3

3

Нищета стояла на пороге нашей армии. Российская нищета писала неписаные законы Западной группы войск.

Редкий генерал в группе проходил службу в «одиночестве». Как правило, на разных должностях служили и работали во благо ЗГВ генеральские домочадцы — зятья, невестки, братья, сестры, не говоря уж о дочерях и сыновьях.

Право, не знаю, с какого высокопоставленного родственника и начать? Не стану врать, родственников Президента в группе не встречал, а вот брата экс-вице-президента, подполковника Руцкого знавал.

Ну а уж званием да родством пониже — этих хоть пруд пруди.

По принципу «а мы что — хуже» действовали наиболее влиятельные полковники. Тут пристроить свое семейство удавалось не всем, не по чину, как говорят.

Выпадали из этого ряда подполковники, майоры, тем самим бы задержаться, не до братьев-сестер. Но была особая категория ЗГВ — прапорщики. Глядя на них, часто думал — удивительную «касту» мы создали в армии. Доблестный представитель этой «касты», старший прапорщик, «продовольственник» 3-го городка Вюнсдорфа, мог ли он позволить служить своему сыну в Забайкалье или на Дальнем Востоке?

Это ниже его «прапорщицкого» достоинства. И потому сын служил, конечно же, в группе.

Однако происходили и более удивительные события. Волей-неволей я сам оказался участником такового.

Скажу прямо: журналисты центральных военных изданий были окружены в группе достаточным вниманием. Нас постоянно принимал Главком, выслушивал, помогал. Видя такое отношение к прессе первого лица группы, подобающим образом относились к нам и подчиненные Бурлакова.

Казалось, что для нас нет закрытых дверей, любая проблема, в принципе, разрешима. Но жизнь однажды развеяла мои заблуждения. Случилось это накануне окончательного вывода. Ко мне в корпункт журнала позвонил офицер автомобильного батальона. Батальон этот обслуживал управление штаба ЗГВ. Так вот, офицер предложил заменить водителя на моей служебной машине. Я наотрез отказался. Каково же было мое удивление, когда на следующий день мне представили другого шофера — вольнонаемного служащего Вооруженных Сил.

Почему это случилось, никто не мог объяснить. Комбат мямлил и кивал на вышестоящее начальство, командир полка обещал разобраться, но прошел день, другой, третий, а прежний водитель не возвращался.

Не хотелось идти к Главкому по такому поводу, и я смирился. Водитель попался никудышный, машину не знал, следил за ней плохо, а однажды исчез совсем. Вместе с командиром полка полковником Лавровым мы стали разыскивать подчиненного. Каково же было наше искреннее удивление, когда узнали — он убыл в командировку. Меня и командира полка даже не соизволили поставить в известность.

Хочешь-не хочешь, воображение рисует облик этакого всесильного генеральского отпрыска, который просто плюет на своих начальников. Увы, нас ждет разочарование, дорогой читатель, за спиной водителя только… мама. Да, да, одинокая женщина, вырастившая двух сыновей. Правда, ей удалось старшего определить в военное училище, а потом послать в Германию, следом за братом в ЗГВ приехал и младший, а потом и его жена с ребенком. Словом, собралась вся семья.

Кто она, эта одинокая мама? Всего лишь рядовая телефонистка на групповом узле связи, которая умеет устроить своих сыновей получше любого генерала. А мы все тычем пальцем — генералы, генералы… Хотя, думаю, что и здесь не обошлось без доброхотов-благодетелей. Не знаю, в каких они чинах-званиях, но уверен — без их крепкого плеча не вытащила бы мать-одиночка всех сыновей, невесток, внуков в Германию. Вот так…

Однако я рассказываю об этом не для того, чтобы создать впечатление, якобы ЗГВ была каким-то особым оазисом семейственности. Совсем нет. Семейственность — проклятие нашей армии.

Председатель правительства России В. Черномырдин и его министры в Вюнсдорфе

На улицах Бонна. Генерал-майор Ю. Иванушкин подает милостыню.

София Ротару на сцене Вюнсдорфского Дома офицеров (ЗГВ).

Апрель 1993 г. г. Зерноград Ростовской области. Прибывший из ЗГВ авиаполк увидел вот такую картину. Здесь будет город заложен.

Дом в Беелитцах, в котором жил Э. Хонеккер.

Эрих Хонеккер и Маргарет Хонеккер в Беелитцком госпитале ЗГВ

Начальник госпиталя полковник В. Пичугин с историей болезни Хонеккера, которую у него пытались купить.

ННА ГДР была одной из самых боеспособных армий в Европе. Теперь ее нет…

Берлин. Продается с лотков форма бывшей ННА ГДР

Привычная картина. В ЗГВ грузят контейнеры.

Прощайте, друзья!..

Последняя надпись.

Монумент в Трептов-парке в Берлине.

Реликвии, которым мы поклонялись, теперь идут на металлолом.

В прежние времена то и дело поднималась проблема «сынков». Главным аргументом «защиты» был тот, что и «сынки» имеют право на выбор профессии. Но разве о праве идет речь?

В войсках давно бытует шутка: сын генерала должен стать генералом, а сын крестьянина может стать майором. При этом ударение делается на два опорных понятия — должен и может.

Много мудрости в шутке!

За двадцать с лишним лет службы в армии мне, конечно же, приходилось встречаться с теми, кто обречен стать генералом. Имел честь быть представленным сыну Маршала Советского Союза Соколова, тогда начальнику штаба дивизии, знавал сына генерала армии Лизичева, еще в бытность его замполитом роты, начинал службу с сыном генерала армии Беликова — Лешей Беликовым. Не повернется язык отказать им в праве на профессию. Хотят быть офицерами — ради Бога, но так, как все — в едином строю, с одинаковыми для всех правами и обязанностями.

А то ведь, что ни сын с известной генеральской фамилией, то крупный военный талант, стратег и полководец — в двадцать восемь командир полка, а в тридцать пять — комдив, а в сорок — командарм, а то и начштаба округа.

Я как-то беседовал с бундесверовским полковником Фрайтагом. Привожу наш диалог дословно:

— У вас (имеется в виду в бундесвере — Авт.) можно стать в 35 лет генералом?

— Нет, — ответил с уверенностью Фрайтаг.

— А полковником?

— Я не знаю ни одного такого.

— Но если он сын самого Министра обороны?

— Ну и что? — пожал плечами бундесверовец, явно не понимая меня. — Министром обороны он может стать, но полковником в тридцать пять — никогда.

Позаимствовать бы нам этакую социальную справедливость. Но что потом? Захочется большего — и достойную офицера зарплату, и такие квартиры, как у военнослужащих бундесвера, и обмундирование. Что ж, хотеть не вредно…

Однако вернемся в ЗГВ. Там служили не только генералы, прапорщики, но и люди без погон. Зарплата у них, как правило, была поменьше денежного довольствия военнослужащего, но все равно не сравнима с родной, российской.

Купить хотелось многое, а марок, увы, не хватало. Страдали от этого особенно женщины — те, которые прибывали по оргнабору. Как один миг пролетали три года, а уезжать так не хотелось. И тогда… Самое время вспомнить незабвенного Остапа Бендера. Как там у Ильфа и Петрова?

«Ипполит Матвеевич опомнился:

— Хочется ведь скорее, — сказал он умоляюще.

— Скоро только кошки родятся, — наставительно заметил Остап. — Я женюсь на ней.

— На ком?

— На мадам Грицацуевой.

— Зачем же?

— Чтобы спокойно, без шума покопаться в стуле.

— Но ведь вы себя связываете на всю жизнь!

— Чего не сделаешь ради блага концессии!»

Так вот, у сына турецко-подданного было немало последователей, вернее, последовательниц в группе войск.

Вспоминаю случай с моим знакомым, старшим лейтенантом. К нему вдруг стала проявлять интерес дама бальзаковского возраста. Служила она по общепитовской части и обладала достоинствами, которым могла бы позавидовать сама мадам Грицацуева.

Молодой офицер терялся в догадках относительно истинных намерений общепитовской дамы, но, слава Богу, она сама вскоре внесла ясность.

Оказывается, заканчивался ее срок пребывания на благославенной немецкой земле, а уезжать ох как не хотелось. Вот и предложила она старшему лейтенанту стать ее мужем. Однако предупредительно заявила, что брак ни к чему не обязывает и даже отметку в личное дело ему не поставят. Уж она позаботится.

К своей «пылкой любви» дама решила приложить гонорар (так сказать, за моральные издержки). Сумма предлагалась немаленькая, равная месячному окладу офицера.

Но старший лейтенант мужественно отказался от сделки. Не соблазнился ни дойч-марками, ни достоинствами дамы. Чем сильно огорчил претендентку на супружеское звание. Правда, разбитная тетка горевала не долго. В ее сети вскоре попался молодой сержант-сверхсрочник.

На языке юристов то, что задумал и осуществил незабвенный Остап Бендер и его последовательница «общепитовская дама», называется не иначе, как фиктивный брак.

Таковые браки, свершаемые явно не на небесах, были не редкостью в наших гарнизонах. Однако опять не скажешь, что это явление присуще лишь Западной группе войск. Разве Фемиде не приходилось изобличать супруга-подлеца где-нибудь в Туле, Саратове или далеком Владивостоке и доказывать, что супружеские узы для него (или для нее) не более чем шаг к заветной квартире, прописке, деньгам…

Но что же тогда было порождением сугубо групповым, какой порок появился именно тут и расцветал пышным цветом? Увы, должен разочаровать моралистов и хранителей нравственных ценностей, ничего этакого, сверхъестественного и особенного не происходило в ЗГВ.

Нет, не капиталистическая мораль и не дойчмарка разлагали лучшие элитные войска Советского Союза, а потом России. Нищенское существование, бедность, неверие в завтрашний день, отсутствие перспективы, оплеванные, попранные идеалы — вот что отравляло сознание всех, кто входил в состав ЗГВ.

В одной из предыдущих глав я привел слова советника Президента СССР академика О. Богомолова, сказанные им еще в 1990 году на германском телевидении, о том, что «Западная группа войск в настоящее время находится в стадии морального разложения».

Будь оно, это мнение, единичным, «штучным», можно было бы и пропустить, не обратить внимания. Но в том-то и трагедия — подобное мнение превалировало в президентском окружении Горбачева. Они панически боялись, что увидев марку, мы потеряем разум, забудем об офицерской чести и совести и продадим за вожделенную валютную бумажку отца и мать родную.

Как показало время — не забыли, не потеряли, не продали. Хотя не скажешь, что вышли мы из Германии без потерь. Но даже эти «потери» не определяют лицо нашего офицерства.

Президентский советник торопил, призывал вывести войска раньше запланированного и без того архикороткого срока.

Но куда? Задавали ли они себе этот вопрос?

Академик боялся морального разложения армии. Но что может более «разложить», чем «однокомнатная, комфортабельная» палатка на семью в двадцатиградусный мороз, омертвевшая техника, занесенная снегом и ты, некогда боевой командир, «сложивший крылья посреди степей».

Кто ты теперь? Плотник, каменщик, бетонщик, кровельщик? Там, куда выведены дивизии Западной группы войск, нужны любые профессии, кроме одной, некогда воспетой в стихах и песнях — героической профессии защитника Родины.

Вот она, истинная трагедия. Но где Президент Горбачев, советники его, академики? Молчат академики. Некому ответ держать.

Что ж, пусть пока тешат себя мыслью, якобы мы все забыли, все простили. У нас хорошая память, господа.

Журнал «Шпигель». Март 1991 года.

«Мораль и дух славной Советской Армии, которая победила фашизм, начинают все более расшатываться. Не только из-за соблазнов капитализма, но и благодаря перестройке и гласности, сумятице в стране, конфликтам, напоминающим гражданскую войну, в которые втягивается вся страна…»