9. О прогулке по крыше, о заговоре и о контрзаговоре

9. О прогулке по крыше, о заговоре и о контрзаговоре

Усадив бандита перед собой на стул, я долго и внимательно рассматривал его; это ему, похоже, не очень-то нравилось, так как он всячески отводил от меня глаза и в то же время украдкой поглядывал по сторонам в надежде отыскать какой-нибудь путь к спасению. Невысокого роста, не намного выше меня, он был в то же время худой и жилистый, с лицом скорее безвольным, чем дурным; однако его налитые кровью глаза, сизые отечные щеки и мешки под глазами свидетельствовали о многочисленных пороках, а изо рта у него разило, как из винной бочки.

— Итак, сударь, — сказал я после нескольких минут молчания, — вы намеревались убить меня.

Он ничего не ответил, но опустил глаза, поглаживая все еще болевшую руку.

— Как ваше имя? — спросил я.

— Кроуфорд, — хрипло пробормотал он в ответ.

— Что ж, мистер Кроуфорд, — продолжал я, сгоряча совершая ту же ошибку, против которой собирался предостеречь его, — вам придется убедиться в том, что вмешательство в государственные дела — штука опасная, ибо, как сами видите, документов вы не нашли, но зато погубили свою жизнь в попытке отыскать их!

— Как! — воскликнул незадачливый бандит. — Вы же не собираетесь хладнокровно прикончить меня ни с того ни с сего!

Я пожал плечами.

— Мне ничего другого не остается, — сказал я. — Вопрос стоит так: либо ваша жизнь, либо моя; и я предпочел бы скорее вашу.

— О чем вы толкуете? — запротестовал он. — Какие документы? Не искал я никаких документов!

— Вы не искали документы, свидетельствующие о наличии папистского заговора? — вырвалось у меня, и я тут же пожалел, что не прикусил язык прежде, чем произнес эти слова.

— Не искал! — решительно подтвердил он.

— Так зачем же вы пытались пырнуть ножом меня, совершенно незнакомого вам человека?

— Почему незнакомого?

— Но ведь я никогда и в глаза вас не видел до сих пор, насколько мне известно, по крайней мере!

— Вы, может, и не видели, а вот Дик Ханиман частенько со мной встречался, и он затаил на вас вражду не только из-за прежних ваших драк, но из-за того, что некая девица предпочитает ему вас!

— И он нанял тебя, чтобы меня прикончить?

Кроуфорд кивнул, и я все понял, и понял также, что вынужден так или иначе убить этого человека: ведь теперь — благодаря моему дурацкому языку! — ему стал известен секрет де Кьюзака. Бандит, видимо, прочел это на моем лице, так как вскочил со стула и принялся умолять меня пощадить его, страстно клянясь и обещая хранить тайну, лишь бы я оставил его в живых.

— Тише, дурак! — прикрикнул я на него. — Иначе тайна через пять минут перестанет быть тайной!

— Но ведь вы сами мне сказали! — хныкал он. — Я же не тянул вас за язык!

— Совершенно верно, — согласился я, — ты прав, и у меня нет ни малейшего желания тебя убивать, но я не вижу другого выхода.

— О сэр! — причитал он. — Вы можете заточить меня здесь, привязать меня, держать под замком, если желаете, но я не хочу умирать! Будьте милосердны! Молю вас, будьте милосердны! — И он в страхе упал на колени, протягивая ко мне дрожащие руки.

— Сядь! — приказал я ему. — Сиди тихо и не шевелись, пока я не обдумаю положение.

На сей раз принятие решения заняло немного времени. Если я убью этого человека, у меня на руках останется его труп, но, если я запру его здесь до тех пор, пока не объявлю о заговоре, он не сможет причинить мне вреда и смерть его не будет лежать на моей совести. Более того, я знал, что у старухи домохозяйки есть еще одна пустая комната, где я мог бы привязать его, а золото из коричневой шкатулки позволяло мне не скупиться. Возможно, на меня подействовала жалкая внешность моего неудавшегося убийцы, сидевшего напротив меня с освещенным колеблющимся пламенем свечи белым и напряженным лицом, на котором надежда боролась со страхом и отчаянием и которое то и дело искажалось гримасой боли от вывихнутого плеча.

Прихватив с собой пистолет и кинжал де Папильона, чтобы не оставлять разбойнику оружие и не искушать попыткой реванша, я приказал ему сидеть тихо, пока я не вернусь, и вышел, заперев дверь на ключ. Я прошел по узкому коридору в кухню, где жила моя домохозяйка, и, рассказав ей историю о больном друге, нуждающемся в уходе и присмотре, предложил ей сдать еще одну комнату в мансарде, рядом с моей.

Вскоре вопрос был решен, к ее великому удовлетворению, хотя я и не предложил ей большую плату, не желая показаться чересчур состоятельным и тем самым вызвать у нее подозрения. Вернувшись к себе, я отпер ключом замок и распахнул дверь; но каково же было мое удивление, когда, окинув взглядом свою крохотную комнатушку, я убедился, что она пуста, а мой пленник исчез. Первым делом я подумал о бумагах и бросился через всю комнату к укромному месту, где их прятал; к счастью, они оказались на месте, в полной сохранности и неприкосновенности. Затем я осмотрелся вокруг, недоумевая, куда мог деться запертый в пустой комнате бандит; единственным возможным путем для бегства было раскрытое окно, выходившее на крышу, но кто бы мог подумать, что человек с вывихнутой рукой решится вылезти из него на крутую, мокрую и скользкую черепичную кровлю, расположенную на высоте добрых тридцати футов от земли, если даже считать от самого карниза? Однако долго раздумывать тут было некогда: если он улизнет от меня, я погиб. Торопливо отцепив шпагу, чтобы не мешала, я стиснул в кулаке кинжал и вылез в окно. Прижавшись к оконному переплету, я вслушивался в шум ветра и дождя, пытаясь уловить малейший звук, способный подсказать мне, куда направился беглец, и наконец услыхал слабое постукивание сверху и справа от меня, как если бы кто-то карабкался по черепице.

Нельзя было терять ни минуты; но даже с моей сноровкой, физической силой и ловкостью взбираться вверх по крутому склону крыши оказалось делом далеко не простым, ибо ветер здесь, меж верхушек домов, свистел и завывал во всю мочь, не сдерживаемый ничем, а струи дождя хлестали по мне, заливая глаза и мешая что-либо разглядеть в кромешном мраке. Тем не менее я упорно продвигался вперед и вверх, скользя и сползая, и вновь наверстывая, упущенное, цепляясь ногтями и носками сапог за малейшие выступы кровли, пока, к моей великой радости, не убедился, что влекущий меня к себе звук становится все громче и ближе. Но каковы же были мои разочарование и тревога, когда я, добравшись до конька крыши, обнаружил причину постукивания: его производили две свободно болтающиеся, плохо закрепленные черепицы, которыми забавлялся шаловливый ветер.

Я припал к мокрой поверхности крыши, переводя дыхание и вновь прислушиваясь, но ничего не мог разобрать, кроме окриков ночной стражи внизу, завывания ветра между печными трубами и флюгерами на шпилях и плеска струй проливного дождя. Я понял, что все мои попытки бесполезны, и осторожно повернулся, чтобы пуститься в обратный путь, как вдруг в ужасе заметил черный мужской силуэт, внезапно возникший на фоне моего освещенного окна; пока я озадаченно глядел на нее, фигура заслонила собой окно, взобралась на подоконник и исчезла внутри комнаты.

В следующее мгновение я уже скользил вниз по склону крыши, чуть ли не кувырком, ежесекундно рискуя сорваться и сломать себе шею; наконец я добрался до окна и, осторожно подтянувшись на руках, заглянул через подоконник.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться, как меня одурачили: Кроуфорд находился в комнате и шарил повсюду в поисках спрятанных документов. Очевидно, он притаился где-то за окном, дожидаясь, пока я не вылезу за ним на крышу, и остается лишь удивляться, почему он не столкнул меня вниз, на улицу. Возможно, я неожиданно быстро для него бросился в погоню по ложному звуку стучащей черепицы, а может быть, он не очень надеялся на свою вывихнутую Руку и вспомнил мою железную хватку, которую имел возможность в полную меру оценить там, под балконом. Так или иначе, но, когда все эти мысли пронеслись в моем мозгу, он уже принялся копаться в углу возле тайника с бумагами, и я рассудил, что пора, пожалуй, положить конец слишком затянувшейся забаве. Глупец оставил окно за собой открытым, и я тихонько перелез через подоконник и встал на ноги, потянувшись за рапирой, брошенной мною в углу.

Шпага чуть сдвинулась, когда я коснулся ее, прочертив эфесом по стене и издав легкий царапающий звук; бандит вздрогнул и обернулся; заметив меня, он опрометью метнулся к двери и исчез. Не тратя времени на освобождение шпаги из ножен, я бросился вслед за ним и — надо же, такое невезение! — со всего разбега попал прямо в объятия квартирной хозяйки, которая явилась спросить, не нужно ли чего-нибудь моему бедному больному другу. Счастье еще, что шпага моя была в ножнах, иначе я проколол бы несчастную старуху насквозь; мы оба рухнули на пол, и, пока я выпутывался из юбок и платков отчаянно брыкавшейся дамы, до меня доносился замирающий топот сапог негодяя, сбегавшего вниз по длинной лестнице. К тому времени, когда я наконец поднялся на ноги и, оттолкнув визжавшую старуху, выбежал на улицу, его уже и след простыл.

Я был полностью обескуражен и медленно вернулся в свою комнату, где нашел старую даму, сидевшую на полу, обхватив голову руками, стонавшую и, видимо, не очень одобрявшую мои манеры; пришлось объяснить случившееся внезапным припадком, вызванным обострением болезни моего друга, и успокоить достойную матрону серебряной монетой и холодной примочкой на лоб, где выросла довольно солидных размеров шишка.

Дела мои принимали скверный оборот, о чем я подумал, убедившись в безопасности бумаг и уже в третий раз за сутки принимаясь решать, как мне поступить дальше. Не приходилось сомневаться, что Кроуфорд, подкупленный Диком Ханиманом, расскажет ему обо всем, а отсюда у же был короткий путь к столбам с перекладиной, предназначение которых было мне хорошо известно и чей вид мне вовсе не нравился. Опасность благотворно повлияла на мою сообразительность, а страх отточил смекалку, потому что вскоре я уже выработал план действий и, промыв царапины, полученные от де Папильона, — поверхностные, но тем не менее достаточно болезненные, — улегся спать. Главную надежду я возлагал на то, что мастер Ханиман должен будет сперва тщательно обдумать все «за» и «против», прежде чем приступить к активным действиям, иначе моим планам грозил полный провал, так как в них главенствующую роль играло время, а я до завтрашнего дня был бессилен что-либо предпринять.

Ранним утром я был уже на ногах и, осмотрев свои раны и хорошенько подкрепившись — ибо я давно убедился в благотворном влиянии полного желудка на любое начинание, — тщательно оделся и отправился в путь, теша себя надеждой, что на мою внешность не повлияли в худшую сторону ни убийство французского задиры, ни вывихнутое плечо несостоявшегося убийцы, ни разбитая голова моей квартирной хозяйки.

Не сомневаюсь, вам не терпится узнать, в чем состоял мой план, но, когда я вам скажу, он, бесспорно, вам понравится. Мастер Ханиман однажды хвастался, будто берет уроки фехтования у одного француза по имени де Беро, который жил где-то в переулке, носившем название Лошадиный Тупик. Первым делом я должен был разыскать своего недруга, а этот де Беро, как я надеялся, мог навести меня на его след; впрочем, одновременно с надеждой возникало и сомнение, сумею ли я найти самого француза.

Опасения мои оказались напрасными: француза я отыскал без труда, поскольку о нем гласила огромная вывеска на доме под номером три, расположенном в полете стрелы от Замка 25 и вскоре меня проводили к самому маэстро. Он не походил ни на одного из обоих представителей своей нации, с которыми мне довелось встретиться, выгодно отличаясь от них своими манерами и внешностью. Это был представительный старик с гривой седых волос и щетинистыми усами, высокий, сухощавый и подтянутый, и его поклон мог бы натянуть нос бедняге де Кьюзаку.

Видя во мне, как ему казалось, нового ученика, он был со мной весьма любезен и обходителен, и я не счел нужным его разубеждать, намекнув, что лишь недавно прибыл в город и много слышал о нем от моего доброго друга, мастера Ричарда Ханимана, которого очень хотел бы навестить, но, к сожалению, лишен такой возможности, ибо не знаю его адреса.

Десять минут спустя достопочтенный учитель фехтования с поклонами проводил меня до крыльца, снабдив информацией о том, что мастер Ричард Ханиман живет в тупике Черных Братьев 26 — хоть от Черных Братьев там не осталось ничего, кроме памяти, да и то не очень приятной, как я полагаю.

Туда-то я и направился после того, как забежал к себе в Лакенбутс и, вновь уложив опасные бумаги в шкатулку, прихватил их с собой, укрыв полой нового плаща, только что купленного мною по дороге.

Вот в таком виде я явился в тупик и спрятался под аркой напротив дома, где, как сказал мне де Беро, жил Дик Ханиман. Подозвав пробегавшего мимо уличного мальчишку, я пообещал ему пенни за то, что он бросит по пригоршне камешков в каждое из окон дома, за которым я следил. Шустрый малый охотно выполнил требуемое, и в одном из окон я с удовлетворением разглядел физиономию Дика Ханимана и выглядывавшую из-за его плеча гнусную рожу Кроуфорда, моего незадачливого убийцы. Оба гневно грозили кулаками мальчишке, который тем временем убежал, а я стал терпеливо ждать, когда они выйдут из дому, что, как я рассчитывал, должно было произойти в самом недалеком будущем.

Прошел, однако, целый час, прежде чем они появились на улице, причем мой ночной знакомец все еще держал руку на перевязи и выглядел очень бледным и нездоровым. Оба разговаривали между собой вполголоса и вскоре скрылись за углом, преследуя хорошо известные мне цели.

Нельзя было терять ни мгновения, и как только они исчезли из виду, я пересек улицу, поднялся по ступенькам крыльца и громко постучал в дверь, откуда только что вышла «достойная» парочка. Дверь отворила морщинистая и хмурая женщина, подозрительно оглядевшая меня с ног до головы.

— Мастер Ханиман дома? — спросил я.

— А если и дома, — ответила женщина, — то что вам от него надо?

— Как? — воскликнул я, притворяясь удивленным. — Неужели здесь, в городе, принято так встречать гостей? Тогда я, пожалуй, вернусь обратно в Керктаун!

— Так вы, значит, из Керктауна? — более любезно спросила сморщенная карга.

— А откуда же еще, женщина? — с деланным негодованием заявил я. — И знаю Дика Ханимана еще с пеленок!

— И вы хотите повидать его?

— Вот те на! А для чего же, по-вашему, я сюда явился?

— Так он вышел.

— Вышел? — повторил я с хорошо разыгранной досадой. — Тогда я его подожду.

— Он ничего вам не должен? — поинтересовалась женщина таким тоном, который сразу подсказал мне, что подобный вопрос она задает не в первый раз.

— Напротив! — возразил я. — Это я должен ему кое-что и, как честный человек, пришел расплатиться с ним сполна.

В ответ на мои слова подозрительность цербера в юбке как рукой сняло, и она провела меня в комнату Ханимана, нимало не задумываясь над тем, каков характер моего долга и как я собираюсь с ним расплачиваться.

Комната, куда я вошел, весьма отличалась от моей крохотной мансарды в Лакенбутсе, и я уважительно и с любопытством разглядывал ковры и гобелены на стенах, скрещенные шпаги, резные стулья и вместительный фаянсовый сосуд для пунша, стоявший в центре стола; но, как только дверь за хозяйкой захлопнулась и я оказался наедине с самим собой, я тут же принялся искать место, где можно было припрятать шкатулку с опасными документами, и в конце концов поместил ее за красивым гобеленом, на котором с большим мастерством была изображена охотничья сцена. Место было вполне подходящим для тайника, но в то же время не слишком секретным, и я не сомневался, что бумаги будут обнаружены без труда, как только в этом возникнет необходимость. Затем я сел на стул и принялся ждать, обследовав предварительно небольшой чуланчик, где можно было спрятаться в случае непредвиденного появления хозяина.

К счастью, он не торопился с возвращением, и я, прождав для приличия минут пятнадцать-двадцать, подозвал хозяйку и сказал, что вернусь через некоторое время — да простит меня Господь за эту маленькую ложь! — после чего снова вышел на улицу, приведя старую ведьму в доброе расположение духа, сунув ей в ладонь мелкую серебряную монету. Заложив таким образом мину, как принято нынче выражаться, я приготовился ее взорвать.

Едва я дошел до выхода из переулка, как увидел то, что ожидал и надеялся увидеть: обоих негодяев, шагающих по Хай-стрит с отрядом городской стражи, возглавляемой низеньким толстяком с петушиной походкой и брюхом, напоминавшим зоб индюка; все и каждый выглядели чрезвычайно важно и направлялись — в чем я нисколько не сомневался — в некую чердачную комнатку под крышей Лакенбутса.

Как только они меня заметили, в рядах доблестного воинства возникло легкое замешательство.

— Вот он! — закричал Кроуфорд. — У входа в переулок! Хватайте его, во имя короля!

Стража остановилась и настороженно уставилась на меня, тогда как я спокойно приближался к ним и, прежде чем они решились наконец схватить меня, невозмутимо обратился к командиру:

— Ха, уважаемый сэр, я вижу, вы уже поймали мерзавцев! Отличная работа, сэр, отличная работа! Но не лучше ли было бы связать их по рукам и ногам: ведь если вы их сейчас упустите, то и вам не сносить головы!

— Чт-то? — запинаясь, пробормотал низенький толстяк. — Что такое? Я арестую вас именем короля! Уотт и Каннингам, выполняйте приказ!

В ответ на это я громко расхохотался и, заметив начинавшую уже собираться вокруг толпу зевак, насмешливо произнес:

— Так они, значит, опять решили пуститься на свою старую уловку? По правде сказать, сэр, я не ожидал, что им удастся провести вас; но со мной у них такой номер не пройдет: я требую, чтобы вы арестовали этих людей по обвинению в государственной измене, направленной на подрыв благосостояния королевства и нашей святой церкви!

— Н-но… н-но… — продолжал заикаться растерявшийся полководец. — Ведь это вы — изменник!

— Опять вы за свое! — возмутился я. — Ну что за тупая голова у вас на плечах? Да я уже столько времени выслеживаю этих двух негодяев по поручению Ее Светлейшего Величества Елизаветы, королевы Англии! Стерегите их пуще глаза, если вам дорога жизнь, сэр! Я сейчас же отправляюсь в Замок, а вы найдете все нужные документы, подтверждающие заговор папистов, в доме номер шесть по тупику Черных Братьев, где обитают эти двое. Следите за ними в оба! В Толбутскую тюрьму изменников!

Толпа, возбужденная моим притворным негодованием и слыша лишь одну сторону дискуссии, поддержала меня громкими возгласами:

— В Толбутс папистов! Смерть изменникам! Держите их крепко, мастер Беннет, держите их!

Крики и шум толпы привели растерявшегося начальника стражи в смятение и замешательство; видя, что он колеблется, я улучил мгновение и шепнул ему на ухо:

— Если вы не поторопитесь, кто-нибудь другой перехватит эти бумаги, а вместе с ними и вознаграждение, причитающееся вам по праву! И все ваши хлопоты окажутся напрасными…

Этого довода оказалось достаточно, чтобы он приказал, не обращая внимания на отчаянное сопротивление и бешеные протесты Ханимана и Кроуфорда, связать их и держать под стражей.

— Сударь, — обратился он ко мне, — не смею подвергать сомнению ваши слова, но поскольку мы имеем дело с двумя противоречивыми обвинениями, то оба они требуют проверки. Начнем отсюда, раз мы уже здесь, а вас попрошу задержаться.

Наш маленький отряд, сопровождаемый шумной толпой зевак, направился к дому номер шесть по тупику Черных Братьев. Начальник стражи поднялся по ступенькам крыльца и громко постучал в дверь. Окошко наверху открылось, и в нем появилось испуганное лицо хозяйки.

— Кто вы? — растерянно спросила она. — И что вам здесь надо?

— Именем короля! — грозно объявил низенький толстяк. — Открой нам дверь, женщина, или я прикажу ее выломать!

Хозяйка трясущимися руками отворила дверь, и мастер Беннет в сопровождении нескольких стражников вошел в дом. Толпа уже запрудила весь переулок, оживленно обсуждая происшедшее и с нетерпением ожидая результатов обыска. Наконец окно во втором этаже отворилось, и в нем показался сияющий мастер Беннет со злополучной шкатулкой в руках.

— Здесь они! — закричал он. — Проклятые заговорщики пытались меня провести, но, как ни хитро они спрятали свои гнусные бумажонки, я их нашел! Освободите джентльмена, который помог нам разоблачить негодяев!

В толпе зашумели, закричали; послышались угрозы, и на несчастных «преступников» посыпался град гнилых овощей, тухлых яиц и всяких отбросов, в изобилии валявшихся на улице.

«Fortuna favet fortibus» 27, — произнес я про себя и стал проталкиваться сквозь толпу, громко требуя «

— Пропустите, во имя короля! — одновременно зорко следя, не блеснет ли поблизости предательское острие кинжала, ведь здесь могли находиться и сторонники заговора.

Толпа расступилась передо мной, и до меня доносились отдельные реплики и замечания:

— Английский шпион!

— Это он поймал их?

— Нет, мастер Беннет!

— Заговорщиков ждет виселица, помяните мое слово! — и тому подобные отрывки и фрагменты обычных в подобных случаях разговоров.

Вскоре я выбрался из толпы и не мешкая зашагал вдоль улицы по направлению к Замку; никто не следовал за мной, что было вполне естественно, ибо два пойманных заговорщика представляли собой куда больший интерес, чем какой-то английский шпион, да еще такой коротышка, как я.