Глава VI СТАЛИНСКИЕ ЗАМЫСЛЫ ПО РАСШИРЕНИЮ «ФРОНТА СОЦИАЛИЗМА»

Глава VI

СТАЛИНСКИЕ ЗАМЫСЛЫ ПО РАСШИРЕНИЮ

«ФРОНТА СОЦИАЛИЗМА»

Никому на слово, товарищи, верить нельзя...^{6}

Сталин

В советской историографии многие десятилетия бытовали положения о том, что Октябрьская революция стала «великим началом мировой пролетарской революции; она указывала всем народам мира путь к социализму». Однако, как убеждали читателей авторы шеститомной «Истории Коммунистической партии Советского Союза», партия «видела свою миссию не в "подталкивании", не в "экспорте революции", а в том, чтобы практическим примером убеждать народы в преимуществах социалистического строя»[1164]1.

В действительности же все делалось с точностью до наоборот. Правда, в первые месяцы и даже годы после Октябрьского переворота лидеры большевистской партии не скрывали не только своей веры в мировую революцию, но и своих действий, направленных на ее «подталкивание». Не один В.И. Ленин жил надеждой на то, что «как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы немедленно схватим его за шиворот». Исследователь Л.А. Коган суммировал высказывания и предложения других известных деятелей партии того времени на этот счет: Л.Д. Троцкий в 1919 г. предлагал сформировать мощный конный корпус для броска в Индию, так как, по его мнению, путь на Запад пролегал через Афганистан, Бенгалию и Пенджаб. Н.И. Подвойскому принадлежит высказывание о том, что «одно должно претворяться в другое так, чтобы нельзя было сказать, где кончается война и начинается революция». Предлагая создать Генеральный штаб III Интернационала, М.Н. Тухачевский писал в июле 1920 г.: «Война может быть окончена лишь с завоеванием всемирной диктатуры пролетариата». Известны и другии сентенции: – К.Б. Радек: «Мы всегда были за революционную войну... штык – очень существенная вещь, необходимая для введения коммунизма». – Ф.Э. Дзержинский: «Мы идем завоевывать весь мир, несмотря на все жертвы, которые мы еще понесем». – Н.И. Бухарин: «Рабочее государство, ведя войну, стремится расширить и укрепить тот хозяйственный базис, на котором оно возникло, то есть социалистические производственные отношения (отсюда, между прочим, ясна принципиальная допустимость даже наступательной революционно-социалистической войны)»; «Гражданская война – минус, но она дает возможность перестройки на новых началах». В 1919 г. в Петрограде вышла книга Г. Борисова (псевдоним экономиста и философа И.А. Давыдова) под названием «Диктатура пролетариата», в которой прозвучало откровенное признание: «Нет, не мир, а меч несет в мир диктатура пролетариата»[1165]2.

После поражения под Варшавой в 1920 г. Ленин стал более осторожным относительно своих планов о будущей советизации Запада. В настоящее время опубликован ранее неизвестный фрагмент его речи на IX партийной конференции 22 сентября 1920 г., где он, в частности, сказал: «Я прошу записывать меньше: это не должно попадать в печать...»[1166]3. В этом выступлении, как уже отмечено в литературе, отразились ленинские планы большевистской экспансии на Запад, включая дислокацию Красной Армии вдоль германской и чехословацкой границы, а также его одержимость секретностью[1167]4.

Говоря о планах советизации Польши, Ленин приоткрыл завесу над тем, как принималось решение «использовать военные силы»: «Мы формулировали это не в официальной резолюции, записанной в протоколе ЦК и представляющей собой закон для партии до нового съезда. Но между собой мы говорили, что мы должны штыками пощупать – не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше?» (выделено мною. – И.П.). Делалось это в тайне как от собственной партии, так и от Коминтерна. «Когда съезд Коминтерна был в июле в Москве, – продолжил далее Ленин, – это было в то время, когда мы решали в ЦК этот вопрос. На съезде Коминтерна поставить этот вопрос мы не могли, потому что этот съезд должен был происходить открыто»[1168]5.

После поражения под Варшавой намерения руководства партии остались прежними. Председатель Сибревкома И.Н. Смирнов на III Сибирской конференции РКП(б) в феврале 1921 г. рассказал о своем разговоре с Лениным, состоявшемся у него после того, как выяснилось, что 40 тыс. добровольцев, собравшихся в Сибири для поездки на Польский фронт, оказались невостребованными: «...Скажи в деревне, что нам еще придется ломать капиталистическую Европу, и что эти 40 тыс. должны сыграть решающую роль. И русская советская винтовка появится в Германии»[1169]6.

Что же касается принципов конспирации во внешней политике, то они были не только закреплены, но и доведены Сталиным до логического завершения. После первых неудачных опытов надежды на мировую революцию не исчезли и действия по ее «подталкиванию» не прекратились, но были глубоко законспирированы. В результате правда о них оказалась буквально замурована. Кто реально мог отважиться усомниться в утверждении Сталина, когда он в 1936 г. на вопрос американского журналиста Роя Говарда «Оставил ли Советский Союз свои планы и намерения произвести мировую революцию?» ответил: «Таких планов и намерений у нас никогда не было»[1170]7 (выделено мною. – И.П.). Данный ответ чрезвычайно характерен для личности Сталина. Для тех, кто не знал, что такие планы существовали, сталинский ответ означал «не оставил», тот же, кто спрашивал наобум, получил и соответствующий ответ. Здесь даже не двойное, а избыточное отрицание, равное саморазоблачению и достойное расхожего анекдота! В то же время этот ответ можно рассматривать как утонченную дезориентацию противника для внутреннего употребления и выражение непричастности к той политике, в которой Запад подозревал Советский Союз - для внешнего употребления. Фактически же в нем содержалось грубое издевательство над всеми, кому этот ответ предназначался.

Только с началом радикальных политических изменений в Советском Союзе с конца 80-х гг. правда стала постепенно выходить наружу, но процесс этот оказался намного сложнее, чем тогда представлялось.

«Ключом», который открывает путь к правде о сталинских замыслах по расширению «фронта социализма», является правда о кануне войны.