Глава 7 Рея Сильвия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

Рея Сильвия

Мать Ромула Рея Сильвия была девственной весталкой, которая жила в Лации спустя четыре века после смерти Энея. Весталки были жрицами богини Весты, которые, как современные монахини, должны были жить вдали от остального мира и посвящать все свое время религиозным обрядам и службам. Как и монахиням, им запрещалось любое общение и связи с мужчинами.

Считается, что орден девственных весталок был основан самим Энеем, который ввел в обиход многие ритуалы и обряды, проходившие под их попечением. Эти церемонии были посвящены Весте, богине домашнего очага. Во все века и во всех странах очаг был центром и символом дома, поэтому смысл культа Весты сводился к поклонению огню. Вместо статуй и алтарей, обычных для других богов, в храме был сооружен очаг, похожий на те, что использовались в то время в домах, и в этом очаге постоянно поддерживался огонь. С этим огнем были связаны разные ритуалы и церемонии, посвященные домашним радостям и добродетелям, которые это пламя символизировало.

Очаг в том виде, в котором он существовал в древние времена, сильно отличался от современных каминов, представляющих собой ниши, оснащенные трубами для отвода дыма. В древности очаг помещался в центре дома на подставке, которая называлась «фокусом». Иногда эта подставка была каменной или кирпичной, а иногда – бронзовой. Дым уходил через отверстие в крыше. Сегодня может показаться, что это было довольно неудобно, но необходимо помнить, что климат в тех странах достаточно мягкий, и огонь разводили только в редких случаях. Кроме того, привычки людей в то время были таковы, что не только повседневные заботы и дела, но и большинство увеселений и развлечений происходило на открытом воздухе. Тем не менее, очаг был для них, как и для нас сейчас, символом и эмблемой домашней жизни. Воздавая божественные почести Весте, богине-хранительнице дома, они соорудили в ее храме очаг– алтарь, в котором постоянно поддерживали горящее пламя.

Жрицы, которые отвечали за сохранение огня, отбирались на это служение, когда были еще детьми. Им должно было быть от шести до десяти лет. Пройдя торжественный обряд посвящения, они становились служительницами Весты и с этого момента должны были вести жизнь безупречной чистоты, иначе им грозила страшная кара. Так как постоянный огонь в храме Весты представлял огонь домашнего очага, весталки изображали девушек, занимавшихся домашней работой. Жизнь в уединении и безбрачии была символом невинности и чистоты, для сохранения которой нужен институт семьи. Обязанности весталок были сходны с обязанностями домашней прислуги. Они должны были следить за огнем и не позволять ему погаснуть. Они проводили множество обрядов и церемоний, связанных с культом Весты, содержали храм и усыпальницы в чистоте, а также ухаживали за священными сосудами и другой утварью, как в хорошо налаженном хозяйстве. Им надлежало жить в чистоте, трудах, заботах и терпении, то есть служить воплощением всех девичьих добродетелей, проявляющихся, как им и положено, в доме, а не вне его.

Самые ужасные наказания должны были обрушиться на голову весталки, которая нарушила свои клятвы. Мы не находим прямых свидетельств того, что эти кары применялись в ранний период, но в последующие годы в Риме, где жили весталки, мужчину, соблазнившего одну из них, публично забивали до смерти плетьми на римском форуме. Что касается самой весталки, то под землей вырывали камеру и укрепляли ее свод. В эту подземную темницу вела шахта, на конце которой был вход в склеп. В камеру ставили стол, лампу и немного пищи. Спуститься туда можно было по лестнице, опущенной в шахту. Места для этих ужасных приготовлений выбирали рядом с городскими воротами, и, когда все было готово, несчастную весталку вели туда во главе публичной процессии. Ее сопровождали друзья и родственники, всю дорогу оплакивавшие ее участь. Эта церемония во всех отношениях походила на похороны, за исключением того, что человек, которого собирались хоронить, был еще жив. Придя на место, несчастную преступницу опускали вниз и помещали в темницу. Служители, проводившие ритуал, поднимались, лестницу убирали, и шахту засыпали землей. Грешница была предоставлена своей судьбе: когда лампа догорит и кончится еда, ей предстояло медленно умирать от голода в полной темноте.

Если быть справедливым к древним основателям империи и цивилизации, то можно считать обожествление Весты и введение празднеств и ритуалов в ее честь не поклонением идолу или ложному богу, а утверждением идеи, позволявшей добиться ее повсеместного почитания.

Даже в наше время в христианских странах существует обычай устанавливать в честь свободы столб и увенчивать его колпаком. Если бы вместо колпака на нем устанавливали изображение свободы и собирались под ним на символические празднования с играми, музыкой и хоругвями, то мы могли бы назвать таких людей идолопоклонниками. Христианские поэты писали оды и обращения к Весне, Красоте и Разуму и т. д., в которых персонифицировали идею или понятие, обращаясь к нему с восхвалениями, как к разумному существу, наделенному волшебной властью. Поэтому церемонии и празднества древних времен не обязательно считать идолопоклонством и объявлять их безоговорочно вредными и порочными. Наши отцы установили изображение свободы, чтобы укрепить в народе любовь к этому понятию. Вполне возможно, что Эней руководствовался сходными мотивами, сооружая в храме очаг в честь мира и счастья в доме и назначая девушек, чтобы они бдительно охраняли его и блюли безупречную чистоту. Этот институт обладал огромной властью и в те варварские времена вызывал в сознании мужчин священное почтение к семейным узам, давая им (по крайней мере, в теории) высокий идеал чести и чистоты. Мы должны помнить, что в те времена не было известно слово Божье и не существовало других способов направить и вразумить людей. Они были вынуждены прибегать к тем методам, которые им удалось для этой цели приспособить.

Со службой у алтаря Весты было связано множество необычных обрядов и церемоний, предназначение которых теперь очень трудно установить. Как уже говорилось, девушек для этой службы отбирали в очень раннем возрасте: от шести до десяти лет. Выбор делал царь; кандидатки, кроме упомянутых требований к возрасту, должны были быть здоровы умственно и физически. Их родителями должны были быть свободные граждане, которые никогда не были в рабстве и не занимались никакой низкой деятельностью. Оба родителя должны были быть живы. По-видимому, сиротство считалось в некотором смысле несовершенством.

Служба весталок продолжалась в течение тридцати лет; по прошествии этого периода девушек освобождали от их клятв. Если они хотели, то могли снять одеяния весталок вместе с другими символами своего служения и вернуться в мир. Если хотели, они даже могли выходить замуж. Но хотя законы это позволяли, такой поступок не был бы одобрен общественным мнением; практически никто из весталок этой привилегией не пользовался. По истечении их срока службы они обычно оставались при храме до самой смерти.

Одной из главных обязанностей весталок, служащих в храме, было постоянное поддержание священного огня. Этот огонь ни в коем случае не должен был погаснуть; если по недосмотру весталки такое случалось, виновную ждала ужасная кара: ее пороли плетьми. Наказание приводил в исполнение высший жрец страны. Закон, однако, показывал, как велико было уважение к чистоте и скромности весталок: удары должны были наноситься в темноте, и, хотя провинившуюся раздевали, это могли делать только женщины. Потухший огонь потом снова разжигали со множеством торжественных церемоний.

Рея Сильвия, мать Ромула, была, как мы уже говорили, весталкой. Она жила четыреста лет спустя после смерти Энея. В течение этих четырех сотен лет у власти стояли потомки Энея, которые в большинстве своем были мудрыми и миролюбивыми правителями, хотя после смерти Энея возникли разногласия в вопросе о том, кто должен стать его наследником. Как мы помним, Эней утонул во время сражения. Он оставил одного сына, а может быть, и еще нескольких. Самый заметный след в последующей истории царства оставил Асканий – тот сын, который вместе с Энеем покинул Трою, а к тому моменту достиг зрелого возраста. После смерти отца он сразу же наследовал ему.

Остается вопрос, имела ли Лавиния право на царствование. Это весьма маловероятно, учитывая принятые в те времена правила. И тут не имело значения, получил ли Эней царство сам или как муж Лавинии, которая была дочерью и наследницей законного царя Латина. Лавиния, похоже, не стремилась предъявлять претензии на трон. У нее был мягкий и уступчивый характер; кроме того, ее здоровье в ту пору было слабым, и она стремилась к жизни спокойной и уединенной. У нее также были определенные основания опасаться за свою безопасность. Асканий мог заподозрить ее в том, что она покушается на его трон; тогда у него возникло бы желание устранить ее тем или иным способом. Ее муж был для нее единственным защитником среди троянцев, и, когда его не стало, власть перешла к тому, кто был в некотором смысле ее соперником, поэтому она не могла чувствовать себя спокойно. По этой причине она воспользовалась первой возможностью уехать из Лавиниума. Сопровождаемая немногими друзьями и слугами, она удалилась в лесную глушь и нашла там убежище. Ее приютила семья Тирра, который раньше был главным пастухом ее отца. Его детям принадлежал ручной олень, убитый Асканием. Здесь короткое время спустя она родила сына. Она хотела сначала назвать сына в честь его отца, но в память о его рождении в глубине лесов, где она нашла убежище, решила дать ему полное имя Эней Лесной, или, по-латыни, Эней Сильвий. Под этим именем он, когда подрос, остался в последующей истории.

Но он не только сохранил это имя, но и передал его своим потомкам; с тех пор все цари этой династии, правившей более четырехсот лет, имели в своем имени слово «Сильвий» в память о романтическом рождении их предка. Полное имя Реи, матери Ромула, о которой мы уже говорили и будем еще говорить, было Рея Сильвия, что указывает на ее принадлежность к царскому роду.

После смерти своего отца Асканий был так увлечен военными действиями, что не обратил внимания на отъезд Лавинии. Царя рутулов, с которым он в то время сражался, звали Мезенций. У Мезенция был сын Лаус, и они вдвоем командовали армией, которая осадила Аскания в Лавиниуме. Под началом Мезенция находился лагерь и штаб армии, находившиеся на некотором расстоянии от города. Лаус возглавлял авангард, занявший позицию недалеко от городских ворот. Однажды темной ненастной ночью Асканий задумал вылазку. Он выбрал самых отчаянных храбрецов, а спустя некоторое время, в течение которого следил за вспышками молний, пытаясь угадать знамения, указывающие путь к успеху, дал сигнал. Ворота были открыты, и вооруженный отряд вышел наружу. Бесшумно продвигаясь во мраке ночи, они подошли к лагерю Лауса и с ужасными криками обрушились на врагов. Противник был захвачен врасплох, множество было взято в плен или перебито.

Возбужденные своей победой, возглавляемые Асканием троянцы двинулись к главному лагерю рутулов. Однако Мезенций уже успел получить известие о приближении врагов, и, когда они подступили к лагерю, он уже отступил. Вместе со своими войсками он бежал к горам. Асканий и троянцы преследовали их. Мезенций остановился и попробовал укрепиться на холме. Асканий окружил холм и вскоре вынудил врагов сложить оружие. Был заключен договор, и вскоре после этого Мезенций и его войска покинули страну. В Лации наступил мир.

Уладив свои дела, Асканий вспомнил о Лавинии. И латиняне, которые теперь были его подданными, весьма сожалели, что она была вынуждена удалиться из отцовского царства и оставить трон сыну чужестранца. Некоторые даже опасались, не случилась ли с ней беда и не выйдет ли так, что рано или поздно память о ней ослабеет: тогда Асканий сможет ее убить. Поэтому общество стало требовать возвращения Лавинии.

Похоже, Асканий и сам был настроен решить этот вопрос по справедливости, ибо он не только разыскал Лавинию и уговорил ее вместе с маленьким сыном вернуться в столицу, но также передал Лавиниум в ее суверенное владение, чтобы она правила в нем самостоятельно, а сам удалился из столицы и основал новый город. Он обошел всю страну в поисках подходящего места и выбрал участок в нескольких милях к северу от Лавиниума. Место, отведенное им для строительства стен, было на склоне горы. Гора, круто вздымавшаяся с одной стороны, обеспечивала надежную защиту, а с другой было озеро с чистой, прозрачной водой. Впереди внизу лежали плодородные равнины. Приняв окончательное решение, Асканий поручил своим людям начать строительство необходимых сооружений города. Часть его соратников занималась строительством стен, укладкой мостовых и сооружением домов. Другие преобразовывали склоны горы в террасы для выращивания винограда. Так как эти склоны были обращены к югу, выросший на них виноград был сладок и ароматен. От озера к полям были проведены каналы, и с их помощью можно было доставлять воду для полива посевов. Выбранное Асканием место обладало всеми возможными удобствами для мирной жизни и защиты людей, которые сделают его своим жилищем. Город назвали Альба-Лонга, то есть Длинная Альба. «Длинная» было добавлено, чтобы отличать город от другой Альбы. Город действительно был «длинным», так как дома растянулись на большое расстояние вдоль берегов озера.

Асканий правил более тридцати лет в Альба-Лонге, в то время как Лавиния царствовала в Лавиниуме. В целом они правили страной совместно и жили в мире и гармонии. Со временем оба они умерли. У Аскания остался сын, которого звали Юлом, а наследником Лавинии был Эней Сильвий.

Разумеется, в стране было множество разных мнений относительно того, кто из этих царевичей имеет больше прав на престол. Некоторые считали, что троянец Эней завоевал страну и стал ее полновластным владыкой независимо от женитьбы на Лавинии, поэтому Юл, как старший сын его старшего сына, должен по праву ему наследовать. Другие полагали, что Лавиния – истинная и законная представительница древней царской династии, и ее сын и наследник Эней Сильвий должен занять место на троне. Были такие, кто предлагал компромиссное решение: разделить страну на две части и отдать одну из них со столицей в Альба-Лонге Юлу, а вторую, со столицей в Лавиниуме, – Энею Сильвию. Однако это предложение было отклонено. Такие государства были бы слишком малы и слабы, и значит, не смогли бы защитить себя в случае войны с другими италийскими народами. В конце концов был найден другой компромисс. Все согласились, что Лаций должен сохранить свою целостность, и Эней Сильвий, будучи сыном Энея и Лавинии и представляя обе ветви династии, должен стать царем, а Юл и его потомки, занимая чуть менее высокое положение, станут суверенной властью в вопросах религии. Таким образом, Эней Сильвий и его потомки становились царями и в этом качестве командовали армиями и руководили государством, в то время как Юл и его семья приобретали звание верховных священнослужителей.

Такой порядок существовал год за годом и век за веком в течение четырехсот лет. Об этом периоде не сохранилось никаких записей, лишь одно обстоятельство сохранилось в памяти потомков. В династии Сильвиев был царь, которого звали Тиберий. В одном из сражений с войсками северных соседей он попытался переплыть через реку, по которой проходила граница. Течение понесло его, и с тех пор его больше не видели. После этого случая реке дали название Тибр, чем была увековечена память царя, ибо река, в которой он утонул, впоследствии стала знаменита. До этого река называлась Альбула.

Известен еще один эпизод, примечательный тем, что может служить прекрасной иллюстрацией нравам и обычаям тех времен. Одному из владык династии Сильвиев, которого звали Алладий, однажды пришла в голову мысль убедить людей, что он – бог. Для подтверждения своих притязаний он производил с помощью искусственных средств громовые раскаты и вспышки молний, якобы исходившие из его дворца на берегу озера в Альба-Лонге. Средства, которые он использовал для этой цели, были подобны тем, что в наше время используются в театральных постановках. Люди не позволили обмануть себя с помощью такого мошенничества, но вскоре вслед за тем они совершили такую же нелепую ошибку, как вера в фальшивый гром. Дело обстояло следующим образом: после сильной бури и ливня, обрушившегося на озеро и окружающие его горы, случилось наводнение; вода затопила царский дворец, и мнимый громовержец утонул. Люди сочли, что его смерть была вызвана вмешательством небес, покаравших его за святотатственное покушение на прерогативы верховного божества. Более того, ходили слухи – и один из историков записал их как заслуживающие доверия, – что Алладий был убит молнией во время бури и так наказан могущественной стихией, которую пытался подделать, еще до того, как потоки воды затопили дворец. Если его смерть была необычной и внезапной, не стоит удивляться тому, что в его участи видели исполнение воли божьей, ибо к грому и молнии в те времена относились с крайним почтением и суеверным ужасом. Но теперь отношение к этому явлению изменилось. Люди научились понимать его и защищать себя от его последствий. После того как Франклин и Морзе начали работу, призванную подчинить мощную и таинственную субстанцию, в которой зарождается это явление, воле человека, можно предположить, что недалеко то время, когда наука позволит действительно воспроизводить его в небе, как мы теперь воспроизводим его на столе перед аудиторией.

Наконец, по прошествии почти четырех сотен лет, в течение которых династия Сильвиев правила Лацием, очередной царь умер, оставив двоих детей – Нумитора и Амулия. Нумитор был старшим сыном, поэтому власть должна была перейти к нему. Но характер у него был тихий и даже немного слабый, а его младший брат был пылким и честолюбивым юношей, который скорее всего стал бы оспаривать право на власть. Отец, похоже, предвидел, что после его смерти между его сыновьями возникнут разногласия. Чтобы этого избежать, он постарался еще при жизни договориться об условиях передачи власти. В ходе последующих переговоров с братом Амулий предложить разделить все, чем владел их отец, на две части: царство составит одну часть, а имущество и сокровища – другую. Нумитор должен будет выбрать, какую часть он хочет получить. Это предложение выглядело разумным и непредвзятым и было бы таким, если бы право на наследство принадлежало бы в равной степени старшему и младшему сыну. Но это было не так: предложение Амулия было, в сущности, предложением разделить то, что целиком принадлежало его брату.

Но Нумитор, который не стремился отстаивать свои права, это предложение принял. Однако он выбрал царство, оставив богатства своему брату. Так они поделили наследство после смерти отца. Но как только Амулий вступил во владение сокровищами, он начал использовать их, чтобы обзаводиться влиятельными друзьями и укреплять свое политическое влияние. Со временем он узурпировал трон, и Нумитор почти без всякого сопротивления уступил. Он бежал и спрятался в глуши. Но у него было двое детей, сын и дочь, которых он вынужден был оставить. Амулий опасался, что со временем эти дети будут для него источником неприятностей, если потребуют наследство отца. Он не решился открыто убить их, боясь возбудить против себя гнев народа, а прибегнул к хитрости.

По его плану сына, которого звали Эгест, должны были убить на охоте. Он нанял людей без стыда и совести, которые взялись в разгар погони пронзить царевича стрелой или проткнуть его копьем, но чтобы это можно было представить несчастным случаем. Дочь, которую звали Рея (та самая Рея Сильвия, которую мы упоминали в начале этой главы), он не мог убить без того, чтобы не возбудить подозрений. А возможно, он был не настолько бесчеловечен, чтобы проливать кровь прекрасной беззащитной девушки, дочери его родного брата. Кроме того, у него самого была дочь Анто, которая росла вместе с Реей, и, возможно, ему было жаль лишать свою дочь любимой подруги. Поэтому он удовлетворился тем, что решил сделать ее весталкой. В этом случае ее жизнь будет полностью посвящена религиозному служению, что лишит ее возможности претендовать на трон. А так как клятвы весталки лишают ее возможности иметь семью, она не сможет иметь потомство, которое будет оспаривать его права на трон.

В его намерении отдать царевну, свою племянницу, в весталки не было ничего необычного, – для этого служения выбирались дети из самых высокопоставленных семей. Маленькая Рея была ребенком, когда дядя объяснил ей, что ее ожидает, и, очевидно, не возражала против того, что казалось ей необыкновенной честью. В должный срок обряд посвящения свершился; она дала клятвы, скрепленные угрозой ужасного наказания, и с тех пор жила в безбрачии вдали от света.

Ее приняли в храм Весты, где она, как и другие девушки, полностью посвятила себя исполнению долга и безупречно служила богине в течение нескольких лет. Но впоследствии произошло событие, которое внезапно прервало ее карьеру весталки и привело к весьма важным последствиям. Что это было за происшествие, мы объясним в следующей главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.