1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

29 мая 1994 года в Германии прохладный, ветреный день. После полудня включаю телевизор. Телеканал «САТ-1» показывает кадры старой хроники.

На семейном снимке, рядом с матерью, светловолосый мальчик. Это будущий руководитель ГДР Хонеккер. Бегут кадры, и вот уже на экране фото из архива гестапо — молодой борец-антифашист снят в фас и в профиль. Еще секунда, и Эрих оживает на трибуне. Он в форменной рубахе FDJ — комсомола восточной Германии.

Переключаю каналы — РТЛ, ЦДФ, ОРБ. На всех программах — Хонеккер, с ведущими государственными деятелями ФРГ — Шмидтом, Колем, Вайцзеккером, Штраусом.

А вот он уже с Горбачевым в аэропорту Шенефельд, в президиуме собрания, посвященного 40-летию ГДР. И поцелуй, тот самый знаменитый поцелуй, прозванный в восточных землях «иудиным», когда Горбачев обнимает и целует Хонеккера.

Голос за кадром с прискорбием извещает — умер Эрих Хонеккер. Ушел из жизни последний символ уже не существующего государства. Канула в лету его романтическая мечта создать счастливую социалистическую страну рабочих и крестьян на немецкой земле.

Чем была для нас, «Советов», эта страна? Младшим братом, союзником по Варшавскому Договору, «форпостом социализма» в Европе, нахлебником? Да, всем понемногу. А еще она была нашим гвоздем в заднице капитализма, мухой в их жирном супе.

Но главное, ГДР оказалась несбыточной мечтой для каждого советского человека. О, как жили восточные немцы! Даже в самые лучшие годы Советский Союз лишь мечтал о таком уровне жизни.

ФРГ называли «витриной капитализма». Так вот ГДР, если хотите, была такой же «социалистической витриной».

Сегодня все понимают, сколь показной оказалась эта витрина. Помнится, после одиннадцати лет разлуки, первое, что мне бросилось в глаза, когда я приехал в Потсдам, это как обветшал красавец-город. Наверное, так же, как обветшал весь социализм.

Но нам ли, пребывающим ныне в нищете, судить о восточногерманском упадке?

Мы, задрав штаны, все равняемся, да бежим за Америкой, за ФРГ, а сдается, что уровень бывшей ГДР теперь для нас заоблачная высота. Поднимись Россия до него и правителей наших воспели бы в стихах и песнях…

Но до песен ли сейчас? Впрочем, и не нам одним.

Как-то случайно оказался в доме бывшего капитана национальной народной армии (ННА) ГДР. Он закончил наше высшее военное училище, хорошего уровня программист, но вот уже три года мается без работы. А на шее семья: жена, двое детишек.

От него впервые я и услышал то, что суждено будет выслушать много раз.

— Вы нас предали… — скажет бывший капитан. Скажет спокойно, без надрыва, собрав волю в кулак.

Нет, он не был «политкомиссаром», не сотрудничал со «Штази» и тем не менее потерял все.

Значит, так и есть. Мы предали ГДР, ННА, этого капитана? Или это лишь эмоции обиженного человека?

А что, собственно, мог предпринять в той, безусловно, драматической ситуации старший брат — Советский Союз, на которого молились, ждали защиты? Снова ввести танки в Лейпциг и Берлин, пригрозить «ядерным кулаком», загнать недовольных «восточников» в подполье? Всякому здравомыслящему человеку ясно: в восемьдесят девятом подобное было невозможно. Но тогда о каком предательстве идет речь?

Дабы ответить на этот вопрос, попытаемся восстановить события тех месяцев.

Начиная с июля 1989 года, в ГДР происходят весьма неприятные для коммунистического руководства ГДР эксцессы.

Беженцы из ГДР заполнили дипломатические посольства Западной Германии в восточном Берлине, Будапеште, Праге, Варшаве.

50 тысяч беженцев выезжают в ФРГ из Венгрии, 6 тысяч из Чехословакии, примерно полторы тысячи из Польши.

9 октября 100 тысяч человек выходят на демонстрацию под лозунгом «Народ — это мы» в Лейпциге.

18 октября Генеральный секретарь ЦКСЕПГ Эрих Хонеккер уходит со своих постов.

4 ноября. Крупнейшая в истории ГДР демонстрация протеста в Восточном Берлине. На улицу вышло около миллиона человек.

7 ноября Политбюро ЦК СЕПГ и Совет Министров ГДР в полном составе уходят в отставку.

А вечером 9 ноября рухнула берлинская стена. Власти бессильны что-либо предпринять. Канцлер Коль прерывает свой визит в Польшу, спешит в Берлин, где произносит речь с балкона ратуши Шенеберга.

1 декабря Народная палата ГДР убирает из Конституции страны пункт о ведущей роли СЕПГ

…Грассирует общая дестабилизация, восточные немцы уезжают на Запад… Появляется шанс воссоединения Германии. Однако ни Париж, ни Лондон «не считают это злобой дня, а Горбачев при встрече на Мальте предостерегает Рейгана от искусственного форсирования германского вопроса.

Более того, в течение одного месяца (имеется ввиду декабрь 1989 года), Горбачев делает еще одно весьма определенное заявление. На декабрьском Пленуме Центрального Комитета КПСС он говорит, что Советский Союз «не бросит ГДР на произвол судьбы».

Что означали заявления лидера СССР для восточных немцев?

Я задавал этот вопрос много раз десяткам людей в Германии и неизменно получал однозначный ответ — граждане ГДР свято верили заверениям Горбачева. Да, «старший брат» не бросит их в беде.

Означало ли это, что большинство в ГДР было против воссоединения и воспринимало горбачевскую инициативу как антиобъединительную. Разумеется, нет. Хотя вполне объяснимо, почему медлил Горбачев. Польша и Венгрия все больше уходили из-под его влияния, в Румынии близилось свержение Чаушеску, и выход ГДР из Варшавского Договора мог окончательно дестабилизировать обстановку в Европе.

Однако жизнь сама подталкивала Горбачева к объединению Германии. Оно было неизбежно. Но как провести его, на каких основах и принципах? Вот коренной вопрос, который на Востоке и Западе Германии рассматривался по-разному.

Новое правительство Ханса Модрова выступало за равноправное объединение и увязывало проведение реформ с требованием сохранить собственную государственность. Заверение Горбачева в этот период о том, что Москва «не бросит ГДР на произвол судьбы», воспринималось в Восточной Германии как поддержка политики правительства Модрова.

Позиция руководителей СССР и ГДР сыграла свою роль. Канцлер Коль выдвинул программу из десяти пунктов, которая обеспечивала создание сообщества на конфедеративной основе.

Но случилось то, что и до сих пор в бывшей ГДР называют «предательством», свершенным «вождями перестройки». Как это произошло? Слово Валентину Фалину, известному международнику, бывшему секретарю ЦК КПСС, человеку, в те годы работавшему с Горбачевым и потому хорошо информированному. Вот что писал он в интервью «Комсомольской правде».

«…События приняли нерасчетный оборот после совещания министров иностранных дел, на котором Э. А. Шеварднадзе пошел на прямое нарушение директивы Горбачева…

Одно дело — воссоединение двух самостоятельных германских государств, другое — аншлюс, то есть поглощение ГДР Федеративной Республикой. Одно дело — преодоление раскола Германии как кардинальный шаг к устранению раскола Европы. Другое — перенесение переднего края раскола континента с Эльбы на Одер или дальше на восток.

Объяснение своего поведения Шеварднадзе дал очень простое — я узнал это от помощника президента Анатолия Черняева: «Геншер так просил об этом. А Геншер — хороший человек».

Что же случилось с ГДР в результате договоренностей двух «хороших людей»?

«ГДР обречена, — с горечью заметил писатель 111. Хайм, размышляя о судьбе Восточной Германии, — Все, что останется от республики — короткое упоминание в учебнике истории».

С тех пор прошло не так уж много времени, но жизнь подтвердила правоту слов писателя.

Вспомним о национальной народной армии ГДР, безусловно, одной из лучших армий Варшавского Договора. Что сталось с ней?

На Западе считают: она была интегрирована в бундесвер и, что очень важно, — мирным путем.

Что касается мирного пути, то это великая заслуга политиков и военных Германии как с той, так и с другой стороны. Право же, трудно найти нечто подобное в мировой истории.

А теперь об интеграции. Увы, по этому поводу существуют иные мнения.

Бывший и последний министр обороны ГДР адмирал Теодор Хофман (поскольку Эппельман именовался уже министром обороны и разоружения), выступая на одном из научных семинаров в Берлине, заявил: «С объединением Германии ННА была распущена. Многие профессиональные военнослужащие подверглись дискриминации».

На прилавках берлинских магазинов еще и сегодня можно встретить книгу с символическим названием: «Две армии — одна Родина». Не знаю, какой смысл вкладывал в эту фразу автор, но офицерам и унтер-офицерам ННА примерно такой и виделась будущая схема единой германской армии.

И если уж не две армии, то ННА и бундесвер, как две равноправные, равнозначные части будущих Вооруженных Сил объединенной Германии.

Голубые мечты «восточников» в погонах уже через две недели после объединения развеял командующий территориальным командованием «Восток» генерал-лейтенант И. Шенбом. Он заявил, что лишь 30 процентов кадровых военных и военнослужащих по контракту могут рассчитывать на место в бундесвере. Но, как известно, и обещанных 30 процентов бундесвер не смог принять в свои ряды.

Перед трудной проблемой стояли политики объединенной Германии: страна не нуждалась в таком количестве войск. Значит, частичное сокращение как ННА, так и бундесвера? Нет, на деле вышло несколько иначе.

Газета «Нойес Дойчланд».

Август 1990 года.

«11 августа в военно-воздушном училище им. Отто Лилиенталя в Баутцене состоялся последний в истории этого учебного заведения ННА торжественный выпуск молодых летчиков.

В тот же день состоялся последний выпуск молодых офицеров в военно-морском училище им. Карла Либкнехта в Штральзунде».

Газета «Вельт». Декабрь 1990 года.

«Генерал-лейтенант И. Шенбом сказал, что сокращение ННА быстро продвигается вперед. Из 170 тысяч военнослужащих, проходивших службу год назад в Вооруженных Силах ГДР, сейчас осталось 80 тысяч человек».

Как было воспринято в частях и соединениях ННА ГДР это «быстро продвигающееся» сокращение? Председатель военнослужащих ГДР полковник Э. Никкель назвал это «социальным — крахом».

Думаю, тут нет преувеличения. Мне рассказывал бывший подполковник ННА, как после воссоединения к ним в бригаду связи, дислоцирующуюся под Берлином, приехали два бундесверовца — майор и капитан. Они приняли командование бригадой.

Через два года из нескольких десятков офицеров бригады в бундесвере удалось «зацепиться» лишь двум. Бывший заместитель начальника штаба, подполковник, остался служить майором, да замкомбрига в том же звании командует в бундесвере ротой.

Они в общем довольны своей судьбой, а остальные?.. Остальные оказались свободны на все четыре стороны.

Сначала были уволены политработники и военные юристы. Оказались за бортом все до единого генералы, вне зависимости от их возраста, образования, опыта работы в войсках. За редким исключением подобная участь постигла полковников.

Остальные могли подать рапорт с просьбой о продлении службы. Если они не сотрудничали с министерством безопасности ГДР, и это после проверки подтверждала соответствующёя служба (ее в Германии называют «ведомством Гаука»), то военнослужащий ННА мог надеяться на зачисление в кадры бундесвера. Хотя надежда была весьма иллюзорной. Ведь руководство бундесвера с первых шагов не старалось обнадеживать будущих кандидатов из ННА.

Да и как оно могло обнадежить, если в соответствии с международным договором численность самих вооруженных сил ФРГ следовало сократить и довести до 370 тысяч, а тут же бывшая армия ГДР.

И все же, все же. Несмотря на все сложности сокращения, нередко в бундесвере происходили весьма странные и труднообъяснимые события. При сопоставлении их возникают закономерные вопросы.

Газета «Берлинер цайтунг».

Декабрь 1990 года.

«Командование бундесвера «Восток» приняло решение о закрытии военной академии ННА в Дрездене, единственной в бывшей ГДР. Около 500 офицеров получили уведомление об увольнении со службы».

Газета «Вельт». Октябрь 1990 года.

«Министр обороны ФРГ Г Штольтенберг принял участие в церемонии официального открытия академии бундесвера в Вальдбрёле».

Какой смысл закрывать одну академию, одновременно открывая другую, или, сокращая правой рукой генералов, левой — вводить новые генеральские должности?

Газета «Нойес Дойчланд».

Октябрь 1990 года.

«28 сентября уволены последние 24 генерала. Начальник Генерального штаба ННА генерал-лейтенант М. Гоэц охарактеризовал это решение об отставке как факт запрета на профессию. Более половины из 24 генералов моложе 50 лет бесспорно компетентны и лояльны к политическому курсу».

Газета «Вельт».

Октябрь 1990 года.

«Для решения задач, появившихся в связи с объединением Германии, федеральное правительство планирует создать в Вооруженных Силах 750 новых должностей. Среди них 20 генеральских, в том числе «генерал-лейтенант» — 1, «генерал-майор» — 5, «бригадный генерал» — 14».

Значит, чиновники, проводившие сокращение ННА, руководствовались не только отсутствием аналогичных воинских профессий в составе бундесвера, как это было с политработниками и армейской юстицией, а также предписанием «ведомства Гаука», но и еще какими-то критериями…

Какими? Официальные разъяснения указывают на физические, профессиональные качества, опыт работы в войсках, командирские навыки. Так может, уровень подготовки офицеров и унтер-офицеров «восточников» оказался недостаточно высоким и не соответствовал бундесверовским требованиям? Нет, это выглядело иначе. Один из бывших офицеров ННА признавался как-то в журнале «Шпигель», что освоение танка «Леопард» на курсах переподготовки в Кобленце не составило для него труда. Он знал каждую кнопку и рычаг этой машины. И наоборот, был крайне удивлен, когда увидел на базе ликвидации техники ННА в Шарлоттенхофе, как высокопоставленные офицеры-танкисты бундесвера не могут отличить танк «Т-72» от «Т-55».

Сам генерал-лейтенант И. Шенбом, безусловный авторитет и специалист по ННА, дал высокую оценку подготовке восточных военнослужащих. Он подчеркнул, что для них «характерна высокая дисциплинированность и чрезвычайно ответственный подход к выполнению поставленных задач».

О бундесвере же были иные отзывы. В сентябре 1990 года газета «Тагесшпигель» привела слова бывшего Президента Чили, командующего Сухопутными войсками генерала Пиночета: «В настоящее время бундесвер скопище наркоманов, гомосексуалистов, пустозвонов и профсоюзных деятелей».

Смею не согласиться с генералом. Армии обоих немецких государств всегда были на первых ролях в своих блоках — НАТО и Варшавском Договоре — хорошо обученные, профессионально подготовленные, с крепкой воинской дисциплиной, вооруженные по последнему слову техники. Они оказались достойными друг друга противниками.

Что же касается перечисленных Пиночетом «лучших представителей» воинских коллективов, начиная от пустозвонов и кончая наркоманами, то назовите армию, где их нет. Разве что Сухопутные войска Чили, которыми командует сам генерал? Но даже освободившиеся от скверны Чилийские Вооруженные Силы как-то не запомнились миру своими победами на поле брани. Ну разве что генерал занес на свой счет танковые и воздушные атаки на дворец Ла-Монеда в дни переворота. Тут уж спорить не приходится: за штурвалами этих самолетов и рычагами танков сидели явно не профсоюзные деятели.

Однако вернемся к судьбе национальной народной армии. Если она была достойным соперником бундесвера, почему лишь редкие представители ее оказались в строю армии ФРГ? Сегодня ответ на этот вопрос волнует многих. Он дает пищу для утверждения о преднамеренном, целенаправленном «разгоне» ННА ГДР, о трагедии и социальном крахе восточных военнослужащих. Но тогда как это сочетается со свободой и демократией, с правами человека, о которых так много говорят в Германии?

Такого могло бы и не быть. Если бы… Да, если бы не аншлюс.

…Как-то в «Тагесшпигеле» я прочел фразу уже упоминавшегося генерала И. Шенбома. Странная, право же, фраза.

«Мы пришли сюда не как победители к побежденным, а как немцы к немцам…» — сказал генерал.

О чем он? С кем спорил, кому доказывал? Неужто она возникла стихийно, эта фраза? Или может все-таки кто-то и до сих пор чувствует себя побежденным? Но тогда почему?

…В конце июня 1994 года, накануне моего отъезда из Германии, попал в делегацию генералов и офицеров ЗГВ, которых принимало бундесверовское командование «Восток». Все было устроено по высшему классу — показные занятия с наведением переправы, атакой «Леопардов», штурмовым применением «Миражей» и «Фантомов». Потом был незабываемый ужин. Столы накрыли прямо на понтоне, который буксировался несколькими катерами по течению реки.

Напротив меня за столом сидели два подполковника-бундесверовца. Один, судя по канту погон, был из авиации или ПВО, другой — связист. Внешне они ничем не отличались друг от друга, и все-таки в одном из них я безошибочно угадал бывшего офицера-восточника. Его выдавали глаза. Какая-то необъяснимая грусть таилась в их глубине.

Оказалось, служить ему в бундесвере оставалось совсем немного — заканчивался срок контракта. Дальше на службе его не оставляли. По своей наивности, желая успокоить, я заговорил о пенсии.

— Какая пенсия, — вздохнул подполковник, — в бундесвере я всего три года, а 27 лет в армии ГДР не в счет. За них пенсию не дают…

Грустные глаза его заблестели непрошеной слезой, и он отвернулся, глядя на кромку понтона, где закипала темная речная вода.

Радио «Свободный Берлин».

Октябрь 1990 года.

«Парламентский статс-секретарь в Министерстве обороны ФРГ В. Виммер заявил, что «военнослужащие бывшей ННА ГДР будут окружены особой заботой со стороны руководства западногерманских Вооруженных Сил»».