НЕВИДИМЫЕ ВРАТА
НЕВИДИМЫЕ ВРАТА
На закате следующего дня дежурные писцы дворца Эсагилы записали на своих глиняных табличках, что царь Набонид назначил праздник урожая на тринадцатый день месяца тишри. Набонид, облаченный в платье, украшенное халцедонами и агатами, подписал декрет и удалился на молитву.
Писцы на балконе также зафиксировали факт понижения уровня воды в русле Евфрата. Они записывали события в своеобразной манере, понятной им самим, Но недоступной для других. И поскольку прочитать ни одной записи без их помощи было невозможно, таким способом каста дворцовых писцов повышала свою значимость и увеличивала жалованье на размер вознаграждения.
В час, когда зажгли светильники и начался собственно праздник, ворота в город закрылись, преградив путь непрошеным гостям. Валтасар на колеснице объехал по верху всю стену Имгур-Бел. Его армия в полной боевой готовности ждала в казармах, расположенных вдоль стены. У бруствера стояли метательные машины с запасами дротиков и камней, над огнем грелось масло в баках.
По любому сигналу тревоги отборные подразделения копьеносцев должны были собраться на быстрых колесницах и устремиться по наклонным дорогам вверх на стену. Наблюдатели с высоких башен не сообщали ничего настораживающего о том, что они видели на равнине. Шпионы Римута доносили, что персы все еще находятся в своем лагере у старого водоема Семирамиды, увлеченные плясками, отмечая какой-то собственный языческий праздник.
После появления звезды Иштар на дворцовой наблюдательной башне расположились халдейские астрономы, чтобы составить карту ночного узора раскинувшегося над ними неба. Валтасар же, закончив свою инспекцию, съехал по спуску к реке, с любопытством поглядывая на ленивую воду во рву, и наконец-то, мучимый жаждой, поспешил в зал, где девушки с арфами дожидались, чтобы налить ему крепкого вина. Вокруг внутреннего вала Эсагилы сменилась стража, и сменщики позавидовали ушедшим на отдых караульным, которые поторопились растянуться у огромных блюд с приправленным специями мясом, поближе к кувшинам с пивом. В освещенной галерее храма кондитеры расставили подносы с праздничными лепешками. По всей освещенной на ночь Эсагиле заиграла музыка.
Вавилон разделился на социальные слои; благородные семьи устремились в свои сады, купцы и ремесленники заполнили освещенные улицы. Нищие Кебара, впрочем, спустились по лестнице к речной пристани. Там, в темноте, у низкой каменной стены над потоком, они принялись ждать.
Иудеи из их числа собрались вместе помолиться, как всегда, молча. Вода к тому времени опустилась уже очень низко, и на дне реки показались камни.
Поскольку все освещение было сосредоточено у высоких строений и люди собирались вместе для празднования, вторжение в город началось незаметно. Первые захватчики прошли по руслу реки под аркой по колено в воде.
Когда они застучали палками по причалу, бродяги Кебара распахнули деревянные воротца и шепотом стали их подзывать, протягивая вниз напряженные руки. Чужеземцы не издавали ни звука, карабкаясь вверх в мягких кожаных сапогах; их едва можно было разглядеть в темных войлочных накидках, скрывавших мечи, ручные топоры и дротики. Это были гирканцы и парфяне, они последовали за своими начальниками наверх, ко входу в Эсагилу. Там часовые выставили вперед древки своих копий, пытаясь преградить наступавшим путь во внутренний двор священного дворца, но были схвачены и сбиты с ног. Захватчики вошли внутрь и, разделившись на несколько групп, двинулись к нишам со светильниками, где были расставлены посты. Некоторые начали взбираться по внешней лестнице высокой башни.
На фоне усыпанного звездами неба темнела возвышавшаяся над просторным двором башня. В праздничный день на ней стражников не было.
В этот ночной час наблюдатели на башнях-близнецах ворот Иштар смотрели на север. За рвом какая-то процессия при свете факелов держала путь по направлению к Вавилону. Всадники в праздничных одеждах сопровождали паланкин, в котором восседала фигура из золота или одетая в золотое платье, – дозорные, пристально вглядывающиеся в даль, не могли разобрать, был ли это знатный человек или бог, – за ними следовали музыканты. Когда ветер чуть усилился, пение стало яснее, ему вторили звуки кимвалов. Часовые сообщили об этом появлении своему начальнику, а тот принес новости Валтасару в праздничный зал дворца.
В этом зале над алыми расписными занавесками стояли изваяния завоеванных богов, выполненные художниками Вавилона из золота, серебра, меди, камня и дерева. Сквозь медленно плывшие облака благовоний эти статуи смотрели вниз на возвышение, где на царском ложе возлежал Валтасар; он занял это место, поскольку Набонид так и не появился. Не вставая, он выслушал послание караульных и сразу же забыл о нем, ведь в ту ночь столько компаний разгуливали с факелами, и эта вряд ли могла проникнуть через запертые ворота Иштар.
В ту ночь военачальнику Валтасару пришла прихоть выпить вина из золотой посуды, которую другой полководец, Навуходоносор, вынес из Иерусалимского храма. Валтасар приказал доставить ее и отдать женам и блудницам, прислуживавшим господам его двора, заполнившим зал, – казалось, что их число достигало тысячи.
Женщины столпились и пили из посуды и большой золотой чаши; смеясь, они поставили вощеные свечи в золотой канделябр с семью ветвями. Они водрузили его у стены рядом с Валтасаром. Он был виден старым евреям, зарабатывавшим себе на хлеб в саду дворца. Из кедровой аллеи они смотрели через амбразуры вниз на мерцающий свет зала.
В тот же самый час они увидели, как из-за занавески над разветвленным канделябром появилась мужская рука. На белой известняковой стене она написала несколько слов.
Краем глаза Валтасар заметил движение. Он повернул голову, посмотрел на эти слова и переменился в лице. Наблюдавшие рабы услышали, как он спросил о значении этих слов. Оказалось, что среди его товарищей никто не мог прочесть незнакомый шрифт, а женщины вообще не умели читать. Тогда нетерпеливый Валтасар позвал халдеев, астрологов, ученых мужей и предсказателей судеб, чтобы они истолковали значение этих слов.
Таким образом, астрономов оторвали от составления звездных карт, элитных писцов – от их записей, а толкователей предзнаменований – от сна: ведь ночь уже близилась к концу. Рассерженный Валтасар потерял всякую бдительность, много выпив. Сначала он предложил наградить того, кто прочтет сообщение, алым церемониальным платьем, затем пообещал золотую цепь и высокий ранг, наконец, он выкрикнул, что сделает этого человека третьим правителем царства – после себя самого, второго лица и принца. Но халдейские ученые мужи смогли лишь сказать, что слова написаны иудейским шрифтом.
И это одна из женщин, жена Валтасара, осмелилась предложить послать за каким-нибудь иудеем, чтобы тот прочитал слова. Поэтому через короткий промежуток времени наблюдатели увидели, как на возвышение привели молодого еврея. Кутилы в зале тут же прекратили шуметь, и в наступившей тишине Валтасар спросил о значении надписи рядом с его головой. Имеет ли она к нему отношение?
Имеет, ответил молодой работник-еврей.
– Исчислил Бог царствие твое и положил конец ему.
Раб продолжил пояснения:
– Ты взвешен на весах и найден очень легким. И еще он сказал:
– Разделено царство твое и дано мидянам и персам.
По-прежнему стояла тишина, и взгляды всех празднующих повернулись к Валтасару, прогнанному от северной стены теми самыми мидянами и персами. На их глазах Валтасар поднялся и приказал отдать прочитавшему надпись платье и цепь.
Не прошло часа, и наблюдавшие за залом садовники стали свидетелями, как был лишен жизни сын царя. Это случилось, когда часовые, стоявшие у входа, примчались в зал и сообщили о неизвестных врагах, заполнивших двор. Валтасар не мог в это поверить. Но надпись на стене привела его в ярость, он схватил первое попавшееся оружие и выбежал из зала, не дожидаясь своих воинов. Они вырвались из рук женщин и бросились за ним.
Так Валтасар и его товарищи, недостаточно вооруженные, оказались во мраке двора. Они были повержены и зарезаны мечами гирканцев, поднимавшихся ко входу. Увидев это, женщины завопили; рабы разбежались, крича, что враги выскочили из темноты и убили всех господ. Неистовый крик заполнил коридоры дворца. Он позвал к окну Римута, инспектора, заставил выглянуть во двор и выскользнуть в направлении к своему дому. Он достиг ушей страдавшего бессонницей Набонида в его спальне, и царь криком позвал слуг. Но те смогли пробормотать только нечто бессмысленное:
– Они пришли пешими по воде. Нет, за ними следовали факелы, освещали какое-то божественное мерцание, словно от золота.
Набонид побежал к верхней части наклонной дороги. Он увидел под собой качавшиеся факелы и массу всадников, двигавшихся по воде в русле реки, появлявшихся из-под свода, от которого поток опустился. Ни один стражник не охранял этот свод, под которым в город втекала только вода.
Когда Набонид узнал о смерти Валтасара, он в страхе побежал, сначала к подвалу, чтобы встретиться с Шамурой, а затем со всех ног к дворцовой Конюшне и крытой колеснице. По команде царя ворота открылись, и колесница выехала на дорогу к Уруку, городу Иштар.
Бессчетные годы повседневная жизнь Вавилона текла по велению властей. Когда в городе узнали о бегстве Набонида и стало известно, как был убит Валтасар, главные министры заперлись в своих дворцах на улице Мардука, гадая, что же будет дальше. Некому было отдавать приказы гарнизонным начальникам, которые спали или наблюдали за равниной на внешних стенах. Во многих кварталах города люди проспали события и не подозревали, что вчерашняя власть прекратила свое существование.
Когда сидевшего в кресле Губару вынесли из реки, эламиты двинулись через двор во дворец. Сопротивления они не встретили никакого. Губару вошел в зал торжеств и уселся на пустое ложе Валтасара. Он немного устал после долгого ночного перехода. В первую очередь он приказал очистить коридоры от слуг и захватить сокровищницу. Когда его военачальники спустились в подвал, где хранились плененные боги, они испытали благоговейный страх перед этими величественными фигурами. Они спросили женщину, стоявшую у единственного светильника, несет ли она здесь дежурство.
Шамура, дочь Набонида, ответила:
– Нет, мое дежурство закончилось.
Она вытащила из-за пояса кинжал и, когда эламиты бросились к ней, вонзила его себе в грудь и упала перед ними замертво, окрасив плитки пола под изваяниями своей кровью.
На рассвете Губару издал первое воззвание:
– Наступает новый день. Пусть каждый, как прежде, занимается своим делом; пусть никакие ворота не закрываются, и никто не появляется на улице с оружием. Война в Вавилоне закончилась, снова наступили мир и спокойствие. По распоряжению Кира, Великого царя.
Вслед за этим носильщики спустились на пристань, к реке, вода в которой снова поднималась. Плоты и ялики, как обычно, стали подвозить зерно и рыбу; по улицам понесли свои грузы вьючные животные. Когда Биржа над пристанью открылась, банкиры собрались в портике, обмениваясь новостями и пытаясь продать свои доли храмовой собственности, поскольку считали, что победители-персы, будучи язычниками, конфискуют все сокровища храма. Однако Якуб Эгиби имел иное мнение и скупал доли в собственности Мардука.
Находившийся на стенах гарнизон по-прежнему держал ворота закрытыми; стены Имгур-Бел и Нимитти-Бел будто бы противостояли цитадели с храмом и дворцом, теперь крепко удерживаемой силами Губару. Однако народные массы, толпившиеся на улицах, видели чудо бескровного захвата города. Поскольку проходили часы без всякого насилия и пленения, толпа начала насмехаться над солдатами бывшего царя, столпившимися на высоких стенах у рва, и спрашивать, что они там охраняют и когда спустятся пообедать. Прежде чем день закончился, армейские начальники разрешили открыть городские ворота. У них не было приказа от Набонида, как и не было желания по собственной инициативе начинать сражение. На закате храм Экура послал делегацию жрецов из святилища к Губару узнать, что он от них требует. Он сообщил делегации, что сам не более чем предвестник настоящего царя, Кира Ахеменида, взявшего измученный народ Вавилона под свое покровительство и мир. Губару добавил, что царь это сделал по воле Мардука, поскольку Мардук был глубоко потрясен страданиями своих верующих и пренебрежением к своим обрядам.
Жрецы быстро посоветовались между собой и спросили, какие подарки из золота, серебра и драгоценностей новый царь, Кир Ахеменид, счел бы подобающими и мог принять от его слуг, бедствующих жрецов Экура.
– Кир мне сказал, – ответил Губару, – что он собирается одарить весь народ Вавилона, а не требовать с него подарков.
Тогда делегация объединилась в восхвалениях Кира и пала ниц перед его представителем Губару.
– Поистине, – провозгласили они, – свершилось пророчество, которое мы носили в сердцах, – что издалека придет некто, пастух для нашего народа, и снимет иго рабства с верующих в Мардука, великого господина.
Но за стенами дворца на Кебаре иудеи вскидывали руки вверх и кричали:
– Вавилон сокрушен – великая столица, блудница язычников сокрушена!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.