Глава I «РОМАН ОБ АББАТЕ СОНЬЕРЕ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава I

«РОМАН ОБ АББАТЕ СОНЬЕРЕ»

Лето 1885 года. В застывших в знойном мареве Корбьерах, возвышающихся над долиной Од, жара ощутима, как нигде более в департаменте. В далеком Париже понемногу замедляет рабочую деятельность правительство Республики, в ожидании летнего отпуска члены правительства в спешном порядке расправляются с текущими делами. У министров одна лишь мысль в голове: скорее бы вернуться в родные края! Но увы, от летнего отдыха в родных пенатах придется отказаться: в октябре начнутся выборы, а повторное переизбрание, как известно, в большей степени зависит от усилий депутата, сумевшего или не сумевшего сагитировать избирателя. Так что ради удовлетворительного большинства голосов на выборах придется позабыть о летней жаре.

Да, жизнь прекрасна для слуг народа. Правда, согласимся, положа руку на сердце, — без повторного избрания она была бы еще прекраснее. Но будущее пока что неопределенно, и не только для томящихся в ожидании переизбрания министров: Римско-католической церкви тоже может не поздоровиться… Ох уж это духовенство! Мало того, что на основании Конкордата они взимают ежемесячный налог 75 франков золотом, так они еще позволяют себе критиковать родное правительство: воистину черная неблагодарность! Ах, если бы Наполеону Первому не пришла в голову злополучная идея заключить этот Дурацкий пакт с папой, чертов Конкордат 1801 года! Тогда бы Церковь знала свое место. А из-за этого пакта, видите ли, нужно поддерживать духовенство, восстанавливать церкви, ремонтировать дома священников, оказывать им еще тысячу услуг и любезностей… По крайней мере, в их присутствии. А в их отсутствии можно вновь приступить к решению важного вопроса, как и когда следует отделить Церковь от государства. Неплохо бы подумать и о том, как завладеть имуществом духовенства, что уже сделали многие законные монархи — правда, у кого-то это получилось лучше, у кого-то хуже…

Лето 1885 года… Горячее время для Франции: антиклерикальная пропаганда приобретает невиданный размах, находя поддержку среди населения. Не остается в стороне от политики и далекий южный департамент, славящийся своим неповиновением и готовностью погрузиться в очередную ересь: разве департамент Од не страна катаров? В таком «левом» округе антиклерикалы всегда найдут благосклонных слушателей.

В это же время епископ Каркасонский монсеньор Феликс Бийар, человек справедливый и добрый, но все же очень замкнутый, озабочен насущным вопросом: кого назначить на место кюре в Ренн-ле-Шато? Этот никудышный приход, который, несмотря на крайнюю бедность его обитателей и суровость климата, никак не может исчезнуть с лица земли, не приносит епископству никакого дохода. О жителях Ренн-ле-Шато не скажешь, что они примерные христиане, почитающие Церковь и закон Божий: в округе ходит молва, что кое-кто в этой заброшенной деревеньке исполняет колдовские обряды — впрочем, это не столь уж и редкая вещь для диоцеза Каркасона. Но деревня нуждается в духовном пастыре — и монсеньор Бийар решает послать в Ренн-ле-Шато священника тридцати трех лет, пока что исполненного самых радужных надежд насчет своего нового назначения. Новый кюре переведен из самого захудалого в Разе прихода: три года, проведенные в деревне Кла, успели познакомить его с понятием «черная меланхолия». Он хорошо знает уклад и привычки местных жителей, поскольку сам он уроженец этих мест, из Монтазеля. Его семья пользуется в деревне уважением и имеет кое-какой достаток, а младший брат тоже стал священником — правда, его поведение беспокоит церковные власти. Поэтому… да, пожалуй, аббату Беранже Соньеру самое место в Ренн-ле-Шато: быть может, пребывание в этом высокогорном местечке убережет его от дурного влияния брата, повседневную жизнь которого лучше обходить молчанием — она совершенно не вписывается в рамки духовного поведения.

Жарким июльским днем 1885 года аббат Беранже Соньер, полный радостных надежд, отправляется в Ренн-ле-Шато. Ему кажется, что когда-то он уже был здесь: деревушка, виднеющаяся на вершине холма, как две капли воды похожа на все деревни этого края. Ее дома, словно пытаясь подбодрить соседские строения, подпирают друг друга своими стенами, а древний ярко-красный цвет романских крыш давно уже превратился в коричневатый, вперемешку с сухим мхом. «Эта деревня, — пишет Луи Федье, свидетель той эпохи, — расположена на огромном пустом пространстве, занимающем почти две трети поверхности плато. Ни время, ни человек не смогли изменить этот каменистый массив в виде усеченного конуса, возвышающийся над всеми окрестными долинами».

Добравшись до вершины этого природного «конуса», Соньер чувствует себя необычайно гордым. Этот холм — настоящее орлиное гнездо! Как тут не почувствовать себя если не орлом, то смотрителем вселенной и правой рукой Господа? Разве не для этого он, священник, посвятил себя Богу и людям? Конечно, он знает о своих слабых сторонах. У него не все в порядке со здоровьем: вполне возможно, это результат сердечной недостаточности. Но он молод — что, впрочем, тоже может оказаться его слабой стороной: пока что взор молодого аббата устремлен не в сторону храма, а в сторону молодых женщин, которые проходят неподалеку от него. Да, женские чары не оставляют его равнодушным, и он прекрасно знает, что это не только тяга к прекрасному… Тело тоже своего требует. Вот и прямое тому доказательство: время обеда, если верить желудку! Кстати, где в этой деревушке можно закусить и выпить?

Но понемногу восторженность священника идет на убыль. Причиной тому первый визит в храм, где ему предстоит проводить службы. Вероятно, и церковь, и молодой аббат, наконец увидевший местное святилище, в тот момент представляли собой душераздирающее зрелище… Лучшего подарка от епископа, наверное, еще никто не получал: кровля храма в плачевном состоянии, витражи недосчитываются стекол, а свод, как кажется, вот-вот рухнет на головы прихожан. Внутри храма царит не меньшее запустение. Ошеломленный Беранже Соньер задается вопросом, не перепутал ли епископ приходы: такое повышение в чине более напоминает суровое наказание за неведомые грехи! Такая мера наказания не редкость в стенах Римско-католической церкви, умеющей карать не хуже, чем миловать. Но за какие грехи сюда сослан он. Беранже Соньер? Он верующий: своим поведением, своим неустанным служением Господу он доказывал это множество раз. Быть может, он расплачивается за грехи своего непутевого младшего брата? Такими вопросами мучает себя молодой аббат, плетясь к дому священника, предназначенному ему для жилья и работы. Боже правый, дом священника тоже намерен обвалиться! В ту минуту аббат готов поверить, что община Ренн-ле-Шато, обязанная следить за состоянием церковных зданий, поклоняется дьяволу, по всей видимости, антиклерикальному, который зовется «Республикой, покинувшей святую Церковь в ее печальной участи».

Вполне вероятно, что такое положение вещей пробудило в Беранже Соньере неосознанное стремление к монархизму. В его семье все было подчинено Традиции, а Традиция — это прежде всего Церковь. Что может защитить Церковь лучше, чем монархизм, единственный режим, поддерживающий союз Священства и Империи, способный гармонизировать отношения между Священным и Мирским? Придя в себя от увиденного в храме и доме священника, аббат Соньер решает, что он переменит такое положение вещей. Он борец. Несмотря на все его слабости, у него есть силы и ум. Он хочет перемен. Перед Богом и самим собой аббат клянется, что всеми силами он будет содействовать процветанию доверенного ему прихода, он превратит его в самый лучший приход во всем диоцезе. Он чувствует, что способен на это. Немного времени и усилий — и он докажет этим крестьянам и епископу, что у него не рабская душа. Терпение, главное — терпение… В семье Соньеров никогда не мирились с поражением, ни одно несчастье еще не смогло сокрушить этот род, от кого бы оно ни исходило — от людей или от самого дьявола. Вероятно, приход, доставшийся ему в удел, — дело рук нечистого. Но, будьте уверены, у Беранже Соньера хватит сил, чтобы усмирить самого дьявола! Аббат победно усмехается, возможно, представляя воочию, как всемогущий дьявол, установленный им на портике церкви, согнется пополам от тяжести кропильницы, которую Соньер водрузит на него. Чем не лучшая ноша для черта, который, как известно, ненавидит святую воду, причиняющую ему жесточайшие муки? Дьявол провоцирует его? Прекрасно! — пускай поскорее появляется, уж он-то, Соньер, заставит его встать на колени. Разве мир не полон историй о том, как святые заставляли дьявола строить здания, мосты и даже соборы,[30] ничего не отдавая взамен, поскольку дьявол бессилен против тех, у кого чистое сердце? Итак, Беранже Соньер принял решение. Ему дали бесплодную скалу? Что ж, он удержится на ее вершине. И сделает из нее рай. Вот только… где взять для этого средства?

Первое, что следует делать, оказавшись на новом месте, — оформиться в установленном законом порядке. Мэр регистрирует аббата (что стоит денег), который за столь короткое время успевает надоесть деревенскому главе своими стенаниями о плачевном состоянии церкви и дома священника. Мэр разводит руками: община не богата, лишних средств на починку и обустройство храма пока нет, и, конечно, он обязательно подумает, как спасти положение, а пока что новому кюре лучше всего расположиться у какого-нибудь жителя прихода. Так Соньер за небольшую сумму денег снимает жилье у прихожанки. Попутно он берет в долг у бакалейщика, поскольку он еще не получил жалованья, а сбережения его невелики.[31]

Труды и дни лета 1885 года… Молодой аббат принимается за неотложные дела: церковь как можно скорее нужно освободить от накопившегося в ней мусора и обломков. По просьбе священника прихожане наводят в ней порядок, в результате чего храм наконец приобретает благопристойный вид. В один из таких спокойных летних дней аббата навещает его собрат из ближайшего прихода: аббат Буде, кюре Ренн-ле-Бен. Респектабельный аббат Буде самоуверен и даже слегка самовлюблен: у него вид человека, располагающего некоей конфиденциальной информацией. Туманные намеки, на которые щедр кюре Ренн-ле-Бен, дают Соньеру понять, что нечто из этих тайных сведений предназначено только для аббата Буде, но он поделится ими с Соньером — при условии, что новичок-кюре будет сотрудничать с ним.

На какое сотрудничество намекает аббат?.. Буде человек себе на уме, остерегается говорить что-либо определенное, довольствуясь сугубо деловыми советами, которыми он снабжает своего молодого коллегу. На Соньера его старший товарищ производит сильное впечатление: кюре Ренн-ле-Бен, как известно, ученый, его статьи публикуют в журналах, он даже издал несколько книг… И кроме того, он поддерживает отношения с влиятельными людьми, которым, к слову сказать, ничто не стоит выделить средства на реставрацию церкви Святой Магдалины в Ренн-ле-Шато. Соньер погружается в мечтания. Неужели скромный аббат Ренн-ле-Бен действительно столь влиятельный человек в обществе? В таком случае стоит повнимательнее прислушаться к тому, что говорит ему старший коллега, а главное — попытаться понять то, что скрыто в довольно туманных намеках аббата. Итак, вот оно, «первое искушение аббата Соньера». И далеко не последнее.

Аббат Буде приглашает молодого кюре навестить его скромное жилище в Ренн-ле-Бен. В те времена в округе Разе было лишь три способа передвижения: двуколка, спина лошади или мула и собственные ноги. Между тем Ренн-ле-Шато и Ренн-ле-Бен отделяет приличное расстояние. У аббата Буде есть удобная двуколка, но аббат Соньер такой роскошью не обладает. Несмотря на это, ему все же удается, воспользовавшись услугами местного крестьянина, спуститься в долину. Очутившись в доме кюре Ренн-ле-Бен, Соньер поражен: обитель аббата Буде разительно отличается от его обнищалого жилища! Удобная и красивая мебель, картины, письменный стол, заваленный книгами (аббат Буде, как известно, выдающийся ученый), — и восхитительный ужин, ничем не уступающий трапезе, подаваемой на пол во время больших приемов. Пускай служанка аббата Буде не миловидна (разумеется, ведь канонический возраст оставлен ею далеко позади), но зато ее кулинарные способности превыше всяческих похвал. Однако все это наводит на размышления: как аббат Буде, в чьем приходе всего лишь 447 человек (среди которых наверняка есть и неверующие), ухитряется жить в таком достатке? Где этот неизвестный источник доходов, позволивший аббату иметь столько книг и дорогих вещей? Может быть, аббата Буде «спонсирует» какое-нибудь богатое семейство? Нет, не похоже на то. Но тогда откуда вся эта роскошь, которую Буде с легким цинизмом демонстрирует собрату? В конце концов, и аббат Буде, и он сам всего лишь скромные священники бедных приходов… Вопрос о том, каким способом его коллега добыл такое богатство, светится в глазах молодого священника.

Но коллега хранит молчание, тем самым лишь разжигая любопытство Соньера — и другое, более опасное чувство: зависть. Вот если бы принимать своих посетителей с таким же размахом, как Буде, неожиданно мелькает мысль у Соньера. Молодой священник вдруг чувствует себя бедным родственником, которому оказан любезный, но довольно снисходительный прием. Итак, Соньер горделив, это еще одна из его слабостей. Что ж, в один прекрасный день он отплатит аббату Буде тем же приемом… Такие страсти бушуют в душе нищего деревенского кюре, в то время как радушный хозяин нарочито неторопливо показывает ему свои сокровища. Кого-то этот аббат Буде ему напоминает… Уж не Вотрена ли из «Отца Горио» Бальзака? Когда-то, еще в семинарии, Соньер прочел это произведение — разумеется, тайком, поскольку Оноре Бальзак, этот совратитель молодых душ, включен в список книг, запрещенных Католической церковью. В высших церковных кругах, вероятно, позабыли, что Бальзак, достойный ученик ораторианцев, описал в «Луи Ламбере» душу молодого человека, охваченную демонами мистицизма, если не сказать спиритуализма… Но литературные аналогии недолго владеют мыслями Беранже Соньера: в конце концов, в Бальзаке его привлекали вовсе не метания души, а соблазнительный образ прекрасной еврейки Эстер Гобсек. Он вновь прислушивается к тому, что говорит ему Буде, который вперемешку с рассказом о своих сокровищах повествует об особенностях этого края, об этих удивительных скалах, о гротах, хранящих в себе множество секретов… или сокровищ… Рассказ хозяина заканчивается неожиданно: аббат внезапно сообщает, что Соньер выбран некими людьми для миссии, которую ему решили доверить. Соньер удивлен. Каким образом он, бедный деревенский кюре, может служить сильным мира сего? Буде успокаивает коллегу: у каждого в этом мире свое предназначение, и чаще всего великая роль отведена в нем самым скромным людям. Ибо сказано в Евангелии: есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними…

Беранже Соньеру не по себе. Куда он попал, что с ним происходит? Голова идет кругом… Пожалуй, прислуга переусердствовала: не стоило столь часто наполнять его бокал этим превосходным арманьяком… Поскорее бы очутиться дома, на своем плато, подальше от всех этих соблазнов, которыми завлекает его аббат Буде. Кто на самом деле его лукавый собеседник? Ходит молва, что порой он по нескольку дней не выходит из рабочего кабинета: запершись от всех, аббат что-то ищет в старых колдовских книгах. А порой его видят в деревне с картой в руках: Бог знает, что он хочет найти благодаря этой карте! Хотя нет. Бог не знает, а вот черт — вполне возможно. И все же это безупречный кюре: все прихожане ходят на его проповеди, даже не заглядывая перед этим в ближайшее бистро, чтобы пропустить стаканчик-другой. Но тогда почему этот безукоризненный кюре так усердно настаивает на какой-то миссии, которую должен выполнить Соньер? Все эти мысли неотступно преследуют молодого аббата, пока он добирается до Ренн-ле-Шато. Но вот он снова в родной деревне: вернув двуколку прихожанину, который терпеливо ждет его возвращения, Соньер, утомленный визитом и дальней дорогой, засыпает сном праведника. Но Дьявол не дремлет.

Проходит лето. Близятся долгожданные выборы в два тура, намеченные на 4 и 18 октября 1885 года. Но утром 18 октября, перед открытием участка для голосования, происходит неожиданная вещь: аббат Беранже Соньер обращается к пастве в церкви Святой Магдалины Ренн-ле-Шато. Разумеется, удивителен не факт обычной утренней мессы, а то, что во время ее провозглашается: оказывается, аббат несказанно счастлив, что выборы в первом туре дали значительный перевес партии монархистов. Однако до полной победы еще далеко: ради нее прихожанки (вероятно, только они и присутствуют на мессе) должны помочь своим мужьям «сделать правильный выбор», то есть просветить плохо осведомленный мужской электорат и убедить их отдать голоса защитникам религии. Аббат даже умудряется произнести речь, которую старательно передали: «Республиканцы — вот тот дьявол, которого нужно победить, он должен пасть на колени, поверженный истинно верующими и крещеными. Да пребудет с нами победоносное крестное знамение!»

Должно быть, в тот момент перед глазами Соньера вновь предстал согбенный дьявол на портике, которым он украсил бы церковь Ренн-ле-Шато, только на этот раз пылкое воображение священника добавило к нему надпись: «Сим знамением его победишь». Какая муха укусила аббата?.. Или виной тому превосходное вино, которым потчевал его аббат Буде? Хотя порой привычные законы логики в Разе перестают действовать и без помощи этого горячительного напитка. Так или иначе, своей несвоевременной проповедью аббат Соньер умудрился «плюнуть в колодец» прилюдно, в ответ на ежемесячную зарплату, которую выплачивала ему французская Республика.

Проповедь аббата Соньера (на самом деле это была политическая речь, которую он не имел права произносить) никоим образом не отвечала понятию о «сдержанности», которую обязано проявлять в таких случаях любое «должностное лицо». Его озлобление, вызванное действиями республиканцев, планировавших акцию против клерикализма, может сравниться лишь с необдуманностью его поступка. Он рьяно отстаивает права консервативной (если не сказать реакционной) партии, в то время как окситанский Юг, в частности департамент Од, намерен стать «красным» (что в наше время, конечно, назвали бы «бледно-розовым»). Почти повсюду победу празднуют радикалы, что, разумеется, мгновенно отражается на судьбе священника-реакционера, получающего жалованье из государственного бюджета: Соньер обвинен в том, что он призывал к беспорядкам и оказывал давление на избирателей. Увы, закон и устав не на стороне кюре: его вина доказана, и префект департамента Од решает временно отстранить аббата от занимаемой им должности (такая мера наказания утверждена министром вероисповеданий). Несчастный Соньер! Позднее он будет отстранен от должности («suspens a divinis») своим же собственным епископом, но пока что это делает его собственный префект.

Аббат попадает в нелегкое положение: вместе с должностью он лишается и зарплаты. Понимая, что у священника более нет никаких средств к существованию, монсеньор Бийар попытается уладить эту неприятность: он назначает аббата преподавателем маленькой семинарии в Нарбоне. Но при этом из своих же собственных денег епископ дает Соньеру две сотни франков, сумму по тем временам значительную. Неужели Беранже Соньер действительно стал протеже монсеньора?

Итак, это кульминационная точка романа о Соньере. Все его различные варианты как один утверждают: безусловно, Соньер был пешкой в руках монсеньора Бийара, епископа Каркасонского и выдающегося деятеля таинственной секты. Ее целью было найти спрятанные в Ренн-ле-Шато сокровища и документы, чтобы тем самым посодействовать восстановлению французской монархии, во главе которой окажется законный наследник меровингской династии. На престоле должен оказаться монарх именно этой королевской линии, поскольку род Меровингов восходит к царю Давиду, а также к Иисусу и Марии Магдалине.[32] Для осуществления этой наисложнейшей миссии был выбран уроженец этих мест, несчастный Соньер. Разумеется, монсеньор Бийар не мог оставить аббата в нужде, поскольку хотел привлечь его на свою сторону: ту же цель преследовали и туманные речи аббата Буде, входящего в ту же секту.

Но, как известно, ссоры между различными партиями не длятся долго: период обоюдного устрашения, в конце концов, заканчивается компромиссом. В июле 1886 года префект департамента, признав, что меры, примененные к служителю церкви, довольно жестоки, отменяет наказание и возвращает аббату его прежние административные обязанности и ежемесячное пособие. Итак, аббат может с триумфом возвратиться в Ренн-ле-Шато.

«С триумфом» — это сильно сказано. Местные кумушки, привыкнув к его проповедям, вновь собираются в стенах храма, но их мужья, отдавшие свой голос радикалам, в церкви отсутствуют. Соньер для них — третий лишний, враг демократии, которому следует идти в ногу со всеми, если он не желает иметь проблем с префектурой и епископством. За столь короткое время отсутствия священника в Ренн-ле-Шато буйным цветом расцвел антиклерикализм (что, впрочем, неудивительно: его семена были посеяны еще в далекое время катаров). Отныне за кюре решено присматривать, соглашаясь с ним лишь в тех случаях, если предлагаемое аббатом дело никому не приносит ущерба. Такой будет политика муниципальных властей на протяжении всей службы Соньера.

Однако из Нарбона Соньер возвращается не с пустыми руками. В его распоряжении оказывается огромная сумма — 3000 франков золотом, милостиво предоставленных ему графиней Шамбор, вдовой графа Шамбора. Ее покойный супруг был законным претендентом на французский престол: не получив желаемого, он удалился в Австрию и умер в изгнании. Вполне возможно, Соньер вспоминает странные слова аббата Буде, ведь в его руках прямое доказательство того, что некоторые высокопоставленные персоны ждут от него какого-то действия. Любопытно то, что, согласно имеющимся документам, полная стоимость неотложного ремонта, произведенного в храме Ренн-ле-Шато, составляет 2797 франков. Совпадение? Вряд ли. Используемый аббатом Буде с явного благословения епископа Бийара аббат Соньер должен выполнить некую миссию, сути которой он пока что не понимает. В голове его вертится фраза, оброненная Буде в тот самый вечер, когда он был одурманен атмосферой, царившей в обители этого интеллектуала, и вкусом его превосходного арманьяка: «Вдобавок вы будете обладать богатством — если, конечно, сумеете его принять». На такие слова поначалу не обращаешь внимания, но когда в руках оказываются 3000 франков, эти слова приходят на ум снова и снова. В таком случае, не потратить ли неожиданное богатство на нужды храма? Что Соньер и делает, помня о своем обещании превратить Ренн-ле-Шато в самый лучший приход диоцеза.

Теперь у Соньера развязаны руки. По закону, если церковные и муниципальные власти не в состоянии обслуживать приход, то этим должны заниматься сами прихожане. Однако община Ренна слишком бедна, чтобы произвести подобную работу за свой счет, в то время как в распоряжении церковного совета находится лишь незначительная сумма денег, оставленная прежним кюре. Благодаря дару графини Шамбор аббат берет почти все расходы на себя: в первую очередь он намерен заменить витражи, которых попросту нет, починить полуразвалившуюся кафедру и восстановить алтарь, угрожающий обвалиться. Наняв ремесленников, он обговаривает с ними условия и цену предстоящих работ.

Однако в этот момент ему наносит визит молодая девушка, пришедшая по поручению аббата Буде. По ее словам, кюре Ренн-ле-Бен велел ей помогать аббату, но хозяйству, чтобы тот отныне спокойно занимался своей работой. Эта девушка, работающая в шляпной мастерской, — Мари Денарно.[33] Соньер, к тому времени залатавший бреши в доме священника, перебравшись в него, принимает Мари на службу. Но присутствие в доме милой молодой девушки причиняет ему вполне понятные беспокойства и мучения, поэтому нет ничего удивительного в том, что через несколько дней скромная служанка Мари Денарно становится любовницей живого и неутомимого кюре. Преданная аббату всем сердцем, Мари посвятит ему всю свою жизнь, несмотря на то, что ее спутник воплощением верности отнюдь не является. Поскольку у Беранже Соньера, как выражаются в этих краях, «горячая кровь». Мари Денарно вовсе не первая в его греховном списке…[34] К тому же у Соньера есть если не прямой образец для подражания, то, по крайней мере, своего рода стимул: его собственный брат-иезуит, исключенный из ордена: всем известно, что Альфред Соньер сожительствует с Мари-Эмили Сальер. И в конце концов, разве пылкая страсть скромного деревенского кюре к юной служанке не может вызвать сочувствие, какое обычно вызывают прелестные любовные истории? Конечно, Мари Денарно далека от канонического возраста, предусмотренного церковными правилами, но кого это беспокоит в Ренн-ле-Шато? Кюре, как говорится, «из той же плоти и крови, что и другие!».

Так Соньер обзавелся домашним хозяйством. Конечно, в таком «домашнем хозяйстве» (с милым личиком Мари Денарно) можно легко учуять запах серы, но поскольку запах этот, как кажется, никому в деревне не мешает, почему бы не оставить все как есть? К тому же аббат Буде, с которым Соньер встречается все чаще, по-видимому, очень доволен этим «семейным союзом», получившимся из Беранже Соньера и Мари Денарно. Тогда… быть может, Мари Денарно — всего лишь пешка в игре, в которую втянули кюре Ренн-ле-Шато? Но при этом очень важная пешка: как известно, в шпионских романах наибольшего успеха всегда добивались всевозможные шпионки и секретные агенты женского пола! Вне всякого сомнения, если Мари Денарно и стала любовницей аббата Соньера, то «по высшему распоряжению»: конечно, ее использовали, бедную простушку… Тем не менее, ущерб, причиненный бедняжке, впоследствии будет возмещен, так как Соньер оставит ей все свое имущество.[35]

«Неожиданная» любовь не мешает Соньеру преследовать свои цели. Закончив переговоры с муниципалитетом, владеющим церковными постройками, он приступает к первому этапу работ. Впрочем, члены муниципального совета находят целесообразным обновление храма Ренн-ле-Шато и потому решают принять в нем участие: в распоряжении кюре оказывается скромная дотация из кармана деревенских властей. Поначалу холодные отношения между мэром и кюре становятся все более дружескими: мэр старается доставить удовольствие аббату, который в свою очередь стремится быть любезным в общении с главой деревни. Замечание немаловажное, поскольку Соньер не отказывается от своих реакционных идей: жители деревни прекрасно осведомлены о его извечном стремлении к монархическому режиму, который, по его словам, должен воцариться во Франции. Позиция аббата ясно выражена: она основана на средневековом трехчастном разделении общества, что, кстати, соответствует знаменитому индоевропейскому делению общества на три части, о котором рассказал в своих работах Жорж Дюмезиль. Такое деление было принято практически у всех народов Западной Европы, христианство всего лишь взяло его на вооружение.

Чтобы воплотить в жизнь свой проект, Беранже Соньер не колеблясь прибегает к уговорам и просьбам: так, он убеждает своего знакомого из Люк-сюр-Од, продавца прохладительных напитков (sic) Эли Бо,[36] принять участие в необходимых работах после полудня в субботу и воскресенье. Эли Бо, располагающий свободным временем, обещает помочь: не против поработать в выходные и четырнадцатилетний подросток Пибуло родом из Безю. С этими не очень умелыми, но преданными помощниками аббат начинает работы внутри храма.

Зачем приводить в порядок внутренние покои церкви, если далее последует обновление кровли и проемов? Простая логика требует изменить такой порядок работ на прямо противоположный, но… Аббат Буде намекнул Соньеру, что персоны, заинтересованные работами в Ренн-ле-Шато, желают, чтобы кюре прежде всего занялся внутренними помещениями храма. Начав починку храма изнутри, он сможет найти в нем что-либо, но эта находка позволит ему начать и другие поиски, более важные для высших сфер. Итак, инициатором такого хода работ можно смело назвать кюре Ренн-ле-Бен, все сделано по его усмотрению. Беранже Соньер слепо повинуется приказам своего старшего собрата — возможно, потому, что взамен Буде пообещал огромное богатство, способное поднять приход на ноги. Правда, при этом не следует принимать во внимание тихие толки, на которые горазды обитатели деревень. «Разговоры в интимной обстановке» порой очень интересны: жители городка, зная о том, что кюре спит со своей служанкой, начинают выражать недовольство той исключительной ролью, которую приписала себе маленькая Мари. Отныне всякий раз, когда нужно увидеть Соньера, приходится просить на то разрешения у Мари Денарно: она, наверное, уже считает себя хозяйкой не только в доме священника, но и в церкви! По деревне расползаются сплетни и слухи. Почему эта «церковная» парочка якшается с Эли Бо и юным Пибуло? Что у них там происходит? Хотите верьте, хотите нет, но наш кюре точно применяет магию — белую или черную, не все ли равно? Скорее всего, черную! К слову сказать, обвинение пастора в использовании черной магии приводит добрую паству и в восхищение, и в ужас, поэтому… нет, уж лучше быть заодно с аббатом, чем потом страдать от порчи или сглаза!

Но слухи не рождаются на пустом месте: действительно, аббат довольно часто уединяется в церкви — и, скорее всего, не ради молитв. Вряд ли обращение к Всевышнему вынуждает аббата простукивать стены и пол храма, отскребать слои штукатурки или пропитывать ее, пытаясь узнать, что за ней скрыто. Что же ищет аббат Соньер? Вероятно, он знает, что в храме Святой Магдалины спрятано нечто заслуживающее внимания. Он должен найти это нечто, ибо тогда он сможет преобразить святилище Ренн-ле-Шато и украсить его на свой лад. Только так можно оставить свой след в этом отдаленном краю, куда занесла его судьба… Тогда с чего же начать работы? Лучше всего заменить старый алтарь. В Тулузе, в торговом доме Монна, Соньер заказывает новый алтарь — следовательно, пора освобождать для него место.

Это важный момент в романе. В один прекрасный день Соньер с двумя подручными берется за установку нового алтаря. Когда Эли Бо и Пибуло приподнимают древний алтарный камень, аббат вдруг замечает, что его опора (знаменитая «вестготская» колонна) полая: внутри опоры, наполненной сухим папоротником, оказываются две или три деревянные трубки, обернутые пергаментами. В присутствии свидетелей Соньер осторожно разворачивает пергамент… Увы, документ составлен на языке, непонятном для простых смертных; чтобы расшифровать его, нужно быть архивистом-палеографом или, по крайней мере, экспертом по части древней тайнописи. Находка заставляет Соньера задуматься: ему известно, что во время революции, перед тем как скрыться в Испании, его далекий предшественник аббат Вигу спрятал в церкви какие-то предметы… Значит, есть еще один тайник? Аббат продолжает работу, сосредоточив внимание на тех местах, которые он простукивал: некоторые из них тоже могут оказаться полыми. В этом ему деятельно помогают деревенские мальчишки.

«После воскресной мессы аббат Соньер попросил мальчишек из церковного хора помочь ему в следующий четверг после катехизиса, пообещав им в награду хороший полдник. В назначенный день церковь была закрыта: Соньер и певчие, которым было по девять-десять лет, принялись за работу. В полу центрального прохода, неподалеку от лестницы к хорам, рядом с большой гладкой плитой находились железные брусья. По всему периметру убрали все, что могло помешать при работе. Юные подручные аббата, выломав железные брусья, приступили к плите: сделав рычаг, они попытались приподнять ее. Это была тяжкая работа. Наконец желание и усилия привели к тому, что плита начала понемногу приподниматься. Соньеру и ребятам удалось немного сдвинуть ее. В открывшемся проеме виднелось несколько ступенек, но, несмотря на солнце, освещавшее неф, более ничего нельзя было разглядеть. Время было полуденное, и Соньер, поблагодарив ребят, сказал им: „Пожалуй, на этом мы закончим. Пока что бегите, развлекайтесь, а в четыре, как и условились, приходите на полдник“…»[37] Ребята так и поступили, но некоторые из них все же успели заметить, что в глубине подземелья был «большой котелок», наполненный сверкающими предметами, напоминавшими золотые монеты.

Чем занимался аббат после того, как его юные помощники удалились? Скорее всего, добросовестно исследовал подземелье. Помимо вышеупомянутого «котелка», аббат, возможно, нашел там и другие предметы, вплоть до документов. Но точных данных на этот счет у нас нет: аббат ни словом не обмолвился о своей находке. Что же касается поднятой плиты, это та самая «Плита рыцарей», что находится сейчас в маленьком музее при церкви.

Слух о том, что священник нашел тайник, быстро облетает деревню. Тем не менее никто не спрашивает у аббата, какого рода сокровище он обнаружил в церкви. Издавна жители Ренн-ле-Шато знают, что в ходе веков округа Разе пополнялась не одним десятком тайников, часть из которых заключала в себе различного рода ценности. Некоторым даже удавалось найти подобный тайник, но эти счастливчики, остерегаясь волновать окружающих, предпочитали хранить эти открытия в тайне. Когда же представлялась удобная возможность, они сбывали с рук найденное, обращая находку в звонкую монету. Поэтому никто не упрекал Соньера: каждый способен на такое. Впрочем, спустя несколько дней при помощи Эли Во и еще нескольких людей аббат освобождает место для главного алтаря. Так обнаружен еще один тайник, наполненный сверкающими предметами. Под предлогом обеденного перерыва Соньер отсылает рабочих и остается в церкви один.

Эти неожиданные открытия в храме полностью меняют жизнь Беранже Соньера. Впрочем, нельзя сказать, что они случайны. Конечно, он долгое время действовал на ощупь, но он всегда искал в нужном месте. И теперь, по окончании поиска, хотелось бы получить несколько указаний. Разумеется, кто может дать их, как не аббат Буде, действующий от имени таинственного братства, стоящего за спиной скромного кюре Ренн-ле-Бен? Более всего Соньеру не дают покоя знаменитые манускрипты: ему не удается прочесть и понять их. Тогда, найдя аббата Буде, священник докладывает ему о своих находках и просит совета.

Итак, мы вступаем в самую темную область этой истории. Аббат Буде поздравляет молодого коллегу со столь блестящими результатами проделанной работы и дает необходимые объяснения. Найденное Соньером «сокровище» — это его награда, так сказать, «заработная плата». Соньер может оставить все это себе, не предоставляя находку в распоряжение храма. Но следует учесть, что для этого необходимо заручиться согласием муниципалитета, чтобы власти не могли упрекнуть его в незаконном присвоении имущества. Впрочем, муниципалитет не сможет отказать, потому что часть «сокровищ» будет использована для обустройства деревенского имущества. Манускрипты пока что лучше всего отдать самому Буде: быть может, ему удастся расшифровать их. Покончив с разъяснениями, Буде отпускает аббата в его приход, уточнив, что вскоре он даст ему другие инструкции.[38]

Соньер рассказывает о своих открытиях мэру, скорее всего, слегка уменьшив их значимость. Упорно настаивая на передаче ему манускриптов, он получает согласие муниципалитета: мэр решает, что аббат волен продать их в том случае, если они представляют какую-либо ценность. Тем временем во внутренних помещениях храма вовсю продолжаются работы: в 1887 году установлен новый алтарь, а два месяца спустя в окнах хоров и нефа появляются витражи, после чего Соньер решает укреплять стены. Наконец, аббат приступает к оформлению территории, прилегающей к храму: ваятель Жискар из Тулузы получает от него заказ на изготовление барельефа, который будет установлен вблизи входа в церковь. По всей видимости, статуя, украшающая его, призвана олицетворять Марию Магдалину, покровительницу святилища. Работы завершены в 1891 году: по их окончании Соньер просит у муниципального совета разрешение огородить территорию, прилегающую к храму, — он хочет возвести на этом месте церковный памятник. Разрешение ему дано, но с оговоркой: ключ от входа на огражденную территорию должен находиться в распоряжении муниципалитета, поскольку это общая земля. Иными словами, священник не имеет никакого права на обладание обустроенной (за его, надо сказать, счет) территорией.

Получив разрешение. Беранже Соньер не теряет времени даром: обработав «вестготскую» колонну (уменьшив ее до нужного размера), он устанавливает на ней статую Богоматери Лурдской. На колонне появляется указание «Миссия 1891», а на ее капители — надпись: «Покайтесь, покайтесь». 21 июня 1891 года в присутствии прихожан, местного духовенства и отца Феррафья из Лиму храм Ренн-ле-Шато торжественно открыт и освящен. Что может быть более «ортодоксальным», чем подобная церемония? О кюре начинают говорить как о неутомимом труженике во славу если не всей Церкви, то, по крайней мере, одной из них: церкви Ренн-ле-Шато. Такие действия ни у кого не вызывают косых взглядов или жалоб.

Однако в пылу работы Соньер не забывает о таинственных манускриптах. Аббат Буде признался собрату, что он не в силах их перевести, и вернул Соньеру его находку. Поскольку глава муниципалитета попросил аббата хранить манускрипты в архиве мэрии, то кюре довольствовался тем, что отдал мэру их копии, — по крайней мере, так говорят. Такое утверждение, конечно, может несколько смутить, ибо как Соньер мог сделать идентичные копии, если он толком не понимал, что написано в документах? Так или иначе, Соньер вновь обращается за советом к Буде, который в свою очередь направляет его к епископу Каркасонскому. Слушая рассказ священника, монсеньор Бийар рассматривает манускрипты с пристальным интересом. Похоже, что в трех документах содержатся молитвы, но в четвертом заключена довольно сложная генеалогическая информация. Но епископ Бийар, как и Соньер, не архивист и не палеограф, его знаний, увы, не хватает на то, чтобы расшифровать документы. Единственное, что можно сделать в этом случае, — обратиться к компетентным людям.

Самым простым решением, на первый взгляд, было направить документы в Архив департамента Од: там наверняка можно найти специалистов по древним надписям. Но нет, монсеньор Бийар не желает прибегать к помощи архивистов департамента: это сплошь республиканцы, если не сказать антиклерикалы, им невозможно доверить такие документы, поскольку они тут же используют их в своих целях. И потом, кто знает? Возможно, в манускриптах содержится тайная информация, которую не следует разглашать, поэтому лучше оставить их в собственном распоряжении. В силу этого монсеньор Бийар отправляет Соньера в Париж, чтобы тот передал документы людям, которым можно доверять. Епископ снабжает аббата рекомендательным письмом для странного книготорговца Ане, который издает книги религиозного содержания: издатель близко знаком с аббатом Биелем, директором семинарии Сен-Сюльпис. Таким образом, аббат Биель, взяв на себя заботу о Соньере, сможет в свободное время изучить документы и высказать свое мнение. В крайнем случае, у Ане есть племянник Эмиль Оффе, специалист по древним языкам и криптографии, он тоже может помочь деревенскому кюре. Итак, монсеньор Бийар, позволив Соньеру покинуть приход на три недели, снабжает его 1400 франками, что должно покрыть все расходы, как дорожные, так и связанные с изучением и переводом манускриптов.

Образ действий епископа ясно указывает на то, насколько сильно был заинтересован монсеньор Бийар находкой аббата.[39] К тому времени кюре Ренн-ле-Шато прекрасно знает, чего от него ждут и как ему следует поступать: аббат Буде рассказал ему о существовании тайного братства, членом которого якобы является монсеньор Бийар. Соньер получает инструкции и ни минуты не медля отправляется в Париж.

Сложно представить, что почувствовал аббат, сойдя с поезда в разгар парижской суеты. В те времена, когда провинциалы не решались на дальние и длительные поездки, столица вполне могла показаться приезжему из захолустья огромной чужой страной. Отдельный, особый и обособленный мир — таким предстал Париж перед глазами скромного деревенского священника, одетого в сутану старого покроя. И все же, несмотря на свои тайные страхи и колебания, Соньер находит издателя Ане. Тот устраивает аббата у себя, обещая ему, что в ближайшее время он встретится с аббатом Биелем и его племянником Эмилем Оффе. Так и происходит: директор Сен-Сюльпис аббат Биель, увидев манускрипты, проявляет горячий энтузиазм. Поблагодарив Соньера, он просит у него разрешения показать эти документы сведущим людям. По его словам, никто не справится с такой тонкой работой лучше, чем юный Эмиль Оффе, которому он полностью доверяет: к тому же Оффе всегда может воспользоваться услугами своих знакомых специалистов в области криптографии.

Не будем забывать, что аббат Биель — директор семинарии Сен-Сюльпис, чьим далеким предшественником является аббат Олье, основатель Сен-Сюльпис и влиятельный член всемогущего «Общества Святой Евхаристии» в XVII веке. Аббат Олье в свою очередь был дружен с Никола Павийоном, епископом Але, а поскольку внутреннее убранство собора Сен-Сюльпис не может не напомнить интерьер церкви Ренн-ле-Шато, то это вновь возвращает нас в Разе: круг замкнулся. Можно сказать, что Беранже Соньер оказывается среди знакомых.

Однако собор Сен-Сюльпис и лавка издателя Ане оказываются не только средоточием духовной деятельности, но и центром деятельности спиритической: на дворе конец XIX века, время расцвета множества групп и оккультных обществ, членами которых являются многие известные люди Парижа. Меньшее, что можно сказать о таких обществах, то, что в них царит отнюдь не католическая атмосфера… В нее-то и погружается Беранже Соньер, который, возможно, не предусматривал такого поворота событий. Но, как бы то ни было, похоже, что ему нравится бывать в кругах, тяготеющих к оккультным знаниям.

Хотя, без сомнения, поначалу вся эта непривычная обстановка немало беспокоит деревенского священника: вот оно, начало «искушений аббата Соньера»… Обличья дьявола, искушающего аббата, порой восхитительны и даже отдаленно не напоминают привычный средневековый образ врага рода человеческого. Прежде всего это Эмиль Оффе, юный аббат, учившийся в то время не в парижской семинарии Сен-Сюльпис, а в Лотарингии. Все версии романа сходятся в одном: именно этот молодой аббат ввел аббата Соньера в оккультные круги. Странный человек — этот «отец» Эмиль Оффе… Большую часть времени он проводит, расшифровывая древние гримуары; он интересуется оккультными науками, а также многочисленными «братствами», «ангельскими обществами» и подобными им организациями. Истинных целей этих обществ не понять, но они существуют в каждом уголке мира, «разлагая» интеллектуальную элиту и распространяя странные послания, по большей части тайно. В 1946 году Эмиль Оффе умер, оставив необыкновенную библиотеку, которая до сегодняшнего дня доступна лишь некоторым привилегированным особам: духовным лицам, доказавшим свою духовную порядочность. Если есть «тайна аббата Соньера», то, вне всякого сомнения, существует и «тайна аббата Оффе», достойная того, чтобы заниматься ею. Кто был тайным вдохновителем Эмиля Оффе? К какому секретному обществу он принадлежал? Только ли церковь была сферой его деятельности? Пока что нам нечего ответить на эти вопросы. Лишь одно можно утверждать с точностью: у Эмиля Оффе был доступ в тайные общества, появившиеся в декадентскую эпоху, и, похоже, он прекрасно в них себя чувствовал.

Во всяком случае, согласно «роману об аббате Соньере», деревенский кюре и Эмиль Оффе быстро нашли общий язык: именно Оффе ввел Соньера в круг светских и оккультных обществ и познакомил аббата с жизнью столичных салонов. «Занимательные беседы, непрекращающиеся горячие споры за рюмочкой коньяка: ничего беспокоящего или тревожащего, что могло бы нарушить атмосферу, царившую в этих благонамеренных салонах».[40] В результате Беранже Соньер оказался в замкнутом кружке людей, объединенных «духовным лидером» Жюлем Буа, в котором он встретил Клода Дебюсси и других знаменитых людей того времени.

Жюль Буа — личность не менее загадочная, чем Эмиль Оффе. Друг большинства поэтов-символистов и тех, кто становился «декадентами», Жюль Буа с одинаковой легкостью посещал и иллюминатов, и розенкрейцеров, и франкмасонов, придерживающихся разных обрядов. Более того, это не помешало ему создать собственное общество, придерживающееся идей сатанистов.[41] Не стоит забывать и о его произведениях, названия которых говорят сами за себя: «Невидимый мир», «По ту сторону неизвестных сил» и «Сатанизм и магия». И все же известность пришла к Жюлю Буа не только в результате писательских усилий: он был замешан во множестве дел, с одним из которых читателю стоит ознакомиться, чтобы понять, каков был тот мир, в котором очутился Соньер во время своего пребывания в Париже.