ВАРВАРСКИЙ ПОРЯДОК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВАРВАРСКИЙ ПОРЯДОК

"Мы – люди, созданные по подобию Бога,

а нами помыкают, как скотиной!"

Хроника Фруассара.

Во все времена, когда варвары вторгались в земледельческую страну, одержав победу над её царями, они делили земли между собой. Племенной вождь протягивал дружиннику или главе рода пучок соломы и даровал ему земли, деревни и реки; новый властелин со своим отрядом отправлялся в свои владения – и начиналось то, что позднейшие историки называли «установлением феодальных отношений». Отряд варваров занимал удобный холм и строил бург – маленькую крепость из земли и дерева, а потом приступал к покорению местного населения. Варвары убивали, грабили, насиловали и уводили к себе женщин. Пленников обращали в рабов, а остальных заставляли платить дань и обрабатывать поля господ. Одни и те же события повторялись в истории много раз, в Спарте, в Риме, в Парфии, на Руси. Бывало и так, что цари, сражаясь с варварами, давали своим воинам право на сбор налогов с крестьян, а потом, в обстановке войны и анархии солдаты начинали вести себя как варвары: требовали всё больше и больше, и до смерти секли плетьми тех, кто не соглашался платить. Крестьянину было всё равно, кто его грабит и уводит его дочерей – «свои» или «чужие»; кто бы ни жил в замке на холме, порядок был один и тот же – тот самый древний «арийский порядок», который устанавливали завоеватели-арийцы и который учёные именуют «феодализмом». «Феодом» в XI веке называлось рыцарское владение, которое раньше называли «бенефицием» и которое теперь, в период анархии, стало наследственным и почти неограниченным.

Итак, рыцарь с отрядом вооружённых слуг, наёмников или министериалов, утверждался в деревянном замке на холме. Поначалу он собирал положенные налоги, а затем начинал требовать всё больше, подкрепляя своё право избиением крестьян. "Их преследуют пожарами, грабежом и войной, – писал современник, – их бросают в темницу и накладывают на них оковы, а потом заставляют платить выкуп или же морят голодом и подвергают всевозможным пыткам…" Доведённых до отчаяния поселян заставляли подписывать кабальные грамоты: "Всем ведомо, что крайняя бедность и тяжкие заботы меня постигли и совсем не имею, чем жить и одеваться… Поэтому прошу совершить и утвердить закабаление моей свободной личности…" "Не по неволе, не по принуждению, не по обману – по вольной моей воле надел я себе ремень на шею…" Одни из крестьян становились рабами-"сервами", другие данниками-"вилланами"; вилланы отдавали "сеньору" часть урожая, а сервы обрабатывали его поля. Крестьяне по-прежнему жили в своих деревнях и возделывали свои наделы – но земля, пастбища и леса теперь считались собственностью сеньора. Всё, что осталось у крестьян – это их бревенчатые, крытые соломой хижины, где оконце затягивалось бычьим пузырём, а дым выходил в дыру в крыше – так что, когда топился очаг, приходилось дышать дымом, стены внутри были покрыты сажей, и сами крестьяне были "черны лицом". Одежду крестьянина составляло старое тряпьё и шкуры зверей, а пищу – жидкая каша, часто без соли, потому что её привозили издалека, и она стоила дорого. Хлеб тоже был редкостью – господин заставлял молоть муку только на своей мельнице, и за это приходилось платить.

Густые леса по-прежнему со всех сторон окружали поля и деревни – но сеньор не разрешал делать вырубки и расширять пашню: ведь лес был любимым местом его охоты. Крестьянин, убивший оленя или срубивший дерево, карался смертью – поэтому крестьяне не могли прокормиться на своих наделах, время от времени делившихся между сыновьями. Они были обречены на голод – и XI век наполнен описаниями постоянно повторяющихся голодовок: "Люди дошли до того, что вырывали друг у друга падаль и прочие отвратительные отбросы, – писал хронист о голоде 1033 года. – Некоторые, спасаясь от смерти, ели лесные коренья и водоросли – всё напрасно!" Даже в урожайные годы единственной мечтой крестьян было сытно поесть; они рассказывали друг другу легенды о святых, кормивших толпы людей семью хлебами, и о сказочной стране Коккань, где "молочные реки текут в кисельных берегах".

Крестьянам было запрещено иметь оружие, и они были беспомощны перед всадниками в железных доспехах. Но иногда отчаяние толкало их на восстания, они собирались с косами и серпами и подступали к замку; из замка выезжал отряд рыцарей – и начиналась расправа с бунтовщиками. Вот как описывает средневековый роман расправу, которую чинил граф нормандский Рауль:

Он обошёлся с крестьянами грубо,

Выбил глаза, не оставил и зубы,

Многих вилланов он на кол сажал,

Жилы тянул, кости рук отсекал.

Прочие были живьём сожжены,

Иль раскалённым свинцом крещены…

Уцелевшие бежали в леса и скрывались там, иногда нападая на одиноких всадников. Подобно Робин Гуду, они вели жизнь разбойников – господам приходилось опасаться этих лесных молодцов с тугими луками. Вся рыцарская литература наполнена ненавистью и отвращением к крестьянам – особенно к тем, которые внезапно выходят из леса: "Из леса появился молодой крестьянин, – повествует рыцарский роман. – Он зарос длинной щетиной чернее угля, у него были толстые щёки и огромный приплюснутый нос, большие широкие ноздри и уродливые жёлтые зубы". А вот как выглядел (в собственных глазах) благородный рыцарь:

Корпус его крепок, пропорции великолепны.

Широкие плечи и грудь; он был прекрасно сложен:

Могучие руки с огромными кулаками

И грациозная шея.

На боку у прекрасного рыцаря висело то, что делало его прекрасным и благородным – длинный железный меч, его главное сокровище, которое он нежно называл по имени и иногда поклонялся ему как богу. Жизнь благородного рыцаря была совсем непохожа на жизнь крестьянина: с весёлой компанией друзей он проводил время на охоте, мчался через чащу, загоняя вепрей и оленей – а потом пировал в своём замке: на стол подавались дичь и зажаренные на вертеле поросята, рекой лилось вино и бродячие певцы исполняли рыцарские баллады. Бревенчатые стены пиршественной залы были завешаны домоткаными коврами с изображением битв, мебель была простой и грубой, а на полу собаки глодали кости – время роскоши и изящества ещё не пришло, так же как и время образованности и набожности. Рыцари были неграмотны; они считали, что учиться – значит "повредить душу"; они не знали молитв и не уважали монахов. Они с удовольствием обирали купцов на дорогах и грабили чужие сёла – а потом воевали с соседними сеньорами, жгли их поля и деревни, опустошали округу. Это был их образ жизни, война и грабёж: ведь у каждого рыцаря было несколько сыновей, старший из них наследовал поместье, а остальным приходилось добывать богатство копьём и мечом.

Священники приходили в отчаяние от этого разбоя, от постоянных частных войн; они предоставляли в церквях убежище всем гонимым и вместе с крестьянами воздвигали на перекрестках дорог большие деревянные кресты – рыцари не должны были трогать тех, кто, спасаясь от погони, прильнул к кресту. В начале XI века епископы предложили франкскому королю Роберту обязать сеньоров клятвой на священном писании: "Я не стану отнимать у поселян ни быка, ни коровы, – должны были обещать рыцари, – я не буду хватать ни крестьянина, ни крестьянки, ни купца; я не буду отбирать у них деньги и заставлять их платить выкуп… Я не буду подвергать их ударам, чтобы отнять у них средства к существованию…" Срок действия этой клятвы распространялся на время сева – и только; церковь не осмеливалась требовать большего. Она много раз пыталась установить "Божий мир", запрет на войны и грабежи хотя бы с вечера пятницы до утра понедельника – но безуспешно. Весной 1095 года, когда церковный собор в Пьяченце снова обсуждал вопрос о "Божьем мире", из Константинополя прибыли послы от императора Алексея – они просили помощи против подступавших к городу тюрок. Папа Урбан II ухватился за эту мысль: провозгласить крестовый поход против тюрок, за освобождение Святой Земли, Иерусалима, – и, отправив туда всех рыцарей-разбойников, установить "Божий мир". Осенью папа созвал новый собор в центре раздираемой войнами Галлии, в Клермоне; он пригласил туда не только священников, но и рыцарей всей Европы. На широкой равнине под Клермоном он обратился к огромной толпе с речью:

– Земля эта, которую вы населяете, – говорил папа, – сдавлена отовсюду горами и морем, она стеснена вашей многочисленностью и едва прокармливает тех, кто её обрабатывает. Отсюда проистекает то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведёте войны и наносите друг другу множество ран. Пусть же прекратится между вами ненависть, пусть смолкнет вражда и утихнут войны…

– Пусть выступят против неверных те, кто злонамеренно привык вести войну против единоверцев… Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями!

И людское море, стоявшее на равнине, всколыхнулось и исторгло единый крик:

– Так хочет бог! Так хочет бог!