Войну развязал фашизм

Войну развязал фашизм

«Не Гитлер, а поляки начали вторую мировую войну». Сегодня, спустя 40 с лишним лет после ее окончания, такое слышать просто дико. Но именно этот тезис исходит, например, из уст некоего Герхардта Зилля, выпустившего в ФРГ книжонку под названием «Нужно было выжить во что бы то ни стало». Автор, равно как и другие реваншисты, вознамерился реабилитировать гитлеровцев, представить их как «жертвы» агрессии…

Напомним, как это было в действительности.

Вечером 31 августа 1939 года группа нацистов из службы безопасности СД ворвалась в здание радиостанции пограничного в то время с Польшей немецкого города Глейвиц (Гливице). Сделав несколько выстрелов перед микрофоном, гитлеровцы зачитали заблаговременно составленный на польском языке текст, содержавший призыв к Польше начать войну против Германии. Они привезли с собой несколько немецких уголовников из концлагерей, переодетых в польскую военную форму, и сразу же после выхода в эфир расстреляли их.

Остальное для нацистской пропаганды было делом техники. Тотчас радиостанции Германии передали в эфир экстренные сообщения о нападении на германскую территорию, совершенном будто бы поляками. В качестве «доказательств» приводились трупы «польских военнослужащих». А утром 1 сентября германское информационное бюро распространило сообщение, в котором между прочим говорилось, что «нападение на радиостанцию было, очевидно, сигналом к общему наступлению польских партизан на германскую территорию», что «польские партизаны перешли германскую границу еще в двух местах» и что «это были хорошо вооруженные отряды, по-видимому, поддерживаемые польскими регулярными частями» [15].

Незадолго до провокации, 22 августа, Гитлер на совещании с высшим генералитетом вермахта заявил: «Я дам пропагандистский повод для развязывания войны, а будет ли он правдоподобен — значения не имеет. Победителя потом не спросят, говорил он правду или нет. Для развязывания и ведения войны важно не право, а победа».

Повод был дан. Вермахт его использовал. Начавшаяся 1 сентября таранными ударами танковых и моторизованных группировок гитлеровцев война против Польши почти тотчас стала мировой. 3 сентября войну Германии объявили Англия и Франция, давшие Польше «гарантии». Развязанная германским фашизмом вторая мировая война началась как столкновение двух конкурирующих группировок империалистических держав.

Сегодня каждый мыслящий человек не может не задаваться вопросом: была ли неизбежна вторая мировая война? Неизбежны ли войны вообще? И для таких вопросов есть серьезные основания. Две мировых войны — 65 миллионов погибших и 55 миллионов раненых за тридцать с небольшим лет XX века — не слишком ли много?

Буржуазная военная историческая литература не может пожаловаться на нехватку различных «теорий» происхождения войн. Основная цель этих теорий — отделить от войн империализм, снять с него вину за их возникновение, выхолостить классовый характер их происхождения. Буржуазные идеологи конструируют версии о биологических, технических, иррационалистических и прочих «причинах» войн. Некоторые из них квалифицируют войну как естественное состояние общества, утверждая, что войны, будучи циклическими по своему характеру, неизбежны для каждого поколения. Другие в качестве основной причины войн называют импульсивные решения государственных деятелей или стечение случайных обстоятельств. В моде на Западе и так называемая «полемология» (наука о войне), согласно которой источники войн коренятся в «нарушении равновесия различных возрастных групп в человеческом обществе».

В большинстве своем буржуазные теоретики идут от абстрактного, внеклассового определения войны, утверждая, что это просто «конфликт между государствами с применением силы». Они даже готовы принять формулировку немецкого военного теоретика XIX века К. Клаузевица: «Война есть просто продолжение политики другими средствами», но намеренно уходят в сторону от конкретно-исторического подхода к войнам. А именно такой подход является единственно научным. Война, указывал В. И. Ленин, есть не только продолжение политики другими, насильственными средствами, но «продолжение политики данных, заинтересованных держав — и разных классов внутри них — в данное время» [16].

«Современный милитаризм есть результат капитализма», — гласит предельно четкий вывод, сделанный В. И. Лениным [17]. Но именно этот вывод вызывает злостное негодование буржуазных ученых. Профессору Нью-Йоркского университета Дж. Стоссинджеру, например, попытки связать причины войн с милитаризмом, военными союзами и экономической нестабильностью капитализма представляются «безжизненными абстракциями» [18]. Но так ли уж «безжизненны» и «абстрактны» все эти факторы, имеющие непосредственное отношение к крупнейшему военному конфликту XX века?

На протяжении послевоенных десятилетий буржуазные политологи и историки выдвигают множество версий причин второй мировой войны. Среди них фигурируют зловещие «устремления Советов» с их помыслами о «мировой революции», личная ответственность Гитлера, «несправедливость» Версальского договора, которую просто хотел устранить фюрер, «дипломатическая незрелость» соперничавших сторон, вражда между Гитлером и Рузвельтом и т. п. Выражая готовность признать ответственность нацистов за развязывание войны, некоторые буржуазные ученые объясняют их приход к власти приверженностью немецкой нации к «групповому психозу», что равнозначно перекладыванию вины за войну на весь немецкий народ. Так или иначе, свой исследовательский поиск буржуазные авторы направляют на выявление «причин» войны, устраивающих эксплуататорские классы.

«Война, а не мир порождается коммунизмом», — гласит тезис, принадлежащий перу американского советолога Л. Фишера». Существо этого тезиса прямо противоречит правде истории, тому неопровержимому факту, что первым актом Советского государства после его рождения был ленинский Декрет о мире. Однако Фишер не одинок в своих построениях. Возникновение второй мировой войны связано с «марксистским тезисом о необходимости всемирной революции», — заявляет французский ученый Р. Шовен [19]. О наличии «органической связи между мировой войной и распространением коммунистической революции» бездоказательно вещает и американский историк Р. Такер [20]. В этом же ключе высказываются и многие другие буржуазные авторы.

Что стоит за всеми подобными высказываниями?

Совершенно очевидно стремление буржуазных историков построить логическую связь: цель СССР — «мировая» революция, война — предпосылка революции, СССР — источник войн и одновременно экспорта революции. Отсюда следует вывод: в период между мировыми войнами Советский Союз только и делал, что разжигал противоречия между империалистическими державами. Пороки послевоенной версальской системы, утверждает, например, американский историк Л. Лафор, оттого и проистекают, что внимание «миротворцев» — руководителей США, Англии, Франции, Италии — было приковано к «источнику» революций — Советской России [21].

Однако в указанной «логической» связи фальшив опорный тезис. Целью СССР никогда не было подталкивание революций — ни локальных, ни «мировой». С момента своего рождения Страна Советов не давала поводов для обвинения ее в агрессивности и стремлении к войне. Такие поводы буржуазные деятели вынуждены были изобретать сами, превратно истолковывая марксистско-ленинское учение. В первую очередь искаженной интерпретации подвергалось и подвергается научное, марксистское предвидение о возможности победы социализма во всемирном масштабе. Лжетрактовка данного предвидения не раз играла на руку международной реакции. О «мировой революции» и «низвержении всех существующих правительств» как цели Советской власти еще в августе 1919 года докладывал своему руководству один из американских представителей в России, генеральный консул К. Пуль. О коммунизме как «воинствующей вере, нацеленной на свершение мировой революции» твердил 15 лет спустя посол США в Москве У. Буллит. Проблема отношений с Советским Союзом, доказывал он, ничто по сравнению с этой зловещей целью коммунизма, и только фашизм может-де остановить его распространение. Подобные выводы, усиленно пропагандировавшиеся в капиталистических странах, сыграли не последнюю роль в том, что в период между мировыми войнами не удалось обуздать самые темные силы в мире.

В. И. Ленин действительно указывал, что начавшаяся эпоха по своему основному содержанию есть «уничтожение капитализма и его следов, введение основ коммунистического порядка…» [22]. Однако этот тезис не имеет ничего общего с его искаженной интерпретацией как стремления СССР к мировому господству путем подталкивания революций и войн. Известны слова В. И. Ленина: «Революции не делаются по заказу, не приурочиваются к тому или другому моменту, а созревают в процессе исторического развития и разражаются в момент, обусловленный комплексом целого ряда внутренних и внешних причин» [23]. «Революцию нельзя учесть, — писал о ее объективном характере вождь мирового пролетариата, — революцию нельзя предсказать, она является сама собой» [24]. За несколько лет до начала второй мировой войны VII конгресс Коминтерна категорически отверг клеветнические утверждения, будто война «приносит революцию» [25]. Слова и дела Советского Союза в этот период, его неустанная борьба за мир, за коллективную безопасность в Европе полностью разоблачают фальшь надуманных обвинений в его адрес.

Не отрицая, что война может обострить противоречия в той или иной капиталистической стране, ускорить созревание в ней социального кризиса, коммунисты в то же время отрицают, что войны являются обязательным условием возникновения революции. В первой мировой войне, например, участвовало 33 государства, а социалистическая революция победила только в одной России. Во вторую мировую войну было вовлечено 61 государство, а на путь социализма в результате победы народно-демократических и социалистических революций встало 11 стран. «Социализм, как учил Ленин, докажет свои преимущества, но докажет не силой оружия, а силой примера во всех областях жизнедеятельности общества — экономической, политической, морально-нравственной», — говорил товарищ М. С. Горбачев.

Злонамеренные утверждения о войне как «порождении коммунизма» предназначены для дискредитации социализма как общественного строя, для того, чтобы скрыть ответственность империалистических государств за возникновение второй мировой войны, замаскировать истинные ее причины.

«Вопроса о виновниках второй мировой войны не существует», — категорично заявляет западногерманский историк Й. Фест, автор вышедшей на Западе огромным тиражом «Биографии Гитлера», и продолжает: «Поведение Гитлера в ходе кризиса, его вызывающий задор, жажда острых ситуаций и большой катастрофы, овладевшая им настолько, что любая попытка к компромиссу со стороны западных держав заходила в тупик, делают какой бы то ни было вопрос о виновниках излишним» [26]. «Гитлер решительно шел на радикальное разрушение… европейского статус-кво в пользу Германии», — вторит Фесту англичанин Дж. Робертсон [27]. Ближе, казалось бы, к истине находится западногерманский историк В. Риппер. В качестве причин, которые привели-де мир к войне, он называет внешнеполитические концепции «фюрера», в частности, такие, как «право сильного», претензии «арийской расы на господствующее положение», на «жизненное пространство на Востоке» [28] и т. п.

Взгляду на Гитлера как на главного виновника войны в буржуазной историографии противостоит взгляд, оправдывающий «фюрера». Для ряда историков он «просто человек», который, выражая «настроения всех немцев», пытался покончить с «несправедливостью Версальского договора», «навести порядок» в Европе, но не был понят. Так рассуждают, например, американские историки Д. Хогган, X. Барнс, С. Эмброуз.

Нет единой точки зрения среди буржуазных историков и по поводу причин, в силу которых Гитлер и нацизм в целом оказались у власти. В западной историографии не ослабевает полемика по поводу роли «большого бизнеса» в этом вопросе. Не оставляются попытки замаскировать или, по крайней мере, преуменьшить эту роль. Профессор Йельского университета (США) Г. Тэрнер, например, утверждает, что она «во многом преувеличивается, особенно марксистами».

Для широкого американского читателя предназначаются версии наподобие той, которую пропагандирует видный историк из США Т. Бейли. По его мнению, восхождению Гитлера к власти способствовал «фатальный отход» Соединенных Штатов от своих партнеров военного времени — Англии и Франции. Игнорировав Лигу Наций, США «бежали» от ответственности и обязанностей в международных делах, пытались использовать только «выгоды», которые давал им мир [29]. Так создается образ эдаких «заблудших», «бескорыстных» Соединенных Штатов, ушедших-де в сторону от европейских дел в отличие от «империалистических» Англии и Франции, чья политика косвенно привела нацистов к власти.

В некоторых других исследованиях версии о «бескорыстной» Америке, «безразличной» к европейским делам в 20–30-е годы, на первый взгляд отвергаются. Слишком очевиден факт участия «западных демократий» в возрождении германского военно-промышленного потенциала. К примеру, только прямые американские капиталовложения в германскую промышленность в одном 1930 году составляли 216,5 миллиона долларов. В Германии в тот момент имелось до 60 филиалов американских концернов.

Однако, признавая, что международный капитал, в том числе американский, финансировал Германию и фашистов, эти исследователи пытаются представить дело так, будто возрождение потенциала Германии на рубеже 20–30-х годов было для международного капитала вынужденной, оборонительной мерой, продиктованной исключительно «угрозой революции» в Германии. А для США такая мера была необходимой еще и потому, что они хотели якобы, как утверждают некоторые американские историки, стабилизировать мировую экономику и восстановить военно-политическое «равновесие» в Европе.

Новейшая, образца 1985 года, концепция А. Дреггера, председателя парламентской фракции правящей в ФРГ партии ХДС/ХСС, вообще «закрывает» проблему преступности нацизма, виновности Гитлера и т. д. Согласно этой концепции второй мировой войны как таковой просто не было. Была-де «30-летняя война, начавшаяся в августе 1914 года и окончившаяся в мае 1945 года», в ходе которой Германия выполняла в интересах Европы свою «историческую миссию», препятствуя «извечному русско-советскому натиску на Запад». Эта война закончилась катастрофой, но не Германии, а Европы [30].

Логика подобной антиисторической концепции неизбежно превращает Гитлера и его клику из заклятых врагов Европы в ее защитников. Закрывая глаза на тот неоспоримый факт, что с немецкой земли трижды на протяжении 70 лет (с 1870 по 1939 год) исходила агрессия, она призвана убедить молодое поколение, что не было и нет никакого империализма, а есть вечная борьба с русско-советским «агрессором». (Для сведения господина Дреггера и ему подобных: одна из надписей, сделанная советскими бойцами на стене рейхстага в мае 1945 года, гласила: «Мы пришли сюда для того, чтобы Германия не приходила вновь к нам»).

При всей пестроте упомянутые версии — о «единоличной» ответственности за развязывание войны Гитлера, о Гитлере как «борце за справедливость» и объединение всех немцев «под общегерманской крышей», о «фатальном отходе» США от европейских дел, о «вынужденном» со стороны западных стран финансировании Германии и нацистов для защиты от «угрозы революций», наконец, об «исторической» миссии Германии — имеют общую для них главную цель. Она состоит в том, чтобы скрыть основные движущие силы, приведшие к крупнейшей войне XX века, — германские монополии, поставившие нацизм у власти и сделавшие Гитлера Гитлером, и международный империализм, сделавший вторую мировую войну возможной. В результате оправданными оказываются, с одной стороны, крупный капитал, политики и военные деятели «третьего рейха», а с другой — капиталистическая система в целом. При этом маскируется и заветная цель империалистов всех мастей, в руках которых Гитлер был орудием, — «ликвидация» социализма.

В. И. Ленин отмечал, что «нельзя понять данной войны, не поняв эпохи» [31]. Эпоха, предшествовавшая первой мировой войне, характеризовалась целым комплексом противоречий: между буржуазией и рабочим классом, между империалистическими государствами и их колониями, между группировками различных капиталистических стран и т. д. Война 1914–1918 годов не устранила ни одно из указанных противоречий. Система послевоенного переустройства, закрепленная в серии договоров, включая Версальский договор 1919 года, лишь отразила передел капиталистического мира.

Однако обстановка после первой мировой войны коренным образом отличалась от довоенной. Великий Октябрь подвел черту под эпохой всевластия капитала на земном шаре. Началась новая историческая эпоха — эпоха перехода человечества от капитализма к социализму. Капитализм вступил в стадию своего общего кризиса. К старым противоречиям добавилось новое, ставшее основным, — противоречие между капитализмом и социализмом.

Главной силой мировой реакции в условиях первых послевоенных лет были монополистические круги Англии, Франции и Соединенных Штатов Америки, куда в эти годы переместился экономический центр мирового капитализма. Не ослабляя борьбы между собой за доминирование в мире, эти круги вознамерились превратить «новую» Германию в контрреволюционную силу, направленную против «большевизма». Провал империалистической интервенции и блокады Советского государства, первые успехи социализма в мирном строительстве привели к тому, что идея возродить военное могущество германского империализма и направить его против СССР стала для международного капитала одной из доминирующих. Подобным образом он намеревался решить основное противоречие эпохи в свою пользу.

Коррективы, которые международный империализм внес в свою стратегию, привели к тому, что лишь в 1923–1929 годах Германия получила около 4 миллиардов долларов в виде иностранных займов, из них — 2,5 миллиарда от США. Эта поддержка позволила германским монополиям в течение 5–6 лет воссоздать тяжелую индустрию и мощную военную промышленность, тем более что для этого в Германии имелись такие объективные условия, как централизация капитала и концентрация производства. Несмотря на поражение, Германия сохраняла гигантские экономические возможности. Ведь именно она, отмечал еще в 1918 году В. И.Ленин, являла собой «последнее слово» современной крупнокапиталистической техники и планомерной организации, подчиненной юнкерско-буржуазному империализму» [32].

Германский монополистический капитал умело использовал обильный финансовый дождь из-за рубежа и собственные возможности. Германия становилась мощным конкурентом на мировых рынках. Уже к 1929 году она производила почти 12 процентов мировой промышленной продукции. Ее доля в общем экспорте капиталистического мира составила 9,2 процента, в то время как для США эта доля составляла 15,6, а Англии — 10,7 процента. Мощь рождала амбиции, которых германскому империализму было не занимать. Поражение Германии не поколебало основ ее империалистической политики. Власть в стране оставалась в руках того самого класса, который пытался в ходе первой мировой войны осуществить рывок к мировому господству. Социально-экономические корни агрессивности германского империализма, его экспансионистских устремлений не были уничтожены, и чем больше росла мощь германских монополий, тем быстрее они вели дело к передаче государственной власти силе, которую давно пестовали, — нацизму.

Нацизм, то есть национал-социализм или германская разновидность фашизма, с гитлеровской кликой во главе его был целиком и полностью продуктом и одновременно орудием империализма в условиях особой исторической ситуации, сложившейся в Европе и в Германии после Великой Октябрьской социалистической революции. Заслуживает внимания взгляд советского исследователя Д. Проэктора. «Германский фашизм, — отмечает он, — сложился как синтез давней идеологии и философии наиболее правоэкстремистских, контрреволюционных, милитаристских слоев общества… Дорога, приведшая к Гитлеру, — это мощные реакционные течения как ответ на европейские революции XIX века; это объединение Германии «железом и кровью»; это психологическая и идеолого-политическая предтеча фашизма — пангерманизм; это курс вильгельмовского рейха; это «военные партии», милитаризм… националистические контрреволюционные союзы ранних двадцатых годов… Все это аккумулировалось в феномене гитлеризма… Но нужны были поражение в мировой войне, Версаль, революции в разных странах Европы, включая Германию, кипящий котел национализма, чтобы превратить его (Гитлера. — Авт.) в то, чем он стал» [33].

Иначе говоря, «философия» нацизма с такими ее тезисами, как: «вечная борьба за обладание пространством» — существо жизни народов; победа сильного и уничтожение слабого — «предпосылка всего человеческого прогресса»; война — «наиболее естественное состояние здоровых народов», к которым в первую очередь относится немецкий; борьба классов — миф и другими им подобными — могла появиться прежде всего на питательной почве германского империализма. Эта философия подпирала программные установки нацизма, например, требование «жизненного пространства» для Германии и «право» на приобретение новых земель, то есть экспансию, силой. Подобные установки весьма импонировали германскому империализму, который жаждал реванша. Однако важнейшим, по его мнению, стержнем нацистской идеологии был ее антикоммунизм. Во внутренней политике антикоммунизм должен был прикрыть подавление «большевизма», то есть рабочего движения в самой Германии, во внешней политике он являлся в сочетании с расистской «теорией» гитлеровцев пропагандистским обоснованием для борьбы с источником мифической «коммунистической угрозы» — Советским Союзом. «Громадная империя на Востоке созрела для крушения, — утверждал Гитлер. — Нам уготовлена судьба быть свидетелем катастрофы, которая станет величайшим подтверждением расовой теории».

Германские монополии не могли не видеть, что им предлагаются на сей раз в нацистской упаковке и на более широкой основе их собственные планы, которые им не удалось осуществить в 1918 году и которые, в частности, предусматривали «свержение правительства большевиков», превращение расчлененной России в объект эксплуатации путем соответствующих «экономических договоров», а отделенной от нее Украины — в «важнейший элемент мировой политики» Германии и т. д.

Ставка нацистов на войну сулила монополиям колоссальные прибыли. Только таким «духовным» слиянием и можно объяснить теснейшие контакты, существовавшие между германским «большим бизнесом» и нацистами на протяжении целого ряда лет до прихода последних к власти. Вот хронология некоторых из этих контактов.

В 1926 году Гитлер произносит речи перед промышленниками в Эссене и Кенигсвинтере; 19 июня 1931 года он встречается с монополистом Стиннесом; осенью этого же года делает своим экономическим советником промышленника В. Кепплера, организующего так называемый «кружок Кепплера», который, по словам монополиста Флика, являлся «зеркальным отражением всей немецкой экономики» [34]; 11 октября 1931 года в совещании, которое Гитлер проводит в Гарцбурге, участвуют монополисты Тиссен, Флик, Крупп, Пенсген, Гугенберг, бывший президент Рейхсбанка Шахт, генерал Сект и другие; в январе 1932 года Гитлер выступает перед крупнейшими промышленниками и финансистами в Дюссельдорфе, где обещает «искоренить марксизм в Германии» и завоевать «жизненное пространство»; в середине ноября этого же года 17 крупнейших промышленных и банкирских магнатов направляют президенту Гинденбургу петицию с требованием назначить рейхсканцлером Гитлера; 7 января 1933 года проходит совещание, о котором промышленный магнат Кирдорф сделал запись: «В последний раз перед захватом власти встретились в моем доме вожди хозяйства с А. Гитлером, Р. Гессом, Г. Герингом и другими руководящими лицами»; 24 марта 1933 года «Имперский союз германской промышленности» во главе с Круппом в своем письме Гитлеру заверяет нацистов в готовности сделать «все, что в его силах, чтобы помочь правительству осуществить задачи, вставшие перед ним» [35].

«Большой бизнес» не ограничивался встречами и заслушиванием программных установок Гитлера и его окружения. Он оказывал нацизму мощную финансовую поддержку в разнообразных формах. Например, по указанию монополиста Э. Кирдорфа, возглавлявшего рейнско-вестфальский угольный синдикат, все фирмы синдиката должны были отчислять в кассу нацистской партии по 5 пфеннигов с каждой тонны добытого угля. В результате только с 1930 по 1933 год в кассу нацистов синдикатом было внесено от 500 до 600 тысяч марок. Во время выборов президента в 1932 году монополист Тиссен в течение нескольких дней передал нацистам более 3 миллионов марок. В июне 1933 года был создан «фонд Адольфа Гитлера из пожертвований германской экономики», через который за годы фашистской диктатуры гитлеровская партия получила около 70 миллионов марок. Кроме того, многочисленные пожертвования, исчислявшиеся сотнями тысяч марок, крупный капитал делал непосредственно различным нацистским и военным организациям.

Монополии знали, на кого и на что делали ставку. В 1932 году один из крупнейших представителей финансово-промышленной олигархии, Крупп, почти не имел прибыли, но уже в первые 6 лет фашистского режима он заработал на военном производстве 380 миллионов марок — сумму, по сравнению с которой 12 миллионов марок, лично им внесенные в кассу нацистской партии через «фонд Гитлера», выглядят ничтожными. Пресловутый концерн «ИГ Фарбениндустри», бывший фактически «государством в государстве», с 1933 по 1939 год выплатил нацистской партии по ведомостям свыше 15 миллионов марок, но в те же годы он увеличил свои доходы от производства вооружения с 48 до 363 миллионов марок.

«Я оплачивал Гитлера», — гласит название книги, которую издал в 1941 году в США Ф. Тиссен — глава немецкого Стального треста в 20–30-х годах, не выдержавший конкуренции другого монополиста, Ф. Флика, и покинувший Германию в 1939 году.

Так делалась «сильная личность», которой 30 января 1933 года была передана государственная власть в Германии. Назначение в тот день Адольфа Гитлера, главаря «национал-социалистской немецкой рабочей партии» (НСДАП), рейхсканцлером означало лишь оформление давно готовившегося сговора между заправилами монополистического капитала и чудовищным порождением германского империализма — нацизмом. Этот сговор ускорил сильнейший экономический кризис, охвативший мир капитализма в 1929–1933 годах. Новые массовые выступления трудящихся, прежде всего рабочего класса Германии, среди которого почти половина промышленного пролетариата (8 миллионов человек) была без работы, а также рост влияния компартии, за которую на выборах в рейхстаг в ноябре 1932 года проголосовал каждый шестой избиратель (около 6 миллионов человек), показали монополиям, что они не в состоянии справиться с новой ситуацией в стране в рамках традиционной буржуазной демократии. «Приведенный» к власти нацизм был, таким образом, порождением не просто капитализма, а его общего кризиса.

У буржуазных, американских и английских, историков есть особые основания для беспокойства по поводу трактовки роли «большого бизнеса» в становлении фашистского режима в Германии. Ведь очевидно, что финансирование нацистов до 1933 года велось не только германским капиталом, но и иностранными монополиями. Германский канцлер в 1930–1932 годах Г. Брюнинг пишет в своих мемуарах: «Одним из главных факторов в восхождении Гитлера… было то обстоятельство, что он начиная с 1923 года получал крупные суммы из-за границы». И действительно, один только английский нефтяной король Г. Детердинг выплатил, например, Гитлеру субсидий на общую сумму в 10 миллионов марок. В 1929 году банкирский дом «Мендельсон и K°» из Амстердама перевел в распоряжение Гитлера 10 миллионов долларов, а в 1931 году он же вручил фюреру еще 15 миллионов долларов, на этот раз совместно с роттердамским банковским консорциумом и при посредстве римского коммерческого банка. Атташе американского посольства в Берлине Д. Гордон, констатировав в своем донесении в госдепартамент США от 29 сентября 1930 года, что «Гитлер получил значительную финансовую поддержку от определенных промышленников», отмечал: «Представленные здесь (в Берлине. — Авт.) американские финансовые круги весьма активно действуют в том же направлении».

«Эксперимент» монополистической буржуазии с предоставлением нацизму власти дорого обошелся человечеству. Вполне естественно, что апологеты капитализма, особенно те из них, которые в той или иной форме причастны к этому «эксперименту», пытаются отвести от себя обвинения. «Первые акции гитлеризма не давали повода для беспокойства, — пишет в своих мемуарах один из видных английских консерваторов, Г. Макмиллан. — …Естественно, никому не приходило в голову прочесть «Майн кампф» [36]. Однако автор кривит душой.

Правящие круги Запада имели возможность познакомиться с внешнеполитическими установками нацистов задолго до их прихода к власти. Еще 20 ноября 1922 года в Мюнхене глава НСДАП, пустив в ход антисоветское пугало, следующим образом рекламировал свои взгляды перед помощником военного атташе посольства США в Германии капитаном Трумэном Смитом: «…Наше движение объединяет лиц физического и умственного труда в борьбе против марксизма… Будет лучше для Америки и Англии, если решающая борьба между нашей цивилизацией и марксизмом произойдет на немецкой земле, а не на американской или английской. Если Америка не поможет германскому национализму, то большевизм захватит Германию». В виде меморандума эти взгляды были переданы военному руководству США.

В эти же годы в своих многочисленных речах Гитлер настойчиво делал акцент на том, что краеугольным камнем его программы является стремление приобрести «земли в Европе… в общем и целом только за счет России», для чего необходимо «двинуть новый рейх опять по пути прежних рыцарских орденов», и что этого можно достигнуть «только в союзе с Англией».

Подобные тезисы ласкали слух реакционеров «западных демократий». И они делали свои выводы. «Переход политического влияния в Германии к национал-социалистам выгоден и для всей остальной Европы, ибо таким образом воздвигается еще один оплот против большевизма…» — развивал антисоветские идеи после встречи с Гитлером осенью 1930 года английский магнат лорд Ротермир, также финансировавший нацизм. В конце 1934 года английский банк предоставил германскому Рейхсбанку заем в 750 тысяч фунтов стерлингов.

В правящих кругах США не строили иллюзий по поводу аппетитов германских монополий, но исходили из того, что гитлеровская Германия зарится только на восточные земли. И именно этим можно объяснить те обширные связи, существовавшие между американским и германским монополистическим капиталом как до прихода Гитлера к власти, так и после.

Изучив недавно рассекреченные документы Национального архива США, американский историк Ч. Хайэм счел возможным говорить о «сделке с врагом», о существовании «нацистско-американского денежного сговора», который, по его мнению, даже выходит за рамки второй мировой войны. Такой вывод он делает на основании преступных связей с гитлеровскими банкирами и промышленниками руководителей американских монополий и банков — «Стандард ойл оф Нью-Джерси», «Чейз Манхэттен бэнк», «Форд» и других. В результате сговора прибыли обеих сторон были баснословными. «Магнаты были объединены общей идеологией — идеологией бизнеса, — отмечает историк. — Разделяя схожие реакционные идеи, они стремились к общему будущему в виде фашистского господства вне зависимости от того, какой лидер может приблизить эту цель» [37].

И совершенно прав был военный преступник, правая рука Гитлера в вопросах финансирования Я. Шахт, заявивший во время Нюрнбергского процесса американскому офицеру: «Если вы хотите предать суду промышленников, способствовавших вооружению Германии, то вы должны будете судить своих собственных промышленников. Ведь-заводы «Опель», принадлежавшие «Дженерал моторе», работали только на войну» [38]. (Не случайно в 1938 году Гитлер наградил директора немецких филиалов «Дженерал моторе» орденом).

Таким образом, факты решительно опровергают домыслы по поводу причин прихода нацистов к власти. Полуправда, к которой нередко прибегают буржуазные историки, есть не что иное, как стремление спасти целое, жертвуя частью. В данном случае таким целым является попытка скрыть историческую вину капитализма за то, что монополии разных стран совместными усилиями привели к власти нацизм — страшное порождение германского, наиболее хищного и коварного, империализма. Не было никакого «обособления» нацистской Германии от западного мира или «фатального отхода» США от европейских дел в 20–30-х годах. А было стремление международного монополистического капитала подготовить условия для новых попыток ликвидировать социализм под ширмой создания «антибольшевистского бастиона» в лице Германии.

«Вторая мировая война зарождалась задолго до того, — отмечал товарищ М. С. Горбачев, — как на полях Европы и на просторах океанов развернулись первые сражения. Ее зловещая тень нависла над человечеством тогда, когда одни политики не смогли, а другие не захотели воспрепятствовать утверждению гитлеризма у власти» [39].