36. Смоленск и Киев

36. Смоленск и Киев

Положение Советского Союза выглядело безнадежным. Всего за две недели — полный разгром! Это казалось чудовищным, невероятным. Отвечать пришлось «крайним». Были сняты со своих постов командующий Западным фронтом генерал Павлов, его начальник штаба Климовских, командующий 4-й армией Коробов и еще несколько начальников. Их обвинили в измене. Конечно, они не были предателями. Они всего лишь натворили грубых ошибок. Но в СССР слишком часто сталкивались с преднамеренным вредительством и диверсиями. Павлов, Климовских, Коробов были осуждены и расстреляны. Хотя репрессии коснулись далеко не всех проигравших военачальников. Под расправу попали только такие, кто в разыгравшейся катастрофе проявил себя совсем плохо, утратил управление и наломал дров неграмотными и скороспелыми решениями.

Результат был налицо. Западного фронта не существовало, он превратился в хаотичную мешанину. Сталин в сложившейся ситуации принял жестокое, но единственное остающееся решение. Отказаться от попыток спасать массы войск, варившихся в окружениях. Отказаться от попыток контратак. Вместо этого создавать новый фронт на рубежах Западной Двины и Днепра. Резервы, выдвигаемые из глубины страны, закреплять на этом рубеже. В организационном плане войска Западного фронта были разделены. Южное крыло преобразовали в отдельный, Центральный фронт. Но после разгрома приграничных группировок немцы уже обладали весомым численным превосходством. Новый стратегический фронт уступал врагу: по людям в 2 раза, по артиллерии — в 2,4 раза, по самолетам в 4 раза, хотя по танкам советская сторона все еще превосходила в 1,3 раза [19].

Впрочем, даже такое решение Сталина и советского Генштаба оказалось нереальным. Чтобы новый фронт сорганизовался, требовалось хоть какое-то время. Это было возможно, если окруженные армии будут энергично сражаться, отвлекать на себя противника. Но происходило иное. Массы войск в «котлах» разбегались или сдавались, не создавали противнику никаких серьезных проблем. Чтобы покончить с ними, германское командование оставляло вторые эшелоны, а ударные соединения быстро перегруппировало для дальнейших задач. Танковым группам Гота и Гудериана было поручено соорудить новые «клещи». 10–12 июля они с двух сторон нацелились на Смоленск.

Бронированная лавина Гота ринулась со стороны Витебска. На пути у нее стояла 19-я армия Конева. Теоретически стояла. Она только выдвигалась к фронту. Сам Конев со штабом прибыл к месту расположения, но войск в его распоряжении еще не было. Зато навстречу покатились отступающие части и паника — кричали о немецких танках! Командующий армией останавливал бегущих и сколачивал в импровизированные отряды. Пришлось вспомнить и старую специальность — в Первую мировую войну он был артиллеристом. На стоявшей поблизости артиллерийской батарее генерал заменил убитого командира, а потом и наводчика, стрелял по лезущим танкам [63]. По соседству с Коневым 22-я армия устроилась заблаговременно, оборудовала позиции. Но ей пришлось еще хуже, чем 19-й, потому что основной удар Гота прокатился как раз по ней. Проутюжил по середине и разрезал ее надвое, она очутилась в полуокружении. Выбираясь из ловушки, эта армия оставила Невель, Полоцк. Бросила и все позиции, которые понастроила…

2-я танковая группа Гудериана аналогичным образом навалилась на русских южнее. С ходу овладела Оршей, обошла Могилев — возле этого города попали в окружение шесть советских дивизий. Что ж, обе германских танковых группы знали свое дело. Не отвлекаться, прорываться быстрее и глубже. Разметав противостоящие советские части, они всего за несколько дней выполнили поставленную задачу — вышли к Смоленску, 16 июля ворвались в город. Наметился очередной грандиозный «котел», в который попали три армии, 19-я, 16-я и 20-я. Связь с ними сохранялась лишь по узкому коридору и понтонному мосту у села Соловьево.

И все-таки проявились заметные отличия от пограничных сражений. На этот раз окруженная группировка не развалилась, не была деморализована. Ее возглавил командующий 16-й армией генерал Лукин. Три армии продолжили драться в кольце. Они контратаковали изнутри, пытались отбить Смоленск. Кварталы города переходили из рук в руки. А Сталин и верховное командование организовали контрудары извне. Танкисты Гота разогнались, захватили Великие Луки, но их выгнали. С юга под основание прорыва ударили войска Центрального фронта.

В Прибалтике в это время германская группа армий «Север» доламывала русскую оборону по Западной Двине. 4-я танковая группа Гепнера далеко оторвалась от основных сил, легко захватила Псков. Но и здесь немцы нарвались на контрудары. Под Сольцами наши войска впервые смогли окружить 8-ю танковую дивизию немцев. Она, правда, вырвалась, возвратилась к своим. Но германское руководство проанализировало эти факты и сделало в общем-то правильные выводы. Ставка на неожиданность и на растерянность русских исчерпала себя. А если так, то зарываться нельзя. Приказало подвижным соединениям приостановиться, подождать общевойсковые армии.

Впрочем, усилившееся сопротивление наших войск не вызвало в Берлине серьезных опасений. Даже сроки, намеченные изначальными директивами, еще не сдвигались. Падение Москвы намечалось на конец августа, выход на рубеж Волги к началу октября, Баку и Батуми — начало ноября… И все-таки сказывались факторы, которые нацисты не учли. Они не учли русский характер. Не учли мобилизационные возможности России, откровенно недооценили их. Подтягивали пехоту к танковым кулакам, закрепляли успехи. К концу июля окончательно овладели Смоленском, перерезали горловину у Соловьево, замкнув кольцо вокруг группировки Лукина. Но в тылу, за погибающим Западным фронтом, опять выстраивался новый! Резервный фронт — пять армий.

Хотя сейчас-то говорить об армиях можно было только условно. Маршал Рокоссовский вспоминал — на бумаге ему выделили стрелковые, танковую дивизию, приказали прикрыть важнейшее направление, по Минскому шоссе у Ярцево. Кратчайшую дорогу на Москву! А на деле не было никаких дивизий. Дали несколько машин, несколько зениток и пару взводов пехоты — с ними предстояло сколачивать оборону из ничего. Из отступающих, заблудившихся, отбившихся от своих. Рокоссовский описывал, как при атаке немцев эти бойцы, собранные с миру по нитке, привычно побежали. «Среди бегущих — солдат, такой усач из мобилизованных, хлебнувший первой войны. Он бежит и покрикивает: «Команду подай!.. Кто команду даст?.. Команда нужна!» Что-то созрело в нем, и он сам гаркнул: «Стой! Ложись! Вон противник — огонь!» — я этого усача и сейчас представляю как живого» [107].

Да, что-то созревало в людях — в солдатах, в командирах. Эти же самые импровизированные команды превращались в ходе сражений в боеспособные части, обрастали подкреплениями. Созданная «на пустом месте» оперативная группа Рокоссовского не только отразила неприятелей, но и сама нанесла удар, пробила брешь в окружении. Значительные силы 16-й и 20-й армий сумели выйти из кольца. Еще более эффективным оказался контрудар Центрального фронта. Он попал в уязвимое место, в стык вражеских групп армий «Центр» и «Юг». Освободил Рогачев, Жлобин, Кричев, Пропойск. К Могилеву немцы его все же не пропустили, отбросили, но воспользовались контрударом и вышли к своим остатки шести дивизий, оборонявших Могилев. Прорыв оказался спасением и для многих других окруженцев — по лесам на этот участок выходили солдаты из-под Минска, даже из-под Бреста.

А в стык групп армий «Север» и «Центр» нацелилось наступление четырех армий — главный удар наносила 34-я генерала Качалова. Она была не импровизированной, не сборной, а кадровой, прекрасно вооруженной, на фронт прибыла из резерва Верховного главнокомандования. Ее соседи, потрепанные и измотанные, не смогли потеснить врага, были сразу же остановлены. Но атака 34-й оказалась успешной. Она опрокинула стоявшие перед ней германские части, погнала прочь, углубилась на 40 км. Немцы как раз возобновили наступление на Новгород и Ленинград, и вдруг русские сокрушили их фланг! Выходили к Старой Руссе, прямо в тылы наступающим.

Командующий группой армий «Север» фон Лееб срочно развернул сюда танковые и моторизованные части, перенацелил авиацию. И тут уж худо пришлось 34-й армии. Ведь глубокий прорыв сам по себе опасен — подсечь под основание, и все. Именно это произошло, армию захватили в кольцо. 18 тыс. человек угодили в плен, остальные вырвались в растрепанном виде. В целом же получалось, что разрозненные контрудары только задерживают неприятеля. Отразив русских, группа армий «Север» продолжила запланированные операции. В Эстонии ее части вышли к Финскому заливу, советская группировка у Таллина оказалась отрезанной от главных сил. На других направлениях пали Новгород, Чудово, завязались бои под Ораниенбаумом и Копорьем.

Как уже отмечалось, на южной оконечности советско-германского фронта обстановка в начале войны была более стабильной. Юго-Западный фронт на Украине отступал, но сохранял целостность, сдерживал неприятеля. Небольшой Южный фронт в Молдавии успешно отбивал атаки румын. Но как раз отсюда, с юга, Верховное главнокомандование забирало войска, чтобы затыкать дыры на центральном направлении. А в результате и здесь положение стало ухудшаться. Армии Юго-Западного фронта надеялись зацепиться и удержаться на старых укреплениях «линии Сталина». Но и немцы предвидели такую возможность. Командующий группой армий «Юг» фон Рунштедт постарался сорвать планомерный отход на эти мощные позиции.

1-я танковая группа фон Клейста проломила советские боевые порядки под Бердичевом. А южнее был осуществлен второй прорыв — в него устремились 17-я германская армия и отборный венгерский корпус. Командующий Юго-Западным направлением Буденный и командующий фронтом Кирпонос были уверены, что цель этих ударов — Киев. Перебрасывали навстречу все имеющиеся скудные резервы. Но неприятель обманул, оба клина вдруг повернули навстречу друг другу, сомкнулись, и образовался «котел» возле Умани, в него попали две армии, 6-я и 12-я. Ну а дальше повторилась такая же история, как в белорусских лесах и болотах. Деморализация, разброд, паника. Выйти из окружения было можно — и 11 тыс. бойцов вышло. Но в данном случае оба командующих армиями предпочли сдаться — и с ними сдалось более 50 тыс. подчиненных [114].

А выручить окруженных мешали другие посыпавшиеся удары. С юга, с территории Румынии, развивала наступление 11-я германская армия Манштейна. Она в немалой степени помогла своим союзникам. Русские несколько недель отражали натиск 3-й и 4-й румынских армий. Но Манштейн продавливал оборону с фланга. Для закрепления успехов перетянул в полосу своего продвижения значительные румынские контингенты — вместе с немцами у них получалось воевать гораздо лучше, чем самостоятельно. Нашим войскам под угрозой обхода приходилось пятиться. Неприятель вступил в Кишинев, а 5 августа немецкие и румынские соединения выплеснулись к Черному морю, отрезав от основных сил Приморскую армию в Одессе. Она была маленькой: две стрелковых и кавалерийская дивизии. Но эта армия сумела опереться на ресурсы большого портового города, получила помощь Черноморского флота. 4-я румынская армия под Одессой надолго и безнадежно застряла [55].

Но такие задержки воспринимались интервентами как досадные случайности. Они легко устраняли куда более крупные помехи. Например, Центральный фронт, пытавшийся вклиниться между группами армий «Юг» и «Центр». Сам виноват, сам полез между жерновов. Когда германские силы высвободились от других задач, они навалились с двух сторон — и добавили себе еще одну победу, еще сотни трофейных пушек, танков, многотысячные вереницы пленных. В сложившейся обстановке начальник Генштаба Жуков предлагал отвести войска на Украине за Днепр, прикрыться полноводной рекой. Но это означало сдать Киев, столицу Украины, один из красивейших городов Советского Союза! Даже упоминание об этом возмутило Сталина. Он обругал Жукова, тот вспылил, подал в отставку со своего поста, и ее приняли, генерала отправили на фронт [54].

Что предпринять, как спасать страну? Советское командование снова задумывалось о контрударах. Их решили подготовить более тщательно, сосредоточить более крупные силы. Направление подсказывала конфигурация переднего края — он явно выгибался в сторону Москвы. Жуков был назначен командующим Резервным фронтом, получил приказ организовать контрнаступление в лоб. А две группировки сосредотачивались на флангах. Одна — под Великими Луками. Вторая — новый Брянский фронт, вобравший в себя остатки разгромленного Центрального. Но на фланги обратили внимание не только русские. 21 августа фюрер издал директиву — приостановить наступление на Москву и провести операции на флангах, в направлении Ленинграда и Донбасса.

Впоследствии германские генералы породили теорию «роковых ошибок». Дескать, войну помешали выиграть грубые просчеты Гитлера. Оговоримся, что сами по себе подобные теории рассчитаны в значительной мере на дилетантов. В войне, где действуют массы людей и множество непредсказуемых факторов, становятся неизбежными те или иные неувязки, ошибки — Клаузевиц называл это «трением». А военное искусство именно в том и состоит, чтобы заметить промашки противника и воспользоваться ими. Допустим, если бы не «роковые ошибки» советского руководства, то немцы вообще не очутились бы под Москвой. Но это из вида упускается. А взять ее не смогли только из-за «ошибки» Гитлера. Отвлек войска с главного направления на второстепенные, и было потеряно время…

Но если уж разобраться более строго, то многие авторитетные исследователи, как западные, так и советские, сходятся в одинаковой оценке: в данном случае Гитлер никакой ошибки не допустил [43, 149]. Ошибка была заложена в самом плане «Барбаросса». Но ведь этот план составлялся не фюрером, а специалистами-генштабистами! Незыблемые правила военного искусства требуют концентрации сил на главных направлениях, сходящихся ударов. Но направления групп армий «Север», «Центр» и «Юг» расходились широким веером. Военная наука допускает подобные действия лишь в единственном случае. Если сопротивление неприятеля полностью сломлено! Если необходимо побыстрее занимать территорию, пока противник не организовал новые силы и не укрепился на новых рубежах.

На это, собственно, и рассчитывалось. Уничтожить Красную армию близ границ — и вперед! А после разгрома армии рухнет и государство, как было во всех «цивилизованных» странах, подвергшихся нападениям. Фельдмаршал фон Клейст впоследствии признавал: «Надежды на победу в основном опирались на мнение, что вторжение вызовет политический переворот в России… Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут собственным народом, если потерпит тяжелое поражение. Эту веру лелеяли политические советники фюрера». Однако власть Сталина оказалась гораздо прочнее, чем считали в Берлине. И гораздо прочнее, чем демократические правительства Европы, валившиеся от первых же потрясений. Советское государство устояло, жило, собирало солдат, реанимировало фронты и армии, которые были уже дважды или трижды уничтожены. Такого оборота германские планы никак не предусматривали.

А в реальной обстановке, сложившейся к концу августа, решение Гитлера было не просто логичным, а единственно верным. Фюрер и его советники знали о крупных советских силах, сохранившихся и копившихся на флангах. Была ясна и тактика Сталина. Если продолжить наступление на Москву, контрудары не заставят себя ждать. Придется опять поворачивать бронированные кулаки, отвлекаться. Выглядело более правильным зачистить фланги, а уже потом, без помех, рвануть к Москве.

Танковую группу Гота Гитлер передавал группе армий «Север», танковую группу Гудериана и 2-ю полевую армию — в состав группы армий «Юг». Передавал не насовсем, а на короткое время. Предполагалось — до 15 сентября. За три недели советские группировки будут разгромлены, опасность контрударов, способных помешать прорыву, устранится, и тогда-то можно будет сыграть заключительный аккорд по захвату русской столицы.

Относительно советских планов Гитлер не ошибся. Контрнаступление было назначено на тот самый день, когда подписывалась директива фюрера — 21 августа. Операция намечалась силами трех фронтов — Западного, Резервного и Брянского. На Центральном участке, под Ельней, две армии Резервного фронта нацеливались срезать выступ линии фронта, окружить стоявшие здесь четыре германских дивизии. Начали бодро, лихо. Позаботились стянуть сюда артиллерию, танки, неприятельскую оборону прорвали. Городок Ельня был освобожден. Сталин искал какие-нибудь новые стимулы, чтобы вдохновить и поощрить лучших воинов. Придумал восстановить термин «гвардия». Дивизиям и полкам, отличившимся под Ельней, присвоили звания гвардейских.

Хотя на самом деле эта победа, одна из первых побед над нацистами, не достигла ожидаемого результата. Окружение не удалось, немцы выскользнули из клещей. А войска, участвовавшие в операции, потеряли убитыми и раненными треть личного состава, около 30 тыс. бойцов. Но во фланговых группировках дело обернулось еще хуже. Ведь Гитлер передвинул сюда свои ударные кулаки! Из Великих Лук наступление начала 22-я советская армия и нарвалась на встречный удар. Ее с ходу смяли, охватили в кольцо, 34 тыс. человек угодили в плен, остальные кое-как просочились и покатились прочь, оставив Великие Луки противнику. Танковая группа Гота успешно соединилась с группой армий «Север».

И в это же время подошла к концу осада Таллина. Здесь располагалась основная база Балтийского флота, но войск было мало, сухопутная оборона оставалась слабенькой. Город продержался три недели, но немцы наращивали силы. Стало ясно, что штурм отбить не получится. Началась эвакуация. Но и выбраться было уже сложно. По берегам Финского залива немцы и финны выставили артиллерийские батареи, набросали в море мин. Тем не менее колонны кораблей Балтийского флота двинулись на прорыв к Кронштадту. Погрузили около 28 тыс. военнослужащих и 13 тыс. гражданских лиц.

Почти сразу же начались подрывы на минных полях, с воздуха на конвои набросилась германская авиация. То одно, то другое судно шло ко дну. Оказать помощь могли далеко не всем… За время перехода погибло 15 боевых кораблей (из них 5 эсминцев, 2 подводных лодки, 3 сторожевика, 2 тральщика, канонерка), 43 транспорта и вспомогательных судна. В водах Финского залива нашли свою смерть 10–12 тыс. человек. До Кронштадта дошли 145 кораблей и судов. А германские войска, осаждавшие Таллин, высвободились. Фон Лееб перебросил их и прибывшую к нему группу Гота на подступы к Ленинграду. С севера возобновили наступление финны, с юга надавили немцы. 8 сентября они овладели Шлиссельбургом, и замкнулось кольцо блокады. Ленинград оказался отрезанным от остальной России.

Ну а Брянский фронт генерала Еременко тоже намеревался наступать — однако на него обрушились танки Гудериана со 2-й полевой армией. Советское командование не сразу сообразило, что происходит. Восприняло этот маневр как начало наступления на Москву. На кратчайшем направлении, по Смоленской дороге, было понарыто множество рвов, понастроены укрепления, и высказывались предположения — группировка Гудериана хочет обойти эти оборонительные позиции, а потом повернет на север. Сюда начали спешно перебрасывать имеющиеся резервы.

Но корпуса Гудериана внезапно повернули не на север, а на юг! Ринулись в глубокие тылы Юго-Западного фронта, все еще удерживающего Киев. И в это же время совершила дерзкий и умелый маневр 1-я танковая группа фон Клейста. Она находилась гораздо южнее Киева, в низовьях Днепра. На левом берегу этой реки у немцев было захвачено несколько плацдармов. Возле Кременчуга саперы скрытно навели большой понтонный мост. Столь же скрытно к Кременчугу перебросили бронированные корпуса фон Клейста. Ночью, под проливным дождем, сотни танков хлынули через Днепр и обнаружились там, где их никто не ждал. Устремились навстречу Гудериану!

А командование Красной армии совсем запуталось. На Юго-Западном фронте находился представитель Ставки Верховного главнокомандующего, маршал Тимошенко. Теперь и он докладывал в Москву — надо срочно отходить, оставить Киев. Но командующий фронтом Кирпонос помнил — Сталин не хотел бросать столицу Украины, сердился. Поэтому отправлял противоположные донесения: заверял, что Киев он непременно удержит и сдавать не собирается. Получая такие доклады, Сталин тоже оказался сбитым с толку. Когда разобрался, что происходит, отправил разрешение все-таки эвакуировать Киев, но было слишком поздно. Лавины Клейста и Гудериана встретились, и очередной котел стал рекордным для всех войн до нынешнего времени. Возле Киева и в излучине Днепра в кольцо попали четыре армии и управление Юго-Западного фронта — около 600 тыс. человек!

Внутри кольца началось самое худшее: неразбериха. Управление и связь были потеряны. Армии превращались в толпы. Кто-то выбирался через фронт группами, поодиночке. Десятки тысяч погибали — шли куда-то по степям, их расстреливали с воздуха немецкие летчики, перехватывали отряды мотоциклистов. Голодные солдаты лезли ночью к селам, а их поджидали и поливали огнем пулеметчики. Пытались просочиться к своим и нарывались на заслоны врага. Среди павших был и командующий фронтом Кирпонос. 400 тыс. человек пополнили контингенты пленных, понуро потекли по украинским дорогам под понукания конвоиров. И теперь-то все южное крыло советско-германского фронта было взломано, зияло огромнейшей дырой. Враг хлынул к Крыму, Донбассу.

И еще одна трагическая цифра. Среди трофеев, захваченных немцами вместе с сотнями тысяч пленных, значилось всего… 50 танков! В летних сражениях была потеряна львиная доля советской боевой техники. Восполнить ее было уже невозможно. Заводы в западных областях были захвачены врагом или эвакуированы на восток — на Урал, в Сибирь, Среднюю Азию. Им еще предстояло как-то устроиться на новых местах и налаживать производство. Налаживать с новыми рабочими вместо тех, кто ушел воевать, — поставить к станкам и обучить женщин, подростков. Перед немцами подобных проблем не стояло. Их обслуживали чехи, французы, бельгийцы, голландцы, датчане.

Они вовсе не считали себя сторонниками Гитлера, преступниками, коллаборационистами. Они всего лишь честно и добросовестно трудились. Они это умели, они так привыкли. А за это Гитлер позволил им жить как они привыкли, сохранять уют и удобства. Они получали неплохую зарплату. Могли себе позволить зайти вечерком в любимое кафе. Поболтать с приятелями, выпить винца или пива. Могли прокормить семью, побаловать жену и детишек обновками, сводить в кино, иногда выехать на пикник. Разве это плохо? И разве это коллаборационизм? С июня до конца 1941 г. германская армия одних лишь танков получила 5,5 тыс. — больше, чем у нее было к началу войны…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.