Глава 3. Полоцк и Смоленск

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3.

Полоцк и Смоленск

Обратимся теперь к судьбам Полоцкой земли. Борьба с половцами в княжение Ярополка Владимировича, с началом которого возвратились из Греции (Византии. — Ред.) полоцкие князья, последующая за его смертью борьба в семье Мономаховичей и другие важные события на юге и востоке совершенно отвлекают внимание наших летописей от событий полоцких. Известия делаются более обильными только к концу XII века, да и то на короткое время. Возвратившиеся князья теперь уже держатся совершенно иной политики, они стараются завести дружественные сношения и с Мономаховичами, и с Ольговичами. Так, когда нелюбимый новгородцами Всеволод Мстиславич в 1137 году шел с братом Святополком через Полоцк в Новгород, Василько Полоцкий «сам выиха к нему и проводи его с многою честию, заповеда же ради Бога забы злобу отца их Мстислава». Но в 1140 году на Полоцк бежит из Новгорода Святослав Ольгович. В своем стремлении приобрести покровителей среди сильных князей, полоцкие Всеславичи роднятся с Ольговичами и Мономаховичами: в 1143 году Всеволод взял за сына своего дочь Василька Полоцкого, а Изяслав в том же году отдал дочь свою за Рогволода Борисовича. Войска полочан встречаются как вспомогательные в походах великих князей; так, их войска были с Ярополком в походе его на Чернигов 1138 года, в походе Изяслава на Туров в 1157 году. Таким образом, полоцкие князья находятся в подчиненном положении к великим князьям; они подпадают, как мы уже видели, влиянию соседних сильных смоленских князей при Ростиславе; влияние это при Давыде на время переходит в довольно значительную зависимость.

Что касается внутреннего положения земли, то со времени возвращения полоцких князей до половины XII ст. летописи вовсе не упоминают об этой стороне жизни. В 1143 году летопись называет Васильковну дочерью полоцкого князя и Рогволода Борисовича также помещает в Полоцке. Поэтому, кто из князей, Василько или Рогволод, занимали тогда Полоцкий стол, — определить трудно. Вероятно, последний сменил первого около этого времени, так как название жены сына Всеволода полоцкою княжною не указывает еще на то, что Василько жив еще был в то время и владел этим уделом.

Как бы то ни было, но в 1151 году мы видим на Полоцком столе Рогволода Борисовича. Полочане «яша» этого князя, сослали в Минск, а избрали Ростислава Глебовича. Но понимая, что Рогволод мог найти себе защитников, они в то же время снеслись с Святославом Ольговичем, отдались под его покровительство «яко имети его отцем себе и ходити в послушаньи его»[63].

Рогволод скоро освободился из заключения в Минске и в 1159 году является уже в Слуцке, который тогда принадлежал Святославу Ольговичу, и с помощью этого последнего, с его полком, направился в Друцк. Вследствие каких обстоятельств Святослав из покровителя Ростислава сделался его врагом и оказал помощь его противнику, — мы уже говорили. В Друцке в это время княжил сын Ростислава Глеб. При приближении Рогволода партия его в Друцке взяла перевес; к дручанам присоединились и полочане, приглашая князя. Они говорили ему: «князь, поезжай, не медли, мы рады биться за тебя и с детьми!» Более 300 приверженцев выехало к нему навстречу, остальные изгнали Глеба, разграбили его и дружины имущество. Рогволод утвердился в важнейшем из уделов. Тогда и в самом Полоцке приверженцы его начали действовать в пользу своего князя. Ростислав между тем заметил волнение в городе, собрал граждан, снова заставил их целовать крест, а сам с братьями Всеволодом и Володарем отправился на Рогволода к Друцку. Но поход был неудачен, дручане успели отбиться и враждующие князья заключили мир.

Но и мир был непрочен. Полочане снова «съвет зел свещаша»; они послали к Рогволоду, побуждая его идти к Полоцку, извинялись за прежний свой поступок с ним и обещали выдать ему Глебовичей. На следующий день после веча, граждане пригласили Ростислава, находившегося тогда в пригородном селе Бельчицах, на совет в город, под предлогом, что имеют к нему какое-то дело. В действительности же они хотели схватить князя. Когда последний уже отправился и был недалеко от города, к нему прискакал один из детских с известием, что в городе собралось против него вече и хотят схватить его; тогда Ростислав возвратился в Бельчицы, собрал дружину и ушел к брату Володарю в Минск, разоряя страну на пути[64].

Рогволод занял Полоцк. Но он решил ослабить своего противника, чтобы отнять надежду у его партии на возвращение. Рогволод собрал полочан, получил помощь от Ростислава Смоленского, приславшаго ему своих сыновей Романа и Рюрика с новгородцами и смольнянами, и отправился к Минску. На пути же прежде всего осадил он Изяславль, в котором княжил Всеволод Глебович; последний князь был в дружбе с Рогволодом и потому без долгого сопротивления вышел к нему, примирился с ним. Рогволод удел его Изяславль передал Брячиславу Васильковичу, а Всеволоду дал Стрежев. Отсюда он отправился к Минску, осадил здесь Ростислава, но через 10 дней заключил и с ним мир.

Борьба Борисовича с Глебовичами и на этот раз не прекратилась. Последнее не желали удовольствоваться своею отчиною и потому в том же году они напали на младших Васильковичей, Володшу и Брячислава, пленили их в Изяславле и отвели в Минск. Это обстоятельство заставило Рогволода летом следующего года отправиться на Минск, причем он воспользовался помощью Ростислава Смоленского, приславшего ему 600 конных торков под начальством воеводы Жирослава Нажировича; торки скоро ушли, но Рогволод продолжал осаду города в продолжение 6 недель, пока наконец не достиг своей цели, не заключил мира «по своей воле»; результатом было освбождение братьев Володши и Брячислава. Борьба между двумя линиями продолжалась и в следующем году. Рогволод снова ходил к Минску и «створи мир» с Ростиславом.

Наконец, и Рогволод решил бороться со своими противниками поодиночке. Он выступил в 1162 году на самого деятельного из них Володаря и осадил его в удельном его городе Городце. Володарь уклонился днем от сражения, но ночью напал на полочан и нанес им с помощью литвы сильное поражение. Рогволод убежал в Слуцк, оттуда перешел в свой удел Друцк, оставив намерение утвердиться в Полоцке: «а Полотьску не сме ити, занеже множьство паде Полочан», поясняет летопись.

Неудачная борьба с Глебовичами ослабила энтузиазм, возбужденный в Полоцке; когда Рогволод прибыл в Друцк, поддержка, оказанная ему Святославом, была незначительна. Ростислав Мстиславич также слабо помогал ему, а между тем полочанам приходилось выдерживать тягостную войну с другою линиею, не желавшею уступить первенства. Все это ослабило партию Рогволода, он понял это и удалился в Друцк, а полочане избрали Всеслава Васильковича.

Полоцк к концу XII века (реконструкция В. Стащенюка)

Князь этот, княживший до сего времени в Витебском уделе, держался во время только что описаной борьбы за Полоцк в стороне от нее. С избранием этого князя полочане получили сильную поддержку на некоторое время в князьях Смоленских, покровительствовавших Всеславу. С него начинается особенно сильное влияние в Полоцке Смоленска. Самое появление его на Полоцком столе сопряжено было, по-видимому, с уступкой смоленским князьям. В самом деле, в 1162 году он занимает Полоцкий стол, а в 1165 году Давыд Ростиславич занял Витебск. Потому не без вероятности следует предположить, что уступка Витебска была сопряжена с поддержкою, которую оказал Смоленск в этом случае, и также с целью приобресть себе в смоленских князьях верного покровителя в борьбе за Полоцк. Занятие Витебска Давыдом могло произойти непосредственно после занятия Всеславом Полоцка в 1162 году, потому что летописная заметка под 1165 годом о том, что Давыд «седе» в этом уделе, не указывает вовсе на время занятия им стола, а только лишь на владение. И действительно, Всеслав, как сейчас увидим, более чем кто-либо из князей Полоцких, пользовался защитой и поддержкою Смоленска.

Так, когда в 1167 году Володарь Глебович направился к Полоцку и вышедший ему навстречу Всеслав с полочанами был разбит, последний бежал к Давыду в Витебск. Из обстоятельств похода можно, кроме того, видеть, что при первом известии о движениях Володаря, Давыд послал Всеславу помощь: «не да ему съвъкупитися (Володарь — Всеславу, очевидно с Давыдом) и вдари на них изнезапы».

Разбив Всеслава, Володарь занял Полоцк, утвердился в нем («целова крест с Полтьцаны») и сейчас же направился к Витебску на Давыда и Всеслава.

Войска встретились на берегах какой-то реки. Давыд оттягивал время, не желал вступать в битву, выжидая брата своего Романа с смольнянами. Но ночью произошло смятение в лагере Володаря — «в полунощи бысть гром силен, яко воем бродящемся черес реку, и страх нападе на воя Володаревы» — вследствие чего они и разбежались. На утро Давыд, узнав о случившемся, послал в погоню за бежавшими. Случайная победа над противником дала возможность Всеславу снова занять Полоцк. Давыд, по выражению летописи, «посла» его туда, что указывает на значительную зависимость полоцкого князя.

Нельзя не обратить внимания и на то, что держание Витебска Давыдом было делом не его личным; это дело было всей Смоленской земли, всех Ростиславичей, которые при первой надобности шли на поддержку Всеслава и Давыда. Действительно, Витебск, как уже мы не раз указывали, занимал весьма видное положение при великом водном пути, он давал возможность смоленским князьям производить, в случае надобности, экономически репрессалии на Новгород, так же, как мы видели, служивший предметом стремлений Ростислава и его сыновей.

Вследствие сильной поддержки, оказанной Всеславичам, смоленское влияние в Полоцке делается преобладающим, но это влияние было таково, что Полоцк находился в более или менее подчиненном отношении к Смоленску. Так, мы видим полочан в походах князей Смоленских за Святослава Ростиславича на Новгород.

Союз со Смоленском и поддержка, оказываемая ему со стороны Полоцка, вовлекает последнего в борьбу с Новгородом. Едва только новгородцы успели на время освободиться от смоленских Ростиславичей, как под предводительством князя своего Романа Мстиславича, сына Мстислава Изяславича, предприняли поход на полоцкие владения, часть которых успели опустошить без сопротивления. Оттуда они напали на Торопецкую волость. Полочане сами не могли вступить в борьбу с сильным северным княжеством. Да в этом для них не было и необходимости, так как в этот самый период шла борьба Ростиславичей с Новгородом в союзе с Андреем Суздальским. Поэтому полоцкие Васильковичи, раз соединив свои интересы с интересами своих покровителей, являются в общем походе Ростиславичей и Андрея на Новгород, кончившемся, как известно, неудачей.

Летопись упоминает о том, что полоцкие князья, по приказанию Андрея, ходили в 1174 году на Ростиславичей под Вышгород, однако это обстоятельство не разорвало установившихся между обеими линиями отношений, хотя, быть может, в названном походе и участвовали Васильковичи. Интересно известие наших летописей, что Ярополк Ростиславич Владимирский, вознамерившись жениться на дочери Всеслава, «послав к Смоленску поя за ся». Таким образом, дочь Всеслава жила в Витебске у князей Смоленских. Это обстоятельство, кроме указания на существующие отношения, намекает и на то, что дочь Всеслава удерживалась в Смоленске, быть может, с целью держать в большей зависимости князя Полоцкого.

Заступничество смоленского князя предотвратило беду, грозившую Полоцку со стороны Новгорода. Когда в последнем начал княжить Мстислав Ростиславич и воодушевление народное сильно поднялось при первых успехах граждан под предводительством этого князя, новгородцы решили отомстить своему соседу за постоянную помощь, оказываемую его врагам.

В самом деле, Полоцк не только своим участием в походе с Ростиславичами на Новгород мог приносить последнему вред, но едва ли не более был опасен для него своим участием в коалициях, составляемых князьями Суздальскими и Смоленскими, о чем уже была речь. Подрыв в торговле, прекращение ввоза хлеба и прочего со стороны Полоцка не менее гибельно действовали на состояние Новгорода. Естественно, что жители последнего стремились при всяком удобном случае отомстить соседу; на одну из таких попыток мы уже указали.

Теперь настало, по-видимому, для новгородцев наиболее удобное время. Князь Мстислав Ростиславич был известен всей Руси своею храбростью и своим стоянием за неправды и обиды. Мстислав больше дорожил интересами своих граждан, на стороне которых была правда, чем интересами своих братьев, защищавших Полоцк. Вот почему он предпринимает этот поход. Предлог к нему, указываемый летописями, что будто бы Мстислав отправился на Всеслава за то, что дед последнего, знаменитый чародей, когда-то ограбил Новгород, — конечно, не имеет основания и, вероятно, новгородцы только вспомнили об этой обиде под влиянием последних событий; быть может, такое объяснение было пущено в ход еще и потому, чтобы воодушевить чернь и, с другой стороны, замаскировать истинную экономическую причину похода от Ростиславичей.

Но едва только Мстислав дошел до Лук, как брат его Роман, услышав о походе, немедленно послал к Всеславу в помощь сына своего Мстислава, а сам послал сказать брату: «обиды тебе нет, но если хочешь идти на его (Всеслава), то прежде пойди на меня». Предлог войны, выставленный новгородцами, был, конечно, не убедителен для Романа, понимавшего сущность дела. Новгородцы увидели, что спорить им трудно при такой энергической защите, и отступили (1178 год). Таким образом полочане избавлялись от неравной борьбы.

Мы уже указывали, что в Полоцкой земле происходила борьба представителей трех семей: Васильковичей, Глебовичей и Борисовича Рогволода. В начале борьбы смоленские князья, как мы видели, поддерживали Рогволода, но затем Всеслава. Как тогда разрыв смоленского князя с Рогволодом произошел по каким-то внутренним причинам, о которых летопись умалчивает, так теперь произошел разрыв Всеслава с Давыдом, а последний тесно соединяется с князем Друцким Глебом Рогволодовичем. Истинную причину трудно указать; быть может, сам Всеслав, утвердившись с братьями в своих уделах, стал тяготиться большою зависимостью от Смоленска. Во всяком случае, причина разлада скорее могла происходить от него, так как Давыду было невыгодно менять свое влияние над Полоцком и другими двумя уделами Васильковичей, Логожском и Изяславлем, на небольшой удел Рогволода, потерявшего притом влияние в самом Полоцке.

Как бы то ни было, но в 1180 году началась у Давыда и Всеволода Юрьевича борьба с князьями Черниговскими, старшими из которых были Всеволод и Святослав; о причинах вражды Ольговичей с Давыдом мы уже говорили. Первые, минуя собственно смоленские земли, решились напасть на Друцк, очевидно, рассчитывая нанести удар Давыду с более слабой стороны. Сначала туда двинулись Ярослав Всеволодович и Игорь Святославич с отрядом половцев. Святослав в это время находился в Новгороде и готовил северное ополчение. Но он предварительно заключил союз с разными полоцкими удельными князьями, из которых главными союзниками являются Васильковичи, Всеслав с полочанами, Брячислав с витеблянами, Всеслав Микулич с логожанами; кроме того, сын Владимира Андрей, племянник его Изяслав и Василько Брячиславич. Все они, соединившись, прошли мимо Друцка к северу, чтобы соединиться со Святославом. Таким образом, мы видим, что почти все полоцкие князья, прежние союзники и даже подручники Давыда теперь соединились против него.

Давыд со своим полком быстро двинулся к Друцку и занял его. Здесь в это время уже княжил сын Рогволода Глеб. Давыд хотел немедленно сразиться с Ярославом и Игорем, пока они не успели соединиться со Святославом и полоцкими князьями. Но Ярослав и Игорь уклонились от сражения, выбрали возвышенное место на берегу Друти, стали там; Давыд стал на противоположном берегу, но действовал нерешительно. Дело пока ограничивалось незначительными схватками и перестрелкою через Друть. В этом прошла неделя. Тогда явился Святослав с новгородским ополчением и союзниками, начал гатить Друть с тем, чтобы напасть на Давыда. Последний, не дождавшись сражения, не надеясь справиться с более многочисленными противниками, убежал ночью в Смоленск. Однако и союзники не могли воспользоваться бегством защитника Друцка. Святослав сжег передовые укрепления города, но опасаясь нападения Ростиславичей на собственные черниговские владения, двинулся на юг, отпустив новгородцев.

Таким образом смоленский князь потерпел поражение, но противники его торжествовали недолго. Полоцкого князя Давыд решился поставить в зависимость от себя более энергичными мерами. Он в 1186 году направился на Полоцк; с ним пошел и упомянутый Василько и друцкий князь Всеслав, вероятно, Рогволодович; с севера с новгородцами шел на Полоцк сын Давыда Мстислав. Полочане, сойдясь на вече, решили, что «не можем противустоять Новгородцам и Смольнянам; если мы впустим их в землю свою, то хотя и заключим мир с ними, все-таки много зла сотворят нам, опустошат нашу землю, идя на нас; пойдем к ним на сумежие». Действительно, полочане встретили ополчение смоленское и новгородское на границе: «и сретоша я на межах с поклоном и честию и даша дары многа». Дело уладилось без борьбы, мир был заключен.

Неизвестно, какие обязательства приняли на себя полочане при заключении мирных условий; наиболее вероятным представляется предположение, что Давыду был уступлен в этот раз Витебск, как сейчас увидим. Сам же Полоцк, если и принял какие-либо обязательства, то держался их недолго, и уже под 1191 годом летопись рассказывает, что новгородский князь Ярослав Владимирович, в сопровождении «передней» дружины новгородской, сошелся с князьями полоцкими на границе и здесь они заключили союз, «положили любовь» между собою с тем, чтобы на лето отправиться вместе либо на Чудь либо на Литву. Ярослав действительно ходил на Чудь, но выполнили ли свое условие полочане — летопись не упоминает.

Этот союз с Новгородом показывает, что полочане стремились приобрести себе союзника против Смоленска: они дали дары новгородскому князю и согласились идти с ним на Литву или Чудь, между тем как им самим не было причин для этих походов, так что дары и поход, быть может, были со стороны полочан только услугой за союз. Торжественное шествие Ярослава к границе Полоцкой, привлечение «передних» новгородских мужей к заключению мирных условий, указывает на то, что совещание о походе на Чудь не было главным предметом обсуждения собравшихся представителей двух соседних народоправств. Сущность совещаний следует видеть гораздо глубже: здесь полочане и новгородцы старались заключить союз против Ростиславичей, подавлявших свободу тех и других.

Смоленское влияние на Полоцк и его уделы, как уже мы видели, падает, князья его пытаются вступить в союз с Ольговичами и оказывают им значительную поддержку. Но Ольговичи, со своей стороны, плохо поддерживают полочан и лишь пользуются их помощью во время нашествий на Давыда, не оказывая им помощи в свою очередь. Последним походом своим, как мы видели, Давыд достиг того, что ему был уступлен Витебск, хотя в условиях о мире об этом не говорится, но уступка эта ясна и так. В походе 1180 года Ольговичей на Друцк мы видим в числе их союзников Брячислава Васильковича из Витебска. А в 1195 году, т.е. 4 года спустя после Давыдова похода, Витебск находился уже в безусловной зависимости у смоленских князей.

План Смоленска в XIII-XIV вв. (по Н.В. Сапожникову)

Когда начались известные уже нам переговоры о Киевском столе между Ольговичами и Ростиславичами, первые, очевидно, сильно добивались завладения Витебском. Это вполне понятно, потому что они тогда имели бы в своем владении город, находящийся в самой земле Полоцкой, могли бы значительно усилить свое влияние в этой области и постоянно мешать политическим видам князя Смоленского. Рюрик Ростиславич уступил Витебск Ольговичам, но с тем, что он предварительно переговорит с Давидом. Ольговичи же поторопились занять город. Ярослав послал туда племянника своего Олега Святославича, к нему присоединились разные удельные полоцкие князья. Давыд послал под начальством Мстислава Романовича войска, которые, благодаря успеху полочан, и потерпели поражение; Мстислав Романович был взят в плен.

В каком отношении к Давыду находился Витебск, видно из того, что Ростиславичи распоряжаются им как своим городом, хотя и был здесь свой князь, зять Давыдов, вероятно, один из князей полоцких. Карамзин называет его Васильком.

Хотя, как известно, Давыду и удалось удержать за собою Витебск, однако влияние его на Полоцкую землю, как мы видели, все более и более ограничивалось; он, потеряв влияние над самим Полоцком, поддерживал князей Друцких, но один из них, Борис Рогволодович, был в числе союзников Ольговичей и пленил Мстислава Романовича во время только что описанного похода.

Таким образом, Давыд потерял значение и в Друцке, удержав только Витебск, и то как подвластный уже город.

Описывая последние события, наши летописи вовсе не упоминают имени полоцкого князя. Это дало повод к самым разнообразным предположениям. Всем известна неудачная комбинация Стрыйковского, пытавшегося заполнить пробел летописей, выдвинув какого-то Бориса Гинвиловича. С конца прошлого века (автор имеет в виду XVIII век. — Ред.) сыплются нападки на Стрыйковского, а между тем удовлетворительно вопрос все-таки не решен. Самое обычное объяснение — это то, что Полоцк переживал в конце XII века смутное время, управлялся единственно вечем, пока им не завладели литовцы.

В промежутке этого времени на фоне полоцкой истории появляется князь Владимир, о котором рассказывает Генрих Латыш[65].

Лыжин, ища этого Владимира, нашел его в лице Владимира Рюриковича и отожествлял Обоих князей. Но это натяжка. Рюрик никакого отношения к Полоцку не имел, как известно, — а главное, — как смоленское влияние к концу века потеряло всякую силу, мы только что видели. Кроме того, упомянутый автор указывает на близкое родство Всеслава и Брячислава Васильковичей со смоленскими князьями. Но такой переход всей Полоцкой земли к Рюриковичу неестествен уже потому, что о таком близком для Руси человеке знают и южные, и смоленские летописи. Но самое главное — это то обстоятельство, что Владимир Рюрикович родился только в 1187 году, тогда как Генрих Латыш в первый раз упоминает о Владимире Полоцком около 1186 года; это упустил Лыжин из виду в своей статье. Да и вообще едва ли имеет смысл попытка исканий Владимира Полоцкого в каком-либо из смоленских или других князей. Хотя наша летопись не упоминает имени полоцкого князя, но это не доказывает, что там его не было. Ведь наши летописи многого, конечно, не знают о полоцких делах.

На рубеже XII ст. Смоленск оставляет свои притязания на Полоцк, в смоленские летописи не попадают известия о нем, центр государственной жизни переносится к Всеволоду во Владимир — причины молчания понятны[66]. С другой стороны, предполагать исчезновение очень многочисленных полоцких князей — тоже нет основания, ибо в походе 1180 года их насчитано в летописи семь. Между тем Генрих Латыш всеми признается одним из добросовестных хроникеров своего времени, которого еще никто не мог упрекнуть в фактической, более или менее важной, неточности.

Поэтому нам кажется, что вполне естественно считать Владимира непосредственным преемником Всеслава на Полоцком столе. В самом деле, летопись упоминает о Всеславе в последний раз в 1180 году а Генрих Латыш говорит, что Мейнард «aeeepta itaque licentia а rege. Waldemare de Plocekc, cui Lyvones adhuc pagani tributa solvebant». Это было около 1186 года. Другой вопрос, к какой линии полоцких князей принадлежал этот Владимир.

Заканчивая рассказ о внешней истории Полоцкой области, нельзя не упомянуть об известии Татищева о Владимире Минском. Сущность рассказа Татищева состоит в следующем. В 1182 году Василько Дрогицкий «поссоряся» с Владимиром Минским, призвав в помощь поляков и мазовшан, пошел к Бресту; на Буге противники встретились, Владимир проиграл битву и ушел в Минск, а Василько занял Брест; но «бояся сам тут быть, оставил в нем брата жены своей с Поляки, сам возвратился в Дрогичин». Владимир Володарович снова собрал войско, получил помощь от князей полоцких, взял Брест, избил мазовшан, снова пошел за Буг и наступил на Василька на реке Буг. Последний потерпел поражение и удалился к Лешку, но потом снова вернулся и с помощью поляков принудил его (Владимира) «оставя Подляшие, область Василькову, выйти к Бресту за реку Буг». По нашему мнению, не может подлежать сомнению, что имя Минска явилось здесь чисто случайно[67].

Мстиславль в XIII–XIV вв. принадлежал Смоленску

Из рассказа Татищева ясно, что Владимир владел Брестом, что этот город, однако, принадлежал ему не как коренной удел, а только был придатком к тому уделу, который Татищев называет Минским. Борьба на Буге кого-нибудь из Глебовичей Минских, их походы к Бресту, Дорогичину весьма сомнительны, даже невозможны: Минскому князю с маленьким войском из своего маленького удела трудно было бы делать огромные переходы к Дорогичину и вообще в Подляшие, с которым Полоцк не связывало ни одно событие предшествующего времени, пришлось бы проходить через пинские и ятвяжские земли и пр.

Далее, ни Татищев ни описанное им событие не указывает ни одним словом на то, что тут есть какое-нибудь соотношение к земле Полоцкой. Кроме того в передаче Татищева перепутаны мелкие подробности, на что указал уже Андрияшев (в своей «Истории Волынской земли». — Ред.), полагающий невозможным приложить вполне это известие к Дрогичину. Таким образом, название Минска попало случайно и есть перевранное имя какого-нибудь города, каковые неточности очень часто встречаются у Татищева. Ближе всего предположить, что Татищев вместо Пинск пишет здесь Минск[68]. В самом начале XIII века в Пинске является Владимир, о борьбе с Васильком которого и дошли отголоски до Татищева.

Таким образом, повторяем, по нашему мнению, непосредственным преемником на Полоцком столе Всеслава Васильевича является Владимир, которого не знают русские летописи, но который хорошо был известен Генриху Латышу, что вполне естественно вследствие отделения полоцких интересов от интересов остальных русских земель.

Мы рассмотрели лишь историю внешних отношений Полоцкой земли к Смоленску и Новгороду за последнюю половину XII ст. Внешние отношения ее только и исчерпываются этими двумя соседями; с другой стороны, с запада, с начала 80-х годов начинают проясняться отношения Полоцкой области к литве и немцам. Но отношения как те, так и другие в XII ст. еще слишком незначительны, неясны, их можно понять, только сопоставив с важными фактами последующего времени, что не входит в нашу задачу. Но теперь обратимся еще к внутренней истории Полоцка, рассмотрим те течения областной жизни, о которых дают нам хоть какие-нибудь намеки наши источники.

* * *

В развитии областной жизни Полоцка замечаются два главных течения — развитие вечевых начал и стремление пригородов сделаться более самостоятельными. Факты, относящееся и к тому и к другому вопросу крайне скудны, большинство известий было уже указано нами, а потому теперь придется еще раз просмотреть их со стороны внутренней жизни области.

Рассматривая распределение уделов между Всеславичами, нельзя не заметить, что и в Полоцкой земле происходит то же явление, что и в других русских землях. Полоцкий стол как главный в области составляет достояние всех Всеславичей, которые занимают Полоцк или по старшинству, или вследствие военных действий, или же по приглашению веча. Были ли последние два случая занятия стола аномалиями, случайными явлениями, утверждать трудно; по крайней мере можно наметить уделы тех из Всеславичей, которые оставили потомство мужское в удельных городах, но ни одна линия не владеет последовательно Полоцком, все линии меняются. Полоцкий князь является лишь представителем области, но не имеет, по-видимому, фактической власти над остальными князьями и их уделами.

Поэтому едва ли не как представитель области упоминается в походе 1103 года на половцев Давыд Всеславич, а также ив 1104 году в походе вместе с Мономахом на Глеба Минского. С 1128 года Полоцкий стол, против воли граждан («сътиснушася») и по настоянию Мстислава Мономашича, занял Рогволод Всеславич вместо Давыда. В 1133 году, с началом княжения Ярополка, полочане сажают к себе на стол сына третьего из Всеславичей — Василька Святославича. Он княжил, по-видимому, до 1143 года и, вероятно, умер на этом столе, потому что занятие Полоцка четвертым представителем Всеславичей — Рогволодом Борисовичем произошло без борьбы, по крайней мере таковая не занесена в летописи, а о Васильке она больше не упоминает. Наконец, в 1151 году Ростислав Глебович Минский занимает стол после того как полочане «яша» Рогволода.

Таким образом, мы видим, что все Всеславичи, кроме Романа, о смерти которого летопись упоминает еще в 1114 году, и Ростислава, вероятно, не возвратившегося из ссылки и не оставившего сыновей, — все остальные побывали на Полоцком столе или сами (Давид, Рогволод) или их сыновья. Но вовсе нет случаев, чтобы племянник занимал стол при жизни дяди.

Это наводит на мысль, что установившийся порядок занятия главного стола был таков, что его занимал один из Всеславичей; но думать, что непременно старший в роде занимал главный стол, факты не дают возможности. Исчисленные факты очень неполны для такого заключения (главное — мы не знаем старшинства сыновей Всеслава), но даже прямо противоречит ему: по-видимому избрание зависело исключительно от воли веча: мы не знаем только, как сел первый преемник Всеслава — Давыд, по избранию или по назначению отца, но уже Рогволод Всеславич не по родовому старшинству занимал стол. Василько Святославич и Ростислав Глебович тоже по избрании и т.д. Но вече старается избирать старейшего из князей, — это очевидно; причина такого явления естественна: такой князь был хорошо известен в Полоцке, успевал составить себе партию, вече могло надеяться на уменье его поддержать интересы города, избавить его от междоусобия и прочее.

Хотя и был признаваем в древней Руси принцип перехода главного стола данной области к старшему в семье, как это строго выдерживалось в Чернигове и Смоленске, но относительно Полоцкого стола этого сказать нельзя, как мы видели. Княжеская власть здесь не успела утвердиться, так как вече взяло решительный перевес. Факты вечевых решений мы уже не раз указывали, но на переломе XII и XIII веков, когда наступает смутное время в истории Полоцкой земли, значение веча еще увеличивается. Добавим еще к известным нам фактам, что полочане не только избирали себе князей и изгоняли их, но также и заключали договоры, по-видимому, без участия, по крайней мере главного, представительного, князей своих.

Краткие известия наших летописей очень красноречиво говорят об участии веча в междуземельных отношениях. Так, уже рассказано, как в походе Давида на Полоцк в 1186 году летопись передает решение веча заключить союз с Давыдом: «и слышаша Полочане, и здумаша рекуще: не можем стати». Точно так же самостоятельно заключает союз с Ярославом Новгородским полоцкое вече в 1191 году. Одним словом, важные прерогативы полоцкого веча, кроме решения дел внутренних, состояли вправе выбирать и изгонять князя, заключать договоры с соседними князьями; в случае каких-либо недоразумений с князем оно призывало его к себе на объяснения, как видно из переговоров с Ростиславом Глебовичем; собиралось вече у собора святой Софии.

Современные известия высокого мнения о самостоятельности самоуправления Полоцка. Всем известно указание «Летописи Быховца», почерпнутое, очевидно, из более раннего источника, что полочане «вечом ся справляли как великий Новгород и Псков». Стрыйковский, увлекавшийся этою независимостью народного правления в Полоцке, сочинил даже басню о правлении 30 старейшин в Полоцке, которая, конечно, есть только подражание греческим известиям о тридцати тиранах.

Всем известно выражение суздальского летописца:

«Новгогродци бо изначала, и Смолняне, и Кыяне, и Полочане, и вся власти якоже на думу на вече сходятся, на что же старейший сдумають, на томь же пригороды стануть».

Древний Чернигов (реконструкция)

Но приведенный взгляд летописца на отношения пригородов к главному городу несколько неверен, по крайней мере по отношению к Полоцку. Летописец, очевидно, приводит этот исторический принцип древнерусской жизни, чтобы доказать правоту требований ростовцев. Но везде, а тем более в Полоцке, пригороды по мере возможности постепенно захватывали все большую и большую долю самостоятельности и независимости от главных городов.

Борьба их видна в самом начале исторической самостоятельности полоцких кривичей. Так, мы уже видели, что в походах на Глеба Минского принимает деятельное участие с Мономахом князь Полоцкий Давыд, Минчане усердно защищают своего князя. В этой поддержке удела князю нельзя не видеть борьбы его с главным городом, представителем которого является Давыд. Очень быть может, что для Мономаха, дорожившего старинными принципами русской жизни, вмешательство в дела борьбы удела с главным городом, кроме соблюдения своих интересов, имело также и принципиальное значение. Следя далее за историей полоцкой жизни, мы встречаемся снова с борьбой сыновей Глеба Минского из-за Полоцкого стола с Рогволодом Борисовичем. Опять в этой борьбе не раз упоминается, что именно полочане, а не княжеская дружина являются главными защитниками полоцких интересов. С другой стороны, дручане сильно поддерживают своего кандидата на главный стол, пока на нем не утверждается Всеслав Василькович с помощью смоленского князя.

Такое отношение полоцких пригородов к самому Полоцку станет для нас вполне понятным, если мы постараемся вникнуть в то, что такое представлял собою удел Полоцкой земли.

Следя за борьбою князей из-за Полоцка, нельзя не заметить, что полоцкие удельные князья не переходят с одного удела на другой, что еще сыновья Всеслава осели уже в своих уделах. Так, мы знаем, что Глеб Всеславич получил Минск и крепко держался его; сыновья его также владели Минском и прилежащими городами. Полочане пленного Рогволода отправили к Ростиславу Глебовичу в Минск, а его оттуда привели. Ростислав, узнав об измене полочан, пошел к Володарю, брату своему, в Минск, этот последний, как видно из похода 1162 года, владел Городцом. Третий Глебович «имея великую любовь к Рогволоду», получил от него Стрежев на северной стороне Двины; вероятно, Борисович хотел разъединить силы противников и дал северный город наиболее дружественно расположенному к нему Глебовичу. Таким образом, мы видели, что Глебовичи от начала до конца XII ст. держатся своего отцовского удела.

То же мы замечали и за остальными линиями. Василько Святославич, в 1133 году призванный полочанами на стол, владел несомненно от отца своего Витебском. Мы видим, что впоследствии Всеслав, сын его, владел этим уделом. К. Витебскому уделу тянул и Изяславль. Рогволод, отнимая этот город от Всеволода Глебовича и отдавая его Брячиславу Васильковичу, мотивировал это тем, что «того бо бе отцина».

Борис Рогволодович получил, вероятно, от отца Друцк, граждане которого поддерживали его с такой охотой и в котором мы видели сына его Глеба Рогволодовича в 1180 году, а в 1196 году Бориса, вероятно, также сына.

Не без вероятности также следует видеть в упоминаемом походе на Друцк в 1180 году Всеславе Микуличе из Логожска потомка Брячислава, сына Давыда Всеславича, владевшего этим городом.

Из остальных Всеславичей, Роман и Ростислав, очевидно, не оставили потомства, а два Рогволодовича, отправленные Мстиславом в Грецию (Никоновская летопись сообщает их имена — Иван и Василий), очевидно, не вернулись оттуда.

Из только что сказанного ясно, что в Полоцке уделы по тем или другим причинам получили не временных князей, но постоянные линии, чего не было в других областях древней Руси в данное время. Это обстоятельство значительно облегчает понимание причин борьбы уделов с главным городом. Получив самостоятельного князя, дорожащего интересами удела, этот последний, естественно, мог оказать главному городу большее сопротивление, чем борясь сам без постоянного предводителя. Но нельзя не заметить также, что князь в уделе был столь же ограничиваем властью местного веча, как и в Полоцке; в случае нужды вече же являлось главным помощником князя. Описанные случаи борьбы представляют несколько таких примеров, в которых влияние веча очевидно. Пригородное вече также считало себя правоспособным в выборе и удалении князя, что мы ясно видим в рассказе летописи о вечевых собраниях в Друцке при приглашении туда Рогволода Борисовича и удалении Глеба Ростиславича.

Удельные князья распоряжались в своих уделах, при делении владения ими между членами семьи, по тому же принципу, по какому вообще делились уделы между князьями области: старший занимал лучший стол, более сильный, младший — менее важный. Этот принцип не успел развиться относительно главного города земли — Полоцка, как мы уже указывали, но в пригородах он прилагался едва ли не с большею последовательностью.

Так, в самом деле, Ростислав был старший, очевидно, из Глебовичей, за ним следовали Володарь и Всеволод. В момент избрания Ростислава полочанами мы видели его в Минске, но когда он удалился из Полоцка, то летопись говорит, что Ростислав пошел к Володарю в Минск. Следовательно, во время отсутствия его, брат Володарь владел главным городом удела Глебовичей, но когда брат принужден был оставить главный стол, Володаря мы снова видели в Городце — несомненно, менее важном уделе, чем Минск. С другой стороны, Всеслав Василькович владел Витебском до занятия стола Полоцкого, но завладев им, он передал Витебск брату своему Брячиславу, как это видно из похода на Друцк в 1188 году (разумеется, Брячислав мог владеть Витебском только в тот незначительный период времени, когда этот город отошел от Давыда, то есть около 1180 года).

Но в каком отношении находились уделы друг к другу и к Полоцку в конце XII ст.? Как кажется, источники дают повод утверждать, что уделы были совершенно самостоятельны во внутреннем управлении, и во внешней политике согласовывались или нет с желаниями и видами главного города только тогда, когда это считалось полезным. Так мы видим, что прежде дручане с князем своим Рогволодом заключили союз со Святославом Ольговичем, находились под покровительством Ростислава Мстиславича, не согласуясь с тем, насколько такие союзы выгодны для Полоцка. Потом поддержкою смоленских князей пользовались Васильковичи, уступив даже 1 157 за поддержку Витебск. В походе на Друцк 1180 года мы видим всех /полоцких удельных/ князей в союзе с Ольговичами, а один только Глеб Рогволодович является сторонником Давыда, а в 1195 году друцкий же князь Борис — уже противник смоленского князя.

Одним словом, князья удельные во внешних делах уже с половины XII века являются вполне самостоятельными. Если каждый из них в отдельности признает тот или иной союз полезным, заключает его. Иногда таким образом сходятся интересы большинства или всех князей; так все они были против Давыда в только что названном походе, в походе же за него в 1190 году, в соглашении с Ярославом Новгородским в 1191 году.

Таким образом, и здесь, в Полоцкой области, развивались те же основы древнерусской общественной жизни, какие мы видим и в других областях, но только с той разницей, что в Полоцке они развивались гораздо скорее, а потому и оказались раньше обветшавшими, не удовлетворяющими жизненным потребностям нового общества. Но в это время история выдвинула западных соседей полоцких кривичей, молодое и здоровое литовское племя, которое дало Полоцку, взамен его высококультурных начал, жизнедеятельные силы.

В конце XII века отношения литовцев к Руси только начинают зарисовываться на историческом горизонте, а полное развитие этих отношений, замечательное в культурном отношении взаимодействие двух народностей, доступно для историка только с половины XIII ст., судьбы которого не входят в нашу задачу.

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

Митрофан Викторович Довнар-Запольский (1867–1934) — крупный историк, этнограф и экономист, один из основателей белорусской национальной историографии.

Родился в Речице в семье мелкого чиновника, в 1894 г. окончил Киевский университет. В 1895–1901 гг. работал в Москве. В 1901–1919 гг. жил и работал в Киеве. Был приват-доцентом, профессором, заведующим кафедрой русской истории в Киевском университете (1901–1906), затем создал и возглавил (1906–1917) Киевский коммерческий институт — первое в империи высшее учебное заведение экономического профиля. Одновременно с ректорской деятельностью заведовал в этом институте кафедрой истории народного хозяйства.

Весной 1918 г. возглавил Белорусскую торговую палату в Киеве, сотрудничал с белорусскими газетами, был членом комиссии правительства БНР по организации Белорусского университета в Минске.

В 1920–22 гг. профессор Харьковского университета. В 1922–25 гг. жил в Баку, работал проректором Азербайджанского университета и одновременно профессором Политехнического института.

С 1 октября 1925 по 1 сентября 1926 жил в Минске. Был здесь профессором кафедры истории Беларуси в БГУ, действительным членом Института белорусской культуры, сотрудником Госплана БССР. Однако высшее партийное руководство республики, с подачи партийных идеологов, обвинило его в «реакционных взглядах» на историю и потребовало покинуть Минск.

С сентября 1926 и до своей смерти в сентябре 1934 М.В. Довнар-Запольский жил в Москве, где работал в Тимирязевской сельхозакадемии (читал курс экономической географии) и в Институте народного хозяйства имени Плеханова (читал курс истории торговли).

Автор примерно 200 научных и научно-популярных статей, которые он опубликовал за 46 лет (с 1888 по 1934 год) в самых разных изданиях (сборниках, календарях, журналах, газетах). Кроме того, много текстов остались в рукописях.

Основные научные монографии Довнар-Запольского следующие:

— «Белорусское Полесье». Киев, 1895.

— «Западно-русская сельская община в XVI веке». Петербург, 1897.

— «Спорные вопросы по истории Литовско-Русского сейма». Петербург, 1901.

— «Государственное хозяйство Великого княжества Литовского при Ягеллонах». Киев, 1901.

— «Очерки по организации западно-русского крестьянства в XVI веке». Киев, 1905.

— «Народное хозяйство Белоруссии, 1861–1914». Минск, 1926.

— «История Беларуси» (завершена весной 1926 г.).

Публикацию этой книги запретили партийные органы, все экземпляры рукописи были конфискованы у автора. Книга впервые вышла в свет в Минске в 1994 году, но без трех утерянных глав (главы 8, 9, 10).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.