16 Кто это сделал?
16
Кто это сделал?
Люди иногда совершают неожиданные поступки, которые вызывают самые непредсказуемые события и перемены. Именно поэтому история часто идет извилистым путем. Взять хотя бы неординарного человека, который своими действиями запустил цепочку событий, приведшую к тому, что бильярдный шар стал любимым экспонатом каждого детектива в Криминальном зале славы. Когда детектив определяет преступника, то благодаря роли, сыгранной в свое время шаром, обвинитель в суде уже, как правило, имеет неопровержимое доказательство его вины. И все это из-за одного человека, который и закрутил нашу историю.
Он относился к той редкой породе, которую называют людьми эпохи Возрождения, — европейский интеллектуал XVI века, знающий все, что только можно было знать. Этого не по годам развитого молодого человека звали Георг Бауэр. Свою пеструю карьеру он начал с преподавания греческого, затем переключился на латынь, а потом — на грамматику. Позднее он занимался физикой, химией, лингвистикой и издательским делом, пока не остановил свой выбор на медицине. Как и всякий, кто хотел получить лучшее по тем временам медицинское образование, он поступил в Болонский университет, медицинская школа которого была забита жаждущими знаний студентами и гремела на всю Европу — в ней применялись новейшие методы изучения анатомии.
В 1526 году, получив диплом с отличием, Бауэр открыл медицинскую практику в шахтерском городе Йоахимсталь, который был центром разработки металлических руд Центральной Европы (сейчас это территория Чехии). В 1516 году в Йоахимстале нашли богатые месторождения серебра. Драгоценного металла было так много, что город дал начало самой длительной традиции чеканки монет в Европе. Деньги получили свое название по имени города и долины, в которой он стоял — йоахимсталеры. Со временем название монеты сократилось до слова «талер». Талеры, отчеканенные в XVIII веке при австро-венгерской императрице Марии Терезе, ходили вплоть до Второй мировой войны. Талер оставил еще один след в истории — именно от названия этой монеты произошло название американской валюты — доллара.
Но вернемся к нашему герою. В 1628 году Бауэр начал писать грандиозный труд обо всем, что касалось горнорудного промысла (не будем забывать, что это был человек эпохи Возрождения — он написал еще книгу о медицине, а также первый текст по физической географии260 — 211). Этот трактат по горному делу был издан в 1556 году после смерти автора под псевдонимом Агрикола и носил название De re metallica (О металлах)[19]. Эта книга на два будущих столетия стала библией рудокопов. В ней освещалось все — от осушения шахт до выплавки металлов: химический анализ, отбойка руды, прокладка тоннелей, вентиляция, окаменелости и многое другое. Богато иллюстрированное гравюрами издание стало универсальным справочником для любого, кто хотел купить рудник. Если инвестор покупал шахту и, обследовав ее согласно методикам Бауэра, выяснял, что в ней содержится медь или любой другой ценный металл, он мог быть уверен, что предприятие будет приносить прекрасный доход.
В запасе у владельца рудника имелся еще один способ разбогатеть — взять немного меди и немного олова, отлить бронзовую пушку и подарить ее какому-нибудь правителю. Прекрасный подарок для того, у кого есть всё. Европа XVI века кишела молодыми государствами, честолюбивыми королями, мореплавателями-первооткрывателями и армиями, воюющими с папами. Не проходило и недели без какой-нибудь войны, и всем нужны были пушки. Пушки были смертоносным и ужасным оружием и обеспечивали успех любой военной кампании — целые города сдавались на милость победителя, едва узнав о том, что у наступающей армии есть артиллерия. Благодаря талантам Бауэра жизнь вояк стала немного комфортнее.
Литье артиллерийских орудий было не таким уж и новым делом, за что надо сказать спасибо церкви. Большинство оружейников, делавших пушки, раньше отливали колокола — технология нуждалась лишь в небольшой адаптации. Лучшие пушки XVI века выпускались в Германии и Фландрии. Каждое орудие приносило гарантированный доход. К несчастью для оружейников, быстрой прибыли это производство не сулило — у царственных особ всегда было туговато с деньгами.
Все упиралось в нехватку наличности. Граждане платили подати местным правителям в натуральном виде, а не деньгами, которых практически всегда не хватало (несмотря на всплеск добычи серебра в Центральной Европе). По мере усиления капиталистических тенденций в крупных городах феодальные путы ослабевали, и короли постоянно испытывали дефицит средств. Однако, если король хотел вести войну и снарядить армию, которая стреляла бы из пушек, ему требовался запас наличных денег: армии того времени состояли из наемников, с которыми нужно было расплачиваться на месте (при этом источник доходов нанимателя, как правило, находился в совсем другом месте). Один из самых известных наемников того времени Джан Джакомо Тривульцио однажды сказал французскому королю Людовику XII: «Ваше величество, чтобы идти на войну, необходимы три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги».
Короли и князья брали деньги в долг (под безумные проценты) у новых капиталистов, многие из которых, что характерно, начинали свою карьеру в горном деле — возможно, самой ранней отрасли капиталистической экономики. Поскольку для рудников и шахт требовалось большое количество дорогостоящего оборудования, единственным способом начать разработку было найти финансового покровителя, посулив ему долю в будущих прибылях. Объем денежной массы в Средние века постепенно увеличивался, и первыми прибирали наличность к рукам именно такие инвесторы. По мере того как инвестиции приносили все б?льшую прибыль, появлялась прослойка людей, которые сделали инвестирование своим единственным занятием.
Таким бизнесом занималось уникальное семейство Фуггеров из немецкого города Аугсбурга. Фуггеры вели купеческие дела с XIV века и торговали всем — от перца и до тканей. В 90-х годах XV века один из сыновей Фуггеров, Якоб, полностью посвятил себя инвестициям, поскольку заработал уже столько денег, что мог свободно одалживать их королевским особам. В залог он получал серебряные и медные рудники, доходы казны от налоговых поступлений, даже целые провинции, а иногда — все это одновременно.
Династия Фуггеров стала известна на всю Европу тем, что одалживала деньги будущим кардиналам, которым не хватало средств, чтобы купить у папы кардинальскую шапку, и будущим императорам Священной римской империи, которые отчаянно нуждались в деньгах, чтобы заплатить за избрание на пост. Речь в частности идет о Карле V261 — 201 Испанском, выбиравшие его курфюрсты объявили своего рода аукцион — кто больше даст. Соперником Карла в борьбе за трон императора был французский король Франциск. В 1519 году Карл при помощи займов Фуггеров (розданных курфюрстам Пфальца, Бранденбурга и Саксонии, а также архиепископам Кельна и Майнца) одержал победу. Однако этот успех стоил ему налоговых поступлений из Кастилии, Неаполя, Сицилии, Голландии и Австрии, а также южномериканского золота и серебра.
Финансовое положение Карла так и не выправилось после этих заимствований. Когда в 1556 году он отрекся от престола и удалился в монастырь в Юсте (и посвятил остаток жизни своему главному увлечению — часам), он был нищим и не мог даже расплатиться со слугами. Два года спустя он умер от малярии и оставил в наследство своему сыну Филиппу II обанкротившуюся империю с бунтующими голландскими сепаратистами, которые получали щедрую помощь от финансово успешной английской королевы Елизаветы. В 1586 году Елизавета подписала соглашение с голландскими мятежниками, а Фрэнсис Дрейк262 — 92 разграбил карибские порты Санто-Доминго и Картахена, через которые перевозилось в Испанию золото инков263 — 202.
Филипп решился на отчаянные меры: он собрался вторгнуться в Англию с моря силами огромного флота — армады. Как показали последствия, это было глупейшей военной ошибкой. Прежде всего кампания была из рук вон плохо организована. История не знала еще морских сражений такого масштаба, и испанский флот испытывал огромные проблемы с логистикой. Но хуже всего, что англичане имели неоспоримые преимущества. Королева Елизавета фактически отдала военно-морское дело на откуп частникам-приватирам, большинство из которых, например Фрэнсис Дрейк или Джон Хокинс, занимались плохо замаскированным пиратством. Приватиры сами разрабатывали и строили свои суда, идеально приспособленные для пиратских погонь и ухода от преследования. Чтобы повысить скорость и маневренность, приватиры модифицировали традиционный галеон, добавив разные новшества: разрезные паруса, снасти для быстрой установки топселей, кабестаны для ускоренного поднятия якоря и многое другое.
Битва английского флота (корабли с крестом Святого Георгия на белых флагах) с испанской «Армадой». Громоздкие гребные галеры старых испанских галеонов (вдоль борта корабля на переднем плане) существенно ограничивали пространство для размещения орудий
Более совершенным было и артиллерийское вооружение английских судов. Они несли четыре типа орудий. Тяжелые пушки стреляли каменными и тяжелыми ядрами и предназначались для разрушения вражеских кораблей, полупушки заряжались ядрами меньшего калибра, перьеры стреляли зарядами среднего размера на близкие расстояния, а кулеврины метали небольшие ядра на дальние дистанции. В распоряжении англичан находилось в общей сложности 172 корабля, несущих 1972 орудия. Они имели низкую осадку и тонкие длинные корпуса, которые позволяли быстро подходить к месту боя и так же быстро удаляться и обстреливать испанскую армаду с большого расстояния.
Испанцы располагали эскадрой из ста тридцати кораблей, имевших 1124 орудия на вооружении. Это были старые галеоны, которые обычно использовались для эскортирования торговых караванов из Индии и охраны судов с золотом из Южной Америки, — громоздкие высокие посудины, напоминавшие крепости, предназначенные для штурма и взятия неприятельских судов на абордаж. На них были устроены галеры, где из-за весельных портов не получалось установить пушки. В целом, по причине конструктивных особенностей и тактических характеристик испанские галеоны могли нести только тяжелые орудия с очень малой дальностью стрельбы.
В конечном итоге англичане нанесли наибольший урон испанцам дальнобойными кулевринами, держась вне досягаемости испанских орудий и лишив испанцев преимуществ ближнего боя. Дрейк и Говард навязали испанцам свою тактику боя, они выстроили свои суда в линии по флангам испанской эскадры и обстреливали их с обеих сторон. Маневр позволил англичанам рассредоточить испанские корабли и атаковать их поодиночке. Об остальном позаботился шторм — испанцев вынесло из Ла-Манша в Северное море к северной оконечности Шотландии, где они были обречены на крушение и смерть у одного из самых негостеприимных берегов мирового океана.
Вторжение Филиппа провалилось, но оно продемонстрировало европейским монархам важность военного флота. К середине XVII века англичане (да и все остальные) уже строили гигантские корабли водоизмещением в две тысячи тонн. На их строительство уходило до тысячи дубовых стволов. Неудивительно, что вскоре в Европе появились законы, призванные оградить от вырубки корабельные леса. К примеру, в Испании никто не имел права срубить дерево, не посадив два взамен.
Практически повсеместно применялись строжайшие меры для пресечения пережигания дерева на древесный уголь (основное промышленное топливо в те времена). Это крайне негативно сказывалось на стекольном производстве, где как раз применялся древесный уголь. Стекольная отрасль в XVII веке развивалась стремительно. Благодаря увеличению импорта из новых земель Востока и Запада, первым росткам индустриализации и нововведениям в сельском хозяйстве, ускорялось развитие всей европейской экономики. Промышленность нуждалась в новом топливе, и в 1612 году уже существовала технология изготовления железа и стекла с применением каменного угля, разработанная англичанином Томасом Персивалем. Стекло выплавлялось в закрытом керамическом сосуде, который предохранял продукт от сернистых испарений, выделявшихся при горении каменного угля.
Вскоре появились и новые типы стекла. В 1673 году Лондонская стекольная компания заказала Джорджу Рэвенскрофту разработать рецептуру флинтгласа (в его состав входил стертый в мелкий порошок кремень, англ. flint). Однако в закрытом сосуде, предназначенном для каменноугольных печей, сложно было получить однородную смесь. Чтобы размешать стеклянную массу, требовалось снять крышку, что нежелательно сказывалось на качестве. Возникла необходимость в неком новом ингредиенте, который облегчил бы плавление стекла. Скорее всего, именно Рэвенскрофт предложил использовать для этой цели окись свинца. Стекло получалось куда более прозрачным и чистым, без маленьких трещинок, которые раньше преследовали стекольщиков.
В 1693 году француз Луи де Неу по поручению французского правительства основал производство стекла в Сен-Гобене, поблизости от города Лаон на севере Франции. На этом заводе стекло делалось большими цельными листами. В соответствии с новой технологией, разработанной в 1675 году, стеклянную массу выливали на большой каменный стол с металлическими бортиками (чтобы стекло не проливалось). Затем поверхность разравнивали валиками и оставляли затвердевать на десять дней. По истечении этого срока стекло шлифовали другим куском стекла и мелкой каменной крошкой. Большие стекла были нужны Людовику XIV264 — 10, 274, именовавшему себя Королем-Солнце, для загородного дворца в Версале в окрестностях Парижа. Вдоль одной из стен дворца он приказал построить новую галерею, украшенную с обеих сторон огромными зеркалами, что как раз и позволяла сделать технология Неу. Отныне все — слуги, сновавшие туда-сюда, носившие яства и водившие коров на дойку молока для королевских детей, просители, прибывавшие в портшезах, иностранные гости в диковинных одеяниях — видели свои отражения повсюду. Ночью галерея освещалась сотнями свечей, пламя которых многократно отражалось в зеркалах. Зеркальная галерея Людовика XIV стала новым чудом Европы.
Новые ровные зеркала изменили жизнь мореплавателей и обеспечили более точное ориентирование на море. Французские моряки везли домой из колоний ценные грузы, необходимые для роста экономики и оплаты королевских причуд вроде Версаля. Однако возвращались они по водам, которые еще не нанесли на карты, и нужно было как-то находить путь домой. В те времена навигация вне видимости земли была основана на технике вычисления широты265 — 250, впервые опробованной португальцами. Она заключалась в определении положения Полярной звезды — чем выше на небосклоне была звезда, тем севернее находилось судно.
Определение долготы требовало гораздо более сложных вычислений. Навигатор должен был замерить положение двух и более небесных тел и по специальной таблице сопоставить полученные данные с положением этих же светил в это же время на долготе Гринвичского меридиана. Разница в положении звезд и времени позволяла определить, насколько восточнее или западнее Гринвича находится судно. С 1761 года новый хронометр266 — 284 Гариссона позволял определять гринвичское время с точностью до секунды.
Помимо точного времени, для определения координат требовалось максимально точно установить положение небесных тел. Именно эту задачу и помогли решить плоские зеркала, они давали четкое изображение звезд без искажений. В 1731 году два человека, Джон Хэдли из Англии и Томас Годфри из Филадельфии, независимо друг от друга изобрели новый навигационный инструмент — секстант267 — 200. Точность его показаний зависела от качества зеркала. Инструмент состоял из подзорной трубы длиной в несколько дюймов, направленной на стекло, одна половина которого была зеркальной, а вторая — прозрачной. Стекло крепилось к рычагу, подвижно закрепленному на шкале. Смотря в телескоп и поворачивая стекло поворотным винтом, наблюдатель находил в зеркальной его части изображение нужного небесного тела. Сквозь прозрачную часть стекла просматривался горизонт. Вращая ручку, наблюдатель устанавливал стекло на шкале таким образом, чтобы отражение небесного тела в зеркальной половине стекла совместилось с линией горизонта в прозрачной половине. В таком положении другая часть шкалы показывала искомый угол склонения небесного тела над горизонтом.
Секстант позволял проделать еще один фокус: повернув его набок, можно было с высокой точностью замерять угловые расстояния. Пользуясь этим методом, два иммигрировавших в Америку протестанта, Жозеф Дебарр из Франции и Самюэль Холланд из Голландии, совершили прорыв в морской картографии XVIII века. В 1756 году Дебарр стал лейтенантом британского Королевского американского полка и долгое время занимался набором рекрутов. В свое время именно он убедил командование британской армии взять на вооружение партизанскую тактику американских индейцев и французов-канадцев. Во время квебекской кампании Дебарр служил инженером в штабе генерала Вольфа и проводил обширные исследования местности, составлял карты рек и другие карты для битвы за Квебек. Во время этой работы он и познакомился с Холландом, который с 1754 года также служил в полку инженером.
Примерно в 1764 году английское командование с несвойственной ему прозорливостью решило произвести картографическую съемку побережья Канады и английских колоний в Атлантике. Выполнение задания поручили Дебарру и Холланду. В течение десяти лет они плавали вдоль побережья с севера на юг и с юга на север и с большим энтузиазмом производили замеры секстантами. На весельной лодке они определяли расстояние между двумя выступающими участками береговой линии, например прибрежными скалами или мысами. От этой линии они отплывали на такое же расстояние в открытое море и секстантами замеряли углы между этой точкой в море и опорными точками рельефа. Сторона этого треугольника принималась за основание следующего треугольника, и процесс повторялся. Параллельно они определяли секстантом положение небесных тел и осуществляли точную привязку каждой вершины треугольника к координатам.
Результаты этой работы были опубликованы в атласе «Атлантический Нептун» в форме пятнадцати больших карт, состоявших из двухсот девяноста гравюр. На картах были проставлены глубины, а также топографические описания, например, «скалистая местность» или «холмисто». В виде вкладок также присутствовали живописные пейзажи побережья. На карты «Нептуна» были нанесены мельчайшие детали береговой линии от Новой Шотландии до Флориды, а также дельта Миссисипи. Карты Дебарра и Холланда могли бы стать незаменимым подспорьем в войне с американскими революционерами, но по иронии судьбы атлас был опубликован всего за несколько недель до поражения англичан в Войне за независимость США.
Однако все обстояло не так уж плохо. Одним из самых прилежных учеников Дебарра и Холланда в Канаде был молодой морской офицер Джеймс Кук268 — 163, помогавший в обследовании окрестностей Квебека. Знания, полученные от знаменитых картографов, он использовал позже, когда произвел съемку побережий Австралии и Новой Зеландии и установил на этих территориях британский флаг. Никогда не знаешь — где найдешь, где потеряешь.
Единственным серьезным недостатком новых точных карт было отсутствие обозначений высот. Учитывая, что барометр был известен уже полвека, довольно странным представляется тот факт, что первые данные о высотах были нанесены на географическую карту только в 1787 году. Сделал это профессор Женевского университета Анри де Соссюр, одержимый горой Монблан. Он даже предлагал вознаграждение первому альпинисту, который покорит вершину горы (однако, когда в 1786 году было совершено первое восхождение, платить отказался). На следующий год де Соссюр стал третьим по счету покорителем Монблана. Его сопровождали восемнадцать помощников с грузом научного оборудования. В числе прочего Соссюр взял с собой барометр269 — 171, с помощью которого измерил точную высоту Монблана — 4807 метров. С того момента высоты стали обязательным атрибутом географических карт.
Де Соссюр провел на вершине всего четыре с половиной часа, но успел произвести десятки наблюдений и научных экспериментов, которые распалили воображение его современников (за эти опыты де Соссюра избрали почетным членом Лондонского королевского общества). Швейцарцы так гордились своим соотечественником, что предлагали переименовать гору в Мон-Соссюр. В 1796 году ученый описал свои эксперименты в четырехтомном труде «Путешествия по Альпам» и своей научной деятельностью практически единолично пробудил интерес к горному туризму и лыжам в Швейцарии.
Во время дальнейших путешествий по горам де Соссюр сформировал представления о геологии, в особенности о формировании гор в Швейцарии. В то время существовали две школы, по-разному объясняющие происхождение гор. Согласно первой теории, нептунизму, горы представляли собой поднятия древнего морского дна, а миллиарды лет назад землю покрывал один большой океан. Другая теория, плутонизм, предполагала, что внутренность земли состоит из расплавленной магмы, которая иногда вырывается на поверхность и образует горы. Со временем горы подвергались эрозии, вследствие чего в море образовывались осадочные породы. Сторонники обоих взглядов использовали в качестве аргументов останки ископаемых животных, которые альпинисты находили в горах. При этом, согласно теории плутонизма, Земля считалась гораздо старше библейских пяти-шести тысяч лет.
В конце своей книги Соссюр поместил раздел «Повестка», где привел список актуальных вопросов о геологии и возрасте Земли. Возможно, именно пример Соссюра вдохновил наблюдательного фермера и геолога-любителя Джеймса Хаттона на создание теории униформизма. Вкратце, согласно Хаттону, одни и те же геологические события повторялись во все геологические эпохи, и даже сегодня мы можем наблюдать те же самые процессы, что происходили в прошлом. В 1785 году Хаттон написал статью «Установление возраста Земли, событий ее прошлого и вероятного будущего» и попросил передать ее в Эдинбургское королевское общество своего друга Джозефа Блэка270 — 219, того самого, что надоумил Джеймса Уатта на усовершенствование паровой машины. В конце работы Хаттон заключал: «На формирование земной тверди в ее нынешнем виде потребовалось неопределенное время. <…> Столь же неясный отрезок времени ушел на создание поверхности прошлых эпох, из которой берут начало нынешние минералы. <…> На дне мирового океана сейчас покоится фундамент будущей Земли, которая образуется также через неопределенное время».
Писал Хаттон довольно неуклюже, поэтому известность его идеи приобрели только после публикации сокращенной версии его работы Джоном Плейфером в 1802 году под названием «Иллюстрация теории Хаттона о Земле». Одним из самых заядлых читателей Плейфера был геолог сэр Чарльз Лайелл, который также включил униформистскую теорию в свои собственные сочинения. После нескольких редакций он наконец издал книгу «Принципы геологии». Она произвела огромное впечатление на Чарльза Дарвина. По его словам, «пелена упала с его глаз». То, что геологические процессы на Земле проходили очень медленно и заняли огромный промежуток времени, подтверждало его теорию эволюции. В 1858 году была опубликована знаменитая работа Дарвина «О происхождении видов».
Следующий поворот в нашей истории о людях и их влиянии на события паутины связан с тем, что, по мнению Дарвина, во время природных катаклизмов успешнее всех проявляют себя те организмы, которые лучше всего приспосабливаются к новым условиям. Способность к адаптации, сильно или слабо выраженная, по мнению Дарвина, — это наследуемая черта, которая передается из поколения в поколение и либо помогает выживать потомкам, либо приводит к их гибели. Он считал, что близкородственное скрещивание неблагоприятно отражается на адаптивных качествах, по его словам: «Когда объединяются родственные особи… жизненная сила ослабевает».
Через десять лет после публикации эпохального труда Дарвина его кузен, Фрэнсис Гальтон, также увлекся темой наследственности. Он провел огромную работу по анализу объявлений о смертях в лондонской «Таймс» и отслеживал публикации о выдающихся людях, занимавших высокое положение в обществе. По его утверждению, число «выдающихся» людей составляло всего двести пятьдесят на миллион, что предполагало наличие определенного «природного равновесия». Он также отмечал, что число умственно отсталых в популяции примерно равно числу выдающихся людей. Сосредоточив свое внимание на судьях, родившихся в промежутке между 1660 и 1685 годами, Гальтон сделал вывод о том, что те из них, кто женился на единственных наследницах, были менее склонны к воспроизводству, поскольку уже сам факт наличия в семье невесты одной девочки говорил о низкой фертильности родителей, таким образом эту черту наследовали и последующие поколения. Судьи также передавали по наследству свои «выдающиеся качества», поскольку их дети, даже если не становились судьями, достигали успехов в какой-то другой области.
Гальтон изучил биографии ста восьмидесяти выдающихся ученых (все они были членами Лондонского королевского общества) и сопоставил их с данными такого же числа обычных людей той же возрастной группы. Он пришел к выводу, что соотношение «выдающихся» и «посредственных» людей составляет один к десяти тысячам, и решил разобраться в причинах такой диспропорции. Согласно выводам Гальтона, большинство выдающихся людей были «расово чисты» (например, оба родителя англичане или оба шотландцы). Основная масса выдающихся британцев происходила из юго-восточной Англии, а меньше всего среди них было выходцев с северо-востока и горных областей Шотландии. Большинство приходилось на старших сыновей больших семейств, более энергичных, здоровых и высоких, чем средний житель Британии.
В 1901 году Гальтон подвел итог своих исследований в лекции на заседании Лондонского антропологического общества. Лекция была озаглавлена «О возможном улучшении человеческого рода при современном состоянии законов и общества», и именно в ней впервые прозвучало название его теории — евгеника. Уже через три года существовало «Общество евгеники», которое проводило лекции на тему «Ограничения брака».
В 1907 году основанную Гальтоном должность профессора евгеники Лондонского университета занял Карл Пирсон. Он вывел идеи Гальтона и его кузена-эволюциониста на такой уровень, который они даже представить себе не могли. Пирсон утверждал, что высокая рождаемость в низших классах общества представляет угрозу для человечества, и высказывал расистские взгляды, которые были с энтузиазмом взяты на вооружение разработчиками американских законов об иммиграции 1924 года. В то время американцы страшно боялись преступников и умственно отсталых, которые могли попасть в страну с наплывом иммигрантов. Были приняты новые квоты, ограничивающие число въезжающих до ста пятидесяти тысяч человек, не более двух процентов представителей каждой нации. В 1935 году в двадцати семи штатах США, а также в Дании, Швейцарии, Норвегии и Швеции законодательно разрешалась стерилизация идиотов, эпилептиков, душевнобольных и иногда даже обычных преступников.
Идеи евгеники достигли своего пика в нацистской Германии. В «Моей борьбе» Гитлер писал: «Государство будет выступать в роли защитника тысячелетнего будущего. <…> Государство даст возможность населению воспользоваться всеми действительно великими изобретениями и медициной. Государство будет объявлять лишенными прав производить потомство всех тех, кто болен сам, кто имеет плохую наследственность, а, стало быть, может наградить плохой наследственностью и следующие поколения»[20]. В 1934 году в Германии была введена принудительная стерилизация.
Гальтон в своих исследованиях различий между людьми имел другую цель — понять, в чем состоит секрет неповторимой индивидуальности человека и как можно ее определить. Меньше всего на свете он хотел бы увидеть такую извращенную трактовку своих идей, вылившуюся в нацистский геноцид.
В конце концов Гальтон нашел то, что искал — способ установить уникальность человека, и эта техника приведет нас обратно к началу главы и бильярдному шару. В 1890 году он заинтересовался услышанными несколько лет тому назад сведениями, которые сообщал Дарвину в письме врач-миссионер по имени Фаулдз, работавший в Японии. Он писал об отличиях в отпечатках пальцев271 — 190 у представителей разных рас. Дарвин в свое время передал письмо Гальтону, а тот переслал его в Антропологическое общество, где оно и лежало всеми забытое в течение нескольких лет, — социальный статус Фаулдза не внушал особого доверия его заявлениям. Однако когда Гальтону написал бывший посланник в Бенгалии Уильям Гершель и сообщил о том, что отпечатки пальцев можно использовать в криминалистике, Гальтон разыскал забытое письмо.
Собрав коллекцию из двух с половиной тысяч десятипальцевых наборов отпечатков, Гальтон пришел к выводу, что варианты рисунка каждого пальца уникальны и существует три базовые формы линий: петля, дуга и спираль. Набор комбинаций узоров всех десяти пальцев уникален для каждого человека. В конце XIX века шеф бенгальской полиции Эрвард Генри посетит лабораторию Гальтона в Лондоне и предложит формализовать и упростить процедуру идентификации. Вкратце метод Гальтона — Генри состоял в следующем. Между двумя характерными точками отпечатка проводился отрезок, а затем подсчитывалось число папиллярных линий, которые он пересекает. Вероятность того, что найдутся два человека с одинаковым количеством пересечений на отпечатке, составляла один к триллиону.
В 1902 году технику идентификации по отпечаткам пальцев взял на вооружение Скотланд-Ярд, и именно с ее помощью был пойман знаменитый вор Гарри Джексон, который оставил отпечатки на своей добыче. А украл он набор бильярдных шаров.
Дактилоскопия — одно из важнейших средств борьбы с преступностью во всем мире. Парадоксально, но первое международное соглашение появилось на свет в связи с преступлением…