Глава 11 ЯПОНСКАЯ ГОТИКА

Глава 11

ЯПОНСКАЯ ГОТИКА

Наследник Хирохито, принц Акихито, родился в год Петуха — точнее, в год Водяного Петуха: интеллектуала, ученого, склонного к некоторой напыщенности, интроверта, наблюдательного, утонченного, очень энергичного и инициативного, но уходящего в свою скорлупу при неудаче. Другими словами — в 1933 году. Младенца передали на попечительство императорского двора и содержали изолированно в дворцовых яслях. Императрица Нагако раньше посещала новорожденных дочерей в тех же яслях, но, подвергнутая суровой критике за «потакание» им, после рождения сына смирилась с неизбежным и навещала наследника значительно реже. Акихито следовало привыкать к одиночеству… В возрасте трех лет его полностью отстранили от родителей и перевели в отдельный дворец с гофмейстерами, няньками, докторами и воспитателями. В отличие от энергичной и воинственной вдовствующей императрицы Садако, победившей в затяжной суровой битве за право чаще видеть собственных детей, императрица Нагако приняла отчуждение от сына молча. Она не перечила воле гофмейстеров, направленной на изоляцию императора и императрицы от наследника. Нагако все больше отчуждалась и замыкалась в себе в окружении свиты фрейлин-аристократок, главный интерес в жизни которых составляли сплетни и злословие. Очаровательная молодая невеста Нагако, выйдя замуж и переехав во дворец, увяла и изменилась внутренне под влиянием фрейлин, став со временем похожей на свою придворную болтливую клаку.

Отданный на попечение гофмейстеров, Акихито получил то же сухое, лишенное чувства здорового юмора воспитание, как и его отец. Сын унаследовал от Хирохито интерес к флоре и фауне океана: любил наблюдать за карпами в императорских прудах, собирал коллекцию морских организмов, ловил руками омаров под неусыпным присмотром двух фрейлин, гофмейстера и доктора. В 1939 г., в шестилетнем возрасте (Япония тогда уже вела полномасштабную войну с Китаем), Акихито приняли в Школу пэров, возглавляемую отставным адмиралом Яманаси. В школе наследный принц проявил себя как типичный Водяной Петух — держался всегда особняком, настороже, себе на уме, избегал одноклассников. Школьные товарищи прозвали полнощекого, смуглого Акихито Табю тан (Смуглый поросенок).

На поздних стадиях войны на Тихом океане Акихито с школьными товарищами отправили в пригород Токио. С этого момента он не виделся с родителями почти два года, вплоть до возвращения во дворец осенью 1945 г., уже после капитуляции Японии. В письме к сыну Хирохито говорит о постигших Японию бедствиях войны: «Наш народ слишком верил в священную империю и с небрежением относился к Британии и Соединенным Штатам. Наши военные преувеличивали значение силы духа, не обращая должного внимания на достижения науки… Они умели только наступать, но не владели наукой отступления». В день капитуляции Акихито записывает в дневнике: «Полагаю, теперь и впредь я должен изучать науки с особым усердием».

Поначалу СКАП не выдвигал каких-то прямых требований императорскому двору в отношении малолетнего наследного принца и его образования. С возвращением Акихито в Токио адмирал Яманаси нанял Реджинальда Блита (англичанина, продолжительное время проживавшего в Японии) обучать наследника английскому языку. Яманаси — англофил, Блит — японофил, и оба — давние друзья, этакая курьезная парочка белых ворон. Карьера Яманаси на военном флоте оборвалась рано «благодаря» его высказываниям в пользу ограничения военных расходов, не вызывавшим сочувствия у его более агрессивно настроенных сослуживцев. Так что Яманаси пришлось подать в отставку и искать места в Школе пэров. Блит до своего назначения учителем Акихито несколько десятков лет работал в Азии, начав с преподавания английского в Корее. Там Блит женился на японке, перебрался в Японию и решил принять японское гражданство. Но тут началась война, и его вместе с другими иностранцами интернировали в закрытую зону близ Нагано. После войны Блит поселился в Токио, активно занялся поиском работы и несказанно обрадовался, когда ему предложили обучать языку самого наследного принца. Радость оказалась преждевременной!

Назначение Блита пришлось не по душе генералу Боннэру Филлерсу и полковнику Ларри Бункеру, хотевшим, понятное дело, видеть американца на столь влиятельном посту рядом с Акихито. Оккупация Японии должна проходить под американским руководством! Феллерс с Бункером не смогли просто так взять и аннулировать назначение Блита — ведь и Блит, и адмирал Яманаси оказывали «услуги» СКАП, тем не менее они вполне смогли обойти «эксцентричного британца-иммигранта» с фланга. Вопрос подбора «нужного американца» занял некоторое время — но уже к концу 1946 г. Акихито, его сестры и брат стали брать уроки не у Блита, а у Элизабет Грей Вайнинг (сорок четыре года, квакер, вдова). Блит оставался во дворце, но уступил позиции переигравшей его по всем статьям американке, чувствуя себя обойденным.

Вайнинг объясняла свой успех так: «Кое-кто в высших эшелонах оккупационной администрации намекнул кое-кому с японской стороны: …наследный принц должен получить более демократичное образование». Помимо «намеков», люди Макартура запускали острые коготки в саму императорскую семью: в начале 1946 г. миссия американских педагогов-методистов, возглавляемая Джорджем Стоддардом (суперинтендант департамента образования штата Нью-Йорк), посетила Японию с целью содействия СКАП в реформе японской системы образования. С подачи Феллерса Стоддард встретился с ментором и квакером Кавайи Митико. (Феллерс когда-то учился с ней в одном колледже в Индиане.) Митико являлась близкой подругой Сэкии Тэйдзабуро, высокопоставленной придворной дамы, уже открывавшей перед Феллерсом не одну запертую дверь. Решили, заручившись поддержкой вдовствующей императрицы Садако, сообщить императору Хирохито о желании Макартура нанять наследному принцу воспитательницу-американку.

Стоит ли удивляться, что на аудиенции, организованной для миссии Стоддарда во дворце 26 марта 1946 г., Хирохито внезапно повернулся к Стоддарду и поинтересовался, не может ли тот подыскать кого-нибудь из американцев в преподаватели к старшему сыну. Такой «спонтанный» интерес выглядел как инициатива со стороны Хирохито, но император сам являлся объектом манипуляций — впрочем, не впервые. Спустя несколько суток Стоддард встретился с глазу на глаз с адмиралом Яманаси и Тэрри Тэрасаки, сообщившим ему о личной просьбе Хирохито назначить в воспитатели к сыну американку (в возрасте около пятидесяти, «христианку, но не фанатичку», ранее никогда не посещавшую Японию)…

Конечно, не всем нравилось назначение иностранки. Адмирал Яманаси крайне неприязненно относился к самой идее привечать американку при дворце. Яманаси поддержали японские консерваторы, так или иначе имеющие отношение к вопросу воспитания наследного принца. Что же до Блита, то он без обиняков заявил, что американка, согласившаяся занять подобный пост, не кто иная, как любительница саморекламы и самовозвеличения! Макартур изображал из себя сомневающегося — мол, нельзя сбрасывать со счетов вероятность «циничной политической акции» со стороны японцев, задумавших таким образом претендовать на роль активных учеников демократии, каковыми они, по существу, не являются… Каков Макартур! Подготовив сценку загодя, генерал беззастенчиво рисовался на потребу зрителям!

Вернувшись в США, Стоддард принял решение в пользу Вайнинг. Вайнинг — на год младше Хирохито, работала в структурах Общества квакеров, автор ряда книг для детей (в основном повествующих о перипетиях земного пути знаменитых квакеров вроде Уильяма Пенна, на которых маленьким читателям писательница рекомендовала прилежно равняться). Стоддард, имея представление о сети квакеров в Японии и в императорском дворце, понимал, что его выбор в пользу зрелой женщины-квакера будет наверняка одобрен вдовствующей императрицей Садако. Стоддард передал досье Вайнинг Феллерсу, тот передал его Гвен и Тэрри Тэрасаки (Тэрри тогда занимался подготовкой «монолога» императора). Гвен поддержала кандидатуру Вайнинг; немаловажным аргументом «за» стала и пережитая Вайнинг личная трагедия — пятью годами ранее в автомобильной катастрофе погиб ее супруг. «Уверена, она способна на глубокое сострадание к ближнему. Квакеры всегда ненавидели войну».

Адмирал Яманаси запросил одобрения императорского двора, и решение, пусть и со скрипом, приняли в пользу Вайнинг. Позже, когда она с успехом утвердится на новой должности, Хирохито не без удовлетворения заметит: «Если и есть предприятия, совершенно мне удавшиеся, то моя просьба взять во дворец миссис Вайнинг безусловно относится к таковым».

Вайнинг прибыла в Токио в октябре 1946 г. Формально ее зачислили в штат сотрудников императорского двора, тем не менее СКАП предоставил в ее полное распоряжение конфискованный особняк в западном стиле, обставленный антикварной мебелью в стиле Людовика XV (вывезенной из дворца Акасака), а также несколькими кроватями, закупленными японцами в 1922 г. при подготовке к визиту принца Уэльского. В распоряжение Вайнинг поступили японка-квакер в качестве личного секретаря, экономка, служанка, техник-слесарь и шофер. Хозяйственные вопросы (починка и тому подобное) решались простым звонком в канцелярию императорского двора. Вайнинг описывала отношения с императорским двором как «восхитительные, по-домашнему уютные».

Она прибыла обучать детей императора английскому языку, основам демократии и западной культуры. В то же время Акихито и остальные дети Хирохито уже приступили к занятиям в Школе пэров, расположенной в пригороде Токио Коганэи в бывших армейских казармах. В казармах протекала крыша, отсутствовало отопление, электричество подавалось с перебоями, вместо школьных парт стояли грубо сколоченные деревянные столы… Дети выглядели не многим лучше… Отпрыски японской аристократии усердно изображали маленьких оборвышей; хоть их семьи владели многомиллионными состояниями, у них это получалось — лохмотья есть лохмотья. Даже дети императора ходили в поношенной, аккуратно заштопанной одежке… Только идиот мог бы разрядить их в шелка! Обман удался. Например, Феллерс, после демобилизации вернувшись в Вашингтон, не замедлил выслать императору Хирохито иллюстрированный прейскурант для выписки товаров почтой «Сиэрс», от своего имени делал заказы и пересылал их бывшему помощнику в аппарате СКАП в Токио, а тот уже переправлял их во дворец через Тэрри Тэрасаки!

Несмотря на сопротивление императорского двора, Вайнинг (с одобрения Акихито и его школьных товарищей) присвоила своим подопечным английские прозвища — дабы избежать архаичных, по ее мнению, придворных форм обращения. Так, наследный принц Акихито превратился в «Джимми», одна из его сестер — в «Патрицию». Да отпущаеши нам грехи наши, мы действовали на благо демократии! Под руководством Вайнинг в течение четырех лет Акихито получил такое воспитание, какое, безусловно, ранее не получал ни один из наследных принцев. Он свободно контактировал с соучениками (японцами, англичанами, американцами), его сопровождал минимальный эскорт. Наследник жил в двухместной комнате в школьном общежитии, сам прибирал за собой, мыл посуду в школьной столовой, научился играть в бридж и «Монополию», по рекомендации Вайнинг прочел «Унесенных ветром». Вайнинг произвела на Акихито неизгладимое впечатление. Вела подробные и обстоятельные дневники за все время работы с Акихито. Позже, по совету самого Хирохито, Вайнинг издаст три книги и опубликует массу статей, повествующих о ее пребывании в кругу императорской семьи.

Вайнинг часто приглашали во дворец поболтать со вдовствующей императрицей Садако. Для встреч с Вайнинг Садако всегда облачалась в черное платье спортивного покроя до пола, по моде конца 1890-х гг. Садако приближалась к шестому десятку. После смерти супруга императора Тайсё в 1926 г. и до прибытия Вайнинг вдовствующая императрица допускала в свой круг лишь одну иностранку — Элис Перри Грю. Вайнинг нашла Садако «до сих пор внушительной и влиятельной фигурой в жизни Японии», чрезвычайно обеспокоенной будущностью своей семьи, в особенности своего внука. Что интересно, французский журналист Роберт Гиллен тоже находил матушку Хирохито одной из самых влиятельных персон во дворце в послевоенные годы. «Интеллигентная, просвещенная женщина, — писал Гиллен, — не утратившая былого влияния». (Подобно Феллерсу, задействовавшему сеть квакеров при проникновении в императорский дворец, действовала и Садако, но в обратном направлении.)

Вскоре Вайнинг стала давать уроки английского и взрослым членам императорской семьи, включая императрицу Нагако и ее деверя принца Такамацу. Принцессу Такамацу Вайнинг считала очаровательной и жизнерадостной. Принц и принцесса Такамацу вели активную светскую жизнь, путешествовали по стране, посещали благотворительные балы в пользу пострадавших от разрухи. Принц Микаса, прямодушный младший брат Хирохито, тоже брал уроки у Вайнинг. Непретенциозный по натуре, Микаса сам приезжал в ее дом на компактном японском автомобиле или, иной раз, поездом и шел от станции пешком. Вайнинг, описывая Микасу, упоминает о его «птичьем профиле», так похожем на профиль вдовствующей императрицы, и характером он очень напоминал свою бабушку… «Он человек широких взглядов, острого ума, и я всегда интересовалась его искренними и не стесненными никакими условностями комментариями происходящего вокруг». До Вайнинг с начала XX века, то есть после отхода от дел упоминавшегося нами выше доктора Эрвина Бёльца, никто из иноземцев не проникал столь часто в святая святых императорского двора. После Вайнинг и поныне — никто.

Журналист Джон Гюнтер, тоже квакер, сблизившись с Вайнинг в Токио, писал о ней в своих статьях: «[Она] приступила к своим обязанностям с юмором, достоинством, здравомыслием и полным осознанием всей высоты стоящих перед ней задач… Принадлежа к общине квакеров, она искренне верит в добродетель. Именно добродетели, конечно, в сочетании с множеством других достойных качеств, и учит она своих подопечных».

Буквально с первых же дней при дворе Вайнинг ощутила на себе скоординированное давление со стороны гофмейстеров. Больше всего у Вайнинг не заладилось с главным гофмейстером наследного принца Акихито престарелым Ходзуми Сигэто (бывший юрист и знаток японского искусства, литературы и театра, называемый многими «выдающимся либералом», особенно когда речь заходила о правах женщин в Японии). В 1946 г. Сигэто (небольшого росточку, пухлый, с усами и в очках; прекрасно изъяснялся по-английски, не допуская ни малейшей ошибки) исполнилось шестьдесят семь лет, он был самым влиятельным сановником в свите наследного принца. Все в Сигэто раздражало миссис Вайнинг. Несколько раз американка пыталась завести с ним серьезный разговор о наследном принце, но главный гофмейстер лишь издавал невнятные смешки и менял тему.

Вайнинг предполагала проводить уроки с Акихито без соглядатаев-гофмейстеров, но лишь спустя несколько месяцев после начала занятий ей дозволили оставаться с наследным принцем наедине. Проникнув по протекции «со стороны» в свитый вокруг наследника защитный кокон, Вайнинг какое-то время могла достаточно близко наблюдать за становлением личности будущего императора Японии. Делами наследного принца заведовала Тогюсёку (Коллегия Восточного принца), состоявшая из избранных гофмейстеров, над ней стоял Консультативный совет императорского двора. Госпожа Мацудайра Цунэо, мать супруги принца Титибу и подруга детства вдовствующей императрицы, входила в Консультативный совет. Наследник не мог остаться в одиночестве даже на прогулках по пляжу, где его неизменно сопровождали семнадцать человек свиты! «Очевидно, наследник ничего не предпринимает, не заручившись их одобрением». Вайнинг обвинила гофмейстеров в таком положении дел, ведь они добиваются полной зависимости наследника от чужой воли! «Гофмейстеры… всюду следуют за ним и на каждом шагу указывают ему, что делать, пугая перспективой оступиться, ошибиться».

Круглосуточно при наследнике состояли как минимум пять гофмейстеров, наблюдавших за приемом пищи, предупреждавших малейшие ошибки, предвосхищавших любые желания. Гофмейстеры, все без исключения, имели университетские дипломы. Двое превосходно владели английским. (Первый из них — бывший помощник князя Коноэ, в 1930-х гг. участвовал в неформальной встрече Герберт Гувер — Коноэ, состоявшейся в Калифорнии. Второй придерживался христианского вероисповедания.) Гофмейстеры с большим подозрением отнеслись к появлению Вайнинг, но американка в конце концов сумела добиться их расположения. Ее любимчиком стал высокий и атлетичный тридцатилетний Тёда Ясухидэ, получивший ранение вскоре после объявления капитуляции Японии, когда императорские гвардейцы попытались захватить и уничтожить аудиозапись радиообращения императора к нации.

Усилия Вайнинг внести коррективы в сложившуюся систему и распутать кокон, свитый вокруг Акихито, встретили не менее энергичное противодействие со стороны высших эшелонов придворной аристократии. Не помогло даже прямое обращение к Хирохито и Нагако. «Умом и сердцем я понимала: наследный принц не должен томиться вдали от своей августейшей семьи, и в первую очередь от родителей и младшего брата. Ведь такое удаление глубоко противоестественно, так наследник лишается столь живой в его юном возрасте потребности лучше понимать окружающий мир и совершенствовать душу. Возведение искусственных преград между мальчиком и его интеллигентной, добропорядочной, любящей семьей представляется непростительной ошибкой, обедняющей жизнь того, кому по праву и можно и должно бы получать все самое лучшее». Благие намерения Вайнинг о совместном проживании наследника с родителями не встретили ни малейшей поддержки…

Продолжавшего находиться в изоляции от семьи Акихито тем не менее впервые выставили на обозрение публики в январе 1947 г. Семь дней наследник ездил по стране: посетил храмы, школы и университеты, рыбопитомник, ферму по выращиванию лотосов, метеостанцию и археологический музей. Лазил по горам, смотрел выступления ансамблей народного танца и показательные выступления пловцов… Поглазеть на наследника собирались толпы простолюдинов. Вайнинг, пораженная спокойствием и самообладанием наследного принца, выражала сочувствие его нелегкой доле: «Акихито быстро учится как августейший принц принадлежать не себе, но публике; [и в то же время] ему приходится строжайшим образом контролировать свои эмоции, что непросто после всех проведенных вне ее поля зрения лет».

Трения между Вайнинг и придворными чинушами несколько поослабли, когда весной 1948 г. Мацудайра Ёситами подал в отставку с поста главного гофмейстера двора. Ёситами обучался в Оксфорде, прекрасно говорил по-английски и в то же время являлся непреклонным японским традиционалистом, состоявшим в штате императорского двора с младых ногтей. В детстве Ёситами играл с юным императором Тайсё. Вновь назначенным главным гофмейстером стал квакер по имени Тадзима Митидзи (за шестьдесят, бывший президент «Сёва бэнк»). В молодые годы Тадзима играл роль протеже Нитобэ Инадзё (известного японского квакера-методиста, женившегося на квакерше из Филадельфии и принявшего на воспитание двух августейших японских принцев). Вайнинг утверждала: Тадзима «принес с собой свежий морской бриз, настежь распахнувший закрытые до этого двери». За назначением Тадзимы последовало назначение профессора Коидзуми Синдзё на пост главного воспитателя Акихито. Коидзуми родился в Токио в 1888 г., обучался в университете Кэйо (где некогда преподавал отец Элис Перри Грю). После Кэйо Коидзуми продолжал образование в Лондоне, Берлине и Кембридже. Позже преподавал в Кэйо, в 1930 г. стал его президентом. Вайнинг впервые встретилась с профессором в марте 1948 г. Она знала, что Коидзуми очень сильно обгорел во время американских напалмовых авиарейдов на Токио в 1945 г., и все же испытала глубочайшее потрясение при виде его ужасных шрамов и увечий. Когда-то в молодости Коидзуми обладал привлекательной внешностью, спортивной фигурой, был чемпионом по теннису. Спустя годы перед Вайнинг предстал хромой калека с обезображенным глубокими шрамами лицом. (Готовясь ко сну, Коидзуми был вынужден накрывать лицо шелковым платком, прикрывая лишенные век глаза… Его единственный сын, молодой лейтенант японского ВМФ, погиб в войну.)

До своего назначения Коидзуми не был вхож в императорский двор. Но Тадзиме, пусть и с большими усилиями, все же удалось убедить профессора выразить согласие. Вайнинг же объявили: Коидзуми будет отвечать не только за обучение наследного принца, но и за «направление его жизни в ее малейших деталях». Так что Коидзуми с течением времени стал ближайшим наперсником и советником Акихито. Некогда Мэйдзи благоволил к Ито — теперь и его правнук нуждался в ком-то, не принадлежащем к мирку придворных гофмейстеров.

Коидзуми хорошо понимал положение Акихито: «Он наследный принц, и это единственный его недостаток». Ито Хиробуми однажды заметил: «Можно сказать, воистину незавидная доля — уродиться наследным принцем. Он, едва успев появиться на свет, оказывается запеленат в придворный этикет, а когда немного подрастет, вынужден плясать под дудку придворных наставников да советников». Коидзуми осуждал закостенелый придворный традиционализм, особенно раболепие слащавых фрейлин…

Боннэр Феллерс как-то заявил Вайнинг: «Когда-нибудь Вам воздастся за Ваши труды по воспитанию первого в истории японских императоров христианина». На что та ответила, может быть, несколько запальчиво: «Ничуть. Я буду обучать его английскому языку, и не более того». Американка оказалась верна своему слову, ревностно выполняя свою профессиональную задачу, чего не скажешь о генерале Макартуре, игравшем на оба поля. Официальная политика СКАП, спускаемая директивно из Вашингтона, совершенно определенно предполагала отделение церкви от государства. Одна из целей такой политики — нивелирование влияния на трон идеологии государственного синтоизма, многими на Западе рассматриваемой как религия войны. Макартур же самолично вознамерился обратить Японию в христианство, разглагольствуя о «надежде и вере на возможный переход Японии в христианство». Трудно сказать, шли ли вышеприведенные слова от сердца, или являлись очередной мистификацией в расчете на вожделенное президентство. В 1946 г. Макартур объявил ведущим американским церковным деятелям: «…Необходимо заместить древнюю религию Японии христианством», призвав направлять туда миссионеров. Макартур настаивал: «У демократии и христианства много общего, ведь воплощение первой невозможно без преданного служения фундаментальным понятиям, лежащим в основании последнего». Древние греки могли бы оспорить подобное утверждение… Ну да ладно, в любом случае христианство, считал Макартур, — «противоядие» от атеистического марксизма! Потому-то американским педагогам без «верительных грамот» церкви в течение первых двух лет оккупации запрещалось преподавать в Японии!

Миссионерам предоставлялись особые привилегии: они могли задействовать армейский транспорт, совершать покупки в дотационных магазинах на территории американских военных баз, пользоваться армейской почтовой службой. Макартур лично обратился к «Американскому обществу распространителей Библии» с просьбой направить в Японию десять миллионов экземпляров. Для их доставки задействовали суда ВМС США, фрахт оплатил американский налогоплательщик. Поначалу действительно наблюдался массовый переход японцев в христианство. Но вскоре стало ясно: подавляющая масса неофитов — безработные, которым нечем себя занять, кроме как посещать богослужения. А бешеный успех с продажей Библии, оказывается, объяснялся просто-напросто качеством бумаги — практичные японцы оценили ее по достоинству и с радостью использовали вместо чрезвычайно дорогой по тем временам папиросной бумаги! Говорящие по-английски японцы со знанием дела травили шутки по поводу «Holy Smoke»…[83]

Согласно Уильяму П. Вудварду из отдела по делам конфессий администрации СКАП, в японском обществе получили благодатную почву слухи о якобы готовящемся обращении в христианство императора Хирохито: «Трудно сказать, на чем именно базировались самые первые слухи о якобы проявляемом интересе к христианству со стороны членов августейшей семьи. Не подлежит сомнению только то, что с ноября 1945 г., когда члены делегации протестантских общин впервые побывали на аудиенции [у императора), не единожды имели место дальнейшие встречи выдающихся представителей христианства с императором». Некий японец-христианин проводит с Нагако душеспасительные беседы по основам христианского вероучения; президент Токийского университета предсказывает скорое обращение Хирохито…

Кое-какие из вышеприведенных слухов «запустил» Боннэр Феллерс. В мае 1946 г. он в неофициальном порядке сообщил Гуверу, будто «фрейлина-христианка» из дворца информирует его о следующем: «император с императрицей читают Библию каждый божий день». Ниже Феллерс (уже от себя) продолжал: «Совсем недавно вдовствующая императрица обмолвилась: „Стране необходимо христианство“». После ухода в отставку из рядов армии США Феллерс работал в Национальном комитете республиканцев в Вашингтоне, где публично заявил: «Трон отдает предпочтение христианству. Вдовствующая императрица читает Библию и молится… сам император склоняется к христианству… воистину было бы удивительно, не прими наследный принц христианство».

Вудвард доказывает: никто в СКАП «…никогда не предпринимал ничего напрямую или опосредованно ради содействия либо поощрения активного обращения в веру высших эшелонов японского правительства, императорского двора или императора; [однако] Макартур обсуждал вопросы вероисповедания с Хирохито. И император один раз предложил объявить христианство государственной религией Японии. Макартур отклонил предложение, отметив: „Никакая нация не должна быть насильно понуждаема к принятию любой из религий“». Обращение императора, добавил Макартур, приведет всего-навсего к обвинениям в «возмутительном цинизме». В действительности император не совершил акта публичного обращения в христианскую веру, и, согласно утверждениям Вудварда, не отмечалось «данных о каком-либо имевшем место обращении императора в приватном порядке». Хирохито как-то в интервью австралийскому корреспонденту «Мельбурн сан» обмолвился, что никогда не ставил перед собой цели перейти в христианство. И все же слухи множились, в том числе и о якобы высказанном Хирохито пожелании крестить Акихито. (Позже Акихито в беседе с Вайнинг охарактеризовал себя как «ученого и агностика».)

Единственное реально состоявшееся публичное крещение члена императорской семьи в то же время представляется и наиболее сомнительным. 17 декабря 1951 г. дядя Хирохито, князь Асака (лично руководивший нанкинской резней), крестился в Риме, приняв католичество. Отправлял обряд японский католический епископ.

Спустя почти четыре года по приезде во дворец Вайнинг наконец удалось уговорить Макартура пригласить наследного принца. Макартур поставил следующее условие: «Мне здесь никто не нужен — за исключением Вас, — чтобы он чувствовал себя комфортно». Заручившись согласием генерала, Вайнинг приступила к обсуждению того же предмета с Тодзимой. Тот не возражал, считая подобную встречу ценным личным опытом для наследника. Хирохито выразил удовлетворение от идеи Вайнинг, но в качестве особого условия поставил молчание прессы. Когда же Вайнинг наконец поинтересовалась мнением Акихито, наследник ответил уклончиво: ни да, ни нет, но «выглядел заинтересованным, задумался».

Встреча состоялась в один из вечеров июня 1950 г. Свита отсутствовала. Акихито добрался до штаб-квартиры СКАП, расположенной в конфискованном здании «Дай Ити бэнк», на машине Вайнинг. Сделали все возможное, дабы избежать общественного внимания.

Полковник Бункер вышел к подъезду и встретил Акихито с воспитательницей, открыл дверцу автомобиля. Вайнинг представила полковника наследному принцу, и все трое вошли в здание, где их ожидал почетный караул, отдавший полагающиеся по случаю почести. Акихито расписался в журнале записи гостей, и его препроводили в кабинет Макартура.

Макартур пожал Акихито руку: «Здравствуйте, сэр. Рад с Вами познакомиться».

Акихито ответил: «Здравствуйте, генерал. Рад с Вами познакомиться».

Макартур усадил гостя на софу, придвинул кресла для себя и Вайнинг, закурил трубку и приступил к беседе. Обсуждали обучение в школе и занятия спортом. Макартур не изменил своей манере доминировать над собеседником. Через двадцать минут генерал передал наследному принцу коробку конфет и распрощался. Позже полковник Бункер позвонил Вайнинг: «Думаю, Вы будете рады услышать, что Ваш питомец блестяще выдержал экзамен. Принц произвел на генерала самое благоприятное впечатление — умением владеть собой, очарованием, привлекательностью».

У Акихито в Токио оставался лишь один «соперник» — сын самого Макартура, Артур Макартур IV. Биограф Уильям Манчестер говорит о том же, правда, с противоположной точки зрения: «Единственным и настоящим ровней для Артура являлся наследный принц Акихито». Действительно, младшего Макартура точно так же, как наследного принца, баловали и холили, его отношение к людям отличалось скороспелым высокомерием. Мальчики виделись друг с другом единожды, даже сфотографировались вместе — но на фото видно, насколько они враждебны друг другу. Все попытки представить дело так, будто семейство Макартуров дружит с японской императорской династией чуть ли не домами, ни к чему не привели. Император Хирохито и наследный принц Акихито — единственные ключевые члены японской императорской фамилии, с которыми Макартуры когда-либо встречались. Но ведь оба являлись фактически заложниками!

Представления Вайнинг об Акихито гораздо более живы и убедительны. В дневниках она характеризует его как «осторожного, скромного мальчика». «На вопрос, хотел ли он когда-нибудь быть „обычным мальчиком“, Акихито ответил: „Не знаю, я никогда им не был“». Однажды Вайнинг поинтересовалась у своих учеников, кто кем хотел бы стать, когда вырастет. «Писателем!», «Джентльменом!» Ответ Акихито: «Я буду императором».

Профессор Коидзуми дал достаточно откровенную оценку характера Акихито: «Сейчас он совсем не кажется незаурядным молодым человеком. Но уверен, таковым станет. Он честен, серьезно относится к своим обязанностям; у него хорошие способности к умственному труду, даже если порой что-то дается ему с усилием. Он продукт своего воспитания. Как и другие члены императорской семьи, Акихито жил в коконе, мало что зная о людях и событиях из внешнего по отношению к нему мира. У него слишком много слуг, но живет он по-простому. Хотя то, что все в жизни он привык получать с ложечки, в том числе образование, — величайшая помеха для него».

В 1949 г. разгорелись дискуссии по поводу предстоящего обучения Акихито в университете. Вайнинг, Коидзуми, Тадзима и госпожа Мацудайра должны были определиться, посылать ли наследника на учебу в Великобританию и в США. Конечно, «попутешествовать» в принципе неплохо, но в конечном счете возможные опасности перевесили предполагаемую выгоду. Акихито совершил мировое турне в 1953 г., но двери иностранных университетов для него не открылись. После окончания Акихито неполной средней школы Вайнинг покинула Токио в декабре 1950 г. Американская оккупация Японии официально закончилась в апреле 1952 г. Семью месяцами позже на замысловатой синтоистской церемонии объявили о достижении Акихито совершеннолетия, и его официально провозгласили наследником японского престола.

Церемонию планировали провести годом раньше, но отложили из-за внезапной кончины вдовствующей императрицы Садако. Садако умерла от сердечного приступа в июне 1951 г. в возрасте шестидесяти шести лет. Принц Титибу, ее любимчик, воспринял известие о смерти матери очень тяжело. Завещание вдовствующей императрицы (несомненно, христианки по вероисповеданию) похоронить себя по христианскому ритуалу бюрократы из императорского двора интерпретировали как «хлопотливое», а посему похороны были проведены с соблюдением синтоистского церемониала. На государственном синтоистском кладбище в Токио проводить покойную в последний путь собралось около полумиллиона человек. Садако похоронили в императорском мавзолее в Тома, что к западу от Токио, рядом с могилой императора Тайсё.

Похороны Садако стали поводом для одного из первых публичных проявлений рецидива «патологии ультраправых» (по определению профессора Мураямы), вновь поднявших голову после ухода из Японии американских оккупационных войск. Синтоистские ритуалы использовались для возвеличивания японской императорской семьи. Подобные «древние» ритуалы, на самом деле разработанные приснопамятным Ито Хиробуми в конце XIX века, окружали ореолом таинственности императорскую фамилию, а с ней и правительство. Критики вроде Мураямы очень хорошо понимали, какую магическую силу заключают в себе ритуалы. «Магию», как мы помним, в свое время цинично практиковали гэнро и позже милитаристы. На сей раз к ней прибегли по прихоти бюрократов и политиков. С концом американской оккупации властная японская верхушка вновь вознамерилась окутать трон «магической» вуалью, сотканной из замысловатых синтоистских ритуалов. Вскоре после ухода американцев некий высокопоставленный советник императорского двора признал: архиконсервативные политики и лоббисты снова дергают за веревочки, прячась за задником сцены. Социолог Фудзитана Такаси вопрошает: «Как же так случилось, что, несмотря на развенчание ауры и верований и не считаясь с современной демистификацией нации и монархии, многие японцы все еще ведут себя так, будто верят во все те россказни о превосходстве, сочиненные в эпоху Мэйдзи?»

«Магические» приемчики Ито вновь входят в моду…

Теперь Акихито уже не «смуглый поросенок», а зрелый, стройный молодой человек с приятной внешностью. В его лице читается больше силы характера, чем у любого другого принца со времен Мэйдзи. Вскоре после официального утверждения в высокой роли наследного принца решили отправить представлять Хирохито на церемонию коронации Елизаветы II; по пути в Англию наследник посетил США.

Акихито провел шесть недель в Лондоне, Эдинбурге, Оксфорде и Кембридже. На церемонии коронации его поведение признали совершенно корректным. Лето прошло в визитах к королям и главам правительств в Испании, Франции, Италии, Бельгии, Голландии, Германии, Дании, Норвегии, Швеции и Швейцарии. В Нью-Йорке японское общество в честь Акихито дало обед, где присутствовали в том числе Джон Фостер Даллес, Джозеф Грю и Джон Д. Рокфеллер. Генерала Дугласа Макартура среди гостей не было… Во время Корейской войны[84] Макартур возглавил американские войска на полуострове, возможно, именно это обстоятельство удержало его вдали от американской политической сцены. В Корее Макартур неоднократно отказывался следовать указаниям Вашингтона, провоцируя президента Трумэна отстранить его от командования. Герберт Гувер и другие «бароны» Республиканской партии США также повернулись спиной к человеку, чьи мечты о Белом доме ими столь долго и цинично подогревались. Старого врага Макартура Дуайта Эйзенхауэра избрали новым американским президентом! Зализывая раны, Макартур отклонил учтивые приглашения повидать наследного принца во время его визита в США и не высказал ответного приглашения. Сначала Акихито остановился в скромном доме Элизабет Вайнинг в Филадельфии, позже провел несколько дней на ранчо Рокфеллера в Вайоминге.

Возвратившись в Японию, Акихито вернулся к учебе, а профессор Коидзуми и другие занялись поиском невесты. Вскоре поползли слухи, будто в невесты Акихито уже приглядели княжну Китасиракава Хацуко, внучку упоминавшегося нами выше князя Китасиракавы, погибшего в автокатастрофе на своем «бугатти» близ Довиля в 1923 г. Отец княжны погиб в 1940 г. в авиакатастрофе в оккупированной Маньчжурии, где проходил действительную военную службу. Профессор Коидзуми и другие члены специально созданного комитета рассмотрели сотни кандидатур, начав со всех без исключения «подходящих» девиц из Школы пэров, переименованной к тому времени в университет Гакусин. Императрицы Садако и Нагако являлись ее выпускницами, когда на них пал выбор, поэтому предполагалось: невеста должна происходить из потомственной высшей аристократии. И тем не менее в марте 1958 г. в круг поиска включили и некоторые другие ведущие школы для девочек. Во главе списка потенциальных кандидаток, представленного женским монастырем Пресвятого Сердца в Токио (инкубаторий по взращиванию более «космополитичных» девиц из семейств послевоенной элиты), находилась Сёда Митико. Эта девушка считалась звездой монастырской команды по легкой атлетике, ее называли «антилопой» за быстроту и фацию. Митико безупречно говорила по-английски, была яркой, умной, естественной, решительной и очаровательной — то есть жизнерадостной девицей, выгодно отличавшейся от чопорных красавиц, выращиваемых элитой для будущего приплода.

Предыдущим летом Акихито познакомился с Митико на теннисном корте. Тогда, в первой их спортивной схватке, она и ее партнер наголову разбили Акихито с партнершей. В утонченной атмосфере 1950-х гг. наследному принцу по выходным дозволялось принимать друзей в резиденции Каруидзава (бывший летний дворец князя Асаки). Время от времени наследник устраивал вечеринки с танцами, ставя условием присутствие Митико…

Так сказать, в «техническом смысле» кандидатуру Митико утвердили — и все же она во многом оставалась «темной лошадкой»: «взбрыкивала» чуждыми светским условностям выходками, слыла индивидуалисткой. Завивала волосы в стране, где большинство отвергает кудряшки! Родители Митико поездили по свету, исповедовали христианство — то есть давали «колодезным лягушкам» прекрасный повод для пересудов. Но более всего многих не устраивало незнатное происхождение Митико. Вообще назвать ее простолюдинкой можно с большой натяжкой, ведь она росла весьма изнеженной дочерью богатейшего фабриканта и хотя бы на этом основании имела все шансы называться членом правящей элиты. С другой стороны, ее семья не принадлежала ни к древней, ни даже к новой аристократии, поднявшейся в эпоху Мэйдзи. И все же по состоянию на 1955 г. возглавляемая отцом Митико мукомольная компания «Ниссин», выпускающая также макаронные изделия, являлась крупнейшим предприятием своей отрасли в Азии с годовым объемом продаж в 93 миллиона американских долларов!

Для истории же важнее другое — Акихито сам отдал ей предпочтение! Он влюбился! Известие о помолвке вызвало сильнейшую негативную реакцию со стороны заскорузлых японских консерваторов. Даже госпожа Мацудайра Цунэо, мать принцессы Титибу, поначалу выражала неприятие! Экстремисты, рассчитывавшие на невесту из клана Фудзивара, угрожали перебить все семейство Сёда… Главному камергеру Усами Такэси пришлось защищать выбор Акихито в парламенте, поведав депутатам о безрассудстве «чрезмерных браков между родственниками», действительно во множестве имевшими место среди членов императорской линии родства. Такэси заявил: выбор сделан «в соответствии с новой Японией». Председатель парламента и одновременно глава правящей Либерально-демократической партии Киси Нобусукэ выдвинул на обсуждение вопрос: «Императорская семья придерживается синтоизма, но семейство Сёда исповедует христианство. Нет ли здесь проблемы?» Усами Такэси ответил так: «Верно, ее семья исповедует христианство и школа, где она обучалась, католическая; но Митико — некрещеная. Полагаю, она может при желании принять синтоизм».

Даже у Коидзуми появлялись сомнения относительно Митико. Он писал Элизабет Вайнинг: «Ее неаристократическое происхождение (пусть она и из древнего рода с добрым именем), конечно же, заставляет нас колебаться; но, взвесив все „за“ и „против“, мы пришли к определенному решению. Выбор сделан не только Его Высочеством, но и нами». Колебания Коидзуми на самом деле объясняются и его личной симпатией к Митико. Профессор вполне представлял себе, какой прием ждет Митико в императорском дворе, «приверженце освященных веками традиций». Многие аристократы — все еще полагающие себя таковыми, несмотря на директиву СКАП, аннулировавшую институт пэрства в Японии, — уже рисовали в воображении ужасные сцены, в которых они совершают глубокие ритуальные реверансы перед императрицей-простолюдинкой. Даже те из них, кто был и не прочь покончить с закостенелым прошлым, выражали опасения нанести фатальный ущерб институту императорской власти, согласившись с его, пусть и мельчайшим, изъяном… Если простушка станет императрицей, к чему это приведет?!

Дабы утихомирить всполошившийся бомонд, императорский двор выступил с заверениями о согласованном и взвешенном решении о подобном августейшем бракосочетании, принятом отнюдь не под влиянием банального теннисного романа. Ложь, но убедительно звучащая… Здесь наследный принц выбирал не из всех девственниц в Японии — только из дочерей сверхбогачей… Охочий до тенниса наследник играл только с «проверенными». Так что в определенном смысле любая девица в его поле зрения годилась для женитьбы! Другое дело, кто-то из них являлся предпочтительнее остальных. Более того, находясь в постоянном окружении как минимум пяти гофмейстеров, Акихито при всем желании не смог бы подпасть под влияние неких «романтических увлечений юности», впрочем, у него и не отмечалось предрасположенности к чему-либо в этом роде. И самое главное, Акихито сам сделал выбор в пользу Митико.

Будучи формально представлена императору и императрице, Митико дала свое первое телевизионное интервью. На вопрос, что ей больше всего импонирует в Акихито, ответила так: «Больше всего в нем меня привлекла целостность натуры и душевная искренность. Я верю ему и уважаю всем сердцем». И чуть ниже: «Я советуюсь с наследным принцем обо всем касательно нашего с ним будущего. А еще мне предстоит совершенствовать себя, прислушиваться к советам и принимать помощь близких к моему избраннику людей». Конечно, интервью не было экспромтом! Все вопросы заблаговременно направили в аппарат императорского двора. Митико оставалось лишь заучить ответы. По поводу интервью Митико адмирал Яманаси (бывший директор школы, где учился Акихито) позже заметил: Митико продемонстрировала японскому народу «достоинство, прямоту, мудрость и, самое главное, благородную, непринужденную фацию». Митико всех очаровала! Профессор Коидзуми позволил себе несколько развить тему: «Восторг, испытанный народом при виде мисс Сёда, стал бурным — или, лучше сказать, подобным взрыву». Популярность Митико дала повод к зависти, в особенности женской половины императорской семьи. Одна из бывших преподавательниц Митико с горечью в голосе призналась ей: «Ваш единственный недостаток в отсутствии у Вас недостатков».

Но ведь их можно и домыслить! Льстивое окружение императрицы Нагако обязательно займется этим на досуге, кто бы сомневался…

Обряд бракосочетания Акихито с Митико состоялся в апреле 1959 г. Впервые часть церемонии провели перед объективами телекамер. Профессор Коидзуми всерьез старался обновить имидж императорской фамилии, поэтому шанс вывести на всеобщее обозрение двух ее самых привлекательных представителей не упустили. Императрица Нагако пришла в неистовство, увидев запряженную шестью белыми лошадьми свадебную карету Митико — на две больше, чем у нее в 1928 г.! Миллионы японцев специально к торжеству обзавелись тогда еще черно-белыми телевизорами. Как обычно, народ развлекался предположениями о стоимости подарков молодым, оценив их все в 200–300 миллионов долларов. (На бракосочетании одной из племянниц Хирохито в 1983 г. общая стоимость преподнесенных подарков составила 140 миллионов долларов, так что вышеупомянутая оценка подарков, сделанных на свадьбе наследного принца, выглядит правдоподобно.) Никого не волновало, что подарки молодым многократно перекрыли предоставленную несколько лет назад аудитом императорского двора в бухгалтерию СКАП оценку всего состояния императорской семьи.

Так же как и в апреле с похоронами Садако и официальной церемонией объявления Акихито наследным принцем, церемония бракосочетания Акихито состоялась под покровом синтоистских мистификаций.

Молодые тотчас стали любимцами японской публики. «Величаво разрекламированные, — отмечает профессор Ирокава, — как часть процветающей Японии, великолепный аксессуар и символ всеобщего поклонения».

Молодой Акихито легко вызывал к себе любовь и восхищение. В отличие от отца Акихито превосходно ездил верхом, увлеченно играл в теннис, водил автомобиль, играл на нескольких музыкальных инструментах, предпочитал как классическую музыку, так и джаз. Бегло говорил по-английски, к спиртным напиткам и табаку особых пристрастий не питал, через собственные приватные каналы держал руку на пульсе мировых событий. Застенчивый и скорее по привычке держащийся настороже (каким и должен быть настоящий Водяной Петух), Акихито тем не менее обладал светским лоском и спокойной изысканностью манер и одежды, столь характерной для его прадеда Мэйдзи. Со своей стороны новобрачная Митико отличалась спортивностью, музыкальными способностями, утонченностью, космополитизмом, была настолько современна, насколько это вообще возможно для японской девушки ее достатка и статуса в конце 1950-х гг.