Калиостро

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Калиостро

Граф Калиостро не был ни графом, ни Калиостро. Родился он в 1743 году 8 июня в Палермо в семье бедного лавочника по фамилии Бальзамо. Крестили мальчика именем Джузеппе.

О Джузеппе Бальзамо — пока будем называть его так — в школьные годы можно сказать то же самое, что обычно отмечают авторы биографий великих людей о своих героях: «Уже в ранней юности у него проявлялись черты, которые определили его дальнейшую судьбу». Его отдали в духовную семинарию, где умненького мальчика быстро полюбили. Монах-фармацевт взял его под свое крыло, и он приобрел познания в медицине, которые впоследствии пошли ему на пользу. Потом ему поручили во время вечерней трапезы читать главы из житий святых. Голос у Джузеппе был приятный, проникновенный, его приятно было слушать. Все же трапеза слуг Христовых занимала куда больше и отвлекала внимание от слушания, потому что досточтимые отцы не сразу заметили, что паршивый мальчишка имена святых мучеников заменял именами общеизвестных главарей банд сицилийских разбойников и еще более известных уличных девиц из Палермо.

За это его выгнали.

О его переломном возрасте известно, что ко всему прочему он еще выучился рисованию и в этом искусстве достиг того, что мог ловко подделывать театральные билеты и документы.

Изучал он и оккультные науки, магию, распространяя о себе слух, что знает секрет, как искать след спрятанных сокровищ. Он и обнаружил 60 унций золота в кармане одного простодушного ювелира и выманил их тем, что пообещал разыскать клад, о котором ему стало известно, в пещере на берегу моря, который можно достать посредством необходимых волховских действий. Слово он сдержал, проводил ювелира в пещеру, но тут из темноты навстречу ему повыскакивали черные черти и отдубасили беднягу кладоискателя. Зато одураченный простак, надо думать, усвоил для себя урок на будущее.

Наконец, земля стала гореть у него под ногами, и он почел за благо исчезнуть из родного города.

Здесь начинается первая часть карьеры авантюриста.

Кстати, это не очень интересно, потому что начало его карьеры едва ли отличается от карьеры прочих мошенников того времени, которых много бродило по всей Европе. XVIII век был эпохой их процветания. Скучающие феодалы терпели мошенников за своим столом, потому что они развлекали их. На руку обманщикам была тогда страсть к алхимии; охваченных этой страстью знатных и даже коронованных особ легко было до поры до времени тешить сказками о делании золота. Если обман раскрывался, они переезжали в другое место и находили новых покровителей. Значительная часть Европы была поделена на мелкие страны, княжества, герцогства, передвигаться по ней было тяжеловато и долго, а вот беглый мошенник мог за несколько часов пересечь границу и оказаться на безопасной территории.

И молодой Бальзамо порядком поколесил по Европе, побывал даже на Востоке, в Египте. Полученный там опыт использовал в лучшие свои дни. Естественно, повсюду появляясь под другим именем и с другой легендой. Побывал он и прусским офицером с фальшивой бумагой о присвоении звания в кармане, уверяя всех, что он несчастный изгнанник, сын герцогини Трапезундской, более того, давая понять своим покровителям, что он якобы потомок Карла Мартелла[14].

Эта смелая мысль родилась у него на том основании, что какой-то его прадед носил имя Мартелло. Наконец он остановился на имени Калиостро. Оно ему очень нравилось, да и взято не у чужих, потому что одна из дочерей упомянутого Мартелло вышла замуж за человека по имени Калиостро. Ну а уж графским титулом он наградил себя сам за заслуги в области мошенничества.

Забросило его и на остров Мальту, где, блистая познаниями в алхимии, он втерся в доверие Великого Магистра рыцарского Мальтийского ордена. Причем настолько, что получил от него рекомендательное письмо в Рим, а там пролез и ко двору самого папы.

Двадцати двух лет от роду Бальзамо женился. Его избранница Лоренца Фелициани происходила из знатного дома постольку, поскольку работала в нем служанкой. Но она была исключительно прекрасным созданием, а Калиостро, возможно, прокручивал в своей голове, как бы с выгодой использовать красоту девушки в своих будущих аферах. Надо полагать, он не слишком печалился, если Лоренца порой отхватывала от каравая супружеской верности и раздавала от него пару ломтей.

Вскоре нашелся хозяин первого ломтя.

Молодой муж повез жену в Палермо показать родной город. Но золотых дел мастер, жаждующий мести за приключение в пещере, прослышал, что Бальзамо объявился в городе, подал в суд и засадил его. Кто знает, долго ли пришлось ему сидеть в тюрьме, если бы не помощь Лоренцы. Она нашла одного знатного покровителя — остается догадываться какой ценой. Этот знатный господин устроил так, что Калиостро вышел на свободу. Устроил очень интересно. Он пошел к судье и в сенях встретил адвоката золотых дел мастера. Не долго думая, он налетел на адвоката, сшиб его с ног и пинал его до тех пор, пока этот простофиля не поклялся забрать жалобу.

После этого супружеская парочка продолжила свое жульническое паломничество из города в город, из страны в страну. Однажды им и в самом деле пришлось бежать в рубище паломников. Они сговорились с неким соотечественником-итальянцем провернуть одно дельце, но когда стало ясно, что им самим худо будет, итальянец сделал ноги, а чтоб не уходить с пустыми руками, прихватил и весь гардероб супругов Калиостро, оставив их в буквальном смысле без одежды. Тогда они раздобыли паломничьи рясы и как честные кающиеся направили свои стопы в Испанию, к святым местам Сант-Яго де Компостелла.

Умный живет глупостью других. Калиостро точно знал источники, из которых всегда можно черпать с пользой. Женскую жажду красоты он утолял водами для умывания и прочими притираниями, из мужской жадности и тщеславия он умело извлекал выгоду, заманивая легковерных в чудо-стра-ну алхимии и посвящая их в «тайны сокровенных знаний».

Было у него и одно честное занятие — он лечил. Где он постиг тайны медицины — неизвестно. То, чему он научился в монастырской аптеке, было совсем недостаточно, чтобы прославить свое имя массой успешных излечений. Возможно, у него были какие-то особенные лекарства, а возможно, он прописывал совсем простые средства, тем самым спасая больных от нашествия других врачей, которые, согласно положениям тогдашней науки, своими жуткими микстурами, кровопусканиями и банками облегчали больным путь на тот свет. Говорят, лечил он бесплатно, однако не отвергал подарков благодарных пациентов.

Так полнела и пухла его мошна, да настолько, что, когда началась вторая часть его авантюрной карьеры, он уже разъезжал в собственном дорожном экипаже с гербами, с глашатаем, бегущим впереди, лакеем и камердинером на запятках — в общем, с графской помпой, ослепляя и завораживая глаза выстраивающихся для его встречи.

Во второй половине жизни его имя обретает невероятную известность, о нем пишут до сих пор, его имя внесено во все биографические справочники и лексиконы. Высокие особы феодальной Европы с восторгом принимали его, был он принимаем и при княжеских дворах.

Во второй половине XVIII века бурно прорастают всевозможные мистические учения. Сектанты, последователи Сведенборга[15], мартинисты, розенкрейцеры (наследники средневекового общества «Роза и крест») в туманном мистицизме искали выход к телесному и духовному обновлению, не совсем разбираясь в сути и целях свободных каменщиков. Почти повсеместно люди отходили от трезвых принципов оригинальной английской ложи свободных каменщиков, их более привлекала таинственность сверхъестественного, возможность почерпнуть от магических знаний в ложах.

Возможно, в этом и заключается секрет головокружительного успеха Калиостро, аналогии которому нет в истории авантюристов, и вместе с тем его успех являет собой поучительный пример людской доверчивости.

Он морочил головы склонным к мистицизму, основал собственную ложу свободных каменщиков, назвав ее ложей египетских ритуалов. Цель была заманчива: содействовать телесному и духовному обновлению ее членов, снять с их плеч груз накапливающегося греха и сопроводить их в состояние райской невинности.

Прежде всего он должен был ответить на вопрос, по какому праву он берется за эту задачу, явно превосходящую человеческие возможности. Ответ успокаивал. Природа ложи возвращает нас к библейским временам, поскольку ее истинным основателем был Енох, отец Мафусаила. А уже он передал тайну пророку Илие, который был известей также под именем Великий Кофта. От него тайна мистерий перешла к египетским жрецам, а те заботливо сохранили ее в мире пирамид. Бывая в Египте, он вошел в милость жрецов, и они обучили его методам Еноха. Значит, он как посланник Великого Кофта желает наставить человечество на путь истины. Позднее он совсем обнаглел и объявил самого себя Великим Кофтой. Более того, совсем завравшись, объявил свое происхождение почти небесным: матерью его была земная женщина, а вот отец его — ангел. Притом забыв, что среди ангелов нет графов.

Испокон веков Египет был страной тайн. Огромные храмы с иероглифическими письменами, заставляющие подозревать таинственные обряды, идолы богов с птичьими, бараньими и змеиными головами, вздымающиеся к небу конусы пирамид, в подземных погребальных камерах удивительные мумии людей и животных — все говорило о некоем исчезнувшем мире, в котором жрецы хранили таинственные традиции еще более древних времен. Стоило только упомянуть Египет и пирамиды, как у верующих спина уже приятно содрогалась.

Злоязычные писатели оговаривали женскую добродетель: мол, тут только первый шаг труден, а дальше легче. И здесь ситуация схожа. Кто поверил в жуткую глупость про Еноха, Илию и полунебесное происхождение самого Калиостро, тот уже не сомневался, когда в алтарях лож им открывались куда более пестрые вещи.

Я сказал «лож», потому что Великий Кофта не удовлетворился одной ложей. Материнскую ложу он открыл в Лионе, но потом открыл еще по одной в Гааге, Лондоне, Париже и других городах континента. Жителей Европы он сделал, так сказать, своими налогоплательщиками. Теперь он окружил себя уже и не графской, а княжеской роскошью, вращаясь только в самых знатных аристократических кругах. В Париже его обожал кардинал герцог де Роган, чье имя впоследствии стало притчей во языцех после судебного процесса по делу о драгоценном ожерелье. В Митаве, тогдашней столице Курляндии, в спальню нашего героя попала баронесса Рекке.

Молоденькая немецкая поэтесса приходилась невесткой правящему герцогу Курляндии, она и представила ко двору обожаемого ею Калиостро.

Слава тогда уже вскружила ему голову. Когда он был центром торжества в Страсбурге, туда специально приехал Лафа-тер[16], чтобы познакомиться с ним. Однако его встретил холодный, даже грубый прием. Калиостро отказался от знакомства, сказав ученому: «Если вы знаете больше, чем я, вам нужды во мне нет, а если я знаю больше, то мне нет нужды в вас».

Ловким ходом с его стороны оказалось и то, что он принимал в ложи женщин. До того ложи были закрыты перед ними. В дамских ложах верховенствовала Лоренца.

Как же предполагалось достичь духовного возрождения?

А вот как: будет выстроен трехэтажный дворец. (В Базеле он даже начал строить таковой. Люди дивились и шептались меж собой, что, дескать, один большой господин предназначает его себе для мавзолея.) В среднем этаже — почему именно в среднем, Калиостро не сказал — разместятся тринадцать избранных учеников. Они проведут здесь сорок дней в молитвах и медитации. За это время будет изготовлено необходимое количество так называемого девственного пергамента. (Один из аксессуаров древней магии, его изготовляли из шкурки новорожденного барашка.) Из пергамента надо было вырезать пятиугольные лоскутки. По прошествии сорокадневного срока появятся семь архангелов и поставят на лоскутки свои печати. Название такому пятиугольничку Пентагон, он идентичен тому, что древние маги называли печатью Соломона. Его обладатель станет великим магистром и достигнет совершенства, абсолюта, то есть состояния, предшествующего грехопадению. Вместе с тем он получит еще семь меньших «пентагончиков» для раздачи друзьям и подругам. Такие «печати-пентагончики» Великий Кофта уже раздавал своим самым фанатичным ученикам.

Ведь у него были приверженцы, которые в своем обожании доходили до того, что считали Магистра святым и были счастливы, если могли дотронуться до него, они верили, что тем самым и в них перельется немного благодати от святого мужа.

В ложах молились, распевали псалмы, один из них начинался так: «Memento Domine David et omnis mansvetudinis eius». Верующие имя Давида заменяли именем Магистра, и псалом звучал так: «Вспомяни, Господи, о Калиостро и о его благочестии».

Духовное совершенствование обещало быть воистину возвышенным и желанным состоянием, однако верующие не чурались и некоторого телесного обновления тоже.

Великий Кофта озаботился и этим. Дело было не дешевое, потому что необходимые средства составлял он сам большими трудами и великими расходами. Это были известные из истории алхимии средства: красный порошок-первоматерия, камень мудрости (философский камень), эликсир жизни. В древние времена из многотысячной армии алхимиков лишь нескольким избранным удавалось взять эти чудодейственные средства у таинственных сил природы. Великий Кофта, естественно, был из их числа.

Правила курса омоложения были следующие.

В продолжение всего курса необходимо удалиться от света, самое большее — выбрать себе единственного друга и переехать с ним в сельскую местность. 32 дня строжайшей диеты, небольшие кровопускания и в последний день шесть капель белого эликсира. Тут означенный ложится в постель и принимает первое зернышко чудодейственного средства materia prima. После чего он теряет сознание и у него начинается нервный припадок, но этого не следует пугаться, это в порядке лечения. На другой день он получает уже два зернышка достославного средства, после чего у него начинается жар, он впадает в горячку, волосы и зубы выпадают. На 36 день он получает третье зернышко, от которого впадает в глубокий сон, во время которого все, что он потерял, вырастает снова. На 39 день — ванна и растворенные в вине десять капель чудо-бальзама Великого Кофты. На 40 день больной (то есть больной старостью), помолодевший на пятьдесят лет, может скакать из добровольного одиночества на волю, в жизнь. Этот курс можно повторять каждые пятьдесят лет.

Бездонная глупость. Может быть именно поэтому члены ложи и не видели вглубь. Сама идея была ложна, ведь курс надо было начинать хотя бы после 70-летия. Не очень-то соблазнительно, например, в 60 лет помолодеть на пятьдесят лет: значит вновь садиться на школьную скамью, опять учиться. Вторая, более серьезная ошибка состояла в том, что Магистр обозначил предел и этим 50-летним циклам. Их нельзя было повторять до бесконечности, а только до тех нор, пока снова и снова возвращающийся в собственную юность господин (госпожа) не достигнет 5557-летия. Таким образом, стоило подумать, надо ли вообще ввязываться в это дело.

Наверное, все же находились желающие, только им за каждое зернышко первоматерии приходилось выкладывать прилично золота. Вообще царские доходы приносила продажа этих чудодейственных средств и пентагонов, вступительные взносы членов лож, а также сыплющиеся на Калиостро подарки, которые должны были быть достойными посланца пророка Илии.

Кто все же прошел этот воистину драгоценный курс и не смог отделаться от морщин, то совершенно напрасно шел жаловаться к Магистру. Он его просто ругал, что, дескать, наверняка претендент на омоложение согрешил против правила телесной чистоты и уступил соблазну чувств. Семидесяти- и восьмидесятилетним дамам и господам приходилось терпеть. Впрочем, Калиостро не долго оставался в одном и том же городе. Он всегда отправлялся дальше, пока его местная слава была в зените, а у прозревших и обманутых просто не оставалось времени, чтобы омрачить ее.

Кто же пытался полюбопытствовать, а как, дескать, у самого Магистра-то обстоят дела с вечной юностью, получал туманные ответы. Из них можно было только понять, что Магистр своим появлением на свет опередил даже Рождество Христово. Лоренца как-то раз, когда она еще завораживала своих поклонников очарованием своей красоты и молодости, стыдливо призналась, что ему точно уже за шестьдесят, что у него есть сын — военный пенсионер, который служил в голландской армии.

Жадная до всяких чудес публика не удовлетворялась слухами, которые Магистр распускал сам о себе, а придумывала еще более странные. Он, дескать, общался с потусторонним миром, вызывал усопших, беседовал с духами, предсказывал будущее. По его приказу в Версале на зеркалах появлялись образы умерших французских королей. Когда однажды он принимал у себя герцога Рогана, на ужине присутствовали духи Генриха IV, Вольтера и Руссо. Поговаривали, что он мог увеличивать бриллианты в два раза.

На одном его поистине удивительном фокусе, пожалуй, стоит остановиться. Для этого фокуса с улицы приглашали ребенка. Мальчика или девочку — все равно. Он называл такого ребенка голубем. Этого голубка Калиостро подводил к наполненному водой стеклянному шару и велел ему пристально смотреть внутрь него. Немного погодя ребенок начинал видеть какие-то фигуры, которые его устами отвечали на вопросы Магистра. Они говорили о таких событиях, о которых ребенок знать не мог, а порою даже предсказывали будущее. Опыт с большим или меньшим успехом проделывали и ученики Калиостро.

Позже, когда в римском суде шарлатана допрашивали, он сознался во всех своих мошеннических проделках, вот только относительно голубя продолжал упрямо настаивать, что тут не было никакого обмана. Детей приводили с улицы наугад, научить их просто не было времени. Божьим даром называл он эту свою способность настраивать ребенка на вызывание видений. Хотя такое признание с точки зрения судей было скорее ему во вред, чем на пользу, но он все равно стоял на своем. И Лоренца тоже призналась, что только в одном случае ребенок был научен, а в остальных, по ее мнению, об этом и речи не могло быть.

Фокус этот определенно был так называемым смотрением в кристалл. Издревле известный способ гадания. В нем по большей части использовался хрустальный шар, но можно было пристально смотреть и на отшлифованную до зеркального блеска металлическую или водную поверхность, яичный белок и т. д. Биографы Калиостро, сторонники оккультизма, склоняются к тому, что он обладал некоей магнетической силой, которая позволяла ему влиять на воображение и ход мысли ребенка. То, что раньше называли магнетизмом, теперь называют гипнозом, и, пожалуй, в этом и заключается ключ к разгадке. Значит, если даже сорвать с Калиостро клоунский костюм мошенника, го его фигура все равно будет окутана тайной.

* * *

Во время пребывания в Париже случился в его жизни большой провал.

Впрочем, поначалу дела его шли блестяще. Славе его как личности таинственной и мистической способствовали случаи успешного исцеления. Нескольких аристократов высокого ранга он счастливо поставил на ноги, бедняков лечил бесплатно, даже снабжал их потом деньгами. Париж охватила настоящая лихорадка калиостромании. На цепочках носили медальоны с изображением портрета Калиостро, перстни; дамы обмахивались веерами, расписанными миниатюрными портретами великой супружеской пары; жилище украшали статуэтками Калиостро в бронзе или мраморе. Его портрет в мраморе создал Гудон, один из величайших скульпторов Франции, автор известного бюста Вольтера. На пьедестале продававшихся в лавках статуэток красовался следующий стишок:

De l’ami des humains reconnaissez les traits,

Tous ses jours marqu?s par de noveaux bienfaits.

Il prolonge la vie, il secourt l’indigence;

Le plaisir d’?tre utile est seul sa r?compense.

Что означает: зритель, узнай черты друга человечества, кто ежедневно занят благими деяниями, продлевает жизнь, помогает разуму, утешением ему — радость, что можешь быть полезен.

Друг человечества мог утешаться и другими вещами, у него были деньги, чтобы арендовать сразу два особняка — один на Рю Сен-Клу, другой на Рю Верт. В первом жил он сам, а во втором было святилище для египетских ритуалов.

Беда пришла, когда его имя оказалось замешено в скандале с бриллиантовым ожерельем.

Между прочим, как раз тут он был абсолютно ни при чем, ведь у него была масса других способов, чтобы опустошать мошну герцога Рогана, и никакой нужды прибегать к помощи мадам де Ла Мотт[17].

И все же ему было нанесено неслыханное оскорбление — еще во время судебного процесса королевским указом его посадили в Бастилию.

Великая тревога поднялась в массе его приверженцев. Засадить в тюрьму самого Магистра, благодетеля человечества, и даже до приговора суда! Его почитатели объединились в его защиту и обратились прямо в парламент. Среди подписантов обращения красовались также имена аристократов и политиков. Помимо всего прочего они рисовали следующий портрет своего подзащитного:

«Калиостро — сын одного из Великих магистров Мальтийского рыцарского ордена. Тайно воспитывался в Мекке и Медине. С ранней юности постоянно путешествует, в египетских пирамидах был посвящен в тайны сокровенных знаний Востока. Уже в зрелом возрасте объездил всю Европу как врач и пророк, во власти которого было вызывать духов. И повсюду его заслуженно называли другом человечества».

Сие душеспасительное чтиво напечатали и украсили портретом Калиостро.

Наконец настал день объявления приговора. Как известно, главную обвиняемую, мадам Ла Мотт, приговорили к пожизненному заключению с предварительным бичеванием и клеймлением плеча. Калиостро был освобожден.

С неслыханной силой последовал взрыв радости и воодушевления. Устраивались празднества в честь невинного, некоторые дома украсила иллюминация, более того, в некоторых церквях звонили в колокола. На всем пути от Бастилии до Рю Сен-Клу толпился народ, а освободившийся из тюрьмы-крепости узник направился домой в сопровождении своих приверженцев. «Да здравствует Калиостро! Да здравствует благодетель человечества!» — восклицала толпа. У ворот особняка собралась толпа в несколько сот человек, все хотели услышать приветствуемого, выкрикивали, что готовы с оружием в руках защитить его от насилия власти. Народный герой вынужден был выйти на балкон и успокоить вошедших в раж поклонников обещанием, что в самое ближайшее время он обратится к ним с более продолжительной речью, а теперь надо разойтись с миром.

Однако для обещанной речи случая не представилось. Он получил приказ в течение 24 часов покинуть Париж. Таким образом, Калиостро был вынужден перебраться в Пасси с твердым решением покинуть неблагодарную Францию и переплыть в Англию. Верные ему поклонники наводнили Пасси, следуя за ним, и, сменяя друг друга, несли почетный караул у его ворот.

Потом настал грустный час прощания. Отправляющаяся в ссылку супружеская чета села на корабль в Булони. В порту парижская демонстрация повторилась только в еще больших масштабах: из города и его окрестностей, чтобы проститься, стеклось около пяти тысяч человек, и они, стоя на коленях, просили благословения у святого мужа[18].

Во время судебного процесса в Риме среди изъятых у него бумаг были три письма, написанных его почитателями после его отъезда. В них столько безумного обожания, что, право же, стоит привести из них несколько строк.

«О, мой Маэстро вечный, после Бога Вы мое счастие. Возможно ли, что я больше не увижу Вас в Париже? С болью в сердце покоряюсь воле Бога и Вашей… Говорить ли о той боли, которую я ощущал, когда море отделило нас от лучшего и величайшего из Магистров… Перо мое неспособно описать трепет души моей, но сердце мое полно наипокорнейших чувств к Вам. Распоряжайтесь моею судьбою, но не позволяйте мне слишком долго томиться без Вас. Прошу у Вас счастия моей жизни и с покорностью припадаю к ногам Вашим».

Из Лондона Калиостро обращается к французскому народу с манифестом. Любимец аристократии в этом документе, смело сделав резкий поворот, предстает ярым защитником прав народа. В нем содержится также одно интересное пророчество, которое-таки сбылось. Он предсказал, что Бастилию разрушат, а на ее месте сделают место для прогулок.

* * *

Читающие о яркой, словно полет кометы, карьере Калиостро, могут представлять себе его так: высокий, статный молодец, красавец-мужчина, своей широкой образованностью, искрометным остроумием завоевывал сердца мужчин и сводил с ума женщин своей внешностью.

Ничего подобного.

Голова у него была красивая, это правда. Это подтверждается и бюстом работы Гудона. А вот медная гравюра Ходовецкого запечатлела низкорослого, с брюшком мужчину отнюдь не замечательной внешности. Наиболее подробно его внешность описал страсбургский корреспондент журнала «Berlinische Monatsschrit» в декабрьском номере журнала за 1784 год.

По его описанию этот чудо-человек был низенького роста, толст, очень широкоплеч и очень широкогруд; волосы черные, брови густые и сильно изогнутые. Огненный взор черных глаз постоянно сверкал по сторонам. Нос широк, толстые губы полуоткрыты, крепкий, круглый подбородок выдается вперед. Руки-ноги малы и изящны, лицо смуглое, голос звучный и звонкий.

О его манере говорить свидетельствует чрезвычайно интересное описание в октябрьском номере того же журнала за 1790 год. Его прислал некий дворянин по имени Фербер. Он познакомился с Калиостро в прекрасные деньки его пребывания в Митаве и имел возможность понаблюдать за ним.

«Все, что он говорил, — не более чем хорошо зазубренная и постоянно повторяемая болтовня. Ее предмет был постоянно одним и тем же; говоря, он не менял ни одного слова, так что слышавший его хоть раз, мог быть уверен: и в другой раз услышит то же самое. Он даже того не понимал, что, немного изменив или дополнив, можно обновить свою речь. Он постоянно молол то, что уже сто раз рассказывал. Его грубых мистификаций не замечал только тот, кто опасался его ужасной грубости и его ослепленных почитателей. Большинство его партии состояло из застенчивых, они потому держались его, что боялись отстать совсем. Человек он был совершенно необразованный, прочитавший всего несколько книжек, из них и черпал всю свою науку».

* * *

Яркое солнце его карьеры клонилось к закату. Там и сям научились разгадывать иероглифы египетских ритуалов и прочитали по ним о вульгарнейшем обмане. Личность бывшего узника Бастилии более не была свята и непорочна. Армия учеников враз оскудела; некоторые из разочаровавшихся приверженцев перешли в атаку. Такой «отщепенкой» стала и баронесса Рекке — когда-то, во времена проповедей в Митаве, самоотверженная почитательница и покровительница Магистра. Она горько сожалела, что когда-то в состоянии нервного возбуждения поддалась мистификации. Чтобы исправить собственную ошибку и охранить других от подобного заблуждения, она написала книгу, в которой разобрала по косточкам плутовскую систему «посланца пророка Илии»[19].

Ее примеру последовали и другие; разоблачительные статьи множились, и страсти вокруг имени Калиостро стали понемногу остывать.

Следовало подумать о другой сфере. И Магистр подумал о Риме, там не было даже филиала материнской ложи Лиона. Да и Лоренца все чаще стала ныть: ей хотелось навестить родных. И подались они в Вечный город.

Большего дурака свалять он не мог. В папской столице, на глазах у католического клира, он хотел дурачить людей египетскими фокусами-покусами.

Инквизиция обвинила его в ереси, и 27 ноября 1789 года он был арестован и посажен в крепость Ангелов.

На суде все события мошеннической жизни Джузеппе Бальзамо прошли перед судьями. Он не отрицал, только в эпизоде с голубями стоял на своем: не было в этом никакого обмана. Приговор был строгий — смерть. Потом папа Пий VI помиловал его, заменив казнь пожизненным заключением.

Лоренцу тоже пожизненно заключили в монастырь. Больше о ней ничего не известно.

Последней была весть, просочившаяся из-за стен крепости Ангелов, что ее узник хотел было задушить своего исповедника и в его одежде бежать. Однако это оказалось выдумкой.

Позднее его перевели в крепость Сан Леоне возле Урбино, там 26 августа 1795 года он и скончался.

Три великих авантюриста было в XVIII веке: Казанова, граф Сен-Жермен и Калиостро. Из всех троих этот был самого низкого пошиба, но у него был самый большой успех.