3

3

Ушаков правильно решил, что сам поехал в Темников. У Федора с оформлением доверенности могло бы не получиться. Да у него самого чуть ли не сорвалось дело. Чиновник обошелся с ним холодно, сказав, чтобы с этим делом обратился дня через два или три.

— А разве судья сейчас не на службе? — спросил Ушаков.

— Судья занят, — начал сердиться чиновник, — и завтра тоже будет занят, послезавтра тоже…

Ушаков не стал спорить и направился к выходу, решив приехать в другой раз. Наверное, так бы и вернулся в Алексеевку ни с чем, если бы в коридоре суда не встретил случайно купца Меднова. Узнав, зачем он приходил в суд и чем кончилось его посещение, Меднов рассмеялся.

— Знаю этого молодца. Придете через два дня, а он назначит новый срок, а потом еще, так и заставит ходить, пока не догадаетесь взятку сунуть или в адмиральском мундире явиться. С адмирала содрать, пожалуй, не осмелится, а впрочем, как сказать… Пяти рублей не найдется? — вдруг, прервав себя, спросил он.

— Найдется, конечно.

— Давайте сюда. И доверенность тоже. А теперь стойте здесь и ждите, я быстро, — сказал он, приняв затребованное и направившись в приемную судьи.

Ушаков чувствовал себя униженным. Это был первый случай, когда ему пришлось дать взятку должностному лицу. Не надо было давать… Но все получилось так неожиданно, Меднов не дал даже опомниться. А впрочем, стоит ли из-за этого расстраиваться? О том, что чиновный люд берет взятки, знала вся Россия. Взятками занимались всюду — и в Петербурге, и в Москве, и в провинциальных городках. Даже на время войны не угомонились. Война войной, а взятки взятками…

Меднов вернулся довольно быстро и с заверенной бумагой.

— Видите, как просто, — сказал он, возвращая доверенность. — В России, батюшка мой, без взятки ни одно дело не делается, и греха в этом никто не видит. Рассказывают, будто в Тамбове один сановник дал взятку своему же подчиненному, подвластному ему столоначальнику, чтобы тот без волокиты оформил какую-то бумагу, кстати сказать, совершенно законную. Это в губернии самой, а про наш городок и говорить нечего.

Ушаков поблагодарил учтивого купца за оказанную услугу и направился на почту. Здесь обошлось без волокиты. Почтмейстер находился с ним в добрых отношениях и собственноручно запечатал его пакет, не доверив своим работникам.

Когда главное дело было сделано, пакет сдан для отправки по назначению, Ушаков решил заодно заглянуть в госпиталь, узнать, что сейчас там делается. После отбытия Арапова он бывал в нем только раз, а ведь с тех пор прошло целых два месяца! Арапов уехал по снегу, а сейчас уже зелень в садах пробивается… "Интересно, как у него сложилось в деревне? Сыграл ли свадьбу?.. Обещал письмами завалить, а сам не написал ни строчки".

В госпиталь Ушаков пошел пешком. На улице народу было мало — редко когда мужик или баба на пути встретится, а то мальчишки с шумом мимо проскочат… По другой стороне улицы вровень с ним шла молодая женщина, одетая и повязанная по-монашески. Женщина показалась ему знакомой. Он стал переходить на ее сторону. Приблизившись, еще раз посмотрел на нее и чуть не вскрикнул от удивления. Это была невеста Арапова. Ушаков преградил ей дорогу:

— Боже мой, неужели это вы? Как вы здесь оказались? А где Александр Петрович?

Она посмотрела на него, словно не узнавая, ответила тихо:

— Александр Петрович умер.

— Умер? Когда?

— Давно.

Она избавилась наконец от состояния рассеянности и стала рассказывать, как все произошло. Из Темникова до деревни они ехали благополучно, он всю дорогу чувствовал себя хорошо, а уже дома с ним вдруг стало плохо, появился жар. У него объявились сильные боли. Он ничего не мог есть, просил только пить. Так промучился две недели, а потом скончался.

— Это ужасно, ужасно… — слушая рассказ, повторял Ушаков. — А как же вы теперь?

— Вернулась в свою обитель. — Она не стала больше задерживаться, поклонилась ему. — Прощайте, Федор Федорович, да сохранит вас Бог!

Она пошла дальше своей дорогой. А Ушаков еще долго оставался на месте и смотрел ей вслед, пока она не свернула в переулок.

Госпиталь поразил его безлюдьем. Дежурного санитара, которого обычно держали, чтобы не пропускать посторонних, на месте не оказалось. Пусто было и в коридоре. Ушаков открыл дверь в офицерскую палату, где когда-то лежал Арапов, и увидел только голые койки. Снятые с них матрацы лежали в углу одной кучей.

Осматривая пустое помещение, Ушаков услышал в соседней комнате шум. Он закрыл дверь и пошел туда. Там оказались лекарь и два санитара, разбиравшие пустые койки.

— Кончаются наши дела, — сказал ему лекарь. — Только четверо больных осталось, но и они уйдут скоро. Закрывается госпиталь.

— Разве новых больных не будет?

— Откуда им взяться? Воинские команды через Темников больше не проходят. Обозов с ранеными тоже не бывает. Война-то за тридевять земель удалилась.

— Но больные могут быть среди пострадавших от войны, кои помощи в наших краях ищут.

— Это нищих-то лечить?

— Не нищих, а пострадавших от войны, — чуть не взорвался Ушаков. Лекарь заметил это и сбавил тон:

— Невозможно сие. Положим, протоиерей еще на какое-то время согласится оставить за нами дом свой. А где взять средства? Несбыточное это дело, — махнул он рукой и, чтобы не обсуждать более этого вопроса, переменил разговор, заговорив об Арапове. — Получали от него письма? — спросил он Ушакова.

— Нет.

— И я нет. А ведь обещал писать!

— Арапова уже нет в живых.

— Вы хотите сказать… — начал было лекарь и не договорил, застыв с открытым ртом.

— Он умер вскоре после переезда в деревню.

Ушаков холодно простился и направился на гостиный двор, где его должен был ждать кучер. Известие о смерти Арапова расстроило его, а теперь после увиденного в госпитале расстройство усилилось еще больше. "Жаль, что госпиталь закрывается, — думал он, — мог бы еще послужить — не военнослужащим, так простому люду. Будь у меня деньги…" Увы, денег у него больше не было.