ЛЕГЕНДА О БЛАГОРОДНОМ РЫЦАРСТВЕ

ЛЕГЕНДА О БЛАГОРОДНОМ РЫЦАРСТВЕ

Да станут отныне воинами Христа те,

кто раньше были грабителями…

Папа Урбан II.

Людовику, прозванному Святым, было уже за шестьдесят, когда он отправился в свой последний крестовый поход. Собрав рыцарское ополчение со всей Франции, он высадился на берегу Африки и осадил Тунис – гнездо мусульманских пиратов, опустошавших берега Средиземного моря. Он выдержал несколько боёв с арабами, но вскоре в лагере крестоносцев началась эпидемия, унёсшая тысячи воинов; в августе 1270 года благочестивый король скончался от чумы.

Людовик Святой завещал рыцарству благородную идею, которой он следовал всю жизнь: идею о служении Христу. Своим примером и силой закона он побуждал рыцарей к тому, к чему и раньше призывала их церковь: оставить разбой и распри и стать защитниками слабых – женщин, вдов и сирот. В конце концов, долгие увещевания церкви привили рыцарству новые благородные обычаи; отныне воин, посвящаемый в рыцари, должен был пройти торжественный ритуал духовного очищения; ночь перед посвящением он проводил в молитвах у церковного алтаря и затем после торжественного шествия и проповеди представал перед королём или графом.

– Во славу и во имя Бога Всемогущего, – провозглашал король, – жалую тебя рыцарем. Будь верен Богу, государю и подруге; будь медлителен в мести и наказании и быстр в пощаде и помощи вдовам и сирым; посещай обедню и подавай милостыню…

Затем государь вынимал свой меч, ударял плашмя по плечу новоизбранного и целовал нового рыцаря; ему надевали золотые шпоры и вручали меч и копьё:

– Меч этот имеет вид креста и даётся тебе в поучение: как Христос побеждал смерть на древе креста, так и ты должен побеждать врагов своих этим мечом…

– Это длинное и прямое копьё есть символ правды, и железный наконечник на нём означает преимущество правды над ложью, а развевающееся на его конце знамя показывает, что правда не должна скрываться…

Весь этот ритуал означал принятие посвящаемого в число воинов Христа – и многие рыцари следовали этой клятве всю жизнь, они сражались у стен Иерусалима и в заэльбских лесах – куда бы ни послал их призыв папы. Они без колебаний отдавали жизнь за веру – как знаменитый рыцарь Роланд, герой поэтических преданий. По легенде, граф Роланд был оставлен Карлом Великим прикрывать отступление франков через Пиренеи; он сражался до последней возможности и погиб, как полагается доблестному рыцарю:

Роланд почувствовал: подходит смерть,

От головы спускается на сердце.

Добраться до сосны большой успел он,

Под нею на зелёной лег траве.

Свой меч и звонкий горн покрыл он телом,

Лицо же повернул к земле враждебной:

Увидит Карл, что он не оробел,

Врагов не устрашился перед смертью,

Что умер он, увенчанный победой,

Любезный граф Роланд, воитель смелый.

Бродячие певцы, "менестрели" и "жонглёры", исполняли "Песнь о Роланде" на площадях городов и в пиршественных залах; это была древняя легенда, великий эпос французского народа, в XII веке положенный на стихи и записанный на пергаменте. У немцев был свой эпос – "Песнь о Нибелунгах", а у англосаксов свой – "Легенда о короле Артуре". Всё это были древние рыцарские сказания, передававшиеся из уст в уста, и с течением времени обраставшие новыми деталями – теми деталями, которые хотела видеть новая эпоха. Древняя "Песнь о Нибелунгах" – это повесть о жестоких битвах, где льётся рекой кровь, повесть о предательстве и мести:

Полны чудес сказанья давно минувших дней,

Про громкие деянья былых богатырей,

Про их пиры, забавы, несчастия и горе,

И распри их кровавые услышите вы вскоре…

Потом, в XIII веке, настало время, когда рыцари заговорили о боге, о святом Граале – волшебной чаше с кровью Иисуса, о прекрасных дамах, о любви Тристана и Изольды. Прекрасная королева Изольда любила доблестного рыцаря Тристана, но не могла изменить своему мужу-королю. Она пришла на зов любви в лес к Тристану, и здесь их застиг король:

Король в шалаш заходит к ним,

Стоит безмолвен, недвижим,

Со спящих не спуская глаз.

Ужель прольётся кровь сейчас?

Она рубашки не сняла,

Раздельны были их тела -

И меч меж ними обнажённый.

Стоит король, как пригвождённый,

На меч глядит в раздумье он

И думает, душой смятён:

"Что это значит, боже мой?

Они лежат передо мной,

А я не знаю, как мне быть -

Помиловать или убить…"

Десятки поэтов и менестрелей пересказывали каждый на свой лад "Роман о Тристане и Изольде", историю о приключениях влюблённых, об их горестях, безумствах и об их печальном конце. Ко времени Тристана рыцари стали обнажать мечи не ради мести, а ради любви; кровавые схватки с соседями заменили турниры, когда соперники ломали копья во имя прекрасных дам, а красавицы бросали на арену свои надушенные платки. Турнир – это был рыцарский праздник, когда по призыву принца или графа съезжались рыцари всей округи, обширные поля покрывались разноцветными шатрами, дамы надевали роскошные наряды, рыцари выставляли свои щиты с гербами и герольды трубили, вызывая на бой. Принимающий вызов должен был коснуться копьём щита соперника; затем начиналась схватка; рыцари во весь опор мчались друг на друга – страшный удар, и один из соперников вылетал из седла на песок арены, а победитель подъезжал к трибуне и склонял копьё перед дамой сердца. Потом новая схватка – и так десятки боёв, а под вечер дамы выбирали победителя турнира, и принц под пение труб и приветственные крики возлагал на него лавровый венок. Французская хроника рассказывает, как однажды надменная красавица предложила соперничавшим из-за неё рыцарям надеть вместо доспехов её кружевную рубашку – и один сгоравший от любви юноша согласился. Он весь день сражался в этой рубашке, был жестоко изранен и едва не лишился жизни; кружева превратились в кровавые лохмотья – но поражённые его отвагой зрители присудили ему победу, а тронутая его любовью красавица отдала ему своё сердце. Всё, что попросил у неё влюблённый рыцарь – это одеть окровавленные кружева на балу, которым завершался праздник; ему было достаточно этой награды.

Другая легенда рассказывает про поэтические состязания рыцарей: один из них провозгласил Вергилия величайшим поэтом всех времён и вызвал несогласных на бой. Он выдержал семь боёв с поклонниками Гомера, Овидия, Горация – и, в конце концов, получил смертельную рану – смертельный исход был обычным делом, не вызывавшим печали у зрителей. Раненных и покалеченных было множество, поэтому церковь проповедовала против турниров – но не могла побороть это страстное увлечение рыцарей. Им нужно было с кем-то сражаться, это было у них в крови, их воспитывали так с детства. Первое, чему учили отцы детей – это фехтование на мечах и охота, и молодые пажи только и знали, что драться до первой крови и гонять по лесу оленей, их любовь – это были борзые собаки, резвые кони и прирученные соколы. При первой возможности они убегали вслед за отцами на войну – если отцы не брали их с собой как оруженосцев; оруженосец мог, если посчастливится, проявить себя в битве и тут же, на поле боя, получить звание рыцаря. Жизнь без войны и турниров была для рыцарей скучной, единственным развлечением была охота, а в непогоду приходилось прятаться за стенами замка, закрывать от холода ставни и сидеть у камина в тёмной, освещённой лишь бликами огня зале. Даже летом от мощных каменных стен тянуло сыростью и холодом: замки не были рассчитаны на комфорт и удобства – это были прежде всего крепости. Главная башня, "донжон", замка де-Куси возвышалась на 64 метра, и попасть в неё можно было лишь через перекидной мост из соседней башенки; чтобы подышать свежим воздухом и насладиться природой, обитатели замка шли подземным ходом за крепостную стену, где был разбит сад. Но издалека, с равнины, замок выглядел, как сказочное видение: могучие стены, вздымающиеся вверх башни, остроконечные шпили и флюгера. Это было зримое воплощение легенды о рыцарстве – о его доблести, благородстве и галантности. К сожалению, это была лишь легенда, потому что в подземелье замка была тюрьма с цепями и орудиями пыток, а у ворот стояли ряды виселиц с трупами, у которых вороны выклевали глаза. Кроме того, доблестного Тристана и прекрасной Изольды никогда не существовало на свете, а рыцарь-поклонник поэзии, умирая, признался священнику, что он не читал Вергилия…