Тайна «Марии Целесты»

Тайна «Марии Целесты»

Как и всякий знаменитый случай исчезновения, случай с «Целестой» оброс таким количеством слухов, что отличить правду от вымысла становится все сложнее и сложнее. Некоторые любители и профессионалы даже задавались целью классифицировать эти сведения – на достоверные и продукты буйной фантазии рассказчиков. Если верить таким рассказам, то в качестве груза несчастного судна выступали то растительное масло, то спирт, то керосин. А на опустевшей палубе, согласно разным пересказам, то радостно лаял пес, то жалобно мяукала черная кошка, а то даже в пустой каюте плакал брошенный одинокий младенец. В одном случае нам сообщали, что в тарелках в кают-компании плескался еще теплый суп, а в другом – что на столе капитана еще исходила паром чашка кофе. Ну, а уж по поводу причин отсутствия людей на борту впору открывать конкурс на лучшую версию! И тем не менее, среди тонн словесной шелухи, благодаря сохранившимся в официальных учреждениях документам, энтузиасты сумели вычленить более или менее достоверные моменты. О них-то мы и постараемся вам рассказать.

* * *

4 декабря 1872 года английский бриг «Деи Грациа», совершавший рейс через Северную Атлантику, приближался к берегам Европы. Судно было зафрахтовано для доставки груза керосина из Нью-Йорка в Геную. Ровно в полдень капитан корабля определил по солнцу свои координаты – 38°20? северной широты и 17°37? западной долготы. До Гибралтарского пролива оставалось не менее 400 миль – два дня плавания. Капитан брига Дэвид Морхауз уже было направился к себе в каюту, чтобы сделать отметку на карте, когда услышал возглас впередсмотрящего: «Два румба слева – парус!» Через несколько минут они разглядели силуэт небольшого корабля. Это была бригантина – двухмачтовое судно с прямыми парусами на передней мачте и с косыми, как у шхуны, – на задней. Наблюдая за встречным кораблем в подзорную трубу, капитан Морхауз обратил внимание, что тот движется неуверенно, уваливаясь то в одну, то в другую сторону и то и дело зарываясь носом в волны. Грот-мачта была совершенно лишена парусов. А из остальных были поставлены только кливер, стаксель и нижний фор-марсель. Причем два первых паруса – на левый галс, а последний – на правый.

Суда постепенно сближались. На мачте «Деи Грациа» подняли два флага «Е» и «S», что по международному своду сигналов означало вопрос: «Как называется ваше судно?». Со встречного корабля ответа не последовало. В подзорную трубу Морхауз увидел, что бригантиной никто не управляет и ее штурвал свободно поворачивается то влево, то вправо. Он приказал рулевому взять два румба влево. «Деи Грациа» приблизилась к паруснику на сто метров. Рассмотрев его поближе, моряки опознали в нем принадлежащее американской компании судно «Мария Целеста», названное в честь основательницы ордена редемптористок. Им было известно, что «Целестой» должен был командовать старый знакомый Морхауза – капитан Бенджамин Бриггс. Они знали друг друга много лет, почти одновременно стали капитанами, в один и тот же год женились. Оба судна загрузили свои трюмы в Нью-йорке в начале ноября. «Мария Целеста» вышла из Нью-Йорка 7 ноября и направилась в Геную. «Деи Грациа» отошла от причалов Нью-Йорка 15 ноября и взяла курс на Гибралтар.

Корабли, следуя противоположными курсами, начали расходиться: бриг Морхауза под всеми парусами двигался на восток, а встреченная бригантина, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно направлялась в западном направлении. Капитан Морхауз успел заметить, что на палубе бригантины никого нет и часть парусов изодрана в клочья. Он решил лечь на обратный курс и выяснить, в чем дело. Бриг совершил поворот и пошел рядом с «Марией Целестой».

Мокрая, блестящая от брызг палуба бригантины была по-прежнему пуста. Морхауз отправил нескольких подчиненных на осмотр странного корабля. Они поднялись на палубу по свисавшим через борт тросам. Бриг давал крен на правый борт. Моряки покричали, но им никто не ответил.

У штурвала никого не было, и он крутился из стороны в сторону. На бригантине мачты и рангоут оказались в полном порядке. Фок и верхний фор-марсель, вероятно, сорвало ветром. Спущенный грот-стаксель лежал на крыше носовой рубки. Поставлены, как мы уже говорили, были только кливер и фок-стаксель, а остальные паруса убраны. На нижней палубе и в носовом трюме плескалась вода. Крышки грузовых люков были открыты. Нактоуз[15] компаса поврежден – вероятно, каким-то острым предметом. Первое, что бросилось в глаза морякам, когда они взобрались на палубу брошенного корабля, был открытый люк носового трюма. Его деревянные крышки валялись рядом на палубе внутренней стороной вверх. В глубине трюма между рядами деревянных бочек плескалась вода. Из отверстия замерного колодца у отливной помпы торчал футшток[16]. Судя по нему, в трюме было около метра воды. На палубе валялись перепутанные снасти, за борт в воду свисали обрывки манильских канатов. Второй трюм тоже оказался открытым, но здесь люковые крышки были сложены как положено – нижней стороной к палубе. В этом трюме моряки тоже увидели воду.

Одной из самых больших странностей на «Целесте» оказались окна кормовой надстройки – все они были закрыты брезентом и заколочены досками. Зато в каюте капитана хлопала неприкрытая дверь. Верхний люк в ней тоже почему-то оказался открытым, и это в зимнее время года. Вся мебель стояла на своих местах, вещи висели на вешалке, койка была аккуратно заправлена, но при этом все в каюте было влажным. На письменном столе лежали несколько карт, свернутых в рулон. В каюте по соседству, принадлежащей старшему штурману, было сухо. Все вещи, как и у капитана, находились на положенных местах. Лишь посреди ковра почему-то стоял деревянный ящик с набором плотницких инструментов, который обычно держали в носовом кубрике, где, согласно правилам, вместе с матросами жил судовой плотник.

На столе лежал раскрытый судовой журнал «Марии Целесты». Последняя запись в нем относилась к 24 ноября 1872 года. В ней говорилось, что в полдень этого дня судно находилось по астрономическому определению в точке с координатами 36°57? северной широты и 27°20? западной долготы. При осмотре кают-компании оказалось, что и в ней все выглядело так, будто люди только что ее покинули. Обеденный стол словно недавно был сервирован к обеду. У иллюминатора стояла швейная машинка с незаконченной работой – детской блузой. На полу были разбросаны игрушки (видимо, на борту присутствовали жена и двухлетняя дочь капитана). На письменном столе штурман «Деи Грациа» увидел грифельную доску, на которой обычно делались черновые пометки перед тем, как занести запись в вахтенный журнал. Оказалось, 25 ноября 1872 года в 8 часов утра бригантина находилась в шести милях к зюйд-зюйд-весту от одного из Азорских островов – острова Санта-Мария. В верхнем ящике стола штурман нашел связки писем, старые газеты, две Библии, готовальню, пустые конверты. В книжном шкафчике он обнаружил незапертую деревянную шкатулку, украшенную перламутром. В ней оказались золотые кольца, браслеты, медальоны, ожерелье, украшенное какими-то драгоценными камнями, и много других безделушек. В другом отделении шкатулки находилась толстая пачка десятифунтовых банкнот. На дне лежала пачка потоньше – американские двадцатидолларовые купюры.

В кают-компании обнаружилась еще одна странность – все в ней было влажным, но деревянный ящик, лежащий на сыром диване, оставался сухим. В ящике была украшенная перламутром гармоника с перламутровыми же кнопками. Судя по тому, что под футляром диван был такой же влажный, как и остальная поверхность, ящик должен был быть поставленным сюда уже после того, как вода проникла в каюту через открытый световой люк. Тем не менее, штурман «Деи Грациа» не обнаружил на палубе никого, кроме собственных матросов, которые, стоя в трюме по пояс в воде, пересчитывали бочки. Тысяча семьсот бочек, оказавшихся в трюмах «Целесты», были заполнены коньячным ректификатом. Причем одна из них была опорожнена на треть. Попытавшись зайти в носовую рубку, штурман оказался по щиколотку в воде. На нижней палубе, в кубрике, где жила команда бригантины, тоже плескалась вода. В остальном же здесь был полный порядок: рундуки с личными вещами матросов закрыты, четыре койки заправлены, на натянутом вдоль переборки лине сушились матросские робы и зюйдвестки. На круглом столе лежала большая раковина. В ней располагались курительные трубки, что было не менее странно, чем все прочее, ведь, как известно, ни один моряк не расстанется просто так со своей трубкой. Значит, здесь произошло что-то экстраординарное, если люди в такой спешке покинули свое судно. За переборкой матросского кубрика находился камбуз, где по залитой водой палубе плавали кастрюли, миски, ковши и медный таз. В кладовке штурман обнаружил солидный запас провизии на полгода, если не больше: окорока, солонину в бочках, вяленую рыбу, овощи, муку, несколько голов сыра. У наружной переборки носовой надстройки, укрепленные канатами, были плотно принайтованы бочки с пресной водой. Только у одной было ослаблено крепление, отчего она сдвинулась немного в сторону. Кормовая шлюпка и ялик отсутствовали. Поручни у трапа с левого борта были сняты.

Подсчет дат, указанных в судовом журнале и на грифельной доске, тоже вызывал удивление. Если 24 ноября «Мария Целеста» была в точке 36°57? северной широты и 27°20? западной долготы, а на следующий день взяли пеленг самого восточного мыса Санта-Марии, значит, десять дней назад судно находилась в шести милях к зюйд-зюйд-весту от острова. А из этого следовало, что лишенная экипажа «Целеста» прошла в восточном направлении почти четыреста миль, а всего за полтора часа до встречи с «Деи Грациа» встретила ее идущей уже на запад. Судя по всему, капитан Бриггс с командой покинул свое судно на шлюпках, причем очень быстро. На «Целесте» отсутствовали секстант, хронометр и, кроме вахтенного журнала, не было никаких судовых документов. Компас валялся разбитым на корме у штурвала, а нактоуз, на котором он крепился, был сдвинут с места, что можно было сделать разве что с помощью лома. Получается, что Бриггс ушел на шлюпке с женой и двухлетней дочерью, захватив хронометр и секстант, но не взяв главного – компаса.

Причастность пиратов к происшедшему можно было смело отмести. Ведь все ценности, начиная с 1700 бочек коньячного спирта и заканчивая драгоценностями в кают-компании, были в неприкосновенности. Тут впору вспомнить, что однажды с «Целестой» уже происходили не совсем обычные вещи – в 1862 году, во время первого плавания с острова Спенсер в Виндзор, ее капитан бесследно исчез. А в 1867 году, когда «Мария Целеста» уже принадлежала американской компании, она налетела на камни возле мыса Бретон.

Теперь, как бы странно ни выглядело происшествие с бригантиной, ее необходимо было довести до Гибралтара. В этом были заинтересованы все моряки «Деи Грациа» – им, обнаружившим брошенное в море судно, причитался приз – одна пятая стоимости груза и судна. Штурман «Деи Грациа» Оливер Дево за четверть призовой суммы согласился перейти на корабль-призрак вместе с двумя помощниками в роли ее новой команды.

* * *

Вечером 7 декабря 1872 года «Деи Грациа» бросила якорь на внутреннем рейде Гибралтара. На следующее утро в порт благополучно прибыла и «Мария Целеста». Оливер Дево был восхищен замечательными мореходными качествами бригантины: судно прекрасно слушалось руля, было легким на ходу и могло очень круто идти к ветру. Вот только свою тайну корабль выдавать не хотел. Но тем не менее Дево с нетерпением ждал вознаграждения от владельца «Марии Целесты». На следующий же день по прибытии в Гибралтар капитан «Деи Грациа» сделал официальное заявление местным властям о спасении «Марии Целесты», обнаруженной ими в океане. Американский консул в Гибралтаре через трансатлантический подводный кабель по телеграфу известил о случившемся владельца бригантины и компанию в Нью-йорке, в которой она была застрахована. Солли Флуд в Гибралтаре, исполнявший одновременно обязанности и главного прокурора города и королевского юрисконсульта, назначил для расследования специальную комиссию, куда вошли чиновники Адмиралтейства, капитаны английских военных кораблей, инженеры-кораблестроители и юристы. Капитану Морхаузу было приказано представить подробный отчет о происшествии в трехдневный срок.

После получения отчета члены комиссии осмотрели бригантину, ознакомились с ее состоянием, проверили показания капитана «Деи Грациа» и изучили записи, сделанные в вахтенном журнале и на грифельной доске «Марии Целесты». Один из членов комиссии обнаружил, что в носовой части корабля слегка погнут фальшборт. Но инспектор по мореплаванию дал заключение, что это результат обычного воздействия шторма.

Перебрав всевозможные предположения о судьбе команды бригантины, комиссия пришла к выводу, что людей, скорее всего, подобрало какое-нибудь судно, шедшее в Америку или из Америки в Европу через Гибралтар, и надо только подождать от него известий. Похоже, участь экипажа «Марии Целесты» не слишком волновала как членов комиссии, так и ее председателя Солли Флуда. Прошла неделя, но никаких известий о капитане Бриггсе так и не поступило. 18 и 20 декабря адмиралтейская комиссия выслушала и запротоколировала показания Оливера Дево и двух моряков «Деи Грациа».

«Дело “Марии Целесты”» постепенно обрастало все новыми сведениями и техническими подробностями о судне, его капитане и членах экипажа. Вот основные достоверные данные «Марии Целесты»: построено судно было в 1862 году. Главным кораблестроителем был известный мастер Джошуа Дэвис. Водоизмещение корабля составляло 282 т, длина – 30 м, ширина – 7,6 м и осадка – 3,5 м. Англичане, заказавшие Дэвису бригантину, назвали ее «Амазонкой». Она оправдывала свое название – была ловка и стремительна. Стройная, с изящными обводами бригантина вызывала зависть у многих английских и американских судовладельцев и капитанов. Но вскоре «Амазонка» из-за навигационной ошибки села на мель. Ее поставили в сухой док, отремонтировали и продали в Америку. Новому владельцу пришлось не по вкусу название корабля. Возможно, набожность побудила его снять с судна носовую фигуру, изображавшую обнаженную по пояс женщину с луком и стрелой, и назвать бригантину «Мария Целеста» (в переводе – «Небесная Мария»). С тех пор вместо отчаянной амазонки бушприт корабля стала украшать смиренная монашка. «Мария Целеста» совершила немало успешных переходов через Атлантику и по праву считалась одной из лучших бригантин на северо-восточном побережье Америки. С течением времени у нее менялись команды, владельцы и капитаны. Наконец ей потребовался капитальный ремонт, поскольку дубовый набор бригантины со временем расшатался, изъеденные червем доски обшивки начали пропускать воду. В одном из бостонских доков «Целесту» основательно подлатали – починили корпус, усилили форштевень, переделали кормовую надстройку. Бюро судоходства без колебаний выдало новому владельцу «Марии Целесты» сертификат на годность к плаванию с отметкой «судно высшего класса». В деле адмиралтейской комиссии по «Марии Целесте» имелись подробные сведения и о ее капитане – уроженце штата Массачусетс Бенджамине Бриггсе, тридцати восьми лет от роду. Это был опытный судоводитель, имевший почти двадцатилетний стаж плавания на парусных судах. Пунктуальный, выдержанный, приветливый американец был хорошо известен среди морской братии. Следует отметить также, что Бриггс принял командование бригантиной всего за десять дней до ее выхода из Нью-Йорка.

До этого капитаном «Марии Целесты» был старший штурман Бриггса – Альберт Ричардсон, родом из штата Мэн, любитель парусных гонок на бостонских клиперах, побивший несколько рекордов по скорости перехода в Австралию. О нем говорили, что он «знал секреты всех ветров». Излишнее лихачество и бесшабашность Ричардсона была не по душе владельцам «Марии Целесты», и они назначили на место капитана Бенджамина Бриггса. Но Ричардсон был буквально влюблен в красавицу-бригантину и потому согласился на понижение в должности, лишь бы остаться на корабле. Комиссии было известно и то, что перед началом последнего рейса «Марии Целесты» на ее борт взошли, помимо капитана и старшего штурмана, второй штурман Эндрю Джиллинг, кок Эдвард Хэд, четыре матроса, а также жена Бриггса – Сара Элизабет Кобб-Бриггс и их маленькая дочь Софи.

С момента обнаружения бригантины капитаном Морхаузом прошло уже больше месяца, а об экипаже и пассажирах «Марии Целесты» по-прежнему не было слышно ни звука. Дэвид Морхауз все настойчивее требовал положенное законом вознаграждение за спасение судна. Однако Солли Флуд не спешил с окончательным заключением (а вместе с тем и с выплатой вознаграждения капитану «Деи Грациа»). Последний владелец «Марии Целесты» – Джеймс Винчестер – в прошлом сам был капитаном. В 1866 году, сколотив небольшой капитал, он бросил службу и вместе с четырьмя компаньонами (тоже бывшими капитанами) основал акционерное общество «Джеймс Винчестер и компания». В фирме Винчестера насчитывалось полтора десятка небольших, но быстроходных парусников – бригов, бригантин, баркентин и двухмачтовых шхун. Старшим компаньоном Винчестера был Бенджамин Бриггс, которого акционеры сообща назначили капитаном своего лучшего судна. Младшая дочь главы фирмы незадолго до таинственного происшествия вышла замуж за штурмана того же судна Альберта Ричардсона.

В конце января 1873 года из Нью-Йорка в Гибралтар с почтовым пароходом в сопровождении капитана Хатчинса прибыл сам Джеймс Винчестер – пожилой, солидный человек с добродушным лицом. Хатчинс должен был принять командование судном, когда следствие будет закончено. Винчестер посетил контору Королевского юрисконсульства в Гибралтаре и сообщил, что готов перевести на счет Морхауза оговоренную законом сумму за спасение его судна. Но, как ни удивительно, председатель адмиралтейской комиссии Солли Флуд не собирался выносить окончательный вердикт и отказался возвращать судно и груз законному владельцу. Генеральный прокурор заявил, что следствие еще далеко не закончено. Винчестер, который уже успел нанять в Гибралтаре нового капитана и новую команду, чтобы, согласно контакту, вовремя доставить спирт на коньячные заводы Генуи, взбеленился. Вне себя от неторопливости и педантичности английских властей, он в сердцах заявил председателю комиссии: «Я очень жалею, что мои предки чистокровные англичане. Если бы я знал, по каким венам у меня течет английская кровь, я перерезал бы их, чтобы выпустить ее вон».

Через день Винчестер отплыл в Америку на первом попавшемся пароходе. Кроме смутных подозрений у адмиралтейской комиссии не было никаких доказательств, что экипаж «Деи Грациа» причастен к исчезновению команды обнаруженной в океане бригантины, и потому никаких оснований задерживать «Деи Грациа» в порту Гибралтара у Солли Флуда не было. Так что капитан Морхауз с ощущением, что его премия отодвигается в туманную даль, отплыл в Италию. В связи с отсутствием свидетелей следствие по делу пропавшей команды временно было приостановлено.

* * *

Когда Дэвид Морхауз после очередного рейса вновь появился в Гибралтаре, с ним еще раз пожелал побеседовать генеральный прокурор. За время плавания «Деи Грациа» в Италию Флуд скрупулезно изучил отчет капитана Морхауза и был сильно озадачен некоторыми несоответствиями капитанского доклада и показаний экспертов комиссии, осмотревших бригантину после происшествия в Гибралтаре. Дело, по мнению Солли Флуда, на поверку оказалось гораздо сложнее, чем показалось сначала. Для доказательства этого тезиса генеральный прокурор решил еще раз допросить Оливера Дево. Он попросил штурмана снова изложить свои соображения по поводу причин, которые заставили капитана Бриггса покинуть свое судно. На высказанное Дево предположение, что в этом виновата бурная морская стихия, прокурор задал следующий вопрос:

– Допускает ли господин Дево, что буря могла вынудить капитана «Марии Целесты» искать спасение в шлюпке?

– Да, это вполне вероятно. Во время плавания «Деи Грациа» из Нью-йорка сила норд-веста дважды доходила до девяти баллов по шкале Бофорта. А бригантина Бриггса могла попасть и в более жестокий шторм. Судя по изодранным в клочья парусам и наличию воды в трюмах, так оно и было.

– А не кажется ли господину штурману, что на «Марии Целесте» вспыхнул мятеж, в результате которого матросы добрались до груза, вскрыли одну из бочек, перепились и в пьяном угаре убили офицеров бригантины, Бриггса, его жену и ребенка?

– Я не допускаю этого даже в мыслях. Матросы любили капитана Бриггса, как родного отца. Кроме того, после тщательного осмотра бригантины 4 декабря я не нашел ничего такого, что свидетельствовало бы о насилии и борьбе на «Марии Целесте».

– Внимательно ли вы ознакомились с записями в вахтенном журнале и на грифельной доске? Считаете ли их подлинными и соответствующими действительности?

– Да, сэр. Полагаю, что они были сделаны одним из помощников капитана «Целесты».

Выслушав штурмана, на заседании комиссии Солли Флуд сказал:

– Позвольте огласить то, чего не знал, а может быть, и решил скрыть наш компетентный господин Дево. Штурман «Деи Грациа» допускает, что шторм явился причиной того, что капитан Бриггс с командой и семьей оставил «Марию Целесту». Между тем комиссии известно, что в последнюю неделю ноября в районе Азорских островов не отмечалось штормов. Основанием для такого вывода служат более пятнадцати выписок из вахтенных журналов судов, находившихся в вышеуказанном районе в указанное время. Комиссия отвергает шторм как причину оставления командой судна также ввиду следующего факта. В кают-компании «Марии Целесты» обнаружена швейная машина, на полированной полке которой были найдены катушка, шпулька и масленка. При шторме никем не управляемая бригантина испытывала бы сильную бортовую и килевую качку, в результате чего эти предметы соскользнули бы с гладкой полки швейной машины и оказались бы на ковре. То же самое должно было случиться и с тарелками, стоявшими на столе кают-компании. Однако ни один из предметов обеденного сервиза «Марии Целесты» не был разбит. Наличие же воды в трюмах можно объяснить рассохшимися досками набора судна и плохо прикрепленными медными листами обшивки. А после того как доски разбухли, течь могла прекратиться. Вещи в салоне и в каюте капитана могли промокнуть вследствие открытых световых люков.

Адмиралтейскую комиссию гораздо больше смущает запись на грифельной доске. Как все только что слышали, она не вызывает у господина Дево каких-либо сомнений. Он полагает, что она сделана одним из помощников капитана «Марии Целесты». Но адмиралтейская комиссия установила, что эта запись сделана не рукой Бриггса, не рукой Джиллинга, не рукой Ричардсона! Об этом свидетельствуют анализ почерков и письменное показание господина Винчестера, которому эта запись была предъявлена для опознания. Более того, на этой же самой доске, в самом низу комиссией обнаружена еще одна запись. Она гласит: «Франциска! Моя дорогая и любимая жена!». Слова нацарапаны каким-то твердым острым предметом. Как нам известно, Франциска – имя госпожи Ричардсон, жены помощника капитана «Целесты» и дочери ее владельца. Сличение почерков показало, что последняя запись была сделана рукой Альберта Ричардсона.

Согласно заявлениям господина Дево, он отрицает возможность мятежа и убийства на «Марии Целесте», ссылаясь на то, что якобы не обнаружил следов насилия и борьбы. А между тем, следы есть…

В подтверждение своих слов генеральный прокурор предъявил принесенный ему тщательно упакованный в парусину продолговатый брезентовый сверток. Внутри свертка оказалась сабля. Ее потускневший от времени эфес, украшенный эмалевым гербом Мальтийского ордена, и сильно изогнутый клинок свидетельствовали об итальянском происхождении. По словам Флуда, это оружие было найдено под кроватью капитана Бриггса. На клинке сабли были обнаружены бурые пятна, похожие на кровь. Такого же цвета пятна адмиралтейская комиссия нашла в разных местах на палубе «Целесты» и на ее поручнях по правому борту. Кроме того, на этих же поручнях замечено несколько глубоких зарубок, сделанных, скорее всего, топором.

Таким образом, дело стало выглядеть гораздо более зловеще, чем раньше.

* * *

Время шло. Сведений о судьбе экипажа «Марии Целесты» по-прежнему не поступало. Слухи о таинственном происшествии распространялись по всему свету. Богатая фантазия моряков, подогретая крепким грогом и виски, превратила случай с «Марией Целестой» в легенду. Все, кому не лень, пытались разгадать загадку бригантины. Министр финансов Соединенных Штатов Уильям А. Ричардсон даже разослал по всем атлантическим портам своей страны специальный циркуляр. Его содержание появилось на первой странице «Нью-Йорк таймс»: «Министерство финансов США, 24 марта 1873 года. Сборщикам таможенных пошлин и другим лицам: вас просят сообщить министерству любое дошедшее до вас сведение, которое поможет выяснить обстоятельства, при которых был покинут корабль, найденный брошенным на море 4 числа прошедшего декабря месяца под 38°20? северной широты и 17°37? западной долготы и отведенный в гавань Гибралтара британским судном «Деи Грациа», заявившим там о своей находке. Согласно вахтенному журналу покинутого судна, оно оказалось американской бригантиной «Мария Целеста», шедшей из Нью-Йорка в Геную под командой капитана Бриггса. Обстоятельства дела возбуждают сильное подозрение, что капитан, его жена и ребенок, а может быть и старший штурман, были убиты в состоянии опьянения командой, очевидно, получившей доступ к алкоголю, которым был нагружен корабль. Полагают, что судно было брошено командой между 26 ноября и 4 числом прошедшего декабря месяца и что команда либо погибла на море, либо, что вероятнее, была взята каким-нибудь судном, направляющимся в один из портов Северной или Южной Америки или же Вест-Индских островов. Найденный покинутый корабль оказался совершенно неповрежденным. Он был хорошо снабжен всем необходимым и провиантом, и какой-либо видимой причины, почему он был покинут, не имеется. На судне нашли саблю как будто с пятнами крови на клинке и такие же пятна заметили на палубе бака. Корабельных документов и хронометра не оказалось, но почти все вещи капитана, его жены и ребенка, а также и команды были найдены в хорошем состоянии; книги, драгоценные вещи, золотые медальоны и дорогое женское платье оставались нетронутыми в каюте. Вахтенный журнал велся до полудня 24 ноября. Министерству известны и многие другие подробности, относящиеся к этому таинственному происшествию, и в случае необходимости они могут быть переданы любому лицу, которое обязуется разгадать это дело. А. Ричардсон, секретарь казначейства».

Тем временем в Гибралтаре комиссия Адмиралтейства продолжала следствие. По поручению Солли Флуда корвет «Кондор» отправился на Азорские острова с заданием обследовать побережье острова Санта-Мария и выяснить у местных жителей, не появились ли там Бриггс и его команда. Из Лондона в Гибралтар прибыли два детектива Скотланд-Ярда. Вооружившись лупами, они в течение недели исследовали на «Целесте» каждую щель, каждую дощечку. В их отчет попало почти все, о чем в свое время сообщал штурман «Деи Грациа», вместе с данными комиссии Адмиралтейства. Плюс еще несколько мелочей, из которых детективы пока не торопились делать каких-либо конкретных выводов. Сыщики, как и комиссия Адмиралтейства, пришли к выводу, что шторм тут был ни при чем, не он вынудил Бриггса бросить судно. Сотрудники Скотланд-Ярда пришли к выводу, что если бы бригантина была застигнута бурей, то в носовой надстройке корабля все было бы залито водой. На деле же вода была только на палубе кубрика и камбуза. Да и закрашенные краской пазы между тонкими сосновыми досками, из которых была сделана носовая надстройка, разошлись бы под ударами штормовой волны. Дополнительным подтверждением послужило то, что на матросских бритвах, оставшихся лежать на полке в кубрике, не было ржавчины, которую обычно оставляет морская вода. А самым главным доказательством отсутствия шторма, были, конечно, катушка, шпулька и масленка, оставшиеся лежать на полированной полочке швейной машины. Кстати, исследовав часы в кают-компании, которые, как считал Дево, остановились из-за попавшей в них воды, детективы Скотленд-Ярда обнаружили, что у в них просто кончился завод.

Кроме этого, в отличие от профессиональных моряков, которые входили в экспертную комиссию Адмиралтейства, лондонские детективы обнаружили отсутствие на брошенной бригантине лага, без которого не может обойтись ни одно судно, которому необходимо чем-то определять скорость. Исследовав пепел, оставшийся в трубках, найденных в носовом кубрике, сыщики пришли к выводу: они были набиты точно таким же табаком, что хранился в кисетах матросских рундуков. Следовательно, трубки действительно принадлежали морякам «Марии Целесты». В результате обследования разбитого компаса и сдвинутого нактоуза детективы установили, что и то и другое сломано людьми, а не силами стихии. Причем, судя по характеру повреждения компаса, его разбили неумышленно – возможно просто уронили на палубу, пытаясь вынуть его из гнезда. А вот сдвинутая, как решил Оливер Дево, во время штормового волнения бочка с водой, оказалась смещена не без помощи людей. К этому выводу сыщики пришли, внимательно изучив узлы на веревке, крепящей бочку к мачте. Судя по всему, они были распущены руками человека, который пытался отвязать один бочонок от остальных. Отсутствие на бригантине какой-либо приготовленной пищи при наличии сервированного посудой стола заставляло сделать вывод, что еду унесли люди, покинувшие корабль.

И еще одно интересное открытие совершили столичные детективы – «Мария Целеста» вышла в рейс с одной шлюпкой на борту, в то время как кораблям подобного типа и размера полагалось иметь две шлюпки. Именно исходя из положенного бригантинам количества, до сих пор все считали, что команда «Марии Целесты» погрузилась на две шлюпки. Но, как оказалось, вторая была сдана в ремонт еще в Нью-Йорке из-за того, что на нее упала сорвавшийся при погрузке бочка.

Пожилой капитан парусного судна, входивший в состав адмиралтейской комиссии, исходя из собственного опыта, заявил, что вся эта история сильно попахивает инсценировкой. Обычно грамотный капитан, если его корабль находится в открытом море, спускает шлюпку с подветренной стороны, иначе волны разобьют ее о борт. На палубе «Марии Целесты» были опущены поручни левого борта. Следовательно, шлюпку спустили на воду с левой стороны. Но была зима и идущая на восток бригантина должна была подвергаться ветру как раз с левого борта, поскольку в этот период в Северной Атлантике дует стойкий норд-вест. Чтобы сохранить в целости единственную шлюпку, капитан должен был отдать приказ лечь в дрейф и развернуться к ветру другим бортом. Но если люди покидали судно в спешке (как это следует из брошенных трубок и разбитого компаса), то им некогда было выполнять такие маневры. Нестыковка то одних, то других фактов буквально лезла в глаза.

В полном бессилии перед фактами комиссия приказала произвести осмотр и подводной части судна. Испанца-водолаза Рикардо Портунато опустили на дно возле стоявшей у причала бригантины. Обследовав почти новые медные листы, которыми был обшит деревянный корпус «Марии Целесты», Портунато доложил, что в трех местах листы не совсем плотно прилегали к доскам, из-за чего, возможно, судно и пропускало воду. Больше повреждений в подводной части «Марии Целесты» не было. И руль и форштевень были в прекрасном состоянии, из чего следовало, что бригантина не касалась днищем мели и не сталкивалась с другим судном. И тут, почти закончив работу и уже поднимаясь на поверхность, водолаз увидел на борту примерно в 50 см над водой узкий надрез двухметровой длины, глубиной примерно сантиметра два. Ровный надрез совсем не походил на случайную царапину от удара о причал. Похоже, что его сделали каким-то острым инструментом. Обследовав обшивку носа бригантины с противоположной стороны, Портунато обнаружил там точно такой же надрез!

Адмиралтейская комиссия была в растерянности. Каким образом возникли эти странные «царапины»? Лондонские детективы определили, что надрезы были нанесены около трех месяцев назад, то есть в конце ноября 1872 года – примерно в то время, когда была сделана последняя запись в судовом журнале. Они не могли быть следствием удара судна о причальную стенку, поскольку всякий нормальный корабль швартуется только одним бортом. Столкновения с другими кораблями тоже исключалось, поскольку не было обнаружено хоть каких-нибудь еще повреждений на корпусе «Марии Целесты. Не допускать же и впрямь, что кому-то из экипажа вздумалось пошутить таким образом – разрезав доски обшивки толщиной всего в полтора дюйма и угрожая безопасности бригантины! Расследование окончательно зашла в тупик.

Инсценировка или мистика? Мошенничество или бедствие? Что бы при этом ни думала адмиралтейская комиссия и какие бы версии ни выдвигали сыщики Скотленд-Ярда, доказательств ни одной из них не было. «Мария Целеста» продолжала хранить тайну.

Следствие не могло объяснить с разумной точки зрения слишком много фактов, а именно:

Почему трюмы «Марии Целесты» были распахнуты настежь, а груз остался цел?

Почему крышки люков первого трюма валялись на палубе перевернутыми?

Почему окна кормовой надстройки были заколочены досками и брезентом?

Почему в кормовой надстройке были распахнуты оба верхних световых люка?

Почему набор плотницких инструментов оказался посреди каюты старшего штурмана Ричардсона?

Почему на борту бригантины не оказалось никаких судовых документов, кроме карт и вахтенного журнала?

Почему последняя черновая запись на грифельной доске была сделана не капитаном или штурманом, а кем-то другим?

Почему Ричардсон написал: «Франциска! Моя дорогая и любимая жена!»? И почему на этом запись обрывается?

Почему были спущены паруса второй мачты бригантины?

Почему одна из бочек со спиртом была неполной?

Почему под койкой капитана Бенджамина Бриггса валялась старинная итальянская сабля?

Почему и чем на поручнях правого борта были сделаны зарубки?

И, наконец, почему и каким образом были сделаны на борту бригантины загадочные надрезы?

Итак, множество вопросов и ни одной удовлетворительной гипотезы. Стоит дать объяснение одному факту, как остальные тут же вступают с ним в противоречие. Солли Флуду наиболее вероятной казалась версия мятежа на корабле. Его поддержал американский консул в Гибралтаре Горацио Спраг, изложив в своем докладе Министерству финансов мнение главы адмиралтейской комиссии. На основании его доклада полиция США получила негласный приказ бдительно следить за появлением подозрительных лиц, которые могут оказаться бунтовщиками с «Марии Целесты».

Лондонские же сыщики отметали эту идею, аргументируя отсутствием на судне следов насилия и борьбы и наличием немалых ценностей в салоне. Комиссия Адмиралтейства с нетерпением ждала результатов химического анализа пятен, обнаруженных на сабле, а также на поручнях и на палубе «Марии Целесты». Но когда химики предоставили отчет о проделанной работе, Солли Флуда постигло полное разочарование: пятна на палубе и поручнях правого борта оказались смесью ржавчины, оливкового масла и какого-то рассола. Эта смесь вполне могла быть пролита из какой-нибудь старой железной бочки. Пятна на сабле тоже не имели отношения к крови, не говоря уже о том, что им уже исполнилось много лет. Версию о мятеже пришлось отбросить. А присутствие сабли на борту логичнее всего сумел объяснить капитан «Деи Грациа». Он окончательно развенчал версию Флуда о грабеже, заявив, что капитан Бриггс был страстным коллекционером старинного оружия. По словам Морхауза, дом Бриггсов в Брэдфорде напоминал гибрид музея с арсеналом: он был полон бронзовых и мраморных произведений искусства, коллекций старинных часов, древних монет, но особенно много там было оружия.

Даже в спальне у Бриггса висели рыцарские доспехи. Вполне возможно, что саблю он взял в рейс для того, чтобы, будучи в Италии, выяснить у специалистов дату и место ее изготовления. Ну, а под койку он мог ее положить, чтобы маленькая Софи случайно не порезалась о клинок. Комиссии пришлось признать это объяснение вполне удовлетворительным.

Английские сыщики через полицейское управление в Нью-Йорке навели справки о матросах «Марии Целесты». Согласно сведениям американской фирмы, четыре норвежских моряка – Фолькерх Лорензен, Боас Лорензен, Ариан Харбенз и Гуттлит Гутшаад были матросами первого класса, имели хороший послужной список и большой стаж работы на парусных судах. Не похоже было, что такие люди способны устроить бунт на корабле. Куда же они в таком случае делись? В начале марта 1873 года на имя главы адмиралтейской комиссии пришло письмо от некоего Никельсена из Норвегии. Автор письма обращался к Солли Флуду от имени трех женщин – матери и двух жен матросов экипажа «Марии Целесты». Родственники норвежских моряков, беспокоясь за судьбу своих кормильцев, просили главного прокурора сообщить им хоть какие-нибудь сведения. Но написать в ответ что-либо утешительное гибралтарская комиссия не могла. Невзирая на все предпринятые меры, никаких сведений об исчезнувшем экипаже не поступало. Командир корвета «Кондор», посланный на Азорские острова на поиски, сообщил, что жители острова Санта-Мария не видели посторонних лиц и ничего не знают о происшествии. Из Америки тоже не поступало никаких обнадеживающих новостей.

Таким образом, 12 марта 1873 года, по прошествии трех с лишним месяцев следствие по делу пропавшей бригантины и ее экипажа было прекращено, а адмиралтейская комиссия распущена. Через два дня городской суд Гибралтара определил сумму вознаграждения капитану «Деи Грациа» Дэвиду Морхаузу – 1700 фунтов стерлингов. 15 марта 1873 года владелец «Марии Целесты» Джеймс Винчестер получил по трансатлантическому подводному кабелю телеграмму с известием о том, что его бригантина с новым экипажем на борту вышла из Гибралтара в Геную. Все личные вещи, принадлежавшие команде капитана Бриггса, были переданы американскому консулу в Гибралтаре, который той же осенью переслал их в Америку для передачи родственникам пропавших без вести.

* * *

Однако это далеко не конец истории корабля-призрака. Таинственное происшествие возле острова Санта-Мария породило целую эпидемию сенсационных сообщений. Чего только не писали о «Марии Целесте»! В головах газетчиков рождались гипотезы одна немыслимее другой. Часто они противоречили не только одна другой, но и всяким доводам разума. Любое наспех состряпанное чтиво преподносилось читателю как достоверные сведения, свидетельства «очевидцев» и непременно сопровождалось комментариями «специалистов» (которыми, разумеется, были все те же газетчики либо, в крайнем случае, какие-нибудь случайные завсегдатаи портовых кабачков). В погоне за сенсацией (и за гонораром) репортеры не утруждали себя проверкой сведений. В их творениях искажалось все: даты, фамилии, географические названия и названия кораблей. Большинству журналистов пришлась по душе самая кровавая картина бедствия: «Бригантину захватили пираты, которые увидев «Деи Грациа», обратились в бегство, прихватив с собой экипаж “Целесты”». По другой версии, владелец «Марии Целесты» подговорил матросов убить капитана Бриггса вместе с семьей и затопить судно, чтобы получить страховую премию, но матросы допустили какую-то оплошность и погибли. Возможно, план предусматривал, что они прыгнут в море и вплавь доберутся до берега, когда судно подойдет к скалам возле Азорских островов, но внезапный порыв ветра отогнал «Марию Целесту» в безопасное место, и она продолжала плавание, а матросы утонули или погибли.

Многие склонялись к «медицинской» версии гибели экипажа, – якобы на борту «Марии Целесты» разразилась эпидемия чумы (холеры, желтой лихорадки и т. п.). Конечно, в самой версии не было бы ничего экстраординарного – низкий уровень санитарии, отсутствие нормальных условий для хранения пищи и воды действительно часто приводили к вспышкам массовых заболеваний на кораблях. По мнению журналистов, эпидемия началась в матросском кубрике «Марии Целесты». Едва, мол, капитан Бриггс понял, что чума угрожает ему и его родным, он запер матросов в кубрике. Но тем удалось вырваться, и они из мести заперли капитана с офицерами в кормовой надстройке, заколотив все окна. Отчаявшиеся и истощенные болезнью матросы пытались найти забвение в алкоголе. Когда же они уснули, Бриггс с помощниками выбрались на свободу через верхние люки. В спешке они спустили шлюпку, которая потом погибла во время шторма. А брошенные на бригантине матросы предпочли мучениям чумы массовое самоубийство и в полном составе выбросились за борт. Другой вариант этой версии менял матросов и их командование местами: мол, напившись, матросы убили капитана и офицеров и выбросили их тела в море, а сами, пьяные и больные, пытаясь добраться на шлюпке до Азорских островов, погибли в налетевшем шквале.

Самыми неправдоподобными, хотя не такими уж и оригинальными, конечно, следует признать гипотезы, согласно которым из глубин океана выплыло гигантское, неведомое науке чудовище, в борьбе с которым несчастные моряки и погибли. Из этих «научных сообщений» публика узнавала, что Бриггс героически сражался не то с гигантским кальмаром, не то с морским змеем, оставляя топором зарубки на борту корабля в процессе рубки многочисленных щупалец монстра, а пятна на палубе, клинке сабли и поручнях бригантины – не что иное, как кровь чудовища. Многие репортеры даже описывали в подробностях эту душераздирающую историю: бедная маленькая Софи играла на палубе с матерью, когда из воды показались щупальца чудовища. Она, мол, и стала первой жертвой, за которой последовали все прочие…

Нью-Йоркская «Таймс» придумала более оригинальную гипотезу, из которой следовало, что капитан «Марии Целесты» был сумасшедшим (о чем и не подозревало его непосредственное начальство в течение долгих двадцати лет его службы). Душевное расстройство время от времени давало о себе знать приступами буйного помешательства, во время одного из которых свихнувшийся капитан, ухватив свою старинную саблю, изрубил всех, кто находился на судне, включая жену и дочь. Когда же Бриггс пришел в себя и осознал, что натворил, он замел все следы, сбросив трупы в океан и уничтожив документы (правда, забыв при этом о вахтенном журнале – что возьмешь с сумасшедшего…), и попытался скрыться на шлюпке. Но возмездие настигло безумца – он погиб от жажды, а шлюпка долго носилась по волнам, пока не затонула…

Со временем версии стали еще более изощренными. Была, например, высказана мысль, что испорченная пища вызвала у экипажа галлюцинации и люди стали кидаться в море, чтобы спастись от ужасных видений. Еще по одной версии, всех отравил кок, который выбросил тела умерших за борт и сам прыгнул вслед за ними.

Некоторые уверяли, что экипаж оставил судно из-за мощного смерча, который в море не менее опасен, чем торнадо на суше. По другой версии, подводное землетрясение или еще что-то в этом роде вызвало на бригантине панику, и команда покинула корабль.

Надо сказать, что английские журналисты не опускались до подобного и в основном старались публиковать более обоснованные версии. Правда, некоторые из этих гипотез в благом желании найти каждому из фактов свое место были столь оригинальны, что оставалось только порадоваться за газеты, в которых трудятся журналисты с такой неординарной фантазией. Например, узнав о непонятных надрезах на носовой обшивке «Марии Целесты», обнаруженных водолазом Портунато, морской журнал «Нотикл Мэгэзин» придумал им следующее объяснение: маленькая дочка капитана Бриггса росла капризным, неугомонным ребенком. Она постоянно носилась по палубе бригантины, мешая морякам. Успокоить ее можно было, только показав на резвящихся в море дельфинов. Когда появлялись эти прекрасные животные, Софи могла целыми днями торчать на носу судна, наблюдая за их красивыми прыжками. А поскольку она при этом с опасностью для жизни перевешивалась через поручни, капитан Бриггс приказал соорудить для своей дочурки специальную площадку на носу бригантины. Для этого, конечно, пришлось сделать пазы на каждом борту.

Дальше – больше. Объясняя исчезновение людей, журналисты все более и более использовали свою буйную фантазию. Тот же журналист «Нотикл Мэгэзин» предположил, что однажды матросы «Марии Целесты» поспорили, кто из них плавает быстрее. Они обратились к капитану с просьбой лечь в дрейф, чтобы они могли устроить соревнование. Тот согласился. На одной из мачт паруса развернули таким образом, чтобы бригантина, по возможности, не двигалась. Матросы устроили гонки вокруг судна, а офицеры с удовольствием следили за состязаниями с площадки, построенной для наблюдений за дельфинами. Поскольку площадка была рассчитана на одного двухлетнего ребенка, а не на четырех крепких мужчин, она, конечно, обвалилась, и люди оказались в воде. Те, кто не умел плавать (это моряки-то!), утонули сразу, а на пловцов-спортсменов напала стая тигровых акул. Жена капитана Бриггса, которая в это время, как всякая прилежная жена, шила на машинке в кают-компании, услышала крики о помощи. Выбежав на палубу, она увидела страшную картину: в бурлящей кровью воде акулы терзали своих жертв. Не вынеся такой картины и в страхе перед будущим, жена капитана бросилась с дочерью за борт…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.