Глава III ПРОЯВЛЯЯ ОСМОТРИТЕЛЬНОСТЬ
Глава III
ПРОЯВЛЯЯ ОСМОТРИТЕЛЬНОСТЬ
В январе 1956 года в серьезном издании «La D?p?che du Midi» появились три статьи о Ренн-ле-Шато с фотографиями виллы «Вифания», башни «Магдала» и, конечно же, церкви. Заголовок одной из статей не колеблясь, можно назвать программным: «Удар заступа по опоре алтаря открыл аббату Соньеру путь к сокровищам Бланки Кастильской».
Дело пошло… Думаю, не стоит уточнять, что в последующие недели и месяцы появлялись и другие публикации: о таинственном деле аббата-миллионера писали как местные печатные органы, так и государственные периодические издания. Нескончаемые публикации об аббате и его сокровище Ренн-ле-Шато сделали все, чтобы привлечь внимание к затерянному уголку департамента Од, мирно дремавшему на плато под всеми ветрами, где никому и в голову бы не приходило искать какие-то сокровища или проводить свой отпуск. Что, к слову сказать, напрасно: в этих краях, отдаленных от промышленного или какого-либо другого загрязнения, царит прекрасный для здоровья климат.
Любопытно, что при жизни Соньера ни один журналист не счел нужным написать хотя бы одну колонку об открытиях кюре или о его удивительных проектах и постройках. Не менее любопытно то, что после смерти аббата в 1917 году никто (кроме Мари Денарно и ее односельчан, хранивших о нем трогательные воспоминания) даже не вспомнит о таком живописном персонаже, как кюре, нашедший сокровища. Понадобилось тридцать девять лет для того, чтобы о Соньере вновь заговорили и начали писать. Причины такой временной отсрочки вызывают недоумение, но еще больше удивляет то, что после сорокалетнего забвения «дело Соньера» неожиданно вышло на первые полосы газет и, покинув край Разе, обошло чуть ли не всю Европу, чему способствовали журналистские репортажи, документальные фильмы, телепередачи и книги, выпускаемые огромными тиражами.
«Странно… Вы сказали „странно“? Как это странно…»
Знаменитая реплика прекрасно подходит к «делу Соньера» — а это действительно настоящее дело, точкой отсчета которого можно считать январь 1956 года, тридцать девятый год от кончины Соньера или третий год от кончины Мари Денарно. Разумеется, каждый истолковывает факты в зависимости от своего склада характера. Кто-то попался на удочку и хватил через край. Кто-то смотрит на вещи скептически и не скрывает своего к ним отношения, рискуя подчас попасть под удары рьяных защитников тайны. Кто-то, оставаясь к этому делу равнодушным, довольствуется тем, что ведет подсчет ударов. И наконец, среди всех этих лиц есть те, кто, занимаясь «делом Соньера», упорно держатся в тени.
Впрочем, эти «таинственные следователи» скрываются в тени уже с давних пор. Чтобы выйти из нее, им потребовался 1956 год — но чем вызвано их ожидание? При этом вряд ли можно сказать, что они раскрыли это темное дело, поскольку туман тайны, окутавший деревушку Ренн-ле-Шато, не развеялся и после всего того, что было сказано и написано о ней в 1956 году. Скорее, напротив, — еще больше сгустился.
Дело в том, что, помимо статей в прессе, так или иначе варьирующих «удар заступа, открывший путь к сокровищам», в 1956 году появились еще две публикации, которые, возможно, широкая публика оставила без внимания, но которые, тем не менее, сыграли огромную роль в этом деле. Во-первых, это странная «Книга Конституций», опубликованная в Женеве никому не известным издательством «Commanderies de Gen?ve». Во-вторых, это исследование Анри Лобино (который, как потом окажется, и не существовал вовсе), неожиданным образом появившееся в книгохранилище Национальной библиотеки Парижа и заключающее в себе родословные Меровингов, рискующие перевернуть все наши знания о ходе истории. Ко всему этому. 1956 год стал свидетелем еще одного немаловажного для нашего дела события: префектура департамента Верхняя Савойя зарегистрировала общество, расположенное в Аннемассе и по сути своей напоминавшее организацию «Закон 1901 года». Общество называлось Приорат Сиона, а организаторами его были Пьер Боном, Пьер Дефаго, Жан Дельваль — и Пьер Плантар, чье имя, в отличие от трех первых, было хорошо известно тем, кто «работал» в области эзотерики и невероятных историй.
Последнее событие напрямую связано с упомянутыми нами публикациями. Дело в том, что в «Книге Конституций» содержатся сведения о Приорате Сиона. Согласно ей. Орден Сиона был основан в 1909 году в Иерусалиме самим Готфридом Бульонским, а его первоначальным центром было аббатство Нотр-Дам на горе Сион. Вал информации, обрушивающийся на читателя со страниц «Книги Конституций», невероятно сложен для восприятия, но все же из него удается вычленить сведения о том, что Ордену Сиона передало факел другое (по всей видимости, гностическое) общество, приказавшее долго жить, и что впоследствии этот орден стал тайным обществом под управлением тамплиеров. Но во время «рубки жизорского вяза»[102] Орден Сиона порвал со своими знаменитыми протеже: с этого момента началась его долгая, но невидимая для глаз непосвященных жизнь: Орден Сиона тайно вершил судьбы мира, будучи во главе определенного числа обществ-пособников или обществ, полностью зависящих от него. В книге дан список его великих магистров, среди которых такие известные имена, как Никола Фламель, Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Шарль Нодье. Виктор Гюго. Клод Дебюсси и Жан Кокто. Орден Сиона «открылся миру» лишь в 1956 году, заявив о себе официально, как и следовало сделать в соответствии с законами Французской республики. Согласно документам, отныне он должен был действовать под именем Приорат Сиона, его штаб-квартира должна была располагаться в Аннемассе, а управлять им должен был некто Пьер Плантар де Сен-Клер, объявивший всем и каждому, что он является последним представителем рода Меровингов.
В «Книге Конституций» говорилось, что наиглавнейшей задачей Ордена Сиона было охранять наследников меровингского рода, чья кровь струилась еще в жилах Готфрида Бульонского. Их миссия будет выполнена лишь тогда, когда на французском престоле окажется истинный потомок меровингской династии, который прогонит не только республиканцев и бонапартистов, но и Капетингов, Бурбонов и Орлеанцев, — их ждет жалкая участь, какая и должна ожидать захватчиков чужого престола. «Неужели Приорат Сиона вооружит Фронду против Людовика XIV? Неужели Приорат Сиона вдохновит Никола Пуссена на создание „Аркадских пастухов“ и доверит ему опасный секрет, о котором тот проинформирует Никола Фуке? Неужели именно Приорат Сиона поддержит усилия „Общества Святой Евхаристии“?» Такими вопросами задается Жан Робен, который, как кажется, не очень-то верит в возможность утвердительного ответа.[103] Тем не менее, появление всей этой информации именно тогда, когда начинается шумиха вокруг «дела Ренн-ле-Шато», более чем подозрительно.
То же самое можно сказать и о драгоценных документах Анри Лобино, помещенных в Национальную библиотеку. Ознакомление с материалами такого рода может привести к повторному прочтению истории Меровингов; более того, именно эти документы впервые упоминают о роли графства Разе в меровингские времена. Согласно им, последний представитель законной ветви Меровингов укрылся в Разе, доказательством чему служат генеалогические сведения, представленные на страницах исследования Лобино. К сожалению, слишком быстро выяснилось, что эти родословные не более чем подтасовка фактов. Автор (или авторы) этого розыгрыша довольствовались тем, что взяли уже существующие генеалогические древа и слегка видоизменили их, где-то прибавив имя, а где-то убавив. Вероятно, такое понятие, как элементарная честность, предмету «история» незнакомо.[104]«Генеалогические списки Лобино» были приманкой, изготовленной для любителей сенсаций, а также для тех, кто всегда готов переписать историю на свой лад. «Документы» псевдо-Лобино, множество раз изобличенные во лжи, не стоят внимания…
Думаю, не имеет смысла более уделять время всем этим фальсификациям, которые интересны лишь персонам, предоставившим их публике. Довольно разговоров о призрачном Приорате Сиона, об этом «таинственном братстве», которое всякий раз всплывает в «деле аббата Соньера». Но все же стоит заметить, что «Книга Конституций», «документы Лобино» и «официальное» рождение Приората Сиона являются частями одного и того же плана, целью которого было извлечение прибыли из «дела Ренн-ле-Шато» и удивительных авантюр аббата Соньера. Движущей силой этого «заговора» были три человека. Один из них — Ноэль Корбю, наследник Мари Денарно и владелец имения Соньера. Двое других — истинные аристократы, граф Пьер Плантар де Сен-Клер, прослывший герметистом, и маркиз Филипп де Шеризе, писатель и артист, известный в свое время по роли Грегуара в «Амедее» Ролана Дубийара, показанном по французскому каналу «Культура». После того как Ноэль Корбю погиб в автокатастрофе, «заговорщики» нашли союзника в лице талантливого писателя Жерара де Седа, в 1967 году опубликовавшего большую серию «Золото Ренна». Так «дело аббата Соньера» (вероятно, кое-где подправленное для широкой публики) облетело весь мир.
Обратимся, однако, к недавнему прошлому — в нем можно отыскать первые шаги этой умелой махинации, достигшей небывалого успеха.
В конце Второй мировой войны для одинокой Мари Денарно, живущей памятью об аббате Соньере, настали тяжелые времена. Не покидающая Ренн-ле-Шато постаревшая Мари уже с трудом ходит и не отдает себе отчета в том, что происходит во внешнем мире. Вероятно, поэтому во время Освобождения, когда нужно было обменять банковские билеты старого образца (множество из них было фальшивками, сфабрикованными немцами во время оккупации), жители Ренн-ле-Шато с изумлением наблюдали странную картину: «мадмуазель Мари», как ее уважительно называли, сжигает кучу билетов вместо того, чтобы обменять их. Чего она опасалась? Быть может, того, что ей будут задавать нескромные вопросы насчет этих денег? Так или иначе, расправившись с устаревшими банкнотами. Мари Денарно оказывается в еще большей нужде, чем была.
И вот тогда на сцене появляется Ноэль Корбю. Это промышленник, который основал несколько небольших предприятий и, помимо этого, даже написал детективный роман. Его поведение во время оккупации вызвало нарекания, вследствие чего ему пришлось испытать определенные затруднения. Ноэль Корбю хорошо знал Разе, поскольку часто бывал в нем. Он слышал истории об аббате Соньере и просил рассказывать все, что люди могли знать об этом деле. История деревенского кюре его живо интересовала, возможно, он даже хотел написать новый детективный роман… Но, как кажется, гораздо большей притягательностью в этом случае обладали не писательские лавры, а спрятанные сокровища, мысль о которых прочно засела в голове предпринимателя-авантюриста.
В 1944 году Ноэль Корбю, его жена и двое детей перебрались в Бюгараш, решив покинуть район Перпиньяна, где о промышленнике еще жила недобрая память, связанная с его делами во времена черного рынка. На новом месте Ноэль Корбю нашел друзей, один из которых, деревенский учитель, вероятно, первым рассказал ему о Соньере. В 1945 году семейство Корбю посетило Ренн-ле-Шато — тогда они и познакомились с Мари Денарно, поведавшей им историю о «бедном господине кюре». Впоследствии Корбю не раз возвращался в Ренн-ле-Шато: старая служанка и семейство промышленника испытывали друг к другу искреннюю симпатию. Одинокая жизнь стареющей и немощной Мари Денарно внушала жалость, поэтому с чистым сердцем (но не без тайного умысла) Корбю предложил Денарно сделку: он покупает недвижимое имущество Мари, а взамен на это семья Корбю берет на себя заботу о старой даме. Сделка состоялась 22 июля 1946 года в присутствии нотариуса: так Ноэль Корбю и его супруга стали законными владельцами недвижимости Мари Денарно, лишив, таким образом, наследства ее родственников.
Оставив Мари Денарно жить в новоприобретенном ими владении. Корбю отправились в Марокко. Дела там шли неважно, поэтому вскоре семейство вернулось во Францию — куда же еще, как не в Ренн-ле-Шато? Но как поправить бизнес, сильно пошатнувшийся из-за авантюр в Марокко? Умный и упорный делец умел извлекать выгоду из всего, что его окружало. Возможно, в 1950 году, когда он вновь очутился во Франции, в его голове уже созрела мысль об эксплуатировании «честного имени Соньера». Мари Денарно, доверявшая лишь ему и его жене, пообещала Ноэлю Корбю, что когда-нибудь она обязательно откроет ему «секрет», доверенный ей «бедным месье кюре». Корбю терпеливо ждал, честно выполняя условия сделки: впрочем, вся его семья действительно была искренне привязана к старой служанке, и она отвечала им тем же. Но в 1953 году Мари Денарно умерла в возрасте восьмидесяти пяти лет, так и не передав «секрета» своему наследнику. Она была погребена на маленьком кладбище рядом с могилой того, кому она посвятила свои молодые годы и в конечном счете всю свою жизнь.
Так Ноэль Корбю стал законным владельцем всего недвижимого имущества, которое принадлежало Беранже Соньеру и Мари Денарно. Острый деловой ум подсказал промышленнику устроить в «Вифании» отель-ресторан. Работы по переделке здания не мешали ему заниматься поисками каких-либо документов, способных пролить свет на знаменитый «секрет» Беранже Соньера, — он искал их везде, где только можно. «Из проекта по преобразованию „Вифании“ в ресторан, а затем в отель-ресторан Корбю извлек двойную выгоду: доходы от предприятия и возможность получить от клиентов какие-либо новые сведения о бывшем кюре Ренна, способные указать, в каком направлении следует вести поиски. Этим и занимался Корбю в последние месяцы 1953 года».[105] Однако посетители ресторана не знали об этом деле ничего такого, чего не мог бы знать и сам владелец заведения, и, поскольку новые сведения не поступали, хозяину ничего не оставалось, как восполнять этот пробел собственными усилиями. Но даже если Ноэль Корбю не мог найти «секрет», то он, по крайней мере, получал выгоду от туристов, обожающих тайны подобного рода.
А они, надо сказать, не упускают возможности посетить этот край. Неподалеку от Ренн-ле-Шато находится Монсегюр: уже тогда его катарский замок, забравшийся на вершину «пога», принимал в своих стенах не только соотечественников, но и иностранных гостей, привлеченных историями о знаменитом сокровище катаров, которым вполне мог быть святой Грааль. Почему бы не завлечь в Ренн-ле-Шато тех, кто держит путь из Монсегюра? Любители легенд о сокровищах катаров и святом Граале — потенциальные клиенты этой загадочной деревушки! Для привлечения их внимания нужно лишь немного умелой рекламы: слухов и перешептывания о странных делах в деревеньке Ренн-ле-Шато, где нищий кюре когда-то нашел несметные сокровища, спрятанные в храме. Распространять эту историю следует именно так, «по секрету всему свету», ибо ничто не притягивает человека лучше, чем некое «тайное знание». Но, помимо правильной подачи материала, необходимо его правильное оформление, образцом которого служит модель, уже использованная в Монсегюре: вымысел, основанный на исторических фактах. «Дело Соньера» не получило бы ни огласки, ни желаемого внимания публики, если бы не воспользовалось умело подогнанными фактами из истории местного края.
Ноэль Корбю позаботился и об этом. Умелый делец, несомненно, обладал талантом рассказчика: доказательством тому служит его детективный роман, опубликованный в 1943 году. Записав на магнитофон небольшой рассказ об истории Ренн-ле-Шато, хозяин «Башни» (именно так назвал Корбю свой ресторан) сделал его звуковым фоном своего заведения. Эта история скрашивала досуг посетителей, но была направлена на то, чтобы заставить их воображение работать, следствием чего стал бы повторный визит в Ренн-ле-Шато уже в компании друзей, охочих до такого рода тайн и загадок.
Резюме было искусно составлено. Начиная свой рассказ, Корбю вскользь упоминает о том, что «судебный процесс, в который втянула аббата Соньера Церковь, не позволял священнику заниматься своими постройками». Умелый ход: священник, порвавший с Церковью, — колоритный персонаж, особенно в краях, где прошлое неразрывно связано с рассказами о всевозможных еретиках. Однако по окончании церковного процесса опальный (но свободный!) священник «вновь начал разрабатывать проекты, которые он собирался осуществить за свой счет. В них входила постройка дороги из Куизы в Ренн-ле-Шато (аббат хотел купить автомобиль), проведение водопровода в деревне, возведение кладбищенской часовни, крепостных стен вокруг Ренн-ле-Шато и башни пятьдесят метров высотой с винтовой лестницей, которая вела бы к библиотеке. Помимо этого, аббат намеревался достроить уже существующую башню, прибавив к ней еще один этаж, и разбить зимний сад».
Умением Ноэля Корбю создать интригующую фабулу можно лишь восхищаться. Прежде всего, чтобы привлечь внимание слушателя, он рассказывает об «альтруисте Соньере» (каким он и был на самом деле) и его грандиозных проектах. Но как скромный деревенский священник мог осуществить такие работы за свой счет? Ведь их стоимость достигала порядка «восьми миллионов, а по нашим временам более двух миллиардов франков! В разгар войны, 5 января 1917 года, аббат составляет сногсшибательные сметы и подписывает заказ на проведение всех работ». Очевидно, аббат Соньер нашел неслыханное сокровище или, по крайней мере, знал, где оно спрятано. Священник мог бы даже не стараться претворить свои проекты в жизнь: одни его замыслы и безостановочные работы, которые вдобавок велись при таинственных обстоятельствах, говорят воображению гораздо больше, чем их осуществление. «Однако 12 дней спустя кюре заболел, а 22 января ушел из жизни». Такова судьба, каждому отмерен свой срок. Но в этом тоже кроется тайна: что если кто-то «помог» аббату уйти из жизни? Не стоит ли за его смертью чья-либо темная тень? Таков финал истории в изложении Корбю.
Но раз уж речь идет о тайне, то необходимо приподнять ее завесу. Если Беранже Соньер мог позволить себе осуществить такие проекты за свой счет, значит, он знал, где находится «древнее сокровище Капетингов, спрятанное в XIII веке». Итак, на сцене появляется сокровище. Пока что оно не имеет отношения к вестготам. К нему не приплетено имя Меровингов — Пьер Плантар де Сен-Клер еще не побывал в этих краях. Можно было бы, конечно, приписать сокровище Ренн-ле-Шато катарам, но это значило бы составить конкуренцию Монсегюру. Нет, честный делец Ноэль Корбю неспособен на такое вероломство: зачем отнимать хлеб насущный у доброго соседа, когда в собственном арсенале есть запас восхитительных местных легенд? «Откуда взялось это золото? Ответ на этот вопрос был найден в архивах Каркасона. Во время крестовых походов Людовика Святого его мать Бланка Кастильская, регентша французского королевства, сочла Париж слишком ненадежным местом для королевских сокровищ: то было время бунтов против королевской власти, в которых участвовали как бароны, так и простолюдины». Ноэль Корбю, без сомнения, неплохой предприниматель, но никудышный историк. Действительно, Бланка Кастильская, вдова Людовика VIII, испытывала затруднения, но не из-за парижских простолюдинов и баронов, а из-за восстаний, возглавляемых знатными людьми королевства: это были Тибо Шампанский, Пьер Муклерк и, конечно, Раймонд VII Тулузский с Транкавелем в арьергарде. Все это действительно происходило в разгар крестового похода, но направлен он был против альбигойцев.[106]
В конечном счете, речь идет о XIII веке. В кратком историческом опусе Корбю Бланка Кастильская «перевезла принадлежавшее ей (sic) сокровище из Парижа в Ренн (ле-Шато, разумеется). Покончив с этим делом, она приняла участие в подавлении бунта, вслед за чем последовала ее смерть. Возвратившись из крестового похода. Людовик Святой встал во главе новой экспедиции, но из нее он уже не вернулся, встретив смерть в Тунисе. Его сыну Филиппу Смелому было известно о том, что сокровище хранится в Разе, иначе бы он не проявлял столь сильного интереса к Редэ… Но впоследствии знание было утеряно: в силу того, что сокровище Франции исчезло. Филиппу Красивому приходилось делать фальшивые деньги. Поэтому мы вправе предположить, что он ничего не знал о тайнике». Итак, сокровище было утеряно потому, что прабабушка Филиппа Красивого хорошо его припрятала, причем настолько хорошо, что несчастному правнуку пришлось прибегать ко всяческим уловкам, чтобы раздобыть хоть немного денег? Да… И это притом, что документы о сокровище Бланки Кастильской все это время спокойно хранились в архиве Каркасона? Нет, довольно. Даже если бы такие документы существовали на самом деле, Филипп Красивый непременно получил бы их в свое пользование… и уничтожил бы их, как только завладел сокровищем.
Впрочем, это мало смущает Ноэля Корбю, продолжающего серьезно утверждать: «Согласно архивам, в которых хранился список драгоценностей Бланки Кастильской, сокровище составляло восемнадцать с половиной миллионов слитков золота, то есть приблизительно 180 тонн, не считая драгоценностей и предметов религиозного культа». Упоминание о драгоценностях играет важную роль, поскольку достоверно известно, что Соньер обнаружил в церкви тайник, наполненный драгоценными предметами, — что как нельзя лучше связывает фантастическую историю о Бланке Кастильской с более скромным, но зато не столь давним рассказом о Беранже Соньере. Общая сумма сокровищ, согласно Ноэлю Корбю, составляет четыре миллиарда франков по курсу 1954 года. Понятно, что от такой суммы у многих начинает кружиться голова…
Но в то время как Ноэль Корбю старался привлечь своими сказками клиентов в Ренн-ле-Шато, неподалеку от него, в окрестностях Ренн-ле-Бен, бродил другой персонаж. Он скупал в округе небольшие участки земли, интересовался термальными источниками (особенно Ванной Магдалины и Ванной Королевы), изучал возвышенности, окружающие долину, без устали задавал вопросы и, как кажется, был сильно заинтересован двумя могилами сеньора Флери на кладбище Ренн-ле-Бен. Его звали Пьер Плантар. В Ренн-ле-Бен этот «герметист» называл себя археологом. Его часто видели в компании молодого маркиза де Шеризе, который, поссорившись с семьей из-за своих профессиональных устремлений, стал актером и исполнял роли в небольших постановках. О нем знали лишь то, что его настольной книгой был «Истинный кельтский язык и кромлех Ренн-ле-Бен» аббата Буде, собрата и современника аббата Соньера.
Нам неизвестно, встречался ли Пьер Плантар с Ноэлем Корбю. Вполне возможно, что, поднявшись на плато в Ренн-ле-Шато, наш «археолог» побывал в ресторане «Башня», где он имел удовольствие прослушать историю Ноэля Корбю, записанную на пленке. Так или иначе, вряд ли кто-то станет отрицать, что эти два человека были скроены на один лад. Им было бы легко понять друг друга. Даже если им и не привелось встретиться, этот досадный пробел восполнили те истории, которые они распространяли вокруг себя: впоследствии на свет появится необыкновенный симбиоз идей, занимавших когда-то умы Ноэля Корбю и Пьера Плантара.
Но это в будущем. А в том прошлом, к которому мы обратились за разъяснениями. Ноэль Корбю, управляя своим рестораном, не прекращал своих поисков, ибо искренне верил и в существование сокровищ Бланки Кастильской, и в то, что ключ к сокровищам хранился у Соньера. Прошло время — и устные методы распространения информации, использованные им, принесли свои плоды: в Ренн-ле-Шато стали появляться туристы. Правда, их манера поведения несколько отличалась от туристической: все они предпочитали бродить в окрестностях Ренн-ле-Шато, не попадаясь на глаза местному населению. Наконец слух о сокровищах Бланки Кастильской достиг ушей нескольких журналистов, нуждающихся в броском газетном материале, — так на свет появилась статья в январском номере «La D?p?che du Midi» за 1956 год. Это было началом работы сложного механизма, отключить который оказалось невозможно.
Ноэль Корбю не остановился на достигнутом. В 1956 году он получил у местных властей надлежащее разрешение на раскопки, что позволило ему и нескольким подручным прозондировать почву под храмом Ренн-ле-Шато. Они нашли несколько костей и человеческий череп «с зарубкой на макушке», напоминающей ритуальное ранение, которое можно видеть на черепах из захоронений меровингских и каролингских времен. Такое ранение, согласно некоторым германским верованиям, было призвано, помешать покойному перевоплотиться. Но можно вспомнить и о том, что в античности и в «варварские» времена пробитый череп помещали неподалеку от тайника с сокровищами.[107] Не указывал ли найденный под храмом череп на близость сокровищ? У Ноэля Корбю по этому поводу не было никакого сомнения, поэтому он продолжил раскопки, на этот раз, избрав полем для деятельности кладбище. Поиски не принесли желаемого результата. Но в распоряжении Корбю были некоторые сведения, без сомнения, найденные в старых бумагах Соньера, поэтому он продолжил исследования в парке, окружающем башню «Магдала» и виллу «Вифания». Что ж, эта попытка увенчалась успехом.
«Работы были сосредоточены в квадрате со сторонами приблизительно 4 метра. Земля в этом месте была рыхлой: очевидно, это был насыпной грунт. На глубине 1,5 метра наши рабочие нашли череп и несколько костей. Поскольку подобные находки не редки для земли Ренна, рабочие не обратили на них никакого внимания и продолжили раскопки. Каково же было их удивление часом позже, когда они увидели, как собаки господина Корбю, обнюхивая эти мрачные останки, облизывают их, переворачивая лапой. Удивленные работники внимательно осмотрели останки: на обнаруженном черепе еще сохранились остатки кожи, волос и даже усов. В яме, где был найден этот „клад“, нашлись полуистлевшие лохмотья одежды из сукна и шерстяной ткани, там же были и другие кости… Пыл кладоискателей поубавился: оставив все в беспорядке, они спешно покинули это место».[108] Конечно, Ноэль Корбю предупредил об этой страшной находке жандармерию. При осмотре места полицией были найдены останки трех молодых людей в возрасте 25–35 лет; следствие установило, что их одежда была сшита из военного сукна, а смерть наступила не в столь давние времена. Также в ходе расследования было выяснено, что во время Второй мировой войны на вилле «Вифания» укрывались испанские партизаны. Однако следователям так и не удалось установить, кто были эти жертвы и кто решил свести с ними счеты. Тела вновь предали земле (на этот раз кладбищенской), и дело было закрыто.
Но оно добавило в историю пикантности: когда еще в Ренн-ле-Шато было столько тайн? «Ренн становится знаменитым. Никогда еще он не принимал столь много посетителей. Приезжих с огромным удовольствием посвящали в подробности всех работ, находя в их лице благодарных слушателей. В любом деле подобного рода не обойтись без какой-нибудь „похоронной“ истории».[109] Но среди приезжающих есть и те, кто не забыл о знаменитых сокровищах, а потому они навещают не только Ренн, но и архивы Лиму и Каркасона. Есть и Ноэль Корбю, пишущий книгу о Ренн-ле-Шато, которая никогда не будет издана, а ее рукопись бесследно исчезнет. И наконец, есть неуправляемые толпы кладоискателей (что и следовало ожидать), которые с восхитительным упорством раскапывают все, что попадается им на глаза. Вся эта «шахтерская» деятельность, порой перемежающаяся с взрывными работами при участии динамита, будет вестись столь активно, что в 1965 году муниципалитет запретит в округе любые раскопки.
Конечно, «запатентованные», снабженные разрешениями кладоискатели не прекратили своих работ, которые, впрочем, не принесли никакого результата. В 1962 году в «деле Ренн-ле-Шато» решил разобраться сам Робер Шарру, в то время ведущий знаменитой передачи «Поиски сокровищ». Вот что он сказал по этому поводу в беседе с Жаном-Люком Шомеем: «Мы, члены клуба и я сам, множество раз приезжали в Ренн-ле-Шато с нашими металлоискателями. В ходе работ нам удалось уловить излучение в двух могилах, одной из которых была гробница Беранже Соньера. Мы не хотели осквернять ее,[110] хотя в ней, без сомнения, можно было что-то найти. То, что там, возможно, находилось, не было свинцом, довольно часто становящимся причиной излучения. Другая могила оказалась еще более интересной.[111]
Мы предприняли раскопки, заранее предупредив об этом, потому что местное население пристально наблюдало за нами. Мы провели их в месте X, следуя указаниям Корбю, но не нашли там того, что искали…[112] Ноэль Корбю был прекрасным человеком, но сегодня я склонен думать, что он направил нас в ложном направлении, точнее, по дополнительному, но вовсе не по основному следу… Он был лучше ознакомлен с историей аббата Соньера и его знаменитого сокровища, ибо посвятил им всю жизнь. Если бы он захотел сотрудничать с нами, если бы захотел воспользоваться нашими приборами, то, думаю, наши совместные усилия привели бы к положительному результату.[113] Вероятно, самому Корбю удалось что-то найти: часть того, что Мари Денарно, служанка и любовница Соньера, припрятала в надежном месте. Но вряд ли тайник был один. Кюре, человек хитрый, не стал бы прятать все сбережения в одной кубышке. Я уверен, что Корбю наткнулся на часть его богатств.[114] Ренн-ле-Шато, на мой взгляд, это очень серьезное дело…»[115]
Сколько безрезультатных попыток! Но кого это волнует? История аббата Соньера, облетевшая всю Францию, воодушевляет толпы. Средства массовой информации, окрыленные успехом сенсации, подливают масла в огонь: за «дело аббата Соньера» берется телевидение, намеренное снять несколько эпизодов из жизни «кюре-миллионера». Итак, в один прекрасный день в Ренн-ле-Шато появилась съемочная группа. Это был памятный период в истории затерянной деревушки! «Никакое другое событие не могло так взволновать славных людей Ренна, как съемки фильма, в котором были задействованы чуть ли не все жители деревни. Главную роль исполнял Ноэль Корбю, облаченный в костюм священника начала XX века.[116] Та серьезность, с какой он подошел к своей задаче, та вкрадчивость и мягкость, какой он наделил своего героя, та благосклонность, которую излучал его персонаж, давали понять, что Ноэль Корбю примерял эту роль еще до того, как ему предоставили возможность сыграть ее. Он был Соньером, но Соньером, так сказать, в „пастельных тонах“: утонченный, красноречивый священник, лишенный того крепкого вида, лихости и слегка вульгарного веселого нрава, каким обладал настоящий Соньер. Никто не мог лучше воспроизвести манеру разговора и жесты, которыми наделила аббата легенда. Зрители увидели, как Соньер искал сокровища, как радовался, найдя их, как превратился в мецената, отдающего деньги тем, кто в этом нуждался… Был даже снят эпизод с деревенским колодцем: жители Ренн-ле-Шато всякий раз мучаются, вытягивая из него тяжелые ведра, — но вот они уже благодарят священника за проведенный им водопровод! Картина полная — не хватает только одного: самого сокровища!»[117]
Действительно… Не хватает. Но не потому, что его наконец-то нашли. Увы, увлеченный поисками Ноэль Корбю, позабывший из-за них о своих ресторанных делах, остался ни с чем. Мадам Корбю, на плечи которой, помимо кухни, легла ответственность за управление делами заведения, начала понемногу уставать. Наконец, Ноэль Корбю, понимая, что овчинка выделки все же не стоит, нашел более плодотворное занятие. Он открыл мастерскую по изготовлению вееров и абажуров, но ее уничтожил пожар. Мастерская просуществовала лишь до 1965 года, после чего Корбю решил перебраться в Фанже, расположенный на древней дороге из Каркасона в Мирпуа. Закрыв ресторан «Башня» и продав имение Соньера господину Анри Бутьону, Ноэль Корбю покинул Ренн-ле-Шато. Итак, перевернута еще одна страница истории Ренн-ле-Шато, но то, что написал на ней Ноэль Корбю, не исчезнет. Впоследствии дела этого изобретательного человека придут в упадок, а в 1968 году Ноэль Корбю погибнет в автокатастрофе. Ренн-ле-Шато, дело его жизни, так и не принесшее какого-либо результата, будет окончательно заброшено. Но, к сожалению, найдутся те, кто решат его продолжить.
В 1967 году в книжных магазинах появилась книга Жерара де Седа «Золото Ренна» с подзаголовком «Необычная жизнь Беранже Соньера, кюре Ренн-ле-Шато».[118] Это был триумф «дела Ренн-ле-Шато». На сей раз об аббате Соньере, неприметном священнике из неприметной деревни в Разе, узнает вся Европа. Однако теперь на первый план выходят не сокровища, а та странная роль, которую играл священник во всей этой истории. Если бы Соньеру довелось ознакомиться с этой книгой, он, вероятно, был бы немало изумлен, узнав, какое значение в ней приобрели некоторые факты из его реальной жизни.
Замысел «Золота Ренна» и прост и сложен. Аббат Соньер, кюре крохотного прихода, открыл секрет, который до сего момента ревностно оберегали от глаз и ушей посторонних: секрет о существовании законного наследника меровингского короля Дагоберта II (ставшего vox populi «святым» Дагобертом), убитого Каролингами (в то время это была череда Пипинов). Когда-то этот король, желая захватить Аквитанию, спрятал в Ренн-ле-Шато огромное сокровище. Цели своей он так и не достиг, но завещал своим потомкам завершить начатое им дело. Как аббату удалось открыть этот секрет? Загадка. Однако за его неразглашение аббату было позволено черпать средства из королевской сокровищницы. Тот, кто уведомил Соньера об этом решении (этот таинственный мистический «кто-то»), остался неизвестным, но все же можно понять, что речь идет о представителе, уполномоченном Приоратом Сиона, древнейшего ордена, существовавшего в то же время, что и орден тамплиеров, и даже пережившего его.[119] Но вместо того чтобы уважать требования «неизвестных», аббат начал жить на широкую ногу, что заставило «их» сделать аббату предупреждение. Однако Соньер был не из тех, кем можно управлять: он заключил с «ними» соглашение. В конце концов, ему было дозволено оставить знаки, указывающие на месторасположение сокровищ, ориентиры для тех, кто после его смерти смог бы пользоваться ими, чтобы вернуть на трон законного монарха. Вскоре аббат умер, так и не осуществив своего замысла: создания новой религии, духовным лидером которой был бы он сам.
Безусловно, у Жерара де Седа был талант. Но на чем он обосновал свою теорию? Источники, которыми они пользовался, не поддаются проверке, а документы, любезно представленные им широкой публике, оказались фальшивками. Эти документы, то есть фотографии камней и манускриптов, изобрел, конечно, не Жерар де Сед, но те, кто подкинул их ему. Так. Писатель получил в свое распоряжение «манускрипты аббата Соньера», волшебным образом доставленные из Англии, где они, как оказалось, мирно дремали в одной из банковских ячеек, в то время как их копии были переданы различным персонам, в том числе и нынешнему владельцу виллы «Вифания».
Действительно, практически все свидетельства сходятся в одном: в полой опоре, поддерживающей древний алтарь, Беранже Соньер обнаружил некие манускрипты. Но этих документов нет ни в одной публичной библиотеке, ни в одном архиве или хранилище. Если бы они существовали, очень хотелось бы взглянуть на них… Далее, некоторые утверждают, что с манускриптов были сделаны копии. Вполне возможно, но все же, прежде чем принять это утверждение на веру, стоит хорошенько расспросить на этот счет маркиза Филиппа де Шеризе и его друга Пьера Плантара де Сен-Клера. Тогда, вероятно, читатель узнает нечто новое о природе знаменитых манускриптов, опубликованных в произведении Жерара де Седа. По крайней мере, признание Филиппа де Шеризе многое проясняет. «В 1961 году я был в Ренн-ле-Шато. Узнав, что после смерти аббата в мэрии Ренн-ле-Шато был пожар (в результате которого погибли все архивы), я, воспользовавшись этим случаем, придумал, что мэру Ренн-ле-Шато удалось сбыть с рук копии пергаментов, найденных Соньером. Тогда Франциск Бланш[120] подкинул мне идею изготовить эти копии самому, что я и сделал, закодировав в тексте „манускрипта“ отрывок из Евангелия, который потом сам же и „расшифровал“. Наконец через третьи руки я передал плод своих усилий Жерару де Седу. Случившееся далее превзошло все мои ожидания».[121] Он завершает свое признание, сделанное в ходе беседы с Жаном-Люком Шомеем, следующим образом: «Документы были сфабрикованы мной: в Национальной библиотеке я взял за основу древний текст, написанный унциалом, из произведения Дона Каброля».[122] Филипп де Шеризе, который явно гордится тем, что он был в курсе «истинного секрета» Ренн-ле-Шато,[123] говорит об этой истории обмана так, как она того заслуживает, то есть как о хорошем фарсе. Но кому был нужен этот фарс?
Впрочем, как выяснилось, фальшивые манускрипты — это всего лишь часть розыгрыша. Другие документы, представленные в «Золоте Ренна», вызывают не меньшее сомнение в их подлинности. Речь идет о репродукциях гравированных камней, среди которых может внушать доверие лишь знаменитая стела маркизы д’Отпуль. Все остальные изображения взяты из небольшого труда «Гравированные камни Лангедока», приписанного Эжену Стублейну, эрудиту из Разе, жившему в конце XIX века и любившему подписываться не иначе как «Стублейн Корбьерский». Представляю, какое потрясение испытал бы ученый) узрев свое имя на этом редчайшем издании, хранящемся лишь в Национальной библиотеке, — ведь он никогда не занимался археологическими исследованиями! Эжен Стублейн был страстно увлечен астрономией и всю жизнь изучал лишь «небесные камни», звезды и планеты, не помышляя ни о каких «гравированных камнях Лангедока». Это произведение не что иное, как подделка, снабженная вдобавок воспоминаниями несчастного аббата Куртоли, который знал о «своих» признаниях не больше, чем Эжен Стублейн — о своих открытиях в области археологии.
Фарс становится все более странным. Обратимся за разъяснениями к Рене Декадейа, который провел серьезное расследование этого дела. Очевидно, что имя аббата Куртоли появилось в «деле гравированных камней» (как и в «деле аббата Соньера») лишь потому, что в юности он был знаком с кюре Ренн-ле-Шато. «Но как старого доброго священника заставили подписаться под этими чудовищными бреднями? При каком удивительном стечении обстоятельств?» И Рене Декадейа находит ответ на этот вопрос.
«В последние годы своей жизни аббат принимал лечебные ванны в Ренн-ле-Бен, где на глаза ему то и дело попадался любопытный персонаж, парижанин, которого он уже видел в этих местах в конце пятидесятых годов. В округе Разе у этого парижанина не было ни друзей, ни знакомых, и никто не мог узнать, кто он такой: безликий, скрытный и вкрадчивый человек, не лишенный красноречия. Те, кто пытались познакомиться с ним поближе, говорили, что он неуловим. Он не проходил какого-либо курса лечения, однако появлялся в этих местах постоянно, приезжая в Ренн-ле-Бен даже зимой, — конечно, окружающие могли лишь гадать о причинах столь частых его появлений. Не меньшее недоумение вызывал у них горячий интерес этого человека к местным природным или археологическим достопримечательностям, ведь он, по всей очевидности, не был интеллектуалом. Его странные прогулки заставляли людей теряться в догадках: он исходил округу вдоль и поперек, межуя землю, осведомляясь о ее собственниках и останавливая свой выбор на заброшенных земельных наделах, которые никого не интересовали, или на участках, поросших густыми зарослями… Его бесконечные походы, его вопросы, которые он задавал всем и каждому, не могли оставаться без внимания. Кто-то принимал его за сумасшедшего, кто-то, должно быть, посмеивался над ним, но никто не догадывался, что этот человек тем временем упорно составлял свое досье, в котором обычные события и повседневные мелочи приобрели необычное значение. Обитатели Ренна и помыслить не могли, что их наблюдения, не представляющие интереса, их поспешные оценки или суждения, лишенные основания, он вложил в уста уважаемых людей старшего поколения, чьи силы к тому времени были уже на исходе. Он не опасался приписывать им чужие высказывания, оставшиеся на магнитофонной ленте, на которую, как известно, он записывал любые истории, рассказанные невесть кем. Именно так аббат Куртоли оказался „рассказчиком“ одной из таких экстравагантных историй. Те, кто близко знал священника и работал с ним, со всей категоричностью заявляют, что высказывания Куртоли, помещенные в „Гравированных камнях Лангедока“, не совпадают ни с фактами из биографии аббата, ни с его характером».[124]
Однако это еще не все. Рене Декадейа не счел нужным называть имя человека, которого он так точно описал. Но зато он счел нужным заметить, что сведения из знаменитых «Гравированных камней Лангедока» послужили иллюстративным материалом еще одному произведению. Эта брошюра, размноженная на ротаторе, была помещена (в очередной раз!) в парижскую Национальную библиотеку: ее название — «Генеалогия меровингских королей и происхождение различных французских и иностранных знатных семейств, продолжающих род Меровингов, согласно сведениям аббата Пишона, доктора Эрве и документам аббата Соньера из Ренн-ле-Шато (департамент Од)». Автором этого курьезного труда оказался некий Анри Лобино, проживающий в Женеве на площади Моллар, 22. На поверку оказалось, что в Женеве нет ни площади Моллар, ни, соответственно, дома № 22 по этой площади, а Анри Лобино не известен ни Швейцарии, ни Франции. «Документы Лобино» оказались очередной фальшивкой, но кем и ради чего она была изготовлена?
У Рене Декадейа есть мнение на этот счет: «Исходя из совпадений, можно предположить, что автором „Документов Лобино“ является тот же самый человек, что исследовал окрестности Ренн-ле-Шато и описывал их. Вероятно, мы имеем дело с параноиком: вряд ли человек со здоровой психикой будет вписывать свое имя в родословную короля Дагоберта II».[125] Прежде чем продолжить, хотелось бы процитировать строки, взятые из книги Жерара де Седа «Дворяне сегодня»:[126]«Рекорд „барона Барклая де Латура“ на сегодняшний день побит. Его опередил некий человек, наводнивший Национальную библиотеку брошюрами с генеалогическими списками, подписанными разными именами, в которых он утверждает, что он является потомком Дагоберта II, законным наследником французского престола, в отличие от всех вместе взятых Каролингов, Капетингов, Валуа, Бурбонов и Орлеанов». Догадывался ли Жерар де Сед, что его буквальным образом «облапошил» Пьер Плантар де Сен-Клер, тот самый таинственный человек из Ренн-ле-Бен, о котором столь нелестно отозвался Рене Декадейа’?[127]
Это лишь начало фарса. Далее последуют неожиданные открытия все новых и новых документов, размноженных на ротаторе, которые на поверку окажутся такими же подделками, как и предыдущие. Их неизменно находят в хранилище Национальной библиотеки, которая рискует превратиться в филиал архива Ренн-ле-Шато, если участники игры, действующие в тени, не перестанут наводнять ее своими «игрушками». Одно из таких «произведений» озаглавлено: «Секретные досье Анри Лобино: монсеньору графу Редэ, герцогу Разе, потомку государя Франкского королевства Хлодвига I, светлейшему пылкому отпрыску короля святого Дагоберта II. его преданный слуга преподносит это собрание…» и так далее. Несмотря на то, что эта брошюра была внесена в реестр по всем правилам (то есть на бланке из хранилища был указан адрес и имя «поставщика»), оказалось, что указанный адрес действительно существует, но о «поставщике» никто ничего не знает. Не был ли отправителем этой брошюры наш таинственный незнакомец из Ренн-ле-Бен? Особенно если учесть то, что «пылкий отпрыск» — всего-навсего дословный перевод современного французского «Плантар» («plant-ard»)?
Об этом стоит подумать.
Однако, забивая подделками и фальсификациями книгохранилище Национальной библиотеки, участники этой увлекательной игры совершенно не думали о законных владельцах «игровой площадки», о жителях Ренн-ле-Шато. А они, надо сказать, терпеливо сносили все, что обрушилось на них после всех этих публикаций. И порой жаловались: «Это безумие… Вот уже пятнадцать лет они прибывают отовсюду: из Монпелье. Тулузы, Бордо, Парижа, Нанси. Среди них есть даже иностранцы, особенно часто встречаются немцы. Иногда мы видим их с какими-то приборами в руках или на ремне за спиной: вооружившись картами местности, они проделывают таинственные операции, на которые мы уже здесь насмотрелись. Пока все идет таким образом, у нас нет возражений: мы всегда рады гостям. Но среди них есть настоящие вандалы. Они ничего не уважают. Они копают, роются повсюду, разрушают все на своем пути! Урон, нанесенный ими нашей деревне, значителен. В Ренне счастливы принимать посетителей, даже если они приехали искать знаменитое сокровище. На счет этого, впрочем, можно не беспокоиться: они еще не скоро что-то найдут. Итак, мы рады принять их, но совсем не для того, чтобы видеть, как они портят все вокруг: некоторые ни перед чем не останавливаются, даже по головам пойдут, если понадобится! Знаете, мы уже пресыщены туристами такого рода». Жалобы, подобные этому признанию, опубликованному в газете Тулузы, звучали неоднократно. Ознакомившись с ними, начинаешь понимать, почему в Ренн-ле-Шато больше нет гостиницы!
Если бы «дело Соньера» оказалось вымышленным от первой и до последней строчки, если бы в нем не было хотя бы одного реального факта, тогда бы к этой безумной истории можно было отнестись с подобающим презрением. Но нет… Во всей этой шумихе, поднятой вокруг Ренн-ле-Шато, в этом потоке непрерывной дезинформации есть и достоверные факты. И жители Ренн-ле-Шато прекрасно об этом знают (возможно, поэтому им удается сохранять терпение в тех условиях, которые им создали «туристы», приезжающие с целью разворотить их деревню). Конечно, если «дело аббата Соньера» и принесло кому-то прибыль, то отнюдь не обитателям Ренна. Но тогда кому?