СТОЯНИЕ НА УГРЕ

СТОЯНИЕ НА УГРЕ

С объединением русских земель возникли исторические предпосылки для освобождения страны от ига иноземных завоевателей. Какую роль сыграла церковь в событиях, вернувших государству независимость? Чтобы ответить на этот вопрос, надо обратиться к военной и дипломатической истории России.

В то время, как Россия сумела преодолеть феодальную раздробленность, Золотая Орда переживала распад. На ее территории подле Большой Орды возникли Ногайская, Крымская, Казанская, Астраханская и Сибирская. Древний трон золотоордынских ханов находился в руках Ахмат-хана, властителя Большой Орды, которому принадлежали обширные пространства от Волги до Днепра. Хану пришлось вести длительную и кровавую борьбу с Крымом, к тому же он столкнулся с неповиновением знати в собственном ханстве. С трудом Ахмат-хан положил конец смуте в Большой Орде и возродил сильную власть.

После Мамаева побоища старая система господства ханов над Русью расшаталась. Великие князья московские, пользуясь междоусобиями в Орде, не раз выходили из-под власти ханов, отказывались платить им дань или же посылали «царю» легкие «поминки», определяя их размеры по собственному усмотрению.

Ахмат-хан дважды снаряжал войска, чтобы добиться покорности от Ивана III. В 1472 году он напал на Русь, собрав «всю силу великую ордынскую». Русские ждали неприятеля на главных переправах через Оку — под Коломной и у Серпухова. Но, против обыкновения, ордынцы не пошли к Коломне, а отклонились на запад, поближе к литовской границе. Король Казимир обещал Ахмат-хану военную помощь. Миновав Дон, татары подошли к Алексину, стоявшему неподалеку от литовского замка Любутска. Спалив Алексин, Ахмат-хан попытался переправиться через Оку, но был отбит московскими ратниками и подоспевшими полками удельных князей Василия Верейского и Юрия Серпуховского. Хан выжидал долгих девять лет, прежде чем решился на новое вторжение. Момент он выбрал подходящий. Казалось, против России ополчились все ее соседи. С запада ей грозил войной король Казимир. Псков подвергся нападению войск Ливонского ордена. С юга надвинулись татары. В довершение бед в стране началась смута. Новгородские бояре, не смирившиеся с утратой вольностей, ждали благоприятного момента для выступления против власти Москвы. Их планам сочувствовал местный архиепископ Феофил — недавний глава совета господ в Великом Новгороде.

Оценив момент, Казимир спешно направил послов в Орду, чтобы подтолкнуть Ахмат-хана к войне с Москвой. Властитель большой Орды недолго колебался. Весной 1480 года он провел первую разведку. Высланный им летучий отряд конницы разорил волость Беспуту, к югу от Оки. Вслед за тем татары развернули коней и исчезли в степи. Московские полки тотчас заняли оборону на Оке, но тревога оказалась ложной. Летом Ахмат-хан завершил приготовления к войне и сам двинулся к русским границам. С ним шла «вся Орда, и братанич его царь Касым, да шесть сынов царевых, и бесчисленное множество татар с ними».

Не медля ни дня, Иван III направил наследника — сына Ивана Ивановича — с полками в Серпухов. Основанный братом Дмитрия Донского Серпухов располагал превосходными укреплениями и надежно прикрывал подступы к Москве с юга. Последним владельцем Серпухова был удельный князь Юрий, наводивший страх на ордынцев. Но его уже не было в живых. Едва Орда вышла в верховья Дона, Иван III отправился из Москвы в Коломну и занял переправы через Оку на торной дороге из Орды на Русь. По летописям, произошло это то ли 23 июня «в неделю» (в воскресенье), то ли 23 июля. В 1480 году 23 июня приходилось на пятницу, тогда как 23 июля соответствовало воскресенью («неделе»). Отсюда можно заключить, что из двух летописных дат более достоверна вторая.

Некогда Орда могла выставить в поле до 200 тысяч всадников. После отделения Крыма, Казани, Сибири, ногайцев численность войск Большой Орды заметно уменьшилась. Ахмат-хан едва ли мог собрать более 30–40 тысяч воинов. Располагая такими силами, он не решился идти к Коломне, чтобы помериться силами с русскими один на один. В Орде не изгладилась память о недавнем бегстве из-под Алексина. Пока Орда маячила в степи поблизости от Дона, Иван III успел собрать немало сил. Независимость от Москвы сохраняли лишь Тверь, Рязань и Псков. Но и они подчинялись приказам из Москвы. Тверской князь прислал войско в помощь Ивану III. Псков должен был позаботиться о своей обороне от «немцев». Хуже оказалось другое. Великий князь вынужден был держать крупные силы в Новгороде, опасаясь боярского мятежа. В условиях начавшейся феодальной смуты любой из московских городов мог подвергнуться нападению со стороны мятежных удельных войск. Пока не минула смута, великий князь мог лишь частично использовать городские ополчения для обороны южных границ.

Более двух месяцев Иван III ждал татар на Оке. Все это время Ахмат-хан провел в полном бездействии вблизи московских границ. Наконец татары, обойдя памятное для них поле Куликово, вступили в пределы Литвы. По словам осведомленного летописца, хан пробыл в Литве шесть недель. Отсюда следует, что Орда пересекла литовский рубеж не позднее 23 сентября. Ахмат-хан не желал повторять алексинскую ошибку, когда ввязался в бой с русскими, не дождавшись помощи от Казимира. Теперь он стоял на территории союзника, и ничто не мешало объединению их сил.

Узнав о движении Орды на северо-запад, Иван III велел сыну и воеводам перейти из Серпухова в Калугу, чтобы прикрыть подступы к столице со стороны Угры. 30 сентября великий князь вернулся в Москву для совета и думы с боярами и высшим духовенством. Согласно отчету официальной летописи, Иван III пробыл в Москве четыре дня, чтобы город «окрепить» и подготовить его к осаде. В столице было собрано «многое множество народа от многих градов». Оборону города Иван III поручил наместнику московскому — главе Боярской думы Ивану Юрьевичу Патрикееву. Духовенство, дума и население умоляли государя «великым молением, чтобы стоял крепко за православное христьянство противу безсерменству». Тем временем Орда придвинулась вплотную к русским границам. Следуя от Мценска на север, Ахмат-хан переправился через Оку к югу от Калуги. Воеводы, не зная в точности, откуда последует удар, расположили свои полки «по Оке и по Угре на 60 верст». Броды, захваченные татарами, находились на территории Литвы, и московских войск там, естественно, не было.

Орда с ее бесчисленными повозками и стадами растянулась на десятки верст. Перейдя Оку вброд, кочевники устремились к Угре, по которой проходила граница между Литвой и Русью. По одному летописному известию, татары появились на Угре в пятницу 6 октября, по другому известию — «октября в восьмой день в неделю в час дни». Оба известия определяют день недели с абсолютной точностью. Как видно, в разных местах Угры татары вошли в соприкосновение с русскими в разное время.

Начавшись во второй половине дня 8 октября, ожесточенные бои на переправах через Угру продолжались четыре дня. Русские, повествует летописец, «сташа крепко» против безбожного Ахмат-хана и «начаша стрелы пущати и пищали и тюфяки и бишася четыре дни». Известия об ожесточенных боях на Угре, по-видимому, застали Ивана III в пути. Вместо того чтобы поспешить к месту сражения, великий князь остановился лагерем «на Кременце с малыми людьми, а (ратных. — Р.С.) людей всех (находившееся при нем войско. — Р.С.) отпусти на Угру».

После завершения боев на переправе началось знаменитое «стояние на Угре», продолжавшееся целый месяц. В дни стояния Иван III, желая выиграть время и дождаться подхода удельных полков, вступил в мирные переговоры с Ордой. С началом переговоров Ахмат-хан отошел от переправ и остановился в Лузе, в двух верстах от берега.

Король Казимир спровоцировал нападение Орды на Русь к своей же беде. Татары оставались на Угре, пока не разграбили всю округу в поисках продовольствия и фуража. Не сумев преодолеть московский рубеж, они отхлынули от Угры и принялись разорять литовские земли. Царевичи и мурзы распустили «облавы» сначала в ближайших уездах (Воротынск, Серенек, Опаков, Перемышль, Козельск), а затем и в более отдаленных местах (Белев, Одоев, Мценск). Некоторые историки усматривают в действиях Ахмат-хана определенный политический смысл. Орда задалась целью усмирить «верховские княжества», где начались антиордынские выступления и назревал заговор князей, намеревавшихся перейти под власть московского князя. В действительности заговор князей имел место много лет спустя. Татары старались не ввязываться в войну с местными князьями. Они «не взя» ни одного из княжеских замков и городков, зато «волости все плени и полон вывели». Ордынцы грабили исключительно деревни, забирали скот и хлеб, а жителей уводили с собой. По словам современников, хан велел отправить полон в Орду «за много дни» до отступления с Угры. Нападения на волости, принадлежавшие союзнику Орды Казимиру, были грабежом и ничем больше.

После начала мирных переговоров татары лишь однажды решились возобновить военные действия против московских воевод. Мурзы, грабившие окрестности Опокова, попытались захватить находившиеся поблизости броды и «перелести Угру, а не чая туто силы великого князя». Но воеводы выставили заставы на всех угорских переправах, что и решило исход дела. Бой под Опоковом имел место до наступления морозов и ледостава, ибо позже борьба за броды уже утратила смысл. В этом бою с обеих сторон участвовали, видимо, небольшие силы.

Русские полки обороняли Угру, пока в том была необходимость. С Дмитриева дня (26 октября) зима вступила в свои права, «и реки все стали, и мразы великыи, яко же не мощи зрети». Угра покрылась ледяным панцирем. Теперь татары получили возможность перейти реку в любом месте и одну за другой уничтожить заставы, прикрывавшие броды на обширном пространстве от Калуги до Опокова. Орда без труда могла прорвать боевые порядки русской армии, растянувшиеся на десятки верст. В таких условиях в окружении Ивана III обострились разногласия. Одни его советники предлагали без промедления отступить к Москве, а если понадобится, еще дальше — на север. Другие требовали решительных действий против татар.

В Москве с нетерпением ждали известий о сражении с неприятелем и разгроме Орды. Вместо того столица узнала о мирных переговорах с Ахмат-ханом и готовящемся отступлении русских войск с Угры. Весть произвела тягостное впечатление на столичное население, и митрополит Геронтий созвал священный собор, чтобы укрепить воинство для одоления поганых. В послании Ивану III от 13 ноября 1480 года Геронтий «купно» с Вассианом Ростовским и прочим духовенством писал, что «соборно» благословляют великого князя, его сына Ивана, братьев Андрея и Бориса, бояр и всех воинов на ратный подвиг.

Опала научила Геронтия благоразумию и осторожности. Митрополичье послание было выдержано в торжественном, велеречивом стиле, и из него невозможно было понять, что встревожило отцов церкви.

Архиепископ Вассиан Рыло участвовал в соборном обращении к армии, но в качестве духовника Ивана III он послал ему еще и отдельное личное послание. Письмо имело традиционное начало. Вассиан превозносил достоинства государя, хвалил наследника за победу над агарянами. «Радуемся и веселимся, — писал он, — слышаше доблести твоя и крепость и твоего сына богом данную ему победу (имеются в виду бои на Угре в начале октября. — Р.С.) и великое мужество и храбрость…» Но далее в письме звучали критические ноты. Обличения затрагивали лично Ивана III и его ближайшее окружение. По этой причине Вассиан прибег к иносказаниям. Дмитрий Донской, писал он, не убоялся «татарского множества», не отступил, «не рече в сердце своем: жену имею, и дети, и богатство многое; аще и землю мою возмут, то инде вселюся». Иван III сам дал повод для злословия. По случаю нашествия Орды он велел вывезти казну из Москвы на Белоозеро и отослал туда жену Софью Палеолог с малолетними детьми. Великий князь желал отправить на север также и свою мать. Но та отказалась подчиниться воле сына и вернулась в Москву, где ее ветре тили с ликованием. Отъезд «римлянки» вызвал негодование народа. Вассиан взялся выразить общее настроение. Похваляя Дмитрия Донского, он обличал малодушие Ивана III. Смысл его слов был понятен каждому современнику.

Вассиан Рыло заклинал Ивана III не слушать злых советников — «духов лстивых» и давних «развратников», шепчущих в ухо державному «льстивая словеса», советующих ему «не противитися сопостатом, но отступити и предати на расхищение волком словесное стадо христовых овец». Вместе с тем духовник выражал крайнюю тревогу по поводу начатых Иваном III мирных переговоров с «бесерменином Ахматом». «Ныне же слышахом, — писал Вассиан, — Ахмат погубляет христиан… тебе же пред ним смиряющуся, и о мире молящуся, и к нему пославшу». В Москве, по-видимому, были плохо осведомлены о целях и характере мирных переговоров, затеянных Иваном III. Рисуя образ князя, смиренно молившего Орду о мире, архиепископ впадал в риторическое преувеличение, далеко отклоняясь от истины.

Вассиан недолго прожил после описанных событий. Его послание Ивану III оказалось последним заветом. На современников письмо святителя произвело огромное впечатление своей смелостью, пафосом и литературными красотами. То, что духовник был благожелателем великого князя, ни у кого не вызывало сомнений. Все это объясняет, почему письмо Вассиана оказало огромное влияние на формирование летописной традиции.

Версию Вассиана приняли летописцы самых разных направлений, хотя каждый дал ей свое истолкование. Ростовский летописец, как и официальный московский, одинаково считали, что Иван III отвел полки с Угры из страха перед татарами, но вину за отступление возлагали на злых советников. Великий князь приказал «отступити» к Кременцу, «боящеся татарьского прехождения, а слушая злых человек, сребролюбец богатых и брюхатых, иже советуют государю глаголюще: поиди прочь, не можеши с ними стати на бои». Московская летопись не только возлагала всю вину на злых советников, но и подсказывала имя главного из них — сам дьявол «тогда усты Мамоновы глаголише». Ростовский летописец дополнил картину, упомянув о панике в столице: «В граде же Москве всем в страси прибывающим… ни от кого же помощи ожидающи…» Мысль, будто столица была брошена на произвол судьбы, подготовляла читателя к мысли, что Россию спасла не ее армия, а чудесное вмешательство богородицы. «Тогда же, — утверждали летописцы, — бысть преславное чюдо пресвятыя богородица, и бе дивно тогда видети, едини от другых бежаху, и не кто же женяше»; ордынцы в страхе бежали в степи, а русские «побегоша на Кременец».

Ростовский летописец избегал чернить Ивана III, но не пощадил его жены — «римлянки». «Тоя же зимы, — записал он, — прииде великая княгиня Софья из бегов, бе бо бегала на Белоозеро от татар, а не гонял никто…» В поездке Софью сопровождали бояре В. Борисов-Бороздин, А. М. Плещеев и многочисленная дворовая челядь. По словам того же летописца, население Севера пострадало от «боярских холопов — от кровопивцев крестьянских» пуще, чем от татарского набега.

Московская летопись, составленная в церковных кругах в конце XV века, пошла значительно дальше ростовской в обличении великого князя. Автор летописи объединил сделанные ранее записи, дополнил их и придал им новое звучание. Списав текст об отступлении Ивана III к Боровску и советах «злых человек», летописец продолжал рассказ: «И ужас наиде на нь (Ивана III. — Р.С.) и восхоте бежати от брегу, а свою великую княгиню римлянку и казну с нею посла на Белоозеро… а мысли: будет… царь перелезет по сю страну Оки и Москву возмет и им бежати к окияну-морю». Слова насчет малодушия и трусости Ивана III дают летописцу повод обратиться непосредственно к письму Вассиана. Находившийся в Москве владыка узнал, что Иван III хочет «бежати» от татар, и написал ему письмо. Составитель летописи включил в свод полный текст послания, а затем прокомментировал его. Поражают, с одной стороны, бесспорная осведомленность книжника и, с другой, его пристрастность.

Официальная летопись ограничилась тем, что глухо упомянула о дьявольских советах «Мамоновых». Церковный автор раскрыл полные имена «злых советников» и использовал случай для прямого осуждения Ивана III. Великий князь, писал он, не послушал «писания владычня… но советников своих слушаше Ивана Васильевича Ощеры, боярина своего, да Ондрея Григорьевича Мамона… те же бяху бояре богати…» Называя советников «богатыми боярами», летописец далее разоблачал корыстные мотивы, побуждавшие их отстаивать необходимость отступления перед татарами. В действительности Мамона и Ощера не принадлежали к кругу влиятельных и богатых бояр. Мамона был сыном боярским, а Ощера носил низший думный чин окольничего. Церковный писатель вложил в уста советников такие речи: «Те же бояре великому князю, ужас накладываючи, воспоминаючи еже под Суздалем бои отца его с татары, како его поимаша татарове и биша…» Как видно, Ощера напомнил князю о пленении татарами Василия II, что послужило толчком к последнему страшному взрыву феодальной войны в стране. Удельный князь Шемяка захватил Василия на богомолье в Троице и ослепил его. Заняв Москву, Шемяка провозгласил себя великим князем, а слепого Василия отправил в заточение. Верные слуги, среди которых был и Ощера, пытались вызволить Василия из беды, но потерпели неудачу и сами чуть не лишились головы.

Церковный автор был осведомленным человеком, и, если отбросить его навязчивое стремление оклеветать Мамону, тогда станет ясным, что советники Ивана III вовсе не были предателями, только и думавшими о том, чтобы выдать христиан басурманам. Памятуя о недавнем прошлом, эти советники считали, что личное участие великого князя в боях с татарами сопряжено с неоправданным риском. В случае пленения Ивана III Москву могли захватить либо татары, либо мятежные удельные князья.

Вассиан не боялся говорить правду в лицо державному, и именно это дало церковному автору повод изобразить его подлинным обличителем Ивана III. С этой целью автор сочинил следующую историю. Получив послание владыки, князь не послушал его мужественных советов и с Оки «побежа на Москву». Там его «срете» митрополит и сам Вассиан. «Нача же владыка Вассиан зле глаголати князю великому, бегуном его называя, еще глаголаше: вся кровь на тебе падет хрестиянская, что ты, выдав их, бежишь прочь, а бою не поставя с татары и не бився с ними». Можно с полным основанием утверждать, что речь Вассиана была вымышлена от первого до последнего слова. Иван III действительно ездил с Оки в Москву, но произошло это задолго до получения им письма Вассиана. Как сообщает официальная летопись, князь стоял в Коломне с 23 июля, а 30 сентября приехал на четыре дня в Москву для подготовки города к осаде. В то время татары еще не перешли русскую границу и не вступили в бой с русскими полками. Вассиан попросту не имел повода упрекать Ивана в том, что тот трус и бегун, что он выдал христиан врагу. Обстановка на границе не вызывала тревоги. Русская армия заняла оборону на Оке, что и вынудило татар уйти с прямого пути на Москву к Калуге.

Чтобы оттенить трусость Ивана III, церковный автор утверждал, будто тот, будучи в Москве, писал письма сыну Ивану, веля ему бросить армию и присоединиться к отцу. Однако наследник не послушал его приказа, «мужество показа… а не еха от берега, а христьянства не выда». Население Москвы громко роптало на трусливого государя. Князь же не осмелился жить в своем кремлевском дворце, а почему-то оставался в Красном Селе (к востоку от Москвы), «бояся гражан мысли злыя поимания».

Современники знали, что Иван III лишь однажды приезжал в Москву с Оки, а именно после длительного стояния в Коломне. Церковный автор уточняет, что, покидая Оку, князь «сам велел сжещи» Каширу. Однако при описании посещения им Москвы автор допускает полную хронологическую путаницу. Иван III якобы пробыл в Москве не четыре дня, а две недели. Затем владыка (Вассиан) «едва умолил его» ехать на границу, после чего тот «ста на Кременце, задалеко от берега».

Церковный автор крайне пристрастно изображал поведение удельных князей Андрея Большого и Бориса. Подняв мятеж, они ушли из Углича к литовской границе. Ввиду угрозы татарского вторжения Иван III послал к братьям во Ржев архиепископа Вассиана Рыло и бояр с предложением: «Возвратитес на свои отчины, а яз вас хочю жаловати, а даю тебе князю Андрею к твоей отчине и к матери нашей данью Колугу да Олексин». Однако братья, домогавшиеся доли в завоеванном Новгороде, отклонили предложение Ивана III. Война с Ордой в конце концов вынудила удельных князей пойти на мир с Иваном III. С границы они двинулись в Псков.

Автор церковной повести постарался обелить Андрея и Бориса и изобразил их как миротворцев. Если князья не сразу прибыли в Кременец, то произошло это по причине нападения ливонских рыцарей на Псков. Удельные князья двинулись на помощь псковичам, что и вынудило немцев отступить. Рыцари в самом деле осаждали Псков с 28 августа в течение пяти дней, а псковичи обращались за помощью к Андрею и Борису в Великие Луки. Но удельные князья прибыли с опозданием на три дня. Псковичи просили их принять участие в походе против Ливонского ордена, но они «не поидоша в немцы» и не «учинили» ничего доброго, лишь «пограбили» псковские волости.

Официальный летописец кратко упоминает о прибытии в Москву послов от Андрея и Бориса. Но ростовский летописец уточняет, что инициатором примирения было духовенство, по челобитью которого Иван III велел матери послать гонцов к братьям с обещанием «их жаловати». Мятежники покинули Псков 13 сентября. Наступила осенняя распутица, и, вероятно, удельные войска потратили более месяца, чтобы добраться от Пскова до Кременца. Ожидая их прибытия, Иван III и затеял переговоры с Ордой. Вассиан упомянул об этих переговорах в своем послании. Московский церковный автор сопровождает слова Вассиана подробным рассказом о посылке к Ахмат-хану гонца И. Товаркова «с челобитьем и с дары». В «челобитье» Иван III якобы называл Русь ханским «улусом». Рассказ книжника не оставляет сомнения в том, что переговоры не были проявлением нерешительности или трусости Ивана III и его советников, а явились обычной дипломатической уловкой. Приняв Товаркова, Ахмат-хан потребовал, чтобы Иван III лично явился к нему — «как отци его к нашим отцам ездили в Орду». Столкнувшись с отказом, хан просил, чтобы великий князь прислал к нему в ставку сына, брата либо известного в Орде своей щедростью дипломата Н. Басенкова. Но Иван III достиг цели, выиграв время, и не захотел послать к хану Басенкова, тем самым прервав переговоры.

Недруг Ивана III невольно опроверг церковную легенду, отметив, что татары «побежа прочь» с Угры после наступления жестоких морозов. Не чудо богородицы, а холода изгнали Орду из России — такова мысль книжника. Взявшись подробно изъяснить читателю смысл и содержание письма Вассиана, книжник опустил сведения о «бегстве» армии с Угры на Кременец и далее на Боровск, поскольку не нашел в письме владыки никаких намеков на это «бегство» (письмо было написано до отхода армии).

Влияние церковной традиции на умы современников было огромным. Вести о подвиге Вассиана с устной молвой и благодаря летописям разнеслись по всей стране. Северные летописцы записали вовсе легендарные сведения, будто Иван III побежал с Угры к Москве и на Белоозеро за великой княгиней. Вассиан удержал его, сказавши: «Княз^ великий, не бегай, аз пойду против татар, а ты живи на Москве». Приведенный рассказ носит черты народного сказания. Подлинное послание Вассиана отнимает почву у подобных мифов.

В дни «стояния на Угре» церковь заняла решительную позицию, настаивая на необходимости довести борьбу с иноземными поработителями до конца. Вопреки легендам Вассиан в то время выступил не обличителем и противником Ивана III, а его надежнейшим союзником. Таким образом, критический разбор летописей и прочих источников позволяет устранить искажения и по достоинству оценить исторических деятелей, следуя строго установленным фактам.

Иван III не походил на Дмитрия Донского, атаковавшего татар во главе передового полка. Он полностью доверял своим воеводам, среди которых два-три человека обладали большим военным талантом. Творя легенду о героях Угры, книжники не удосужились назвать имена воевод, одержавших победу. В силу необъяснимого парадокса источники не сохранили ни официального летописного отчета о «стоянии на Угре», ни росписи полков.

Кому же вверил Иван III свои полки? Формально во главе армии стоял его двадцатидвухлетний наследник Иван Молодой, при котором находился дядя — удельный князь Андрей Меньшой. Фактически же военными действиями руководили старые воеводы, имевшие большой боевой опыт. Главным воеводой в полках был князь Данила Холмский. Прошло несколько лет, и русские войска под руководством Холмского взяли Казань. Соратниками Холмского были князья Александр Оболенский, Семен Ряполовский, Данила Щеня. Позже Щеня гфославился тем, что наголову разгромил всю литовскую армию и взял в плен ее предводителей.

Ожесточенные бои на угорских переправах нельзя рассматривать ни как генеральное сражение, ни как мелкие стычки. Атаки татар были отражены повсеместно, на всех бродах. Русская армия остановила Орду на пограничных рубежах и не пропустила неприятеля к Москве. Столкновения на Угре могли послужить прологом к генеральному сражению, которое привело бы к большим потерям. Но Иван III не искал такого сражения. Он желал добиться победы над Ордой малой кровью. Его принципами всегда были терпение и осторожность. Вместо того чтобы расширить боевые действия до масштабов подлинного сражения, Иван III попытался с помощью дипломатических средств остановить кровопролитие на границе.

При общем патриотическом настроении, царившем в народе, Иван III и его окружение вовсе не помышляли о бегстве от татар или подчинении требованиям Ахмат-хана. Дипломатия призвана была лишь подкрепить военный успех, достигнутый в ходе четырехдневных боев на Угре. Осведомленные летописцы сообщают, что Иван III решил начать переговоры с ханом после «думы» с Иваном Ивановичем и главными воеводами. Они несли такую же ответственность за переговоры с Ордой, как и «злые советники», проклятые Вассианом.

Подобно русским, татары также стремились избежать генерального сражения и с помощью переговоров пытались выиграть время. Хан ждал подхода войск Казимира. Когда стало ясно, что король уклонился от выполнения своих союзнических обязательств, татары разграбили литовскую окраину.

Орда была утомлена длительной войной. Наступление морозов заставило ордынцев спешить с возвращением в свои южные кочевья. Когда наступили морозы и реки замерзли, отметил летописец, хан убоялся и побежал прочь, «бяху татарове наги и босы, ободралися». Летописи дают разноречивые сведения о времени отступления Ахмат-хана. По одним данным, он побежал с Угры то ли в ночь на 6 ноября, то ли на следующий день, «в канун Михайлову дни». По другим сведениям, татары отступили 10 ноября, «в пяток» (день недели тут определен наиболее точно), или же через день.

Церковь была непосредственно причастна к сочинению легенды, согласно которой спасительницей Руси явилась богородица, а не великий князь с воеводами и ратниками. Чудо богородицы состояло в том, что русские бежали с Угры к Москве, боясь татар, а Орда бежала в степи, боясь русских. На самом деле «стояние на Угре» завершилось не бегством противников, а боевыми действиями.

При отступлении с Угры наследник Ахмат-хана Муртоза предпринял вторжение на Русь. Неразграбленные московские земли сулили богатую добычу, и царевич решил «за рекою имать (московскую. — P.C.) украину за Окою». Другая летопись сообщает об этом набеге более подробно. Неприятель, как повествует современник, «московские земли нимало не занял, развее прочь идучи, приходил царев сын Амуртоза на Конин да на Нюхово». Где же находились эти пункты, подвергшиеся нападению татар? Долгое время их никак не удавалось обнаружить. Разрешить вопрос помогла духовная грамота Ивана III. Как оказалось, великий князь пожаловал одному из сыновей городок Алексин с «тянувшими» к нему волостями Конином и Нюховом. Алексин располагался на южном берегу Оки, а волость Конин находилась в 25 верстах к юго-востоку от Алексина. Таким образом, татары вторглись в русские пределы между Алексином и Тулой. Вторжение татар встревожило Ивана III. Река Ока замерзла, и ничто не препятствовало им идти от Алексина к Москве. Границу пока перешли небольшие силы, но за ними могла двинуться вся Орда. Не мешкая ни часа, Иван III приказал воеводам и удельным князьям выступить из Кременца за Оку.

Русская конница спешила изо всех сил. Муртоза занял Конин «ввечеру», а ночью в район Алексина прибыли русские конные разъезды. Захватив нескольких пленников, татары подвергли их пытке и узнали о том, что великий князь направил против них «дву Андреев» (удельных князей) и воевод с полками. В тот же день «в обед» московские конные дружины прибыли в Конин и Нюхов и заняли брошенные татарские станы.

Согласно летописным данным, из Кременца Иван III со всей армией перешел в Боровск. Некоторые историки считают, что он совершил искусный военный маневр, надежно прикрыв подступы к Москве. Однако такая оценка едва ли основательна. К моменту прихода Ивана III в Боровск отпала надобность в каких бы то ни было маневрах. Король Казимир так и не собрался на войну, а Орда исчезла в степях. Ахмат-хан после отступления распустил свои войска на зимовку, за что и поплатился головой. Ногайские князья воспользовались оплошностью соперника, исподтишка напали на ханскую «вежу» и убили Ахмат-хана.

Одержав победу на Угре, русский народ покончил с ненавистным иноземным игом. Знаменитое «стояние на Угре» явилось важнейшим рубежом в истории России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.