III. Вильгельм Лонгсворд (Длинный Меч)

III. Вильгельм Лонгсворд (Длинный Меч)

Во славу давно минувших битв.

Вордсвор

Прежде чем проследить судьбу нового герцога, молодого Вильгельма Лонгсворда, нам следует сделать краткий обзор истории Франции и посмотреть, какие традиции могли оказать влияние на колонию северян и каковы были взаимоотношения между соседями. Возможно, чтобы все стало понятно, стоило бы вернуться во времена правления Карла Великого, унаследовавшего великое королевство и затем расширившего его посредством войн и благодаря искусству управления государством (еще до коронации в Риме в 800 году), императора не только Германии и Галлии, но и части Италии, северо-восточных областей Испании. Большая часть этой территории разделила славу Великой Римской империи и впоследствии пала вместе с ней. Будучи человеком, обладающим огромной властью и значительными возможностями, Карл Великий восстановил многие прежние достижения.

Наряду с проведением своих великих кампаний он находил время для развития образования в стране. Он основал нечто вроде педагогического училища, где преподавали лучшие учителя, а его дочери занимались переписыванием рукописей. Самому императору нравилось, когда во время трапезы ему читали книги, а по ночам он любил наблюдать за звездами.

Может быть, некоторые истории о нем и придуманы, но то, что он был великим полководцем, опытным правителем и законодателем, а также просветителем, бесспорно. Так же, как и Рольф, он был одним из тех, кто оставил значительный след в мировой истории. В годы его правления был сделан большой шаг вперед. Когда мы узнаем, что ему потребовалось около 40 лет, чтобы покорить саксов, которые жили в северной части страны, когда читаем рассказ о великой битве при Ронсевале, где победу одержали баски, когда следим за Карлом Великим во времена этих кампаний, мы не можем не заметить, что его противники сражались против того порядка, который он представлял. И не только потому, что они не хотели видеть Карла Великого в качестве своего короля, но и потому, что они не желали принимать христианство и отказываться от своей веры и идей.

Когда он умирал, то был правителем великого союза стран, которые до этого не могли объединиться из-за различий и вражды. Карлу Великому удавалось управлять всеми, потому что ему подчинялись все сыновья и военачальники, которых он сделал правителями различных провинций, — все они зависели от него. Его слава была огромна. К нему приезжали послы из далеких восточных стран, и он, бесспорно, чувствовал, что создает великую империю для своих потомков.

Но через 30 лет после его смерти империя раскололась па три части, а спустя еще 34 года вся она рассыпалась в результате неумелого правления его потомка, которого также звали Карл, но в отличие от своего великого прадеда он пошел в историю как Карл Толстый. Из осколков старой империи были образованы королевства Франции, Италии и Германии с менее значительными государствами — Лотарингией, Бургундией и Наваррой. Но, хотя великая империя распалась на куски, каждая ее часть сохранила ту духовную сущность, которую вдохнул в нее великий император. И поэтому в его обширных владениях не было уголка, который даже спустя долгие годы после его смерти не способствовал бы развитию человеческой цивилизации.

Все это время усиливала свои позиции знать, поскольку власть изначально предоставлялась лишь военачальникам короля, которые назначались или смещались с постов в зависимости от королевской прихоти. Со временем они добились передачи занимаемого положения по наследству, а также определенных прав и привилегий. Все это легло в основу феодальной системы, а с ее развитием глубоко укоренилось.

Каждый военачальник имел надежду стать хоть маленьким, но правителем и завещать семье все блага и приобретения, которые ему удалось добыть. И как только эти феодальные вожди набирали силу, они готовы были вести сражения — не только все вместе за своего короля или сюзерена, но и за себя. Землевладелец мог со своими подданными выступить против соседа в надежде на то, что заставит его платить дань.

Если вы знакомы с "Историей Рима" или с "Расцветом и падением Римской империи", то можете проследить за еще более ранними изменениями, происходившими в Древней Галлии. Франки, воинственный союз германских племен, двинулись на запад. В V веке, когда пала Великая Римская империя, сотни, тысячи франков поселились в захваченных провинциях. Но странное дело: со временем они исчезли, но не потому, что они или их потомки вернулись назад и оставили Галлию, а потому, что приняли образ жизни и обычаи этой страны. Их еще называли франками, и даже часть страны называлась Францией, но обе расы уже полностью смешались друг с другом, и покорители были такими же галлами, как и покоренные. Они даже говорили на новом языке. Из этого явствует, что произошло усиление расы галлов, а не ее покорение. Так что приход франков знаменовал собой основание не новой провинции Германии, а французской нации.

Сильно изменился язык, потому что, безусловно, к нему были добавлены многие франкские или германские слова, как прежде к галльскому языку романские. Были и другие перемены. Действительно, нас нисколько не удивляет факт, что германские короли, потомки самого Карла Великого, считались иностранцами, а некоторые французские вожди, феодальные лорды и принцы противопоставляли себя монархам.

Это были смелые люди, готовые сражаться за то, чего хотели добиться. Карл Толстый не смог удержаться на троне. Во время правления Рольфа Франция постоянно вела войны, иногда внутри страны, и почти всегда — с соседними провинциями и королевствами. Современник Рольфа, Карл Простоватый, потерял свое королевство в 922 году, когда знать подняла мятеж и его место занял другой вождь, которого звали Гуго Великий, граф Парижа. До конца своих дней Карл Простоватый был пленником графа Вермонда, у которого он требовал защиты и на дочери которого был женат Вильгельм Лонгсворд.

Среди французской знати предательство было совершенно обычным явлением. Каждый стремился стать богаче и величественнее и служить там, где можно было получить больше выгод. Много времени тратилось на дипломатию, переговоры, а также на сражения, однако во всем этом было мало преданности народу и заботы о его благосостоянии.

В Нормандии стремление к улучшению ситуации проявлялось все более и более целенаправленно; вместо того чтобы отстаивать осколки расчлененного королевства, Рольф осторожно строил новое, а вместо того чтобы ломать законы, создавал новые и заставлял придерживаться их, пытаясь добиться торжества добродетельных начал и права в противовес воровству и предательству. Не следует судить о том времени с позиций сегодняшнего дня, поскольку многие вещи, которые тогда считались правильными, сейчас таковыми не являются. Рольф прекрасно знал, что порядок и храбрость — это благо, и что образование — это тоже благо, так что он хранил в своем герцогстве мир, хотя и был достаточно подготовлен для ведения борьбы с врагами. Он отправил своего сына Вильгельма Лонгсворда в школу и сделал его таким же хорошим учеником, как и солдатом. Это было самое лучшее образование, которое мог получить молодой человек в те неспокойные времена.

При Рольфе Нормандия хранила верность королю. Однако, когда правителем стал его сын, произошел целый ряд изменений, поскольку Вильгельм постоянно менял свою лояльность — то королю, то герцогу. Приняв власть от своего отца, он застал Нормандию и Францию в состоянии войны: Рольф не признавал никакого другого короля, кроме Карла, который находился в тюрьме, в то время как на французском престоле находился узурпатор Рудольф Бургундский.

Очень трудно сейчас проследить за ролью различных участвующих сторон и их вождей, которые постоянно переходили с одной стороны на другую, и не совсем понятно, что это была за честь быть королем, когда вассалы были настолько могущественны, что могли восстать против своего властелина и пойти на него войной, когда им заблагорассудится. Зачастую их желание иметь короля ограничивалось лишь стремлением показать собственное величие по сравнению с ним. В то время самое заметное место среди них занимал герцог Парижа Гуго. Невозможно не удивиться, узнав, что, имея огромные владения и личную власть, герцог не поставил себя во главе королевства. Вместо этого он избрал другой путь — оставаться подданным короля и в то же время контролировать его действия, грабить его территории и держать в узде. Ничто не мешало ему менять свою странную верность от одного короля к другому, но он всегда оставался именно подданным своего короля. При этом было три момента, когда только собственные планы могли помешать ему водрузить на голову корону Франции. Герцог был более сильным руководителем, чем его союзники и, похоже, обладал лучшими человеческими качествами.

Карл Простоватый отдал земли Нормандии, и ему первому были принесены клятвы верности. Так что и Рольф и Вильгельм приняли его сторону и были врагами как узурпатору, так и недоброжелателям короля. Когда Вильгельм стал во главе герцогства, то одним из первых его шагов было засвидетельствовать почтение королю Карлу, вассалом которого был его отец. Вильгельм не присягал узурпатору Рудольфу до самой смерти короля, и даже потом ждал еще три года. Все же Рудольф был явно рад дружбе с Вильгельмом и подарил ему побережье Бретани. Нормандский герцог был опасным соперником в случае возникновения каких-либо волнений, а сами норманны были весьма независимы в суждениях. Один из соратников Рольфа как-то сказал французу, что его властелин, придя сюда королем без королевства, сейчас обладает значительной территорией, благодаря солнцу и Богу. Оба правителя доверяли друг другу, что было необычно в те дни. Каждый строил собственные амбициозные планы, и все заключаемые союзы и дружественные договоры были предназначены лишь для выполнения этих планов. Подданные Рольфа знали, что земли Бретани были не свободным даром во имя дружбы. Это была цена мира и союзничества.

Если поломать голову и проанализировать события, относящиеся ко времени правления Вильгельма, можно обнаружить, что иногда он выступал против Рудольфа в союзе с графом Парижа Гуго. В другие времена он был в союзе с Рудольфом, хотя и не называл того королем. Но чаще он не имел ничего общего ни с одним, ни с другим.

Большинство норманнов приняли христианство за много лет до описываемых событий, во времена правления Рольфа, и прошли обряд крещения, но некоторые отказались от него и по-прежнему придерживались обычаев предков. Эти люди образовали отдельное "сообщество" или колонию около города Байе и даже после смены нескольких поколений, внешне придерживаясь существующих обычаев, в душе оставались северянами. Они очень выделялись среди других норманнов своей буйностью и почти не прекращающейся оппозицией по отношению к герцогам. Некоторые из них прикрепляли к щитам старые языческие символы и шли в битву, выкрикивая северный поенный клич "Thor aide!" ("Тор, приди на помощь!") вместо благочестиво-христианского "Diew aide!" ("Помоги, Господи!") или "Dex aide!", как было принято в Нормандии.

Даже если следы язычества все еще сохранялись в душе самого Рольфа, можно быть абсолютно уверенным, что его сын, наполовину француз по происхождению, был почти полностью французом в чувствах. Однако мы не должны забывать: он был не сыном Гислы, сестры короля, а сыном Пиппы из Байе. У нее был брат или, скорее, сводный брат, которого звали Бернард Сенлис. Несмотря на то что Рольф был убийцей его отца, что никак не способствовало дружбе, он, похоже, очень сдружился с северным вождем.

Последствия войн были так привычны в те далекие дни, и так много людей яростно враждовали друг с другом, что пример таких искренних, добрых отношений в преданиях о ранних норманнах удивляет. Даже глупая кличка жены Рольфа "Пиппа" — название куклы или какой-нибудь маленькой безделушки — благодаря которой было забыто ее собственное имя, это намек на нежность и признак наличия домашнего уюта, который было бы обидно потерять. Что касается Бернарда Сенлиса, он защищал не только права детей и внуков Рольфа, но и их жизнь, и, если бы не он, преемники Рольфа никогда не стали бы герцогами Нормандии.

Несмотря на унаследованную от предков власть и личную храбрость, Вильгельм оказался в очень трудном положении. Он был верен своим взглядам на право и могущество, и можно полагать, что по своей полуфранцузской, полунорманнской природе мог бы правильно понять обе стороны, которые очень скоро стали противостоять друг другу в Нормандии. Он правил как французский принц. Он и его сторонники страстно желали сохранить место в общей конфедерации Франции. Столь же страстно они желали, чтобы Нормандия была французской по религии, манерам и обычаям. Единственное, чего они не хотели, так это поглощения Нормандии Францией в политическом смысле. Хотя и были некоторые люди, датчане по происхождению, старые товарищи Рольфа, которые соглашались с этой точкой зрения и были готовы разделить судьбу Франции (среди них были Ботто, старый наставник Вильгельма, Ослак и Бернар Датчанин, о котором мы еще услышим), но существовала и большая группа норманнов, которые протестовали, причиняя массу неприятностей.

Французская речь Вильгельма и его французские друзья стали причиной того, что ему уже перестали доверять и даже перестали любить многие из его собственных подданных. Все еще сохранялось сильное влияние язычества и прежних традиций в тех областях Нормандии, которые заселялись первыми; в то же время на новых территориях Бретани некоторые независимые датские города, населенные главным образом потомками тех, кто проторил себе путь в страну еще до Рольфа, были еще менее готовы к французскому правлению, чем норманны. Объединившись, союзники, недовольные норманнами, организовали мятеж. Предводителем его стал один из бретонцев, независимый датский вождь. Мятежники, требовавшие одной уступки за другой, насмерть перепугали герцога Вильгельма: он даже предложил оставить свое герцогство и просить защиты у своего французского дяди, Бернара Сенлиса. Можно подумать, что во время этой кампании Вильгельм забыл свой знаменитый меч дома. Однако выясняется, что его старый советник, Бернар Датчанин, убедил его вернуться и дать отпор бунтовщикам. В результате была одержана окончательная победа и мятеж на этот раз был подавлен. В старых хрониках замечательный успех Вильгельма описывается как чудо.

Две норманнские группы удерживали отдельные территории и были разделены географически. Каждая из них мечтала о том, чтобы держаться отдельно и не быть связанной с другой. Христианский герцог, который любил французские язык и правительство, должен был удерживать христианские Руан и Эвре, которые оставили французы.

Что касается язычников-датчан на западе, то они предпочитали не зависеть от вождя, который отвернулся от традиций и верований предков. Определенное время мятежники вынуждены были скрывать свое недовольство и терпеть обиды, поскольку их противники являлись их хозяевами. А Вильгельм мог рассчитывать по мере расширения своих владений на все большую роль во французской политике.

В течение всей жизни его не оставляли религиозные порывы, и, как известно, одно время было очень трудно удержать его от монашеского обета. Тем не менее он не был слишком щедр в отношении церкви (чего, казалось бы, следовало ожидать от хорошего монарха). Большинство аббатств и храмов, пострадавших во времена пиратских опустошений, продолжало влачить жалкое существование, а некоторые из них были совершенно покинуты. Его правление описывается как справедливое и энергичное, как правило, подданные любили его и поддерживали его власть.

Вильгельм постоянно стремился к тому, чтобы его народ развивался в рамках христианской цивилизации, а также французского закона и порядка. Тем не менее он не стремился отказаться от языка или идей предков. Безусловно, он по-разному относился к западным поселениям и к датской части своих владений в различные периоды правления. Так или иначе, он приложил много усилий, чтобы отождествить себя со всем французским Несмотря на это, Вильгельм еще часто ощущал на себе надменные взоры современников, которые называли его герцогом пиратов. Так что в последние годы он больше заботился о народе своих предков и даже (так говорится в предании) разрешил новой датской колонии, прямо из Дании, поселиться в Бретани.

Его юный сын Ричард был предоставлен заботам не французских священников, а его собственного старого наставника, Ботто Датчанина. Мальчик и его учитель были специально посланы в Байе, тот самый город, который некогда помог опустошить дед молодого Ричарда, Рольф.

В Руане язык северян был к тому времени почти полностью забыт, но наследник герцогства был послан туда, где мог слышать его каждый день, хотя его добрый учитель и перенял французские манеры и религию Рима. Вильгельм Лонгсворд убедился в том, что невозможно пытаться быть либо датчанином, либо французом. В планы герцога Нормандии входило быть одновременно и датчанином, и французом. Впоследствии чаша весов, похоже, склонилась в сторону всего датского. И после беспорядков, сопровождавших закат его правления, Вильгельм умер от рук своих врагов, которые убедили его провести встречу с Арнульфом во Фландрии, где он внезапно умер.

Следующий, 943, год был знаменательным в истории Франции. Именно в этот год произошли два важных события — рождение и смерть, которые изменили ход истории. Граф Вермонда, тот самый человек, который держал в тюрьме и, возможно, убил Карла Простоватого, сам был убит или, по крайней мере, умер необъяснимой и ужасной смертью, как принято говорить о тиранах и цареубийцах. Его владения были разделены между сыновьями, за исключением территорий, которые захватил граф Парижа Гуго. (Это о том, что касается смерти.) В тот же год родился сын и наследник самого Гуго. Его первой женой была англичанка Эдхильда, но к его великому сожалению, она умерла бездетной. Родившийся же ребенок был сыном его жены Хадвизы, дочери короля Германии Генриха, которого, как и его отца, назвали Гуго, Гуго Капет — будущий король.

После рождения сына Гуго изменил свою политику. Это верно, что сам он никогда не соглашался быть королем, но совсем другое дело было препятствовать сыну в осуществлении власти во Франции. Сейчас француз стал чаще сопоставлять себя с франком. То же самое происходило, как мы уже наблюдали, когда норманн начинал отделять себя от северянина. Под управлением Рольфа Нормандия была постоянно лояльна по отношению к королю Карлу Простоватому, при Вильгельме она переходила от короля к герцогу. Мы еще увидим, как под управлением Ричарда Нормандия будет снова становиться французской.

В годы правления Вильгельма Лонгсворда, который принимал сторону то французов, то северян, каждый подданный был готов сражаться вместе с ним, не очень беспокоясь о том, за что, собственно, воюет. И везде встречаем яркое описание фигуры молодого герцога, несущего свой знаменитый меч, которому суждено было стать символом порядка и мира. Золотая рукоятка и длинное сверкающее лезвие меча достаточно часто фигурируют в преданиях о жизни Вильгельма. Едва ли можно представить его без этого великолепного оружия. Этим мечом Вильгельм мог нанести мощный удар. Но несмотря на необыкновенную силу, у него была стройная фигура, красивые черты лица и светлая, как у девушки, кожа. Его обаяние и непринужденные манеры делали его притягательным для друзей.

Один биограф пишет: "Он отличался красотой, прекрасно находил общий язык со всеми. Вильгельм Лонгсворд мог цитировать наизусть какой-нибудь текст священнику, уважительно слушать мудрые речи стариков, оживленно беседовать о шахматах с друзьями за столом, обсуждать стремительный полет сокола и повадки охотничьих собак".

Когда он захотел стать монахом, его переубедили: ради Нормандии он должен выполнять свое предназначение в миру, а не в монастыре. Несмотря на веселую жизнь и склонность к забавам и удовольствиям, когда он умер, его последователи нашли под его великолепными одеждами власяницу и кнут. И когда в Руане его провожали в последний путь, люди видели вывернутую наизнанку у шеи власяницу.

У него не было той жесткости и решительности, которыми должен был обладать герцог Нормандии. Он был добр, эмоционален и глубоко несчастен и не мог при всем своем могуществе делать то, что требовалось.