История болезни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

История болезни

Кремль громко заговорил о военной реформе еще при Горбачеве, когда волны перестроечного трепа захлестывали страну. «Шли процессы». Тогда мне казалось, что нет в Союзе человека, который бы не считал себя крупным специалистом по реформе Вооруженных сил.

Газеты и журналы закишели статьями, вдребезги разносящими застой в армии. Генералитет изображался в облике эдакого разжиревшего и туповатого бюрократического сословия, не желающего изменять порядок вещей, да и не знающего, как и что делать. О Минобороны и Генштабе в прессе рассказывалось как о жутко консервативных конторах, хозяева которых цепко держались за свои кресла и всячески противились прогрессивным переменам.

И был в то время только один человек, который, казалось, лучше всех на свете знал, как именно реформировать армию. Министерство обороны не знало, а он знал. Генеральный штаб не имел понятия, а он ведал.

Человек этот знал, какой должна быть военная доктрина, каким — военный бюджет, сколько у нас должно быть генералов, солдат, ракет и пушек. Человек этот, Владимир Лопатин, был депутатом Верховного Совета, отставным майором-политработником, который еще недавно добросовестно читал зевающим и мучающимся с бодуна офицерам скучные лекции в Вологодском гарнизонном вечернем университете марксизма-ленинизма (сейчас этот провинциально самоуверенный реформатор заседает в Госдуме в качестве председателя подкомитета по информационной безопасности).

Лопатин умел красиво говорить и хлестко критиковать Минобороны. Он как с писаной торбой носился со своей концепцией военной реформы и наделал столько шума, что министр обороны Дмитрий Язов с опаской поглядывал на фонтанирующего малопригодными идеями комиссара-вундеркинда. Заместители подкалывали министра: «Один майор — умнее Генштаба».

Я тогда не выдержал и опубликовал в одном толстом журнале фельетон «Не пора ли Матрене в Генштаб?» о таких, как Лопатин. Наблюдая за ним, я думал: «Почему этот неглупый человек с таким безоглядным апломбом и менторским тоном несет в отупевшие от реформаторского трепа народные массы ахинею?» Ведь у нас на Арбате есть люди в тысячу раз опытнее, информированнее его (я уже не говорю о майорском уровне стратегического мышления).

Надо было напрочь не иметь чувства самокритичности, чтобы отважиться со скромной вологодской колоколенки на полном серьезе поучать высший генералитет тому, как следует реформировать армию. Вспоминается мне рассказ Василия Шукшина, в котором сельский шизик-философ доказывал столичному гостю, что только ему известна гениальная формула счастливого устройства государства — для этого надо лишь особым образом разместить перекрытия «Х» и «У»… Х+У=…

Тогда был потоп всеобщей реформаторской демагогии, и мне иногда казалось, что каждый, кто умел сколь-нибудь связно обращаться с военной терминологией, мог претендовать на пост главного военного эксперта.

Министерство обороны, чтобы не ударить в грязь лицом, выставило супротив лопатинской свою концепцию военной реформы. И пошел спор — какая лучше? Группа военных депутатов во главе с Лопатиным считала минобороновскую концепцию реформы недостаточно радикальной. Прежде всего по той причине, что МО планировало осуществить реформаторские мероприятия в течение 10-15 лет (из-за этого лопатинцы и обзывали проект МО «ползучей военной реформой»).

Специалисты МО против такого аргумента выдвигали свой: дескать, даже в США, в условиях динамично развивающейся экономики и при «жирном» военном бюджете, реформа протекала такой же период времени. И это соответствовало действительности. Конечно, концепция МО не была безупречной, но в основательности основных параметров преобразований ей трудно было отказать.

Главным достоинством концепции МО было то, что она охватывала всю систему обороны государства, а реформирование непосредственно Вооруженных сил рассматривалось как составная ее часть. План переустройства обороны включал следующие разделы: военная доктрина, военное искусство, организационно-штатная структура, техническое оснащение, тыловое обеспечение, комплектование и подготовка кадров, демократизация воинской жизни, социальная и правовая защита военнослужащих и членов их семей.

План реформы, предложенный группой Лопатина, был во многих местах похож на песочный замок. Даже симпатизировавший авторам этого проекта маршал Шапошников вынужден был признать, что в нем слабо были учтены «существующие политические, социально-экономические и военно-технические возможности государства».

Противостоящие реформаторские группировки вели ожесточенные споры. Так и доспорились до августа 1991 года…

В горбачевские времена минобороновские и генштабовские генералы и без «советов посторонних» хорошо понимали, что армию надо серьезно перестраивать. Арбатским стратегам было хорошо известно, что экономический позвоночник государства начинает опасно трещать под тяжестью военных расходов, что некоторые наши гигантские группировки на театрах военных действий уже не соответствовали уровню региональных военных угроз, что надо останавливать опасную гонку ракетно-ядерных и обычных вооружений, что необходимо менять саму природу воинской службы, создавая для людей все необходимые цивилизованной армии условия.