Князья и дворы

Князья и дворы

После Вестфальского мира Священная Римская империя германской нации состояла из более чем 250 территориальных княжеств, имперских графств, герцогств, епископств и аббатств, представленных в рейхстаге. Сохранялись также многочисленные владения имперских рыцарей. Даже духовные государства, чьи князья были избраны Соборным капитулом и не обладали наследственным правом, вели династическую политику и имели свой придворный штат, в котором немалую роль играли женщины. В больших государствах могло быть несколько дворов. Придворный штат полагался также некоторым членам правящей династии и отдельным чиновникам высокого ранга. Двор являлся своеобразным политическим организмом, показателем репутации того или иного государства. Дворы в абсолютистскую эпоху стали важной достопримечательностью не только империи, но и всей Европы.

Районирование дворов было сложным. На востоке, северо-востоке и юго-востоке, где находились крупные территориальные государства, их было немного, а на юго-западе, западе и в центре Германии — гораздо больше. В Швабии, Франконии, областях Верхнего и Среднего Рейна, Гессена и Тюрингии теснились многочисленные светские и духовные дворы. Различными были их политический вес, международный престиж и размеры. Отдельные дворы обслуживали сотни людей, в большинстве других их было несколько десятков.

К наиболее влиятельным и независимым князьям Германии принадлежали курфюрсты. Некоторые из них сами претендовали на имераторский титул. За ними шли герцоги, графы, князья-архиепископы, князья-епископы, аббаты и прелаты. Субъектами империи оставались также вольные имперские города и имперские рыцари — прямые вассалы императора.

Разными были затраты на содержание дворов. В течение XVIII в. везде наблюдалась тенденция к возрастанию расходов. К примеру, двор первого прусского короля Фридриха I, двор его честолюбивого сына Фридриха Вильгельма I и двор его внука Фридриха II весьма резко отличались друг от друга богатством и великолепием. Расходы на содержание дворов составляли, как правило, самую большую статью бюджета. Исключением была разве что Пруссия, в которой в 1740-е гг. около 80 % всех доходов тратилось на военные цели.

При всех различиях штат и ранжирование придворной знати и прислуги осуществлялись по единому образцу. В центре стоял монарх, князь-правитель; за ним на верхней ступени придворной лестницы располагались высшие чины, получившие свои места по наследству; потом — в евангелических дворах — придворные проповедники, а в католических — придворные исповедники (духовники); за ними лейб-медики, капельмейстеры, театральные интенданты, камергеры, конюшие, егеря, садовники, офицеры лейб-стражи и дворцовой гвардии, придворные художники, архитекторы, историографы, юнкера и пажи. Супруги князей, принцы и принцессы имели свои малые дворы с придворными дамами, воспитателями, инструкторами и учителями. Для обслуживания двора, содержания дворцового хозяйства и его охраны требовался персонал, в составе которого кроме слуг нередко находилось значительное число ремесленников и торговцев.

Двор представлял собой не только инструмент власти, но и особый жизненный уклад, подчиненный определенному церемониалу. В нем каждый имел точное место и выполнял функции, предписанные его нормами. Образ жизни, стиль поведения, культурные притязания, язык, на котором говорили придворные, — все это принадлежало другому миру, резко отличному от того, в котором жили подданные. При дворах процветала итальянская опера, а с ней итальянские музыканты и певцы, здесь все больше говорили на французском языке и одевались по последней моде. Символом монархической власти стали дворцы, строительство которых, особенно в первой половине XVIII в., шло невиданными темпами. В размерах и великолепии дворцов отражалось растущее абсолютистское самосознание и притязания на политическую значимость. Строили и украшали резиденции иностранные или обученные за границей архитекторы и художники. Итальянское и французское влияние сказалось при строительстве Дрездена, одного из самых значительных в художественном отношении городов-резиденций раннего XVIII в. Пример Версаля повлиял на архитектуру Потсдама.

Тот факт, что значительная часть прибавочного продукта государства тратилась на удовлетворение потребностей придворной верхушки, историки теперь не считают пустой расточительностью. В век абсолютизма эти траты служили политическим целям, а именно репрезентации власти, что, кстати, хорошо понимали современники. Кристиан Вольф, к примеру, писал, что если подданные признают величие короля как носителя власти и высшей силы в обществе, они должны признать и его право на такое устройство своего города-двора, которое демонстрирует эту силу и власть. Если общество согласно с тем, что каждый человек ест и пьет в соответствии со своим состоянием, носит приличествующую ему одежду и имеет соответствующее жилье, оно должно признать, что и король может есть, пить, одеваться и жить так, как того требует его величие. Стало быть, королевский стол по числу дорогих кушаний, великолепие одежд короля, дворец, в котором он живет, обязаны превосходить по величине и красоте все другие столы, одежды и здания.

Различия в ранге и богатстве между отдельными дворами было огромно. Но поскольку все они принадлежали к имперскому сословию, это различие могло быть уменьшено выгодными родственными связями, которым в рамках наследственной монархии придавалось огромное значение. Такую же роль играли браки. Нередко признавались нелегитимные и побочные связи, знатные титулы получали метрессы и их дети. Высокородные, но не самые значительные в рамках империи князья нередко претендовали на занятие европейских тронов. Таковыми были Виттельсбахи, боровшиеся за испанское наследство и поставлявшие королей на шведский престол. Представитель Брауншвейг-Люнебургского дома взошел на английский трон, а Гольштейн-Готторпский принц в 1761 г. — на царский трон в России. Немецкие принцессы выходили замуж за представителей всех правящих европейских домов, особенно успешно — габсбургские эрцгерцогини. Со своими многочисленными правящими аристократическими дворами Германия превратилась в почти неисчерпаемый источник династических связей. Конфессиональные различия при этом успешно преодолевались, что же касается этнических различий, то они не играли никакой роли, ибо дворянское общество в целом и его правящий высший слой были в это время в Европе «интернациональными».

Своим количеством правящие князья, их семьи и их дворы составляли существенный социальный элемент Германии. Находясь на вершине социальной иерархии, обладая экономической и политической властью, они оказывали огромное влияние на все стороны жизни своих государств. Самым сильным и честолюбивым из них удавалось вывести свои государства в русло большой политики. Но главное поле, где их деятельность принесла ощутимые плоды, — это создание эффективного аппарата управления, чиновничества, в рамках которого нашли себе применение лучшие и наиболее образованные бюргерские и дворянские слои. Неслучаен вопрос, который задавал великий Лейбниц: «Не является ли огромное число дворов тем замечательным средством, благодаря которому так много людей имеет возможность подняться из пыли?»