Вступление

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вступление

Если взглянуть на список трудов Мартена Монестье, на ум приходит одно слово — «энциклопедист». В неуемном желании охватить самый обширный круг тем писатель проникает в тайны чудовищного мира, который волнует и завораживает его. Нет пределов его ненасытной жажде познания, неразрывно связанной со стремлением отражать только факты, не давая воли чувствам, дабы разделить знания с умеющими сопереживать.

Историческое исследование видов смертной казни, применяемой от начала времен для наказания и умерщвления злодеев, похоже на вызов. Ведь мы привыкли рассматривать этот вопрос скорее с принципиальной точки зрения. Мы «за» или «против». Однако обзор используемых методов с описанием страданий приговоренного и его возможностей искупления вины приводит к выводу, что на земле царит зло, а упования на прогресс тщетны. Зачем же рассказывать об этом?

Согласившись написать предисловие к данному труду по социальной антропологии, я надеюсь, что ясное понимание усилий, цитирую автора, «человеческого гения на службе у зла и порока» утешит повергнутых в ужас читателей. Ведь за списком из тридцати шести способов лишения человека жизни, представленных столь объективно и беспристрастно, что не придрался бы и сам Макиавелли, угадывается негодование защитника человеческого достоинства, говорящего от имени бесчисленных жертв. Негодование гуманиста, который верит в эволюцию человеческого сознания, а не общества, всеми правдами и неправдами присваивающего себе право решать, кому жить, а кому умирать.

Как адвокат, который вот уже сорок лет стоит на страже законности, вправе ли я говорить о ценности этой концептуально новой научной работы, ведь мои заслуги не столь велики, как у признанных «криминалистов» Мориса Гарсона или моего бывшего однокашника Робера Бадинте, которые так блестяще и пылко разоблачили кровавый приговор? В данном случае ко мне обратились скорее как к «политику» с набережной д’Орсе, участвовавшему в ратификации Францией акта о праве на обжалование приговора в рамках Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (октябрь 1981 года), а позже, уже после отмены смертной казни, — в ратификации дополнительного протокола.

Помнится, никогда раньше в правительстве не было единодушия по данному вопросу. Все, что затрагивает национальную безопасность, не дает покоя некоторым ответственным лицам, будь то в мирное или военное время. Ночью Поль Легат, близкий соратник президента республики, передал через меня в Страсбург Андре Шандернагору, министру по делам Европы, приказ приступить к исполнению всех формальных процедур, предусмотренных Советом Европы. Я благодарю Мартена Монестье за то, что он таким образом напомнил об инициативах, предпринятых с 1981 года для того, чтобы Франция присоединилась к партнерам, уже отменившим узаконенное убийство.

Увы, перемена нравов, произошедшая на Западе, не заставила мир ценить личность, не остановила занесенный меч, карающий самых закоренелых преступников. О своевременности перечня Монестье как нельзя лучше говорит тот факт, что подавляющее большинство из ста семидесяти девяти государств, входящих в Организацию Объединенных Наций, по-прежнему прибегают к жестоким расправам, медленным или скорым. Беспристрастный взгляд на способы наказаний лучше всяких речей и обличений поспособствует излечению «поборников справедливости» и дискредитации самого убийства, каким бы оно ни было — тайным или публичным.

Первый урок, который стоит извлечь из этого атласа смерти, заключается в том, что на протяжении всей истории обвиняемые, как преступники, так и невинные люди, неизменно подвергались истязаниям. Все помнят о пытках, изобретенных китайцами, персами, ассирийцами, хеттами, римлянами, карфагенянами, византийцами и другими. А как не вспомнить о расправах без всякого суда и следствия, по законам военного времени совершаемых в ходе любых конфликтов, будь то на национальной, гражданской или религиозной почве? Смертная казнь напоминает слепую бойню, и пальма первенства здесь принадлежит нацистам, использовавшим против отдельных лиц и целых сообществ, виновных лишь в том, что они жили, полный набор методов, описанных автором. Второй урок — в тех достижениях палачей, которые стали возможны благодаря научно-техническому прогрессу, к примеру по части произвольного замедления или ускорения процесса умерщвления. Нет пределов фантазии, реализованной в застенках, камерах пыток и публичных местах. На рисунках, изображающих длительную агонию Дамьена, покусившегося на жизнь короля Людовика XV, видно, что даже зрители, обычно развлекавшиеся подобными зрелищами, чувствовали, что предел перейден. Только тем мученикам, за кого семьи платили звонкой монетой, укорачивали ужасные страдания.

В-третьих, труд показывает всю тщетность методов, которыми обрабатывают тело и дух. Хотя никакой классификации не существует, некое условное разделение на группы все же может быть предложено. Во всех уголках нашей планеты ремесло палача сродни искусству мясника. Способы варьируются. Многие подразумевают поражение мишени на расстоянии: от забивания камнями до расстрела, включая выстрел из лука или пищали. При других прибегают к огню: сжигание на костре и поджаривание, применяемое к колдуньям и безбожникам. Третьи отдают предпочтение стихии воды, применяя утопления и отравления. Кто-то лишает воздуха: удушением, удавлением, повешением, замуровыванием. Кто-то сносит головы: топором или саблей, ножом гильотины. Есть и приверженцы суперсовременных казней, с использованием последних достижений техники, таких как газовая камера, электрический стул, смертельная инъекция.

Удрученный представленным набором чудовищных рецептов человек конца XX века вправе задать себе вопрос о смысле прогресса, используемого для уничтожения личностей, отвергнутых социумом. Можно ли назвать прогрессом то, что «головорубки» предвосхитили гильотину, придуманную медиком-филантропом, или что использование газовой камеры восходит к 1924 году, а электричество Эдисона привело к появлению в США стула для поджаривания? Только один вывод вытекает из этой дискуссии — проявление доброй воли ученых, решивших уменьшить ужас и боль смертников, долгое время ожидавших своего последнего часа… Они заслуживают смягчающих обстоятельств.

В конечном итоге, хотя Мартен Монестье тут весьма сдержан, вопрос заключается в выборе между варварством и цивилизованностью. Как воплотить на практике Декларацию прав человека (всеобщую, региональную и национальную), если страны так и не могут определиться в выборе между решениями отменить, поддержать или восстановить высшую меру? Стоит надеяться, что успешный опыт европейцев распространится и на другие континенты. Тогда наконец исчезнут виселицы, костры и эшафоты, заполонившие наш мир. С надеждой глядя в будущее, воздадим же должное автору. Правдивое описание инструментов, предназначенных для легальных форм умерщвления, побуждает к размышлению о судьбе палачей. Это описание должно помочь продвижению благородного дела, за которое в свое время боролись Виктор Гюго, Альбер Камю и Артур Кеслер. Смертная казнь не имеет права на существование в мире, где наука учится не убивать, а помогать умирать. Но это уже совсем другая проблема, которая вызывает не меньше разногласий как в обществе, так и на межправительственном уровне. Совесть не знает передышек.

Го Бриссоньер[1]