Единый фронт против СССР не состоялся

Единый фронт против СССР не состоялся

Не оставляя попыток исказить существо мюнхенского соглашения, реакционные силы в буржуазной историографии одновременно пытаются очернить Советский Союз. В качестве одной из причин второй мировой войны они стремятся представить советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 года. Этот пакт, утверждает, например, английский генерал в отставке Ф. Мак лин, «сделал войну неизбежной» [52]. Заключив его, вторит ему другой англичанин, У. Коул, Советский Союз-де «открыл ворота для следующего шага Гитлера на Восток» [53]. Более утонченна в своей версии австралийская исследовательница Дж. Бомон. По ее словам, «вина за пакт не ложится целиком на них» (русских. — Авт.). Ее якобы должны разделить поровну между собой СССР и Запад [54].

Факты, однако, опровергают указанные попытки переложить ответственность за развязывание войны с международного империализма и его порождения — германского фашизма на СССР. Они свидетельствуют: Советская держава сделала все от нее зависящее, чтобы преградить путь войне.

В связи с нарастанием реальной угрозы войны со стороны гитлеровской Германии Советское правительство неоднократно предлагало правительствам Англии и Франции объединить усилия, заключить сроком на 5–10 лет договор о взаимопомощи и совместных действиях в случае возникновения агрессии в Европе. Однако они всячески уклонялись от этого. Их заветное желание выразил ответственный деятель британского министерства иностранных дел Л. Кольер, заявивший весной 1939 года, что английское правительство не желает связывать себя с СССР, «а хочет дать Германии возможность развивать агрессию на Восток за счет России». Правительства Англии и Франции не только не откликнулись на реальные предложения Советского Союза, но предприняли все, чтобы сорвать начавшиеся с 1939 года переговоры с СССР. В августе 1939 года они направили в Москву неправомочных представителей, снабдив их инструкциями «вести переговоры медленно и осторожно», обсуждать военные планы «на чисто гипотетической основе».

Переговорам о союзе с СССР Лондон придавал второстепенное значение, рассматривая их лишь как средство упрочения позиций Англии по отношению к Германии. В то же время правительство Чемберлена с мая до конца августа 1939 года вело секретные переговоры с фашистскими эмиссарами о широком англо-германском соглашении, предусматривающем разграничение сфер влияния между обеими странами в мировом масштабе. Одна из целей Англии состояла в том, чтобы пойти на сговор с Германией за счет Польши, отказавшись от данных ей гарантий, и вывести тем самым германские армии к границам СССР. В августе 1939 года германский посол в Лондоне Герберт Дирксен писал в Берлин: «Здесь преобладало впечатление, что возникшие за последние месяцы связи с другими государствами являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет достигнута единственно важная и достойная усилий цель — соглашение с Германией».

Еще в ноябре 1938 года советник по печати германского посольства в Лондоне Ф. Хессе сообщал, что «английская сторона настоятельно хочет сделать дальнейший шаг к тому, чтобы наглядно продолжить линию мюнхенского соглашения и открыть путь к совместному англо-германскому соглашению о признании основных сфер влияния». Английское предложение было тщательно рассмотрено в Берлине. Для ведения секретных переговоров в Лондоне был направлен правительственный чиновник по особым поручениям X. Вольтат. При этом были использованы и другие тайные каналы связи.

Уже в разгар советско-англо-французских переговоров в середине августа 1939 года после предварительных секретных переговоров в Англию был приглашен Герман Геринг, который принял это приглашение. 24 августа вместе с английским представителем он должен был вылететь из Мюнхена в Лондон [55].

Для Советского Союза складывалось критическое положение. Советская Армия вела в то время боевые действия с японскими войсками, напавшими на МНР у реки Халхин-Гол. Завершавшаяся подготовка Германии к нападению на Польшу означала прямую угрозу и для СССР. Планы международного империализма направить германскую агрессию против Советского Союза, обрушить на него удары и с запада и с востока, казалось, были близки к осуществлению.

В этой кризисной обстановке Советское правительство приняло предложение Германии подписать с ней договор. Оно сделало этот вынужденный шаг лишь после того, когда полностью раскрылись провокационные цели руководителей Англии и Франции, были исчерпаны все возможности заключения с ними равноправного договора и когда руководство буржуазной Польши категорически отвергло военную помощь СССР.

Договор о ненападении между СССР и Германией был подписан в Москве 23 августа 1939 года. Гитлеровское правительство предложило заключить этот договор потому, что в тот момент оно еще опасалось начать войну против СССР. В его намерения входило сначала захватить страны Западной Европы и только после этого, используя ресурсы, напасть на Советский Союз.

Советское правительство, заключая договор с Германией, знало, что рано или поздно она развяжет войну против СССР. Но этот договор лишал империалистов возможности создать единый антисоветский фронт, позволял Советскому Союзу отвести на время угрозу от своих западных границ, выиграть, как показали последующие события, почти два мирных года для укрепления и совершенствования обороны страны.

«Не было бы Мюнхена, не было бы и пакта с Гитлером», — отметил впоследствии И. В. Сталин в беседе с У. Черчиллем в Москве в августе 1942 года. Еще в дни Мюнхена министр внутренних дел США Г. Икес записал в своем дневнике: «Я не удивлен действиями России… Россия подозревала Англию в том, что она вела двойную игру, договариваясь с Германией. Я думаю, что Россия права: Англия могла бы давно договориться с Россией. Англия бесцельно надеялась на то, что ей удастся столкнуть Россию и Германию друг с другом и, таким образом, самой остаться невредимой. Она попалась в ею же расставленные сети и, таким образом, утратила симпатии к себе во всем мире» [56]. На зависимость пакта от мюнхенского соглашения и сегодня указывают некоторые трезвомыслящие историки на Западе. «Основы для 23 августа 1939 года, — пишет, например, западногерманский историк К. Хильдебранд, — были заложены в Мюнхене» [57].

Таким образом, попытки английского и французского правительств вести двойную игру с целью столкнуть уже в 1939 году СССР с Германией и использовать это в своих империалистических интересах потерпели провал. Тем не менее, несмотря на значительные усилия Советского Союза, других прогрессивных сил планеты, предотвратить вторую мировую войну не удалось. Правительства стран Запада отклонили предложения СССР о совместных действиях против фашистской агрессии и тем самым развязали руки Гитлеру.

Исторический опыт учит: за попытки империализма разыграть «антисоветскую карту» расплачиваются прежде всего народные массы. Авантюризму империалистических, милитаристских кругов должны быть своевременно противопоставлены согласованные, активные действия всех миролюбивых сил.

Тревожные дни сентября 1939 года показали многое. Для народов Польши, ставших жертвами фашистской агрессии, война сразу же приобрела характер справедливой борьбы за свободу и национальную независимость. Вместе с тем крах буржуазно-помещичьей Польши в течение буквально двух недель под ударами танковых дивизий и авиации нацистского вермахта показал, насколько несостоятельна была политика ослепленных антисоветизмом правителей этой страны. Не далее как летом 1939 года они высказались категорически против пропуска советских войск через польскую территорию в случае германской агрессии, хотя это условие было совершенно необходимо, чтобы достигнуть соответствующее соглашение на проходивших тогда советско-англо-французских переговорах и таким образом обеспечить реальные гарантии Польше. Сентябрьский крах Польши показал, что «гарантии», которые Англия и Франция одни, без СССР, давали ей на случай агрессии Германии, ровным счетом ничего не стоят.

Война же, объявленная Англией и Францией Германии 3 сентября 1939 года, тотчас приняла характер «странной войны». Началось с того, что лишь 9 сентября, когда гитлеровские танковые дивизии уже начали окружение польских войск восточнее Варшавы, десять французских дивизий предприняли то, что было не более чем символическим жестом: на фронте шириной 32 километра они вошли в предполье немецкой так называемой «линии Зигфрида», продвинулись на 3–8 километров и, не встретив сопротивления противника, который отошел на основные позиции, остановились.

«Мы избежали военной катастрофы только потому, — говорил на Нюрнбергском процессе бывший начальник штаба оперативного руководства вермахта Йодль, — что 110 французских и английских дивизий оставались в полном бездействии против 23 германских дивизий на западе…» [58] Франция и Англия действительно бездействовали, несмотря на огромное превосходство их вооруженных сил (например, на западном фронте немцы практически не имели танков, а во французской армии их было до 2 тысяч) и многочисленные обращения польских правителей о помощи.

Кому-то на Западе такое положение и могло показаться чудом, но только не Йодлю и ему подобным. Дело в том, что антисоветские настроения не покидали тогдашних руководителей Англии и Франции и после начала войны. Расчет Чемберлена и Даладье состоял в том, что, разгромив Польшу, Гитлер сосредоточит свои основные усилия на борьбе с СССР, отказавшись от активных действий на Западе. Настроения реакционных политиков в Европе (как и в США) в тот период откровенно выразил влиятельный обозреватель американской газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» У. Липпман: «Вопрос не в том, каковы будут границы Германии, Польши или Чехословакии, а в том, где будет проходить граница между Европой и коммунизмом. Главный вопрос войны в том, вернется ли Германия в ряды государств Запада как защитник Запада».

Гитлер не только прекрасно знал об этих настроениях, но более того, умело использовал их в целях маскировки своих истинных намерений. Выступая, например, в Данциге (Гданьске) 19 сентября, он заявил, что Германия со своей стороны не имеет претензий к Франции и Великобритании. И Запад «клевал» на эту удочку…

В Польше события развертывались куда более динамично. С каждым новым днем гитлеровские войска выходили все дальше к рубежу прямого противостояния с Советским Союзом. В случае их дальнейшего продвижения до советско-польской границы они оказывались бы в непосредственной близости от ряда его жизненно важных центров, например, в 40 километрах от Минска. Для народов же Западной Украины и Западной Белоруссии, оказавшихся после 1920 года под властью панской Польши, такая ситуация означала прямую угрозу оказаться под немецко-фашистским игом.

Могло ли Советское правительство бездействовать при таком развитии событий? Конечно, нет. Предприняв 17 сентября освободительный поход в Западную Украину и Западную Белоруссию, население которых горячо приветствовало Красную Армию, Советский Союз показал, что ему небезразличны ни судьбы братских народов, ни интересы своей безопасности в целом. Стратегическое положение страны, чьи границы оказались отодвинутыми на 250–360 километров на запад, после этого резко улучшилось.

Закономерность такого шага, его логичность быстро поняли здравомыслящие политики и на Западе. Видный английский политический деятель Д. Ллойд-Джордж резонно отметил: «Русские армии заняли территории, которые не являются польскими и которые были силой захвачены Польшей после первой мировой войны… Было бы актом преступного безумия поставить русское продвижение на одну доску с продвижением немцев». Выступивший 1 октября по радио У. Черчилль заявил: «То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. Во всяком случае, позиции заняты и создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не осмеливается напасть».

В 1984 году военно-исторический исследовательский центр бундесвера в ФРГ выпустил капитальный, объемом в 1192 страницы, четвертый том серии «Германский рейх и вторая мировая война». Название тома — «Наступление (?!) на Советский Союз» не может не вызывать решительных возражений.

Сорок лет назад суд народов — Нюрнбергский процесс — в приговоре Международного военного трибунала недвусмысленно констатировал, что нападение гитлеровской Германии на Советский Союз было совершено «без тени законного оправдания. Это была явная агрессия». Такой вывод был сделан на основе неопровержимых доказательств — десятков томов документов, допросов, свидетельских показаний. Один из свидетелей обвинения, бывший генерал-фельдмаршал Ф. Паулюс, который в феврале 1943 года был пленен под Сталинградом, ясно заявил, что целью нападения Германии на СССР было завоевание русских территорий, колонизация и эксплуатация которых должна была дать возможность гитлеровскому рейху завершить войну на Западе и окончательно установить господство Германии в Европе.

Казалось бы, все ясно: со стороны гитлеровцев и их сателлитов имело место не наступление, а нападение, или, что еще точнее, агрессия. Неспровоцированная, вероломная, разбойничья… Тем не менее официальные историки из ФРГ вознамерились опровергнуть факты и документы ссылками на «превентивный», «предупредительный» характер преступного похода на Восток.

Суть этой версии состоит в том, что фашистская Германия предприняла нападение на СССР лишь как ответ на «советскую угрозу». Советский Союз якобы последовательно проводил «экспансионистский курс» — сначала он осуществлял его по отношению к малым соседним странам (так в реакционной буржуазной историографии подается ряд шагов, предпринятых СССР в 1939–1940 годах с целью обеспечить свою безопасность на северо-западе, западе и юго-западе страны), а затем намеревался-де осуществить его по отношению к Германии.

Версией о «превентивном» характере своих действий против СССР гитлеровцы пытались маскировать свою захватническую политику в Европе, играя на антисоветизме правящих кругов западных стран. Ее пустил в ход нацистский министр иностранных дел Риббентроп в своем меморандуме советскому послу 22 июня 1941 года уже после начала немецкой агрессии. Эту же версию эксплуатировали на процессе в Нюрнберге, спасая свою шкуру, и высшие военные преступники со своими адвокатами.

После окончания войны лживость данной версии была очевидна для всех. Однако ей не дали умереть. Ее подхватили те, кому не по душе были итоги войны и был нужен предлог для развязывания «холодной войны» против СССР. С этой точки зрения тезис о необходимости упредить «угрозу с Востока», а проще говоря, об «агрессивности» коммунизма, был незаменим. Он и явился краеугольным камнем для госдепартамента США, выпустившего в 1948 году тенденциозный сборник под названием «Нацистско-советские отношения 1939–1941 гг.». С его выходом антисоветчики всех мастей получили «научную основу» для отнюдь не новых обвинений СССР в «агрессивности».

За прошедшие десятилетия версию о «предупредительной» войне Гитлера на Востоке распространяли многие буржуазные исследователи. Однако с течением времени публикация архивных материалов, убедительные работы историков, стоящих на научных, марксистско-ленинских позициях, вынудили многих из буржуазных авторов отказаться от этой фальсификаторской версии в ее чистом виде. Уж слишком очевидна агрессивная, захватническая сущность планов германского фашизма в отношении СССР. Так, уже спустя три месяца после подписания советско-германского договора о ненападении, а именно 23 ноября 1939 года, Гитлер доверительно проинформировал ряд своих приближенных, что «он двинется против Советского Союза при первой же возможности после победы в Западной Европе». 21 июля 1940 года он отдал распоряжение главному командованию сухопутных войск вермахта готовить конкретный план войны против СССР, а спустя десять дней раскрыл суть своих замыслов перед начальником генерального штаба сухопутных войск Гальдером. Запись в дневнике Гальдера, в частности, гласит: «…Англия особенно рассчитывает на Россию… Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия».

С мифом о «превентивной» войне, делает вывод видный западногерманский ученый Г. Якобсон, «должно быть покончено: нападение Германии на Советский Союз в 1941 году… не было превентивной войной… Решение Гитлера о наступлении… являлось конечным выражением агрессивной политики Гитлера, которая с 1938 года проявлялась во все более неприкрытой форме» [59]. То, что нацистская Германия прибегла к неспровоцированной агрессии против СССР, признают и другие историки из ФРГ, в частности А. Хильгрубер.

Однако нельзя не заметить, что тезис о «превентивной» войне Гитлера против СССР в буржуазной историографии пытаются протащить, что называется, с черного хода в виде более утонченной концепции «двух агрессоров» — Германии и СССР: Германия совершила агрессию, но и СССР якобы потенциально был готов к ней.

Эта концепция имеет свою историю. Четверть века назад историк из ФРГ Г. Даме, например, предлагал следующую, внешне объективную оценку позиции СССР в 1941 году. «Несмотря на свои большие военные приготовления в 1941 году, — писал он, — Советы были весьма далеки от нападения» [60]. Но разве такая оценка не провоцирует у читателя вопрос: в 1941 году — «далеки», а после 1941 года? Спустя восемь лет историк из США К. Райт высказался более категорично. «В 1941 году, — заявил он, — ближайшая цель Советов была, несомненно, оборонительная… В последующем они намеревались предпринять наступление» [61]. Наконец, вышеупомянутый новейший труд — четвертый том серии «Германский рейх и вторая мировая война» — трактует нацистскую агрессию и борьбу советского народа с агрессором как обоюдное столкновение «сил зла», как «войну на уничтожение с обеих сторон».

Так обходным маневром в буржуазной историографии пытаются опорочить Страну Советов, социализм, на потребу сегодняшним «крестоносцам» вдохнуть жизнь в клеветническую концепцию «СССР — зло».

На основании каких же фактов буржуазные авторы строят свою версию об «агрессивности» СССР накануне нападения на него фашистской Германии?

Таких фактов нет и быть не может, поскольку агрессивность, милитаризм чужды по своей природе социалистическому строю. В основу своей версии вышеупомянутые буржуазные историки кладут превратное толкование тех обширных мероприятий, которые Советское правительство предприняло в последние два года, предшествовавших Великой Отечественной войне, с целью повышения военно-экономического потенциала страны. Это обновление военной техники и повышение темпов ее производства, создание запасов вооружения, строительство новых промышленных объектов, включая оборонные, и реконструкция старых, сооружение укреплений вдоль новых западных границ СССР, сосредоточение там советских войск в начале 1941 года и другие подобные меры [62].

Однако все эти меры принимались в условиях расширявшейся в Европе и надвигавшейся на СССР агрессии Германии, в отношении намерений которой у руководства Советского Союза никогда не было иллюзий. Ему было ясно, что фашистская Германия — ударная сила международного империализма — располагает целым рядом временных преимуществ — экономических, внешнеполитических, стратегических. Поэтому СССР и решал в тот период сложнейшие оборонные задачи. Советский исследователь П. П. Севостьянов отмечает: «Специфика внешнеполитической линии СССР в отношении Германии в начальный период второй мировой войны заключалась в том, чтобы подольше удержать Берлин в рамках обязательства о ненападении, пусть ненадежного и неустойчивого, исчерпать все политические возможности для сдерживания агрессивных устремлений фашистского руководства и использовать все возможности для укрепления обороноспособности Родины. При этом СССР, разумеется, не отступал от своих твердых принципиальных позиций» [63]. Только в таком контексте и следует трактовать вышеупомянутые меры Советского правительства.

Тезис об «агрессивности» СССР, таким образом, является полностью несостоятельным. Кстати, это прекрасно понимали и в коридорах власти нацистской Германии. 28 апреля 1941 года германский посол в Москве фон Шуленбург откровенно заявил Гитлеру: «Я не могу поверить, что Россия когда-нибудь нападет на Германию». Гитлер же, со своей стороны, выразил неудовольствие тем, что СССР невозможно даже спровоцировать на нападение. 5 мая 1941 года Гальдер на основании сведений, поступавших из СССР, записал в своем служебном дневнике: «Россия сделает все для того, чтобы избежать войны» [64]. А германский военный атташе в Москве генерал Кёстринг за месяц до фашистской агрессии, 21 мая 1941 года, информировал свой генштаб: «Нет никаких призлаков наступательных намерений Советского Союза» [65].

Легенда об СССР как «потенциальном агрессоре», культивируемая в буржуазной историографии, лишена элементарного здравого смысла. Советский Союз, совершив первую в мире социалистическую революцию и приступив к гигантской перестройке народного хозяйства, как никто иной нуждался в мире. В течение всего периода между мировыми войнами на всех международных форумах он неустанно боролся за воплощение в жизнь идеи мирного сосуществования и коллективной безопасности. В Советском Союзе не было и нет классов или социальных групп, которые были бы заинтересованы в агрессии. Более того, «разоружение, — подчеркивал В. И. Ленин, — есть идеал социализма» [66]. Бросая тень на социалистическое государство, стремясь представить его как «зло», реакционные историки подыгрывают тем, кто, размахивая сегодня мифом о «советской военной угрозе», мечтает о достижении военно-стратегического превосходства над СССР, о мировой гегемонии.