Не только кочевники...

Не только кочевники...

В предыдущих главах были рассмотрены основные вопросы истории скифов, в первую очередь их отношения с внешним миром, с соседними племенами. Это то, что сейчас обычно называют внешнеполитической историей. Попутно затронуты и некоторые проблемы внутренней жизни скифской державы, но далеко не достаточно. В этой и последующих главах мы попытаемся ознакомить читателя с хозяйством и бытом, с политическими институтами и искусством скифов.

Основу жизни всякого общества составляет экономика, хозяйство. С этого мы и начнем.

Мы все привыкли считать степных скифов кочевниками. Однако это понятие весьма условно. В степной части, наряду с кочевниками, уживались оседлые земледельцы.

История скифского скотоводства тесно связана с предшествующим временем, когда во второй половине II тысячелетия до н. э. население степной зоны Восточной Европы постепенно начинало переходить к кочевническому хозяйству, что в тех исторических условиях означало рост производительных сил общества. Этот процесс продолжался приблизительно до первой четверти I тысячелетия до н. э.

О хозяйстве скифов-степняков известно из сообщений античных авторов и данных археологии. Об их кочевом хозяйстве говорит Геродот. Он отмечает, что к востоку от реки Пантикапа «обитают уже скифы-кочевники, ничего не сеющие и не пашущие; вся эта страна лишена деревьев, за исключением Гилеи. Эти кочевники к востоку занимают область на четырнадцать дней пути, простирающуюся до реки Герра»^[203]. За этой рекой Геродот локализует царских скифов, «считающих прочих скифов своими рабами... частью же их владения простираются до реки Танаиса»^[204]. Геродот описывает кочевой быт скифов и говорит о безрогой породе скота у них.

Значительно больше сведений дает остеологический материал, полученный в результате раскопок. Изучение его позволило раскрыть сложную картину развития скотоводства^[205]. Получило подтверждение существование комолого (безрогого) скота у скифов, о чем до этого было известно только из сведений античных авторов и по изображениям. Этот скот мелкой породы, по мнению палеозоологов, появился в Северном Причерноморье только в скифскую эпоху и, по-видимому, был приведен скифами^[206]. Установлено, что скифы кастрировали быков^[207]. Сравнительно мелкими были лошади. Кости крупных лошадей встречаются редко, хотя античное искусство сохранило их изображения.

Обнаруженный археологами материал позволяет прийти к выводу, что породы лошадей в Северном Причерноморье в скифское время были разнообразны. Среди них и небольшие лошади, характерные для стада простого кочевника, и породистые лошади, по-видимому происходящие из Средней Азии и являвшиеся собственностью богатых людей. Страбон сообщает о кастрации лошадей — он говорит, что скифы и сарматы холостят своих лошадей, чтобы сделать их более послушными^[208]. Разводили скифы и мелкий рогатый скот, о чем известно не только из свидетельств античных авторов и данных изобразительного искусства, но и из остеологического материала, который позволяет внести коррективы в сообщения древних источников.

В скифскую эпоху овцы были мелкими, но не комолыми, что отмечено Аристотелем^[209]. Разводили скифы и коз. В оседло-земледельческих хозяйствах были свиньи. Как правило, свиньи были мелкие, чуть больше современной лесной свиньи. Имелись в хозяйстве скифов и собаки.

Помпей Трог (I век н. э.), рассказывая о войне Филиппа Македонского со скифским царем Атеем, сообщает, что греки среди трофеев захватили множество скота и 20000 кобылиц, которые были отправлены в Македонию для улучшения породы^[210]. Сохранилась легенда, свидетельствующая о культуре отбора высокопородных лошадей. Клавдий Элиан (II век н. э.) сообщает: «Мне известно, что один скифский царь имел кобылицу, обладавшую всеми достоинствами, какие от коней требуются и свойственны им, имел также и рожденного ею жеребца, отличавшегося от других прекрасными качествами. Царь, не находя возможности ни случить кобылицу с другим жеребцом, который был бы достоин ее, ни свести своего жеребца с другой, достойной получить от него оплодотворение, по этой причине свел их между собою»^[211].

Много продуктов скотоводства скифы вывозили в окружающие страны. Сообщая о скотоводстве у скифов, античные писатели почти ничего не говорят об общественных отношениях у кочевников. Однако кое-что, отдельные штрихи позволяют судить о происходящем в их среде. Интересные косвенные сведения об имущественном расслоении сообщает Гиппократ. Касаясь вопроса о болезнях у скифов, он отмечает: «Этой болезни подвержены скифские богачи, — нелюди самого низкого происхождения, а, напротив, самые благородные и пользующиеся наибольшим могуществом; причина ее заключается в верховой езде; бедные люди менее страдают ею, так как не ездят верхом»^[212]. Следовательно, среди кочевников были и такие, кто не имел лошадей.

Изучение быта кочевников XVIII—XIX веков свидетельствует о том, что кочевое скотоводство возможно только при определенном составе стада и определенном числе голов скота. Если это соотношение нарушается, то кочевник или должен поступать в качестве работника к своему более удачливому соседу, или переходить к оседлому образу жизни. Особенно бедственное положение складывается в периоды эпизоотий или сильного гололеда, когда гибнет много скота. Установлено, что наиболее приспособлены для кочевки лошади и овцы. В правильно поставленном хозяйстве они должны преобладать^[213]. Гибель скота особенно пагубно отражается на верблюдах и лошадях, поголовье которых восстанавливается медленно. Другое дело мелкий и крупный рогатый скот, который восстанавливается сравнительно быстро.

Замечено, что сокращение поголовья лошадей и верблюдов характеризует упадок кочевого хозяйства. Так, например, у калмыков 60-х годов XIX столетия наблюдался процесс имущественного расслоения — кочевое скотоводство сохранялось только в богатых семьях, и бедные, совсем не имеющие скота или владеющие им в ограниченном количестве, принуждены были бросать кочевой образ жизни и переходить к оседлости или идти на отхожие промыслы или в работники^[214]. Данные палеозоологии заставляют предполагать обеднение значительной части скифских кочевников и переход их к оседлому образу жизни^[215]. Та картина изобилия скота, которую рисуют античные авторы, касается не скифов-кочевников вообще, а только определенной их части — владельцев крупных стад. Именно к ним относится сообщение Гиппократа: «...а живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие — шестиколесные, они кругом закрыты войлоками и устроены подобно домам, одни с двумя, другие с тремя отделениями; они непроницаемы ни для воды (дождевой), ни для света, ни для ветров. В эти повозки запрягают по две или по три пары безрогих волов: рога у них не растут от холода. В таких кибитках помещаются женщины, а мужчины ездят верхом на лошадях; за ними следуют их стада овец и коров и табуны лошадей. На одном месте они остаются столько времени, пока хватает травы для стад, а когда ее не хватит, переходят в другую местность. Сами они едят вареное мясо, пьют кобылье молоко и едят иппаку. Таков образ жизни и обычаи скифов»^[216]. Гиппократ был врачом, и его интересовали вопросы физиологии. Выше уже говорилось, что, с его точки зрения, скифские богачи, владельцы стад, страдают некоторыми болезнями, причину которых он видит в праздной жизни. Он отмечает также полноту, тучность богатых женщин, страдающих бесплодием, и противопоставляет им худощавых, плодовитых рабынь, ведущих трудовой образ жизни.

Есть и прямые свидетельства существования бедных скифов. У греческого лирика Пиндара (522 — около 422 годы до н. э.) говорится: «Среди кочевников скифов блуждает Стратон, который не имеет дома, возимого на повозке...»^[217] Древний комментатор добавляет к этому: «Блуждает Стратон потому, что скифы зимою, вследствие ее невыносимости, складывают свое имущество на повозки и уезжают в другую страну. Не имеющий там повозки считается у них бесчестным»^[218].

В настоящее время в степной части Украины археологи открыли много скифских поселений. На левобережье Нижнего Днепра обнаружены поселения скифов, относящиеся ко II веку до н. э.^[219] Но расположение земледельческих поселений в степной части Украины еще не означает, что они принадлежали скифам-земледельцам. С большой долей вероятности в них можно видеть поселения осевших кочевников, обедневших и бросивших кочевое хозяйство. Такие городища, как Лепетихинское или Любимовское, относящиеся ко времени после IV—III веков до н. э. и приписываемые скифам-земледельцам, может быть, оставлены осевшими кочевыми скифами^[220]. Археологические исследования

Северного Крыма свидетельствуют об оседлом населении с IV века до н. э.^[221] Возможно, правы те исследователи, которые считают, что скифские городища Крыма возникли не потому, что скифы, вытесненные из степной Украины, переселились в Крым, а потому, что население перешло к оседлому образу жизни^[222].

Попытка резко отделить племена скифов-земледельцев от скифов-кочевников едва ли закономерна. Это разграничение нельзя провести и в материальной культуре. Но можно говорить, что кочевой быт скифов-кочевников неуклонно шел к упадку и постепенно переходил к более прогрессивным формам хозяйства, то есть оседлому земледельческо-скотоводческому образу жизни. Естественно, земледельцы могли селиться только по берегам рек, по балкам и в районе лесов, которых, надо думать, в I тысячелетии н. э. было немало. Кочевой быт мог сохраняться только в степи у крупной рабовладельческой знати.

О земледелии у скифов сохранились лишь отрывочные данные, позволяющие тем не менее делать вывод о его широком распространении и высоком уровне. Земледелие в лесостепной и частично в степной части существовало издревле, еще в эпоху энеолита и бронзы. И, несмотря на смену населения, которая никогда не была полной, несмотря на различные этнические передвижения, в Приднепровье сохранялась старая земледельческая традиция.

Довольно долго археологи и историки древности клали в основу изучения земледелия у скифов только сообщение Геродота, которое позднее повторялось и другими авторами. Характеризуя этническую карту Скифии, Геродот упоминает скифов-земледельцев и скифов-пахарей, которые сеют хлеб не для собственного употребления, а на продажу. Кроме того, он приводит легенду об упавших с неба предметах, с которой мы познакомились в начале книги. Три из этих предметов — плуг, ярмо и секира — считаются принадлежностью скифов-пахарей.

Многие античные авторы сообщают о вывозе хлеба из различных пунктов Северного Причерноморья в греческую метрополию. В литературе этот вывоз обычно приписывают скифам-пахарям, у которых предполагается плужное земледелие. Скорее всего, техника земледелия во всех частях Причерноморья была одна и та же, использовались одни и те же орудия для обработки почвы и уборки урожая, да и зернохранилища, связанные с земледелием, и культурные злаки не различались во всей Скифии.

Боспорские бронзовые монеты сохранили изображение плуга вместе с головой быка и колесом. Это можно считать свидетельством того, что вспашка происходила на быках и волах^[223]. К несколько более позднему времени, по-видимому, относится железный сошник, или рало, найденное на Пашковском селище. Это грубая пластина длиной около 20 и шириной около 8 сантиметров. Такое рало можно рассматривать как прототип орудий более позднего времени, вплоть до конца I тысячелетия н. э., относящихся к салтово-маяцкой культуре^[224], в значительной мере являвшейся наследницей культуры населения степей скифского периода.

Для определения техники обработки земли в скифское время большую ценность представляет находка деревянного плуга в торфянике у села Токари (Сумская область, Украина)^[225]. Основу плуга составляет кусок дубового ствола с отходящим суком. Край ствола заострен и образует нижнюю горизонтальную часть, взрыхляющую землю. Сук образует так называемый грядиль, к которому прикреплялось ярмо с дышлом. Плуг крайне простой. При движении плуга горизонтальный ползун разрыхляет землю. Утверждать, что существовал металлический наконечник плуга, оснований нет. Плуг мог работать, будучи целиком деревянным. Плуги такого типа были широко распространены. Они известны по вазовой живописи греков, а также найдены в Центральной и Северной Европе^[226]. Уровень развития техники земледелия у скифов был аналогичен тому, что существовал в древней Европе.

Если вопрос об орудиях обработки почвы археологи разрешили совсем недавно, то с орудиями уборки урожая дело обстояло значительно лучше. Уже много лет назад при раскопках Каменского городища были найдены серпы, в том числе один прекрасно сохранившийся, длиной 22 сантиметра. Его пятисантиметровая рукоятка продолжает лезвие, а рабочий край имеет зазубрины^[227]. Железные серпы найдены и на Пастерском городище, однако трудно установить, к какому времени они относятся. Серпы скифского времени известны и на Кубани, у меото-синдских племен, и на Среднем Дону. От скифских меотские серпы отличаются меньшими размерами, а иногда меньшим изгибом лезвия. В послескифское время эволюция серпа шла по линии увеличения изгиба.

Орудиями размола зерна служили небольшие зернотерки, подобные тем, которые существовали в предшествующие эпохи, начиная с неолита. Чаще всего они имели овальную форму и достигали 40 сантиметров в длину, и 20 — в ширину.

Наряду с примитивными орудиями размола зерна в областях, примыкающих к античным центрам, находили более совершенные зернотерки. Таков жернов, обнаруженный на городище Золотая балка (III—II века до н. э.), расположенном на правом берегу Днепра, выше Каховки. Здесь была найдена часть жернова, представляющая собой прямоугольную плиту с отверстием посредине^[228]. Эта плита — верхний жернов, позволяющий не только растирать зерно, но и засыпать его на нижний жернов. Движением верхнего жернова производился размол зерна.

В скифском хозяйстве при хорошем развитии земледелия существовали и зернохранилища. Это были, как правило, ямы, вырытые в земле; иногда их обшивали деревом или обмазывали глиной. В ряде случаев такие хранилища высекались в камне. Так, в Нижнем Поднепровье, на городище Казацком, было раскрыто 10 ям, расположенных вдоль крепостной стены^[229]. Нередки ямы грушевидной или колоколообразной формы.

Этот тип зернохранилищ просуществовал довольно долго, до позднего Средневековья включительно, а в некоторых местах и до Нового времени. Некоторые ямы достигали больших размеров. Так, на Нижнем Днепре было раскрыто зернохранилище глубиной 4 метра, с диаметром верха — 1 метр и низа — 2,7 метра^[230]. Нередко в ямах находили остатки зерна^[231]. Данные археологии свидетельствуют о разведении проса, ячменя, пшеницы, гороха, вики. Высокий уровень техники земледелия, прекрасный степной чернозем сделали Северное Причерноморье житницей тогдашнего цивилизованного мира.

Наряду с земледелием и скотоводством скифские племена занимались охотой и рыболовством. Правда, и то и другое со временем потеряло свое хозяйственное значение. По всей вероятности, охота сохранялась в кругах рабовладельческой знати как своего рода спорт или развлечение. Об этом можно судить и по произведениям прикладного искусства, где охотник, как правило, представлен в виде всадника с копьем, гонящегося за диким животным. Эти сцены напоминают произведения более позднего сасанидского^[232] искусства, посвященные царской охоте.

Изучение костей диких животных, находимых на местах поселений и в курганах, показывает, что число их крайне невелико и достигает лишь 4 процентов, а в некоторых поселениях, как, например, в столице скифов Неаполе, — только 2,6 процента^[233]. Среди животных, на которых охотились, были благородный олень, лось, кабан, сайга, лисица, заяц, бобр, выдра, барсук и волк. Заслуживают внимания кости льва и леопарда, найденные, правда, не у скифов, а в Ольвии^[234]. Некоторые ученые допускают, что лев в плейстоцене был распространен по всей Европе, а в историческую эпоху мог встречаться в Северном Причерноморье. Геродот сообщает о львах в Македонии, отмечает их нападения на верблюдов во время походов Ксеркса через эту страну. Об этом же сообщает и Аристотель^[235]. Впрочем, кости льва, найденные в Ольвии, могли принадлежать зверю, завезенному для увеселения публики.

Рыболовство существовало в виде подсобного занятия в поселках по берегам рек. Об этом можно судить по глиняным грузилам и немногим рыболовным крючкам, найденным в поселениях.

Нельзя не отметить пчеловодство, или бортничество. О вывозе меда из городов Северного Причерноморья рассказывают античные авторы. Так, Клавдий Элиан (II век н. э.) отмечает, что «...в Скифии водятся и пчелы, ничуть не страдающие от холода, и что скифы даже привозят к мисийцам на продажу не привозной, а добываемый у них самих мед и туземный воск»^[236].