Глава 5 Великокняжеский тандем. Смерть Василия II. Московское княжество в середине века. Становление характера Ивана III. Новгород. Яжелбицкий договор. Михаил Олелькович. Литовско-новгородский договор. Война Москвы против Новгорода

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

Великокняжеский тандем. Смерть Василия II. Московское княжество в середине века. Становление характера Ивана III. Новгород. Яжелбицкий договор. Михаил Олелькович. Литовско-новгородский договор. Война Москвы против Новгорода

Итак, мы подошли к тому периоду в истории России, когда прапрапрапраправнук Александра Невского, сын Василия Темного — Иван получил реальную возможность решить давно назревшую задачу по объединению великорусских земель и свержению татаро-монгольского ига. Но прежде чем мы перейдем к описанию эпохи Ивана III и изложению его исторических деяний, нам следует еще раз отдать дань уважения Александру Невскому, Ивану Калите, Дмитрию Донскому, Василию Темному, их соратникам и современникам, чьими трудами были сохранены и русская государственность, и вера православная, и сам русский этнос, ставшие тем строительным материалом, из которого будет создано величественное здание Московского государства.

Многое претерпевший в борьбе за великокняжеский стол Василий Темный, желая избавить своего сына от возможного повторения своих мытарств, уже с младых ногтей пытается приучить его к государственным делам. В 1449 году, когда княжичу не исполнилось и десяти лет, он объявляет его великим князем и своим соправителем. Через три года поручает ему хоть и формальное, но вполне официальное руководство войсками, выступившими против Дмитрия Шемяки. А несколько месяцев спустя, как бы в знак признания полной дееспособности, двенадцатилетнего князя-подростка венчают с тверской княжной Марией Борисовной, с которой он был обручен еще шесть (!) лет назад. В девятнадцатилетнем возрасте Иван уже самостоятельно возглавляет войска, препятствующие переправе отрядам Большой Орды через Оку. Однако, приобретая практический опыт по управлению гражданскими и военными делами, Иван Васильевич наряду с благородными навыками православного государя получает и наглядные уроки маккиавелиевской политики, когда ради призрачно благой цели используются средства, противоречащие как христианским заповедям, так и общечеловеческим представлениям о добре и зле.

В 1462 году после мучительной смерти отца Иван Васильевич в 22 года становится единодержавным великим князем московским. Умирая, Василий Васильевич позаботился о том, чтобы будущий великий князь был велик не только по титулу, но и по реальной власти, измеряемой территориальным пространством, количеством подвластных городов, численностью населения, а также объемом получаемых доходов. Он отлично понимал, что лишь это может возвысить его наследника над удельными князьями. Из двадцати шести городов, принадлежавших Московскому княжеству, Иван Васильевич получает четырнадцать. Не обидел Василий и других своих сыновей. Следующий за Иваном брат Юрий становится князем дмитровским, Андрей Большой — князем углицким, Борис — князем волоцким, Андрей Меньшой — князем вологодским. В составе Московского княжества сохранился еще один небольшой удел, принадлежавший внуку Дмитрия Донского — Михаилу Андреевичу Верейскому.

Теперь будет совсем не лишним вспомнить, что же из себя представляла тогдашняя Русь православная. Это: три практически равноценных и независимых друг от друга великих княжества (Московское, Рязанское, Тверское), настолько независимых, что их отношения временами омрачались военными столкновениями; два удельных княжества (Ростовское и Ярославское), находившихся в полувассальной зависимости от Москвы: три города-республики (Псков, Новгород и незаслуженно забытая Вятка). Границы собственно Московского княжества упирались на севере в Клинский уезд Великого княжества Тверского. На северо-востоке они примыкали к новгородским, ярославским и ростовским владениям. На западе за Можайском уже располагалась Литва. На юго-западе граница с ней шла по реке Угре, что на территории нынешней Калужской области. По среднему течению Оки между Калугой и Коломной Москва граничила с Великим княжеством Рязанским, а по нижнему течению реки Нижегородский уезд Москвы соседствовал с подвластными казанским татарам мордвой и черемисами. Таким образом, самая дальняя точка Великого княжества Московского отстояла от стольного города не более чем на 200 километров.

По статусу великий князь московский мало чем отличался от таких же великих князей, державших свои столы в Твери и Рязани, а по сравнению с литовско-русским князем, чьи владения простирались от Балтийского моря до Черного и от Буга до Оки, он был, мягко говоря, пигмеем. Однако Иван III имел одно преимущество, заключавшееся в том, что он как представитель московской ветви русского княжеского дома унаследовал пассионарность великорусского народа, закалившуюся в героических деяниях его предшественников. Сопутствовала ему и достаточно благоприятная международная конъюнктура, в которой он смог счастливо разобраться и применить которую мог с пользой для себя.

Обстановка же непосредственно вокруг Москвы была весьма напряженной и практически со всех сторон таила в себе серьезную опасность. Где-то в середине 40-х годов ХV столетия завершается становление самостоятельных татарских государств, обосновавшихся в Крыму и в окрестностях Казани и в свою очередь получивших заряд пассионарности и агрессивности. Великое княжество Литовское не оставляет надежд на поглощение Новгорода и Твери, а Ливонский орден все еще надеется завладеть Псковом. В 1453 году турки захватывают Константинополь, а в 1475 году подчиняют своему влиянию Крымское ханство, готовя силы для дальнейшего наступления на христианский мир. В 1459 году к власти в Большой Орде приходит Ахмат (Ахмед-хан), мечтавший восстановить на Руси порядки и отношения, существовавшие во времена Батыя и Узбека.

Практически все историки отмечают, что трагическая судьба отца и испытания, выпавшие в детские годы на долю самого Ивана Васильевича, воспитали в нем стойкое неприятие удельно-вечевого государственного уклада и сделали его последовательным поборником единодержавия. Это вряд ли можно отнести к каким-то новшествам, так как аналогичную политику проводили и Андрей Боголюбский, и Всеволод Большое Гнездо, изгонявшие за пределы Северо-Восточной Руси даже ближайших родственников, стеснявших их самовластие. Вместе с тем исследователи констатируют, что молодой великий князь избегал скоропалительных решений в государственных делах, предпочитая двигаться, постепенно подготавливая условия для успеха, и необязательно с помощью военных действий, а преимущественно дипломатическим путем. Когда нежелательное для него противодействие было объективно возможным, он поступал с чрезвычайной осторожностью, которую его современники, не разобравшись, принимали за нерешительность, а иногда и за трусость. Но там, где князь был уверен в успехе, он действовал решительно и смело. Примером осмотрительности могут служить его действия сразу же после вступления на престол. Тогда он, не применяя силы, а лишь с помощью своего «переговорщика» — московского дьяка Алексея Полуектова, ликвидировал остатки былой самостоятельности мелкоудельных ярославских князей, ходивших в подручниках Москвы еще со времен Дмитрия Донского, и включил их земли в состав Великого княжества Московского.

На следующий год Иван делает очередной шажок к подчинению Великого княжества Рязанского. Он организует брак своей сестры Анны с местным князем Василием Ивановичем, с девяти лет воспитывавшимся при дворе московского князя, чем окончательно подчиняет его своей воле.

Несколько последующих лет княжения Ивана III не были отмечены какими-то значительными событиями, если не считать эпидемии чумы, разразившейся в 1467 году и унесшей тысячи человеческих жизней, и смерти в том же году великой княгини Марии, оставившей после себя единственного сына — Ивана Молодого. Эта смерть как бы инициировала поиск новой выгодной партии для еще очень молодого князя, что и было реализовано через пять лет: имеется в виду его брак с племянницей последнего византийского императора Софьей (Зоей) Палеолог. На самом деле за этой кажущейся бессобытийностью скрывалась напряженная работа великого князя и его приближенных бояр по сбору информации, оценке ситуации на внешнем и внутреннем театре действий, определению очередной жертвы московской экспансии, накапливанию собственных сил и поиску временных союзников. Было, правда, предпринято несколько военных кампаний против казанских татар, но о них чуть позже.

Основные мысли великого князя занимали проблемы, связанные с богатым и своенравным Господином Великим Новгородом, все еще пытавшимся на равных разговаривать с князьями Рюрикова и Гедиминова родов. По своему обыкновению, Иван не торопился, ждал благоприятного для себя расклада сил как в самой северной республике, так и на международной арене, чтобы никто не смог ему помешать насладиться долгожданной победой. И тридцатилетний московский князь дождался-таки своего звездного часа: обстоятельства сложились таким образом, что он без особого риска для своего личного престижа смог сломить сопротивление доселе непобедимой вольницы.

На этом, думаю, следует остановиться поподробнее.

НОВГОРОД — старейшее городское поселение на территории Древней Руси. Началось все с заселения этих мест ильменскими славянами в VI–VII веках по Р.Х. Город стал крупнейшей перевалочной базой на торговом пути «из варяг в греки» и «из варяг в хазары». Отсюда пошло семисотлетнее правление династии Рюриковичей, с которой у этой северной республики сложились особые договорные отношения. Еще Ярослав Мудрый закрепил за Новгородом право на вечевое правление и разрешил по своему усмотрению приглашать на службу князей для защиты от внешних врагов и отправления правосудия. Но не Ярослав Мудрый изобрел это: олигархический Новгород со времен Гостомысла отдавал предпочтение наемной армии — проще и дешевле нанять на время чужую, но профессиональную дружину, чем постоянно содержать свою необученную. Если вспомнить, то ведь и Александр Невский был всего лишь одним из многих князей, нанятых Господином Великим Новгородом для решения конкретных задач (Невская битва, Ледовое побоище). Что касается судопроизводства, то при наличии в городе нескольких богатейших семей нужен был посторонний, лично не заинтересованный в исходе постоянно возникающих тяжб судья, ограниченный на всякий случай посадником, без которого княжеский суд был не легитимен.

Но приглашение князей вовсе не говорило о бессилии или слабости города-республики. Временами Новгород обладал таким могуществом, что запросто менял на киевском престоле великих князей (Ярополка на Владимира в 980 г., Святополка на Ярослава в 1019 г.), успешно воевал с немцами, шведами, владимиро-суздальскими князьями (Липицкая битва 1216 г.), осваивал огромные территории от Белого моря до Урала. «Служебный» князь был нужен городу-республике не столько для внутреннего равновесия, сколько для защиты своих богатств от внешней угрозы. Со времен Ивана Калиты расчетливый город-купец принимал к себе не просто ищущих службы князей, а тех из них, кто на тот период был сильнейшим на Руси, а таковыми тогда все чаще становились князья московские, имевшие поддержку Золотой Орды. Лишь в период борьбы внуков Дмитрия Донского за великокняжеский стол Новгород занял откровенно антимосковскую позицию, укрыв у себя Дмитрия Шемяку с его свитой и оказав ему знаки внимания. Это обстоятельство Василий Темный посчитал для себя оскорбительным и воспользовался им, чтобы наказать мятежный город.

Зимой 1456 года московские полки расположились в 120 верстах от Новгорода — в Яжелбицах. Василий II, по обычаю того времени, разослал свои отряды для грабежа по земле Новгородской. Следует ли говорить, что поведение этих летучих отрядов мало чем отличалось от поведения литовских или татарских войск? Целью и тех и других была добыча, а здесь задача ставилась еще на устрашение и на провоцирование недовольства «меньших» людей действиями «лучших», навлекших на них такую напасть, как война с великим князем. Один из московских отрядов захватил город Русу и, взяв богатую добычу, как и положено разбойнику, поспешил унести ноги. Для прикрытия тылов осталось всего лишь двести воинов. Вот этому небольшому заслону и пришлось принять на себя основной удар высланного против них пятитысячного новгородского конного отряда, к несчастью не имевшего навыков ведения боевых действий в конном строю. И произошло неожиданное. Горстка московитов, обратив поражающую силу своих стрел не на закованных в латы и кольчуги всадников, а на их незащищенных коней, не только смешала наступающие порядки, но и обратила их в бегство. Победа была полной.

Договор, подписанный новгородцами в Яжелбицах после поражения, был не просто тяжелым, а кабальным. Согласно договору новгородцы обязались выплатить князю 10 тысяч рублей штрафа. Помимо этого, князь получил право собирать с некоторых новгородских пятин так называемый «черный бор», предназначенный для выплаты дани Орде, но фактически остающийся в распоряжении Москвы, а следовательно, и обогащающий ее. Кроме того, за поддержку «васильевых крамольников» Новгород впредь лишался древнего права давать убежище любому просящему его и самостоятельно вступать в какие-либо отношения с русскими князьями, не подвластными Москве. Не имея поддержки извне, новгородская вольница была вынуждена согласиться и на ограничение своего международного суверенитета. Отныне ни один договор не мог быть подписан, если его не одобрит великий князь и не скрепит своей печатью. Но самое страшное заключалось в норме договора, обеспечивающей его исполнение: великий князь оставлял за собой право все отступления от договора квалифицировать как «предательство» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Это была «мина замедленного действия». Реально оценивая ситуацию, новгородцы стремились избавиться от постыдной московской зависимости. Выбор же нового покровителя оказался невелик, вернее, выбора не было вовсе — единственную альтернативу Москве составляла Литва. Однако сразу сдаваться Казимиру новгородцы не решались, боясь попасть в еще большую зависимость, в том числе и от католической церкви. Только через пятнадцать лет после Яжелбицкого договора Новгород осмелился пригласить к себе в качестве служебного князя двоюродного брата Ивана Московского — полулитовца-полурусского Михаила Олельковича (Александровича), родного брата киевского князя Симеона, высоко чтимого в Северо-Западной Руси за подвиги в борьбе против Золотой Орды и Крымского ханства.

Итак, новгородцы нарушили договор, создав повод для военных действий. Тем не менее Михаил предложение принял и с большой свитой 8 ноября 1470 года прибыл в Новгород. В числе его сопровождающих был и печально известный ученый книжник Схария, заложивший в Новгороде и в Московском княжестве основы «ереси жидовствующих». Вступление Михаила в Новгород совпало по времени со смертью местного архиепископа, с избранием его преемника и разразившимся спором по поводу того, где новоизбранному архипастырю следует получить благословение: у православного московского митрополита или у киевского униата, лишь недавно принявшего православие. Выбор места возведения в сан нового архиепископа не был простой формальностью, от этого зависела будущая конфессиональная ориентация всей Новгородской епархии: сохранит ли она верность древнерусскому православию (Москва) или пойдет на сближение с католицизмом (Киев). В отличие от бояр и житьих (лучших) людей, относительно терпимо относившихся к возможному сближению с римско-католической церковью ради своих коммерческих интересов, консервативное простонародье, живущее от своих трудов, стремилось к сохранению тесных связей с Москвой. Это было, видимо, первое разделение на «западников» и «славянофилов». Узнав, что один из претендентов на архиепископскую кафедру согласился принять благословение от киевского греко-униатского митрополита Григория, низшие сословия подняли бунт, но вскоре где силой, где уговорами, а где и подкупом были перетянуты на сторону пролитовской партии. На вече большинство новгородцев неожиданно проголосовало за заключение договора с королем Казимиром как с великим князем литовским. А это уже был прямой вызов Москве.

Надежды Михаила Олельковича и его брата Симеона, князя киевского, на усиление своих позиций за счет предполагавшегося союза Киева и Новгорода в противовес Москве, а еще в большей степени — Литве не оправдались. К тому же антилитовские настроения Олельковичей были хорошо известны Казимиру, что косвенно подтвердилось хотя бы тем, что после смерти Симеона король и литовские вельможи не допустили ни его брата, ни его сына на Киевский стол, а назначили туда католика-литовца в качестве наместника.

Итак, литовско-новгородский договор состоялся. Однако, вопреки устоявшемуся мнению, он не только не усугубил зависимое положение Новгорода, а, напротив, расширил его права и свободы. Полномочия Казимира, его нового покровителя, были значительно ограничены даже по сравнению с теми полномочиями, что имели московские князья — предшественники Василия II, не говоря уже о договоре 1456 года. Сверх того, Казимиру категорически запрещалось вмешиваться во внутрицерковные дела, строить римско-католические соборы, назначать своих представителей в Новгороде из числа неправославных христиан. Важнейшим для новгородцев было содержание военной части договора, где Казимир принимал на себя обязательство защищать Новгород от Москвы всеми силами литовской армии. Но Михаила Олельковича, находившегося во время заключения этого договора в Новгороде, не устраивала роль простого подручника литовского князя, и он, обидевшись на новгородцев, 15 марта 1471 года покинул город. На прощанье в отместку подверг ограблению Русу и несколько деревень по пути своего следования.

Договор Господина Великого Новгорода с великим князем литовским позволил Ивану III обвинить новгородцев в нарушении «старины» и предательстве (вот где пригодились статьи договора 1456 г.). В апреле — мае 1471 года он собирает в Москве сначала малый, а потом и большой совет — прототип будущих земских соборов. На совете принимается решение наказать отступников, и уже в июне московские войска, заручившись поддержкой Пскова, Твери и Вятки, при участии татарской кавалерии служилого царевича Даньяра с трех сторон вступают на Новгородскую землю. Один отряд во главе с воеводой Образцом великий князь отправляет воевать Двинскую землю, другой — под началом князя Даниила Холмского — выдвигает к Ильменю, а третий — под предводительством князя Василия Оболенского-Стриги — к реке Мсте. Нужно сказать, что это были жестокие и кровавые рейды, имевшие целью опустошение новгородских пятин, подрыв экономического и политического жизнеустройства республики, устрашение населения. И все это только из-за предполагаемого в будущем церковного отступничества новгородцев. Города и села подвергались огню, а их жители — мечу, невзирая на то, кто попадался под руку: старики, женщины, дети. А пока передовые отряды бесчинствовали по новгородским посадам, сам великий князь с царевичем Даньяром 29 июня подошел к Торжку, где к нему несколько дней спустя присоединились и тверские полки. Псков вступил в кампанию 10 июля.

Ну а Новгород, выпроводив Михаила Олельковича с его дружиной, напрасно прождал помощи со стороны Казимира. Внутренние и внешние обстоятельства не позволили тому вступиться за своего нового вассала. Новгороду оставалось рассчитывать только на свое ополчение, принудительно мобилизованное из числа ремесленников, земледельцев и наемных работников. К тому же ополчение было ослаблено противоборством враждовавших между собой городских партий и запретом архиепископа Феофила использовать его конное войско («архиепископское знамя») против Ивана III.

По существу, судьба военной кампании была предрешена, хотя основное сражение было еще впереди. Оно состоялось на берегах реки Шелони к юго-западу от Новгорода, и результат его был ужасен. Новгородцы потеряли более десяти тысяч убитыми. Две тысячи взяты в плен, в том числе и один из сыновей Марфы-посадницы Дмитрий Исаакович Борецкий. Иван III не пошел на Новгород, а в ожидании дальнейшего развития событий расположился лагерем неподалеку от места битвы. Тем временем подоспели сообщения о победах московско-тверских полков в Двинской земле над превосходящими силами (четыре тысячи против двенадцати) служилого новгородского князя Василия Шуйского.

В Новгороде тем временем начинает ощущаться острая нехватка продовольствия. В этой ситуации московский князь делает правильный, с психологической точки зрения, ход. Он казнит нескольких пленных новгородских бояр, в том числе и Дмитрия Борецкого, но одновременно с этим освобождает из плена «молодших» людей — своих потенциальных сторонников. Промосковская партия новгородцев, усиленная возвратившимися из плена земляками, поручает архиепископу Феофилу отправиться в лагерь к Ивану III и заключить мирный договор «по всей воле его».

Как ни странно, условия великого князя были относительно мягкими. Кроме штрафа в 15,5 тысячи рублей и возобновления действий основных статей Яжелбицкого соглашения, Новгороду предписывалось разорвать договор с Казимиром и впредь не искать защиты у литовских князей. Помимо этого, Иван Васильевич удержал за собой Вологду и Заволочье, а еще через год забрал и Пермь. Все новгородцы, взятые в плен, после возведения в сан архиепископа Феофила московским митрополитом Филиппом получили разрешение вернуться к себе домой.

Но боярская верхушка, несмотря на существенное усиление промосковской партии за счет перехода на ее сторону большого числа житьих людей и даже части бояр, все же не оставляла надежд на освобождение от унизительной для них зависимости. Не решаясь открыто выступить против Москвы, бояре-олигархи во главе с Марфой Борецкой и посадником Ананьиным попытались взять верх через органы местного самоуправления, применяя при этом увещевание и подкуп как выборных, так и простых жителей улиц, концов. Не добившись своих целей мирным путем, они перешли на язык силы. Участились случаи избиения и даже убийств политических противников, уничтожения и разграбления их имущества. Обиженные и пострадавшие, не найдя защиты и управы у посадника, стали искать суда у великого князя, который, кажется, только и ждал такого развития событий. Он весьма оперативно прибывает в Новгород и вместе с архиепископом и посадником учиняет суд. Виновными признаются не только организаторы погромных акций, на которых жаловались потерпевшие, но и бояре, лишь подозреваемые в связях с Казимиром Литовским. Их великий князь без согласия посадника и архиепископа арестовывает и отправляет в Москву. А это уже было не «по старине». Тем не менее по совокупности содеянного Иван Васильевич лишь увеличил число своих сторонников среди новгородских жителей, в том числе и среди бояр.

Следующим шагом к установлению господства московских князей над непокорным городом стала акция (осуществленная, надо полагать, не без участия Москвы) по изменению титулатуры Ивана Васильевича с «господина» на «господаря» Великого Новгорода. Оговорка, на первый взгляд, незначительная, но по содержанию судьбоносная, ибо формулировка «господарь» означала, что носителем государственного суверенитета города-республики становится уже не народное собрание, а князь. Зацепившись за эту провокационную оговорку двух достаточно мелких новгородских чиновников, принятых в Москве на самом высоком уровне, Иван III потребовал от новгородского веча полноты судебной власти, не стесненной посадником и архиепископом. В ответ на прогнозируемый решительный отказ, Москва объявляет войну Новгороду и дает команду выдвинуться в поход готовым к нему московским полкам. 27 ноября 1477 года они окружили Новгород, намереваясь сломить волю его жителей к сопротивлению нехваткой продовольствия. И это им удалось. Еще не восстановившаяся после предыдущего московского набега Новгородская республика, не имевшая ни своих собственных вооруженных сил, ни надежных союзников на стороне, вынуждена была вступить в переговоры, в ходе которых изо дня в день сдавала одну позицию за другой. В итоге к 29 декабря новгородцы приняли условия Ивана III, согласно которым они отказывались от своего суверенитета, упраздняли вече и должность посадника и признавали за московским князем его права на Новгород, аналогичные его правам на Москву.

13 января 1478 года новгородские знатные люди дали клятву на верность Ивану III, уже как своему государю, а 18 января попросили его принять их к себе на службу. С потерей политической самостоятельности Новгород лишился Новоторжской волости, а архиепископ — десяти сельских районов, ранее приписанных к его епархии. Сельское же население оставшихся новгородских волостей было обложено данью по полугривне с сохи в пользу князя. В обозе отъезжающего из Новгорода Ивана III на положении узников шли самые ярые его противники, в том числе и Марфа Борецкая с внуком. Их сопровождали триста телег конфискованного добра и самый ценный приз — вечевой колокол.

Однако не прошло и двух лет, как великому князю вновь пришлось заниматься «развязыванием новгородских узелков». Силы, задействованные на этот раз против Москвы, были более чем внушительными. Во главе всего стоял все тот же Казимир Литовский, заодно с ним выступали хан Золотой Орды Ахмат, лелеявший надежду на восстановление прежних порядков, а также остатки новгородского оппозиционного боярства, в том числе и архиепископ. Как показали дальнейшие события, в заговоре были замешаны и братья Ивана III, возражавшие против чрезмерного, с их точки зрения, усиления роли великого князя. Получив соответствующую информацию, Иван III принял решение нанести молниеносный превентивный удар по наиболее слабому звену зарождающейся коалиции, а именно по мятежному городу. В октябре 1479 года он всего лишь с тысячью своих воинов осадил Новгород, который, с подходом основных московских сил, не имея возможности защищаться, уже в середине января 1480 года вынужден был открыть городские ворота и сдаться на милость победителя. Великий князь обрушил свой гнев на «лучших» людей города: в Чудов монастырь заточил архиепископа Феофила, казнил сто видных бояр, сотни житьих людей и купцов с семьями переселил в Суздаль.

А в это время младшие братья великого князя, морально поддерживаемые Казимиром, решаются на открытое выступление против своего венценосного брата. Собрав вокруг себя «чад и домочадцев», бояр, дружинников, общим числом около двадцати тысяч, они из Углича двинулись через Тверское княжество ко Ржеву, а далее к Новгородской земле, подвергая по пути опустошению населенные пункты. Напуганные жители Московского княжества кто заперся в городах, а кто бросился в бега. Узнав об этом, Иван быстро возвращается в Москву и за короткое время восстанавливает порядок. Андрей Большой и Борис со своими семьями и дружинами, не вступая в открытое столкновение с великокняжескими силами, дошли до литовской границы и остановились в городе Великие Луки, откуда запросили помощи и поддержки у Казимира. Последний обрадовался ссоре московских князей, но, опасаясь открытого военного столкновения с боеспособными полками Ивана III, ограничился лишь передачей «в кормление» семей мятежных князей города Витебска. Такое поведение Казимира и братьев великого князя, конечно же, не может служить прямым доказательством их предварительного сговора, но и не рассеивает подозрений в наличии такового.

Об отношениях внутри московского княжеского дома и его противостоянии с Золотой Ордой речь еще впереди, а пока закончим новгородскую тему.

Получив жестокий урок, Новгород тем не менее еще несколько лет продолжает активное подпольное сопротивление московскому самовластию. Свидетельством тому служат раскрываемые один за другим заговоры. Были ли они в действительности или же их придумывали приспешники Ивана, утверждать с полной уверенностью нельзя. Но в итоге получилось то, чего так добивался великий князь: противоборствующая боярская верхушка была физически уничтожена практически в полном составе. Более семи тысяч житьих людей и купцов вывезли из Новгорода и расселили в городах Волжско-Окского региона. Церковь после сложения с себя архиепископских полномочий Феофилом целиком перешла под контроль московского митрополита. По высочайшему повелению в Новгород были посланы великокняжеские наместники с боярами и дьяками, «боярские сыны» и дворяне, купцы и промышленники из «низовских» городов. Осуществлялось это в приказном порядке, но не без материальной заинтересованности переселенцев. Практически все они получили в поместное владение земельные угодья с деревеньками, ранее принадлежавшими Господину Великому Новгороду или Новгородской епархии.

Не изменилось лишь положение новгородских простолюдинов. Вместо одних «благодетелей-работодателей» пришли другие, вместо посадничьего суда — «суд скорый и неправый» стали вершить сам великий князь и назначенные им дьяки, а политических свобод у бедноты как не было, так и не появилось. Единственное, что они приобрели, так это освобождение от обязанности участвовать в братоубийственной войне, уверенность в незыблемости православия и защиту от внешней угрозы, что для «черного люда» с его заботами о «хлебе насущном» не такое уж и малозначительное достижение.

А по большому счету, с государственных позиций, это был, с одной стороны, политический конец прежней олигархической вольницы Господина Великого Новгорода, а с другой — победа центростремительных сил всего великорусского этноса, ставшая одним из факторов, способствовавших его выживанию. Иными словами, свершилось благое дело. Одно плохо: слишком большой кровью.