях, культурных моделях. Примечательна описанная в нем величественная фигура вождя скифов царя Иданфирса — мудрого правителя и военачальника,— типичная для древнего эпоса.

После отражения персидского нашествия для Скифии наступает почти двухсотлетний период расцвета. Именно к этому времени относится абсолютное большинство исследованных археологами скифских памятников. Это по преимуществу погребальные курганы. Их размеры колеблются в значительных пределах: над погребениями рядовых воинов сооружались небольшие насыпи, которые теперь — после многовековой распашки и выветривания — едва возвышаются над уровнем земли; зато над могилами племенных вождей или царей сооружались гигантские земляные холмы, порой с применением и каменных конструкций.

Так, один из самых известных царских курганов Скифии — Чертомлык — накануне раскопок имел высоту более 19 м и окружность основания 330 м, а высота другого кургана — Александропольского — превышала 21 м. Под насыпью кургана размещалась могила. Чаще всего это так называемая катакомба — своеобразная пещера простой или усложненной конфигурации, вырытая под одной из боковых стенок глубокого (до нескольких метров) входного колодца. В погребениях знати таких камер могло быть несколько.

В пространстве камеры, а иногда и входной ямы размещался основной сопровождающий умершего инвентарь. В аристократических погребениях часто здесь же или в специальных дополнительных могилах укладывались тела погребаемых вместе с «владыкой» прислужников — оруженосца, конюха, служанки, а также предназначенных для умершего верховых коней.

В обряде похорон скифского вождя, по рассказу Геродота, участвовали все его подданные, силами которых и воздвигалась гигантская насыпь. Эти же люди были участниками тризны — поминального ритуала, следы которого часто находят при раскопках. Так, во рву, окружающем недавно исследованный украинскими археологами курган Толстая Могила (богатый, хотя и не слишком большой), были обнаружены кости такого количества съеденных в ходе тризны домашних и диких животных, которое позволяет полагать, что в похоронах принимало участие примерно 2,5—3 тыс. человек. Погребение рядового члена общества совершалось его ближайшими родственниками и друзьями.

Набор инвентаря в скифских могилах достаточно традиционен, хотя в аристократических курганах он, конечно, неизмеримо богаче, чем в рядовых. В мужских погребениях это прежде всего предметы вооружения. Справедливость замечания Геродота, что каждый скиф — конный стрелок, подтверждает наличие в могиле бронзовых наконечников стрел, а иногда и остатков самого лука. С формой скифского лука древние авторы сравнивали очертания Черного моря, прямая линия южного берега которого соответствует тетиве, а северное побережье — древку с изгибом в том месте, где находилась рука стрелка. О том, насколько тугим был скифский лук и какая сноровка требовалась при обращении с ним, свидетельствует сохраненный Геродотом миф о трех сыновьях родоначальника скифов, который, чтобы выбрать из них достойного претендента на царский престол, в качестве испытания предложил им натянуть тетиву на его лук; преуспеть в этом испытании смог, согласно скифской традиции, лишь младший из сыновей.

Распространенным оружием у скифов были также копья и мечи-акинаки, но последние чаще встречаются в аристократических, чем в рядовых, погребениях. В женских могилах обычной находкой являются простые личные украшения—серьги, перстни, браслеты, а также зеркала.

Значительно разнообразнее набор предметов, находимых в погребениях знати. Основные категории вещей здесь те же самые, но типы их многообразнее, а убранство— богаче. Ножны акинаков и гориты — футляры для лука и стрел — часто украшены золотыми пластинами, снабженными ритуально-мифологическими изображениями. Пышно украшен золотыми накладками и ритуальный женский головной убор. Золотыми бляшками с изображениями расшивались одежда погребенных и покрывала, которыми завешивали стенки погребальной камеры. Очень часты в аристократических погребениях ритуальные сосуды различных форм — шаровидные кубки, ритоны, открытые чаши с двумя горизонтальными ручками. Подобные сосуды изготавливали из драгоценных металлов или из дерева с металлическими обкладками. Все эти предметы помимо указания на необычайное богатство скифской аристократии важны тем, что содержание украшающих их изображений отражает скифские представления о власти вождей и царей как о богоданном установлении: ее сакральный характер подтверждался композициями на мифологические сюжеты.

Многие изделия этого типа являются продукцией не собственно скифских, а греческих мастеров. Поскольку сами скифы по сути не знали изобразительного искусства, создать изобразительные воплощения их мифов предстояло эллинскому миру. Формирование специфического греко-скифского искусства — процесс, в котором были в равной мере заинтересованы обе стороны: для скифов это был путь к получению памятников, воплощающих их идеологические концепции, а для греков — обеспечение рынка сбыта своей художественно-ремесленной продукции.

Чтобы надежнее закрепиться на этом рынке, эллинские мастера не просто импортировали в Скифию свою серийную продукцию, но, приспосабливаясь к вкусам и запросам скифской знати, изготавливали памятники, специально предназначенные для сбыта в скифской среде. Разнообразные предметы этой серии, полученные в процессе раскопок богатых скифских курганов и украшающие музейные собрания СССР, по стилистическому облику принадлежат античной художественной культуре, воплощая высшие ее достижения — динамизм, пластичность, достоверность и жизненность в передаче человеческого и звериного тела. Но по содержанию большинство украшающих эти предметы изображений связано с присущими скифскому миру представлениями, и потому они служат бесценным источником для воссоздания присущих скифам идеологических концепций.

Так, на электровом кубке из кургана Куль-Оба, раскопанного в Крыму свыше 150 лет назад, представлены сцены уже упомянутого мифа о трех сыновьях скифского первопредка: два старших брата изображены в тот момент, когда они залечивают травмы, полученные при неудачных попытках натянуть тетиву на отцовский лук, а третий из братьев — преуспевшим в этом испытании. Тот же сюжет запечатлен на серебряном сосуде из кургана, раскопанного в окрестностях Воронежа, но его изобразительная трактовка в этом случае иная: мы видим изгнание из страны двух старших сыновей и вручение младшему отцовского лука как символа власти над Скифией.

Специального внимания заслуживает золотая ажурная пектораль из кургана Толстая Могила. Греческий художник запечатлел на ней сложную систему скифских космологических представлений: нижний фриз трехъярусной композиции символизирует потусторонний мир — зону господства хаоса и сил смерти, а верхний — мир людей, противостоящий хаосу «космос». В среднем фризе чудесное сплетение растительного орнамента символизирует «Мировое дерево», соединяющее два столь несхожих мира. В центральной сцене верхнего фриза представлено ритуальное действо— шитье одежды из овечьего руна, которому многие народы древности приписывали магическую способность обеспечивать богатство и, в частности, плодовитость скота.

Бытуют в греко-скифском искусстве и другие обрядовые или мифологические сцены. Так, на большой серебряной вазе из кургана Чертомлык плечики украшены сценами жертвоприношения коня в точном соответствии с описанием этого скифского ритуала, который сохранился у Геродота.

Многие парадные и ритуальные предметы из скифских курганов снабжены изображениями на сюжеты греческих мифов и сказаний. Здесь можно встретить Геракла, Афину, Горгону Медузу, эпизоды Троянской войны. Иногда эти композиции толкуются как свидетельство распространения в скифской среде эллинских культов, однако вероятнее, что подобные изображения переосмыслялись скифами, трактовавшими их как иллюстрации к собственным мифам и воплощение своих богов и героев.

Согласно данным Геродота, особым почитанием у скифов пользовались семь главных богов. Первое место среди них принадлежало Табити — богине огня, стихии, считавшейся особо священной у всех индоиранских народов древности. Следом за ней в скифской религиозно-мифологической иерархии почитали супружескую пару — божества неба и земли Папая и Апи, считавшихся прародителями людей и создателями всего земного мира. Четыре бога третьего «разряда» олицетворяли, видимо, этот земной, телесный мир. Среди них наиболее известен нам бог, воплощенный в древнем железном мече. Eiо скифское имя до нас не дошло, но зато Геродот подробно описывает способы поклонения ему. По словам историка, в каждой из областей Скифского царства сооружался из хвороста гигантский алтарь, посвященный этому богу. Водруженному на вершине алтаря мечу-акинаку приносили в жертву домашних животных и каждого сотого пленника.

Общескифской святыней был, по-видимому, огромный бронзовый котел, находившийся в урочище Эксампей, в междуречье Днепра и Южного Буга: по свидетельству Геродота, котел этот был отлит из бронзовых наконечников стрел, снесенных сюда — по одному от каждого воина — по велению скифского царя Арианта, желавшего таким образом выяснить численность своих подданных. Котел, конечно, не сохранился, но о его форме можно судить по многочисленным бронзовым котлам, зачастую находимым в скифских курганах. Что же касается размеров находившегося в Эксампее котла, то данные Геродота на этот счет, несомненно, преувеличены и имеют чисто легендарный характер.

В соответствии с древней индоиранской традицией скифское общество делилось на три сословия— воинов, жрецов и рядовых общинников: земледельцев и скотоводов. Каждое из сословий вело свое происхождение от одного из сыновей первопредка и обладало своим священным атрибутом. Для воинов им служил боевой топор, для жрецов — чаша, а для общинников — плуг с ярмом. Скифский миф повествует, что эти золотые предметы упали с неба в начале мира и с тех пор стали объектом почитания у скифских царей.

К мифической эпохе первотворения традиция относит и формирование политической структуры скифского царства, во главе которого стояло три царя. Такая политическая организация существовала, как мы знаем, и в эпоху скифо-персидской войны. Ее крушение относится к середине IV в. до н. э., когда царь Атей стал единовластным правителем Скифии. Эпоха Атея, к которой относятся почти все наиболее известные богатые скифские курганы,— период последнего подъема могущества скифов. Внутренние причины последовавшего затем упадка Скифии еще не вполне ясны исследователям.

Лучше известны нам способствовавшие этому внешние факторы. Так, античные источники сохранили сведения о серьезном поражении, нанесенном скифам в 339 г. до н. э. Филиппом Македонским, когда в сражении погиб и сам скифский владыка Атей, к тому времени уже 90-летний старец. Но главную роль в крушении Скифии сыграло нашествие с востока, из приуральских степей, сарматов — народа, принадлежавшего к той же, что и скифы, этноязыковой семье. Ко II в. до н. э. сарматы заняли уже все днепровское левобережье, а несколько позже проникли и на правый берег Днепра.

Описывая сарматское нашествие на Скифию, Диодор Сицилийский сообщает, что они опустошили значительную ее часть и, «поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню». Конечно, уничтожить все население Скифии эта катастрофа все же не могла. Остатки скифского населения сохранились, в частности, в многочисленных укрепленных городищах, возникших в это время по обоим берегам Днепра. В культуре их обитателей слились черты, унаследованные от эпохи расцвета Скифского царства, и те, что были принесены новым населением Причерноморья —

сарматами. Но то была уже новая страница в истории региона.